panic control

      Ласковыми успокаивающими движениями Юнги проводит своими длинными чуткими пальцами вниз по подрагивающему животу, останавливаясь ниже пупка и прижимаясь уже целой ладонью чуть сильнее, даря такую необходимую сейчас поддержку и тепло. Глядя на то, как трогательно блядская дорожка смоляных и легких как пух волос спускается к полувозбужденному, крупному даже в таком состоянии, члену Намджуна, Мин думает о том, что ему нужно держать сегодня под контролем не только своего чудесного папочку, но и самого себя. Даже мысли о ближайшем будущем, включающем в себя мольбы младшего, его хриплые и отчаянные стоны, звуки мокрой дрочки и шлепков, жалкие потуги остановить миновы руки поднятием бёдер и жалкий скулёж, — вся эта предстоящая картина проносится под судорожно сжатыми глазами и сносит Юнги крышу черепица за черепицей, ведь до этого лишь Джун был ведущим в их горизонтальных и, благодаря столь щедрому дару природы и пилатесу, вертикальных отношениях. Намджун приручал к рукам своего маленького, но грозного котёнка безграничной нежной любовью и крупным, надежным бесконечным телом с твёрдыми как сталь мышцами и очаровательными ямочками, что идут в комплекте с невозможно любимым лицом. Ну и член, да что тут скрывать, большой и вечно готовый для задницы Юнги член. Его «маленькая» слабость, Мин никогда этого не скрывал. А теперь это ещё и большая ответственность, и пожалуй, стоило почаще работать ручками, а не только глубокой глоткой, тогда бы и уверенности сейчас было бы не занимать. Боже, ладно, ему просто нужно перестать паниковать, а то сокровище перед носом не то чтобы встало, оно сейчас и вовсе упадёт. Возвращаясь в реальность, Юнги ловит на себе выжидающий взгляд темных глаз и слышит ласковое:       — Мне стоило позаботиться о твоих возможностях связно мыслить заранее, возможно, немного оргазмов тебе не помешает, а, малыш? — Намджун даже сейчас думает лишь о нём, Юнги должно быть стыдно, но в голове лишь набатом бьет желание согласиться на всё, что папочка ему предложит, ибо велик шанс попросту кончить в предстоящем влажном хаосе раньше мужчины, что пытается успокоить его сейчас из своего положения. Впрочем, вслух он произносит явно не то, о чем помышляет:       — Возможно, твоей детке следовало научить папочку терпению и доверию, прежде чем соглашаться на такие эксперименты, м-м? — Юнги до сих пор не может поверить в то, что Намджун вынашивал это желание целый год, чтобы в свой день рождения попросить Мина сделать ему такой подарок. Как-будто от столь любимых новеньких подушек с Покемонами, подаренных ему в тот же день, Джун отказался бы. «Конечно же нет, но что мешает мне дать ему намного больше, чем набитые ватой безделушки?» — собственно, именно с этой мысли все и началось, и вот он тут, сидит провалившись в большое мягкое кресло, стоящее напротив крепкого дубового стула с нереально красивым, связанным и жаждущим его, миновых рук, мужчиной, восседающим на нём. Юнги немного паникует, да. А когда он паникует, он грубеет и дерзит.       — Туше. Думаю, мы уже изучили и сдали курс по проблемам с доверием, я просто… — чужая ладонь грубо заткнула его болтливый рот и взгляд чуть раскосых лисьих глаз заставил Намджуна вспомнить, что не стоит недооценивать свою маленькую, но сильную детку. — Сейчас я руковожу процессом и лишь я решаю, когда тебе можно говорить, а когда нет. Кивни, если понял, — рука медленно скользнула к открытому горлу, прошлась по ярко выраженному кадыку, дождавшись кивка от Джуна и его вновь ожившего члена, спустилась к ключицам, надавила на мощную грудную клетку, заставляя добровольную жертву будущих сладких пыток максимально выпрямиться в своих путах. — Держи эту позу столько, сколько сможешь, если будет нестерпимо больно или неудобно, сможешь расслабить плечи, но не бёдра, держи их так, как сейчас, до самого конца, оторвёшь свой зад от стула и получишь наказание. А какое — я сам решу. Ты меня понял, папочка? — ухмыляться и быть столь сосредоточенным на чужих ощущениях и чувствах так волнующе, но он приложит всего себя, возможно даже в прямом смысле, чтобы сегодня исполнить желание своего любимого мужчины по максимуму или он не Мин Юнги.

***

      Рука — это инструмент, и чтобы её настроить, нужно почувствовать отдачу, добавить немного крови, пота и смазки. Много смазки. И в конце концом получить долгожданные слёзы. Таков план. Планы Юнги всегда выстреливали, тут же это даже не фигура речи, Намджун долго воздерживался ради общего удовольствия, кульминации, которая благодаря труду его старательной детки должна запомнится надолго. Так младший думал, пока мог это делать. Первой проявляется кровь. Невидимыми человеческому взгляду всполохами в раскрасневшихся щеках, в стянутых до красных пятен веревками рук и бёдер, будто обвитыми диковинными змеями вокруг нагретых солнечными лучами крепких, молодых древесных стволов и гордо стоящем члене, с красной изогнутой к верху головкой и крупными поджавшимися яичками, облитыми синтетической смазкой. Пот, стекающий по дрожащим бёдрам, что будто приклеены к скользкому сидению, в надежде на досрочное освобождение за хорошее послушание, вздувшиеся вены на руках, блестящие под непрерывно скатывающимися каплями, грудь, шея, даже ступни и, конечно же, лицо Намджуна — всё его тело, целиком и полностью во власти страсти и нужны, такой глубокой, но одновременно с этим читающейся так легко, если знать, как и куда смотреть. Юнги знает и видит. Он скользит ладонями по крепкому, давно уже готовому кончить члену, будто снимает пробу, касания едва заметны.       — Тебе хорошо, не так ли, папочка? Ты должен ответить своему хёну, — Джун всё слышит, он должен, должен ответить, но язык будто присох к нёбу, мокрая челка падает на глаза, которое закрыты уже давным давно, чтобы не видеть как каждый раз, когда Юнги убирает руку, рушится надежда на то, что эти проклятые ладошки, доводящие его до состояния безвольной амёбы уже не один час, а может и не один день, наконец-то надавят где нужно, сожмут изящными белоснежными пальцами головку, сыграв на контрасте, потом жестко, до боли, заставят черт возьми быстрыми рваными движениями кончить его жалкий член и залить спермой лицо склонившегося максимально близко Юнги, — все мимолётные фантазии младшего болезненно рушатся раз за разом, потихоньку истлевая в уставшем от сенсорной депривации разуме. — Джун~а, ты со мной? Поговори со своим малышом, он хочет знать, в порядке ли его папочка?       — П-порядок. Так горжусь тобой, папочкина сахарная ра-АААААА, — заставив снова кричать задыхающегося Намджуна, Юнги мысленно давал пять своей отступившей панике и разыгравшемуся садистскому удовольствию. Приятные новые знакомства. Раньше Мин такого не испытывал, редкий случай, если удавалось подерзить в их общей постели. Скулить и задыхаться от стонов у него получалось куда лучше, ибо его мужчине очень хорошо удаётся вести переговоры своим толстым и до боли горячим членом, точно проезжающимся по простате и дразнящем своей шириной края ануса, когда у его хозяина игривое настроение. Долбить старшего до искр из глаз, заполняя его целиком, заливая густой спермой сокращающуюся растраханную до оргазма дырочку своего хёна и шептать нежности в красное от смущения ушко, что может быть более весомым аргументом. Сейчас же в Юнги проснулся небольшой азарт и капелька скрытого садизма, папочка сам дал ему в руки игрушку, теперь главное не сломать. Натирая головку уже пурпурного цвета, Юнги чётко представлял, чего он добивался. Слушая звуки чавкающей смазки смешанной с предэякулятом, Мин наконец-то поймал расфокусированный взгляд своего папочки, скривившего свои пухлые алый губы в болезненной гримасе, и блять, это так горячо, если бы только Джун знал, как он выглядит, весь такой мокрый и заласканный, готовый даже в таком состоянии нахваливать своего любимого Юнги-хёна несмотря на то, что ведомый сегодня не он. Любить этого прекрасного мужчину так легко.       — П-пожалуйста… — Намджун жалобно смотрит на него, собирая остатки слюны с уголков губ своим языком. — Я хочу, ах, о-очень хочу кончить, хён, я н-не могу больше. Разреши своему папочке кончить, у-умоляю…хн, — хныча так надломлено, почти подведённый к краю, Намджун лишь сильнее разогревал его интерес, ведь последний заключительный аккорд ещё не сыгран, нужно поднажать ещё чуть-чуть.       — Папочка не радует меня, лишь просит и просит, а сам не даёт. Может мне уйти? — Юнги резко прекращает ласки, что рассыпал своими руками по бёдрам и плотной, натянутой мошонке младшенького. Встаёт с колен, куда успел переместиться во время их игры и смотря на Кима сверху вниз, чувствует себя победителем. Кажется, эту плотину наконец-то прорывает. Намджун резко поддаётся вперёд, насколько это возможно с веревками, опутывающими и сдерживающими запястья, сгорбленная спина начинает дрожать, вскидываемые бёдра в безуспешных попытках трахают воздух несчастным затертым до невидимых дыр членом, комнату начинают заполнять надрывные всхлипы, перетекающие в отчаянный плач. «Да неужели».       — Д-детка…детка…нет, я-я н-не б-буду больше т-тебя… — Джун глотает окончания, заходится в кашле, что дерёт сухое, покрытое остатками криков горло. — П-пожалуйста, п-прости меня, вернись.       — Ты хотел сказать, верни руку, да, милый? Такой плохой папочка, я ведь предупреждал тебя не отрывать свою прелестную крепкую попку от её законного места, твоей детке придётся её наказать. Видя, как максимально расширяются и без того покрытые темным возбуждением зрачки его разбитого из-за нехватки оргазма Намджуна, как шевелятся его губы в приступе паники, подбирая слова, Юнги просто решает закончить все это, он получил, что хотел. Кровь, пот и слёзы. На секунду Мину показалось, что Джун-и прямо сейчас произнесёт их стоп-слово. Детке приходится признать, что он заигрался. Поэтому резко падая на колени, заставляя младшего вздрогнуть и заскулить от привычной картины, Юнги сжимает ладонями намджуновы бёдра, подносит губы к багряному члену, покрытому Бог знает чем, но оттого не менее сладкому, и тихо шепчет в опирающуюся об губы головку:       — Если я сразу заглочу твой великолепный член, непослушный папочка, ты сразу кончишь? — тепло, опаляющее разгоряченный член, эквивалентно огню, сжигающему плоть. Намджун рыдает в голос, умоляя уже сам не зная о чем, полностью потерянный в своей боли, уже давно превысившую получаемое наслаждение. Единственное, что остаётся Юнги, это вынести из его головы все мысли подчистую, оставив лишь пустоту. Его губы и горячий сладкий ротик созданы для подобных дел. Ласково очерчивая головку языкому, и прислушиваясь к скулящим звукам сверху, перемешиваемых с его, миновым, именем, старший оставляет крохотный поцелуй прямо по центру и пошире открывает рот, что потихоньку начать обхватывать сантиметр за сантиметром этот прекрасный мясистый член. Юнги же говорил, как он обожает сосать? «Нет? Ну теперь вот сказал». Техника глубокого минета вряд ли сейчас пригодится, потому что Намджуна уже трясёт лишь от мерных покачиваний миновой головы и легкого скольжения, чувствуется все больше горечи на корне языка и кажется, слез наверху меньше не стало. Рваные всхлипывающие вздохи и дрожь битами отдающаяся по всему телу, и все это лишь реакция Намджуна на касание языком его прелестной дырочки уретры и жутко красного ствола, что не перестаёт дергаться под губами Юнги. Приступы умиления в данной ситуации Мин даже себе объяснять отказывается. И нет, старшему не стыдно, он хороший мальчик, он отлично поработал.       — Я-я сейчас ко… — застывая с резко вскинутым тазом и прогнувшейся поясницей, Ким Намджун глотает воздух, как в последний раз, но совсем беззвучно стонет и обмякает, верёвки жутко скрипят, да и стул кажется уже не таким крепким, как в начале. Резкое движение его бёдер чуть не сбивает Мина с ног, но он хотя не давится членом, так удачно выскользнувшим изо рта и заливающим своим семенем все вокруг. Ресницы, щеки, подбородок, все теперь выглядит донельзя сексуально, жаль, некому оценить. Папочка Ким, кажется, отрубился сначала из-за перегрузки, а после и вовсе уснул, если судить по дыханию, и его детке бы по-хорошему нужно встать, отвязать эту гору мускулов, растереть затёкшие мышцы и смазать ожоги от верёвок, смыть сперму и смазку, позже уложив их обоих на огромную кровать, находящуюся в в пяти шагах от их импровизированной сцены. Но… Юнги и планировал нечто подобное в начале их игры, но точно не для достижения собственного удовольствия. Его папочка и правда держался молодцом, сделал всё и сделает ещё немного, чтобы его детке было комфортно, и он не будет против таких манипуляций, ведь не будет же? Тем более, наказание никто не отменял. Пусть и такое своеобразное. «Черт», — думает Юнги, чувствует себя больным ублюдком. Собственный член все это время так сильно давил на ширинку, что кажется, будто остался след в виде этой же молнии на чувствительной кожице, он конечно не Гарри Поттер, и даже если это его слишком больное воображение создаёт столь необычные ощущения, кончить хотелось понежнее, ежели дрочка рукой, которая тоже между прочим устала от непрерывного контроля и напряжения. Медленно вставая и похрустывая суставами, Мин осторожно начал развязывать узлы, боясь повредить донельзя раздражённую кожу. Когда дело было сделано, Юнги крепко сжал и подхватил бессознательное тело, стараясь не уронить их двоих за те несколько шажков, что были сделаны в сторону кровати. Уложив на неё свою ношу Мин устало вздохнул и принялся расстегивать штаны, которые можно было выжимать в определённых местах. Немного загибающийся влево, средних размеров и абсолютно гладкий и блестящий от предэякулянта член миновав преграду, звонко шлёпнулся своей розоватой головкой об нижнюю часть живота и замер в предвкушении. Юнги же во всеоружии с кряхтением взобрался на кровать и принялся переворачивать свою будущую жертву на бок, сразу же подкладывая на противоположную сторону всевозможные подушки и одеяла-покрывала, чтобы не дай Бог его обессиленный папочка проснулся от того, что его сверхчувствительный член зажат со всех сторон из-за неутомимого энтузиазма одного конкретного Мин Юнги. «Не бывать этому, провернём свои грязные делишки тихо, таков наш девиз». Передвигаясь тихо бочком к цели, ради которой все это затевалось, Юнги заодно смазывает себя остатками смазки, а после и самую аппетитную, покрытую легкий пушком задницу, с помощью которой Мин собирается кончить прямо сейчас. Пристраивая член к расселине, он тихо шипит, как неласковый котёнок, стараясь поудобнее уместить его между тепленькими плотными булочками крепко спящего мужчины. Ну или Юнги предпочитал думать, что он спит. Цепляясь своими длинными пальцами за аппетитный бок, так заманивающий их все это время к себе так бессовестно, Мин начинает плавно покачиваться, удерживая равновесие и задавая ритм, который поможет ему наконец-то избавится от давящего напряжения внизу живота. Уже через пару минут приходится сдерживать стоны, так и норовящие вырваться наружу из плотно сомкнутых пухлых, искусанных губ. С каждым толчком хватка миновых пальцев становится грубее, член соскальзывает в сухую, нетронутую дырочку, вызывая жалкие стоны. Юнги совсем скоро кончит, он чувствует, как пальчики на ногах поджимаются и голова идёт кругом. Собираясь простонать имя своего папочки, он слышит:       — Малыш, ты уже кончаешь? — хриплым карканьем голос Намджуна прорывается сквозь пелену влажных шлепков и бессвязных стонов. — Кончай же, я так хочу, чтобы ты кончил на мои бёдра, милый. Крепко накрепко хватая и сплетая свои подрагивающие пальцы с ладонью своего чувствительного малыша, Намджун ловит первый и последний на сегодня звонкий стон Юнги, и чуть сильнее сжимает его ладонь. Малыш кончил. Поначалу комната наполнена лишь звуками сбитого дыхания и влажных трений, зато потом звуки мокрых поцелуев наполняют тёплыми волнами каждый уголок. Юнги покрывает шею, щеки, свои любимые ямочки и нос своего любимого мужчины мягкими, сладкими поцелуями, успевая вплетать туда угрозы бестолковой намджуновской голове, которая выдала эту безумную идею и придумала план по её осуществлению. Папочка Ким улыбается своей милой очаровывающей улыбкой и начинает успокаивать своего взволнованного великовозрастного ребёнка, уверяя его, что все было хорошо, он этого хотел и какой Юнги-хён молодец, что Намджун так сильно гордится его выдержкой. Юнги позволяет себе совсем крохотную улыбку в ключицу, так удобно подставленную для того, чтобы в неё прилегли, и обещает, что в следующий раз трижды подумает, прежде чем ввязываться в подобные авантюры, и что ещё раз такого напряжения его слабое, не готовое к таким нагрузкам, сердце, не выдержит. Конечно же, это ложь. Они оба это знают.