Латте с кокосом и мятой.

             - Привет. Ты дома? И у Чимина в груди черные конфетти взрываются. Видели когда-нибудь такие? А Чимин блюёт ими стабильно раз в пару месяцев, когда ему пишет Он. Его бывший лучший друг. А черные, мятые, кривовырезанные кружки уже забиваются под трахею, царапают нежные стенки, грызут изнутри. Никогда после расставания, Он еще не писал просто так. Из раза в раз Он загривок прикусывал фразами, взглядами, моментами. Вспоминаниями вскрывал глотку и пальцами, на живую, доставал оттуда Чиминовы недосказанности. Неозвученности. Он всегда дружил для себя и никогда для Чимина..       - Я вижу, что ты читаешь. А у Чимина в руках словно бомба с часовым механизмом. Он бешеными глазами, сглатывая резные конфетти, следит за тем, как ярко-алые секунды отсчитывают конец. Конец его силы воли. Конец его выдержке, которая вытекает черным ядом сквозь сжатые зубы. Он рычит, а после переходит в озверевший крик. Болезненный, ало-окрашенный, из самого нутра, где взрываются сотнями чёртовы чёрные конфетти. И отвечает. Распутывая бесконечный клубок шипованной проволоки и заматывая себя в него плотно, до основания, намертво закрепляя в шею иголками. И, недвижимый, загнанный в угол, он бросает в себя бомбу, что взметается где-то в районе солнечного и разлетается на миллионы крохотных букв, что составляли предательские слова.       - Я скучал... Молча роняет одинокие звёзды из потухших, от недавно подорванной внутри бомбы, глаз. В слепом отражении черных пустот лишь он сам, будто глядящий на своё тело со стороны. Сжимающий в побелевших пальцах мобильный, окутанный колючей проволокой разрушенных непосильных трудов, в который раз умирающий, не успев до конца возродиться. Сколько раз он давал Ему шансы? Сколько даст он подобных еще? И когда последние, наспех нарезанные, черные точки молчаливо оседают на не стучащем уже сердце, в нетерпимо стиснутых пальцах внезапно оживает холодный металл.       - Прости, появились дела. Не приду. И Чимин кончается, как человек. Вновь. Опадая горлом на, выставленный в предупреждение ранее, ядовитый шип колючей проволоки его несбывшихся и, в сотый раз разбиваемых, надежд.