***
— На обед идешь? — Неа, сегодня же мало уроков. — Тогда пошли со мной за школу, меня там Павлос ждет. — Павлос? — скептически переспросил я, спеша за уже направлявшимся в сторону вахты Сашей. — Санек и Павлос, — пожал плечами Сашка, — По-моему, звучит пафосно. — Вы так крепко сдружились? — удивился я, наваливаясь на дверь главного входа. Открывалась она с трудом, мощные порывы ветра норовили захлопнуть ее вместе с моими пальцами. Я пожалел, что не взял шапку: вокруг было морозно и казалось, что вот-вот пойдет снег, но с неба только одиноко накрапывали редкие капли. Открытая шея покрылась мурашками, и я повыше застегнул куртку. — Проблемы объединяют людей. — А? Ты о чем? — я недоуменно обернулся к другу, уже забыв про свой вопрос. — Неважно. Пошли, а то вместо Павлика сосульку найдем. Мы заторопились к заднему двору, где собралась кучка прогульщиков и их друзей из ближайших школ. Любителей погулять сегодня обнаружено не было, все они разумно остались в теплом здании даже на время длинной перемены. Он нашелся в стороне от всех, скромно покуривающий сигарету. Тонкая струя дыма медленно рассеивалась в воздухе. Павлика окружал ментоловый туман, от которого пришлось отмахиваться, чтобы вещи не провоняли сигаретами. — Никита? — он искренне удивился, увидев меня. — Я самый, — я потер между собой замерзшие руки, с ужасом скосившись на обтрескавшиеся красные пальцы Павлика. — Тебе перчатки не приходило в голову купить? — Плевать я хотел на перчатки, — его голос вдруг зазвучал агрессивнее, — Я позвал тебя поговорить наедине, — он обратился к Сашке, отворачиваясь от меня. Что же, кто-то сегодня не в духе. — Ладно, не буду мешать, — я пожал плечами. Казалось, сегодня все хотели испортить мне настроение, — А сигаретку дашь? Я давно уже не курил, но убрать паршивый осадок от сегодняшнего утра хотелось как можно быстрее. А потом дожить до конца дня и после уроков позвать Дениса Викторовича прогуляться. — Мамка ругать не будет? — хмыкнул Павлик, протягивая тонкую палочку табака и медную зажигалку с инициалами Л.И.С. Все же была в нем эта жилка малолетнего хулигана. — А тебя? Зажигалку ты явно у отца стащил, — съязвил я, намекая на фамильную гравировку, но осекся, заметив проблеск грусти в вечно насмешливых глазах. Больная тема, не стоило ее поднимать. Павлик смолчал и просто отошел подальше, намекая на запланированный с Сашей личный разговор. Тот, на который меня не звали. — Не у отца, — Сашка сказал это так тихо, что его услышал только я, стоявший совсем рядом. Он развернулся, пресекая любые вопросы, и прошагал за Павликом к выкрашенному черным железному забору. Я зажег сигарету. Сладкий вкус и знакомый запах отрезвили, а морозный осенний воздух заставил тело окончательно проснуться, голове очиститься. Я выдыхал темный дым, чуть морщился от першения в горле, подергивал промерзшими руками и не думал ни о секретах Павлика и Сашки, ни о боли в заднице, ни об истоме, что я не переставал испытывать со вчерашнего дня, ни о слипающихся глазах от ночи, проведенной без сна. Я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Кто бы подумал, что все это время мне просто была нужна сигарета. — Курение вредит вашему здоровью, — продекламировали у меня за спиной и тут же выхватили сигарету, отбрасывая почти целую окурку в ближайшую урну. — Если мусор загорится, я не виноват, — от знакомого голоса я расплылся в улыбке, несмотря на ужасную наглость его обладателя. Уже покурить спокойно не дает! — Еще как виноват. Нечего себя отравлять, — на плечи мне опустились тяжелые ладони. — Я не курю, просто настроение плохое. — А я не встречаюсь с парнями, просто красавчик попался, — усмехнулся Денис Викторович. Вот умеет он смутить одной фразой! — И я не хуже сигарет могу поднять его настроение, — добавил он с коварной улыбкой и поцеловал прямо в губы. Я моментально пожалел, что от меня разило куревом. — Вы чего? — я испуганно оторвал его от себя, когда вспомнил про несколько десятков учеников, стоявших на заднем дворе. Однако, осмотревшись, не заметил никого, кроме растерянных Паши и Саши, глядевших на нас в упор. — Ты же не думал, что я позволю оболтусам ошиваться здесь во время уроков? — У вас у самого урок, — я с осуждением скрестил руки на груди. — И из окна мне отлично виден задний двор, — он щелкнул меня по носу и направился в сторону школы. Я проводил его взглядом за поворот, недоуменно потирая холодный нос. Иногда мне казалось, что я теряю ощущение реальности рядом с ним. — Вау, вы так хорошо поладили, — без тени иронии сказал Павлик. — Ага, — бездумно ответил я, машинально помахав парням на прощание, и поторопился за Денисом Викторовичем по мокрой дорожке, усыпанной грязными листьями и пустыми пачками чипсов, продававшихся в ближайшем магазине. Задний двор прекрасно выполнял роль столовой для тех, кто не любил домашнюю еду. Я догнал его ближе к ступеням и пристроился по левую руку. — Денис Викторович, а вы меня довезете домой? Дождь обещают… — невинно начал я. — Я тебя каждый день вожу, — он с улыбкой покачал головой, — Чем расплачиваться будешь? Натурой? — Помниться, день назад вы не хотели секса, — поддел его я, отворачиваясь, чтобы скрыть проступивший румянец. — Тебя везти или нет? — Везти, везти, — я прошмыгнул в школу следом за его широкой спиной, и мои слова заглушил удар тяжелой двери, — Кстати, а сколько вам лет? — внезапно задал я давно интересовавший меня вопрос. — Двадцать три. — Ничего себе вы старый, — ухмыльнулся я, за что получил подзатыльник, — Ай, больно же, — простонал, потирая ушибленную голову. — Ничего, тебе полезно, — невозмутимо отозвался он и скрылся за поворотом, жестом указывая мне в другую сторону, на кабинет физики.***
Пусть всю неделю мы вот так мирно общались перебежками и даже один раз сходили в кино, четверга я ждал в страхе. В ночь со среды, несмотря на все усилия, заснуть не удалось, так что в школу я пришел с помощью кофеина. Хотя урока c Денисом Викторовичем у нас не было, он обещал провести классный час в честь окончания четверти и обсудить планы на каникулы, которые начинались уже в выходные. Помимо этого, он несколько раз встретил меня в коридоре и недвусмысленно оглядел ниже пояса. Чем больше шло времени, тем больше я себе накручивал, и в конце учебного дня от «ничего не случится» пришел к выводу, что пора собирать деньги на гроб. Наверное, такие мысли и заставили меня в очередной раз опоздать на его урок. Я вынес для себя, что учеба под руководством сексуального историка не ладилась. Скрепя сердце, я несколько раз ударил дверь кабинета и вошел. — Начнем с разговора об оценках… — Денис Викторович вальяжно раскинулся в кресле, откинувшись на подвижную спинку и задрав ноги аж на стол, — О, Алексеев, а мы тебя потеряли, — на удивление, он не сердился, а очень даже приветливо улыбался. Я, недоумевая, сел на свое место. — В этой четверти вы молодцы, успеваемость поднялась, — продолжил Денис Викторович, все также странно улыбаясь. Уверенности мне это не прибавило, — В классе вышло девять троечников, пятнадцать ударников… Львиная часть урока была уделена разбору полетов и падений. На мне внимания не заостряли — я по обыкновению возглавил ряды ударников. Зато он успел похвалить меня за помощь с ремонтом, отчего некоторые инициативные недовольно пробурчали со своих мест, что их не звали. Еще бы они ворчали, Денис Викторович за «неоценимую помощь» даже с мамы денег не потребовал. После он завел нудную шарманку про олимпиады, во время которой я предпочел глядеть в окно. Очнулся от своих мыслей только на последних десяти минутах, когда все уже складывали вещи и готовились поскорее уйти домой, но замерли, стоило Денису Викторовичу предложить: — Давайте все вместе на каникулах съездим в поход? Лес, палатка, костер, гитара, романтика… «Комары, холод, грязь, скука, плохая связь» — продолжил я про себя. Судя по тому, как историк недовольно скосился, он это услышал. — И не переживайте, любители цивилизации, там огромная база отдыха посреди леса, — Да, точно услышал, — В палатках мы переночуем всего одну ночь, вторую проведем с комфортом в жилых комнатах. — Целых три дня?! — возмутилась Светка, — Там хоть есть где накраситься можно? Я заметил, как Сашка закатил глаза. — Мы приедем вечером и уедем утром. Передайте информацию родителям, пусть подумают до родительского собрания. Напоминаю, что оно завтра в 7 вечера. На этой ноте Денис Викторович закончил урок и вышел из кабинета, мгновенно наполнившегося бурными обсуждениями. Я подбежал к Саше, который грустным взглядом провожал Свету в другой конец класса. — Никак не ладится? — спросил я, присаживаясь рядом. — Я не знаю, что делать, — обреченно отозвался друг, зарываясь руками в соломенные волосы. — Ты не пробовал говорить с ней? — Пробовал конечно, но она тут же начинала огрызаться и обижаться, а я, дурак, тоже молчать не могу. Так что из разговоров одни ссоры выходят. У них и в самом деле ничего не ладилось, и видно это было невооруженным взглядом. Светка то и дело едко отзывалась о своем парне у него за спиной, да и сам Саша грешил флиртом с другими и отсутствием должного с его стороны внимания к своей возлюбленной. Он положил голову на руки, упираясь локтями в парту, и прикрыл глаза. В классе стихали голоса, и когда мы наконец остались одни, я тихо позвал: — Саш, — он обернулся на звук своего имени и невероятно устало на меня посмотрел, — Ты не задумывался о расставании? Абсолютно все указывало на единственный для их отношений логический исход. Долго в таком подвешенном состоянии не протянули бы ни она, ни он. Так зачем себя мучить? Однако, к моему большому удивлению, он глухо, но твердо отозвался: — Нет. — Почему? — недоуменно спросил я. Последовала небольшая пауза. — Потому что я ее люблю. Он резко дернул на себя портфель и вышел из кабинета, хлопнув дверью. По уверенным шагам я понял, что направлялся он к Светке, и пусть находился в плохом расположении духа, шел с явным намерением все уладить. Может, и у них все будет хорошо. Я остался одиноко дожидаться Дениса Викторовича в кабинете, смотря в окно на группки школьников, беззаботно идущих домой с друзьями, и на отдельные спешащие фигуры, которым не повезло сегодня заиметь кружок. Я тоже в некоторой степени относился к ним, если не считать, что репетитор сам довезет меня на дорогущей тачке. А потом изнасилует. Так, хватит с меня подобных мыслей, он мне в жизни еще ни разу плохого не сделал, а я волнуюсь. — Действительно хватит, ты мне весь день не даешь нормально работать своими фантазиями, — за ним с шумом закрылась картонная дверь. — Тогда хватит. Читать. Мои мысли! — я, красный от стыда и злобы, развернулся к историку и буквально выплюнул ему это в лицо. — А ты кончай делать из меня садиста. — Не буду. Вы сами прекрасно справляетесь, — съязвил я, но недовольный вид тут же поборола улыбка, вызванная его крепкими объятиями. — Какой невоспитанный мальчик, — протянул он мне в ухо, ударяя раскрытой ладонью по правой ягодице. Я вздрогнул и невольно прижался ближе. — Между прочим, до сих пор болит, — буркнул я куда-то ему в плечо, зарываясь носом в шероховатую ткань свежевыстиранной рубашки. — Если хочешь, я тебя и пальцем не трону, — прошептал он, оглаживая пострадавшее от удара место. — Правда не тронете? — я оторвался от него и заглянул в глаза. — Да, если ты к этому не готов, — заявил он, сознательная используя запрещенный прием. — Готов я все! Просто… — Просто боишься, что будет больно, — понимающе отозвался он, — И зря. Я никогда не сделаю того, что не будет нравиться нам обоим. Обещаю, — он доверительно посмотрел мне в глаза, — Пошли скорее, нам с тобой сегодня таку-ую скучную тему повторять, — он оскалился в предвкушении. — Говорю же, с ролью садиста справляетесь, — вздохнул я.***
— Я не могу сосредоточиться, когда вы так на меня смотрите! — Признай, что ты просто не помнишь, — Денис Викторович умилялся моим отговоркам, не отрывая взгляда уже несколько минут. — Помню я все, это испанский военный флот! — И для чего же он был нужен? — он подпер щеку рукой. — Для вторжения в Англию, — я задрал нос. — Отлично. А теперь повтори вопрос, который я задавал. — Годы англо-испанской войны, — я обреченно откинулся на спинку стула. Денис Викторович заботливо откинул мне с глаз мешающую прядь волос, не забыв попутно провести раскрытой ладонью по всей голове. И как после этого я должен оставаться сосредоточенным? — Никитка, у тебя олимпиада на носу, а ты совсем не готов, — он спустился ниже, щекоча кончиками пальцев шею. — Какая еще олимпиада? — простонал я. Казалось, их череда не кончится никогда. — Всеросс. Региональный этап. — Я туда прошел? — я удивленно вскинул брови, выпрямляясь на стуле. Руку Денис Викторович убрал. — Ты что, не слушал на классном часу? Я тебя минут пять нахваливал, — возмутился учитель. — Вот и хорошо, что не слушал! — в сердцах отозвался я, представляя, как ужасно это должно было звучать. — Брось, ты молодец. Но готовиться надо, — он встал из-за стола и подошел к широкому резном шкафу переодеться в домашнее. На наших занятиях обязательный первый час он всегда сидел в школьном костюме, якобы для поддержания деловой обстановки, — Я хотел предложить заниматься с тобой и Павликом со второй четверти — его натаскаем по основным предметам, чтобы во втором полугодии к нам поступил, а тебя погрузим в удивительный мир достопримечательностей, с ними у тебя хуже всего. -Только не достопримечательности, — проныл я, роняя голову на раскрытый учебник. — Открой страницу 30 и почитай лучше, — усмехнулся он, — А я пока чай сделаю. — С печеньками? — настороженно уточнил я. — С твоими любимыми, — подмигнул он, стягивая рубашку. Я тут же принялся листать учебник, но наткнувшись на нужную страницу, читать уже был не в силах. Денис Викторович разделся, открывая взору шелковистую кожу поджарого живота со стройным рядком выгоревших в почти белый волосков от пупка до кромки брюк. Под слегка выпирающими ребрами рвано тянулся тонкий белесый шрам. Отметина натолкнула меня на мысль, что я ничего не знаю об учителе, ни где он мог заработать свои шрамы, которых я насчитал штук пять, ни о его семье, ни о его друзьях, ни о том, каким образом он стал учителем в таком молодом возрасте. Теперь все свое внимание я переключил на историка, словно в надежде отыскать ответы на многочисленные вопросы в изгибах его тела. От Дениса Викторовича мое лентяйство не укрылось. — Алексеев, я понимаю, что от меня не оторваться, — возмущенно начал он, в одних трусах приближаясь ко мне и нависая сверху, — Но в последнее время твои мысли направлены не в ту сторону. Я как не проверю, на моих уроках думаешь об один поцелуях. — Но я же слушаю, — воспротивился я, все также неотрывно следя за перекатами мышц в напряженных руках, которые теперь опирались по обе стороны от меня, — И это не мешает учебному процессу. — Ах, не мешает? Тогда расскажи мне, что ты сейчас прочитал. Я мысленно сматерился и отвернулся от него, не желая смотреть в глаза. Естественно, что в учебник я и не заглядывал. Избегая его взгляда, я наткнулся глазами на занятную картину трехголовой коровы, щипавшей травку на чересчур зеленом лугу. Никогда не понимал абстракционизма, так что сознание мигом улетучилось в привычные дебри сексуальных фантазий подростка. Как обычно, в самое неподходящее для этого время. — Ясно. Твоя голова бесповоротно заполнена дешевой порнухой, — он рассерженно вышел из комнаты, буркнув под нос что-то про чай. Пришлось пристыженно склониться над текстом и постараться вчитаться в материал. Статья оказалась небольшой, на пару абзацев, так что когда Денис Викторович вернулся с двумя дымящимися кружками и корзинкой печенья — ангелочков, я уже устало раскинулся на кровати. — Халтурщик, — он протянул мне корзинку и обжигающе горячий чай. Запахло бергамотом, шиповником и розами. Для чая пришлось снова сесть, жаль нельзя пить лежа. Зато напиток себя окупил. Я с наслаждением пригубил ароматный кипяток, грея вечно холодные пальцы о чашку. В квартире учителя было тепло, но моя медленная циркуляция крови подчас подводила. Нос, ноги, руки всегда были ледяными как у вампира. Действия мои от Дениса Викторовича не укрылись. — Замерз что ли? Я покачал головой, откусывая одному из ангелов крыло. Мягкие, сладкие, имбирные. Действительно мои любимые. Учитель не поверил мне и сам перехватил ледяные пальцы. Оставив одну руку на кружке, вторую он заключил в горячий плен своих ладоней. Печеньку пришлось отложить. — Мф, дфа я не мефвну, — смеясь, отпирался я, чудом удерживая во рту непрожеванное печенье. — А я все равно тебя согрею, — усмехнулся он, забирая чашку из моих рук и, дождавшись, когда я прожую, повалил на кровать, подтягивая выше, к изголовью. Я что-то говорил про чай лежа? Забудьте! Сидя все было прекрасно! Поначалу паникуя, я вспомнил его обещание не делать больно и поддался уверенным рукам, уже приковавшим меня за запястья наручниками. Руки теперь были широко разведены в стороны и надежно закреплены. Он полюбовался на меня сверху, довольно оценивая беззащитное положение. Под его взглядом было на удивление не неловко, а привычно. Историк зачем-то распахнул шкаф, порылся в ворохе одежды, возя вешалки по железной перекладине из стороны в сторону, и нащупал на задней стенке нечто вроде потайной дверцы. Я догадывался, что за ней хранилось, и лучше бы мои опасения не подтверждались. Но я не ошибся. Первым делом на глаза мне опустилась темная повязка, туго затянутая на затылке. Больше ничего перед собой не видя, я растерянно прислушивался к каждому шороху, слыша неторопливые шаги историка и легкий скрип паркета. С самого начала больше всего меня пугала неизвестность, поэтому теперь с завязанными глазами нарастала паника. — Денис Викторович… — тихо позвал я. Он торопливо приблизился и успокаивающе провел раскрытой ладонью по моей щеке. — Не бойся, пожалуйста, — спокойно сказал он. Наверное, мое недоверие в некоторой степени было ему неприятно, — Я буду делать все медленно. В любой момент ты сможешь меня остановить. Давай выберем стоп слово. — Нам понадобится стоп слово?! — я испуганно дернулся подальше от его рук. — В ближайшее время нет. Но я предпочитаю выбирать его сразу, к тому же так тебе будет спокойнее. Ну? — он резким движением поднял мою голову за подбородок, устремляя, предположительно, себе в глаза, — Выберешь сам? — Давайте… — я задумчиво прикусил губу, роясь по сусекам своей горе-памяти, — Екатерина Великая? — Историк до мозга костей, — в его голосе слышался сдерживаемый смех, — Нет, я пока не готов делить нашу постель с третьим, тем более с бабой, и тем более с трупом. — Тогда предлагайте сами! — возмутился я. — Тебе мое стоп-слово точно не понравится… — загадочно ответил историк, — В таком случае остановимся на Екатерине Великой. Эх, видела бы она, для чего современники используют ее имя… Я тихо рассмеялся, вытянулся на кровати и постарался расслабиться. Денис Викторович умел своим присутствием снять любое напряжение. Паника не вернулась, даже когда он принялся раздевать меня, целуя попутно в губы и шею. Футболка обиженно хрустнула на спине, разрываясь на две части. Я укоризненно вздохнул, но решил не акцентировать внимания, боясь сбить красоту момента. Чужие руки по швам разорвали ткань еще в двух местах, и торс мой оказался свободен от ненужной ткани. Скрипнула ширинка, послышалось шуршание спущенных до колен джинсов. И в чем был смысл переодеваться, если он сменил брюки на джинсы? Меня что ли своим торсом соблазнял? Что же, у него вышло. Он огладил мои бедра, чуть приподнимая и надавливая на косточки большими пальцами. Горячие руки съехали ниже, подцепили штаны и освободили меня от еще одной части одежды. Я податливо выгибался навстречу его движениям, помогая раздеть самого себя. Пришлось закусить губу, когда он дразняще погладил меня сквозь тонкую ткань трусов. Я уже был частично возбужден, и каждое прикосновение отзывалось новой волной жара в области паха. А неугомонные руки историка уже касались моих лодыжек, очень медленно снимая с меня носки. В его исполнении даже такое обыденное действие было пронизано чувственностью и желанием. Настоящая пытка удовольствием. Он поцеловал каждую из моих коленок, поднимаясь поцелуями все выше. Я разумно перестал кусать губы, боясь на очередном движении проворной руки историка, что в это время массировала мой пах, прокусить одну из них. Шумный выдох сквозь ноздри, тихий стон, невольный толчок бедрами навстречу его руке, и я уже слышу, как он также шумно дышит и двигается все резче. Когда дыхание сбивается окончательно, все прикосновения исчезают и его тело отстраняется. Я обиженно мычу, вновь толкаясь бедрами, но уже в воздух, и слышу удаляющиеся шаги Дениса Викторовича. Скрип дверцы шкафа. Несмотря на абсолютное доверие учителю, под ложечкой засосало, и дыхание участилось. Я неуверенно поджал ноги, сгибая их в коленях и непроизвольно сдвигая вместе. Денис Викторович и ухом не повел, сел напротив и, мягко ухватив под коленками, развел их в стороны. Я дернул запястьями, глухой звук от удара наручников о спинку кровати разлетелся по комнате. — Не дергай руками, а то синяков себе наставишь, — он поправил врезавшийся мне в кожу металл. — Что вы будете делать? — тихо спросил я, осмелев от его слов. — Какой же нетерпеливый, — в голосе слышалась улыбка. Он наклонился ко мне неглубоко поцеловал, обводя языком ровные ряды зубов, — Все хорошо будет, не надо накручивать. Разве то, что я делал, не приносило тебе только удовольствие? Я сглотнул, неуверенно поерзал и чему-то кивнул. Он воспринял мой кивок как готовность к действию и прочертил влажную дорожку из поцелуев от ключиц до пупка. От последующих ласк живот сам втягивался, а тело словно превратилось в натянутую струнку. Возбуждение уже доходило до крайней точки. Историк обвел языком кромку трусов и повел его обратно, к соскам. Сначала облизал левый, поигрался самым кончиком языка, вызывая у меня стоны. Затем прикусил, не больно, но ощутимо, проделал то же с правым. Оба мигом затвердели, немного ноя от укусов. Снизу звякнула какая-то цепочка, и вот уже ее холод чувствуется на моем животе. Соски, один за другим, сковали холодные, до боли стянувшие кожу зажимы. Я коротко вскрикнул, выгибаясь грудью. Маленькие прищепки жали сильно, казалось, что сильнее и быть не могло. Я испугался, что это может быть опасно. — Я выбрал послабже, но в первый раз все равно неприятно, — развеял любые мои опасения историк. Я смог только промычать в ответ. Его пальцы невесомо огладили чувствительную кожу вокруг зажимов, после чего он наконец освободил меня от давивших на член трусов. Ритмичные поглаживающие движения мигом поместили боль на второй план. От напряжения подрагивали коленки, и я снова и снова бесстыдно толкался в его руку. Как в меня проникли два пальца, я не заметил. Погружаемые очень глубоко, их подушечки надавливали куда надо, и я находился на самой грани, сдерживаясь, только чтобы слишком рано не кончить. Он не растягивал меня достаточно, сам очевидно сгорая от нетерпения, и вставил на полную длину первым же толчком. В отличие от первого раза, этот был гораздо больнее. К тому же Денис Викторович, вначале старавшийся двигаться осторожно, прекратил заботиться о моем благополучии уже спустя пару толчков. Яйца бились друг об друга, комнату заполнили его хриплое дыхание и мои то ли стоны, то ли вскрики. Нестерпимо захотелось вцепиться в его плечи, и я снова и снова дергал руками, выгибаясь в спине, самостоятельно насаживаясь на его член. Я кончил раньше, но спустя несколько движений и историк завалился рядом со мной, шумно выдыхая. Весь живот был в липкой сперме, а руки жутко затекли, так что я не стал долго валяться и восстанавливать дыхание. — Может развяжите уже? — недовольно заметил я. — Уже? — фыркнул Денис Викторович в ответ. — Руки затекли, — отрезал я, — И ленту снимите. Он одной рукой распустил ленту, и в глаза мне ударил яркий свет желтой лампы. Странно, мне казалось, была полутьма. У запястий звякнула связка ключей, щелкнул замочек. Наконец в них стала поступать кровь. Я с тихим хрустом провернул обе руки по часовой и против часовой стрелки, замечая ужасные синяки. — Блин, Никита, ты как умудрился? — Историк тоже обратил на них внимание и теперь звучал крайне недовольно, — Я тебя даже не затянул толком. Балбес… — А ты дурак, — обиделся я. — Ну вот, мало того, что ты балбес, так у тебя еще и парень дурак. — Ах ты… — я резко сел и замахнулся на него подушкой. — Воу-воу, спокойнее, — поднял руки Денис Викторович, отбирая у меня подушку, — Сядь поближе, я с тебя сначала зажимы сниму. Надо же, а я про них и забыл. Теперь мне были видны два прорезиненных внутри крокодильчика, соединенных друг с другом цепочкой. Странно, но боли от них уже не чувствовалось. Я придвинулся к историку и сел на свои пятки. Получилась забавная поза, когда одно мое колено находилось между его тоже согнутых в коленях ног. Он цепкими пальцами снял один из зажимов, и в этот же момент тысячи иголочек укололи в этом месте. Я не сдержался и зашипел, хмурясь от довольно неприятных ощущений. Двумя пальцами учитель растирал ноющее, припухшее место, делая, на самом деле, еще больнее. Я снова застонал. — Цыц, нужно восстановить поток крови. Но я не послушал его и капризно захныкал, когда пришла очередь второго соска. Историк злобно сверкнул глазами, но к моему удивлению не ущипнул и не шлепнул куда-нибудь, как он любил делать в последнюю неделю, а наклонился ближе и слизал соленую капельку пота, стекавшую по моему виску. От его языка по телу разбежались мурашки. Я с наслаждением обнял его за шею и прильнул, кладя голову на плечо. — Устал? — Не особо, — протянул я. Он приподнял брови с хитрой усмешкой: — Тогда повторим? — Не, не, не, — открестился я, для убедительности помотав головой. — Тогда пошли на кухню, чая попьем, отдохнем, — Денис Викторович выпутался из моих рук и поднялся с кровати. — Да сколько можно чаи гонять? Я лучше посплю, — я устало потянулся и завалился на бок. Под руку попалась подушка, которую я тут же использовал на замену Денису Викторовичу, обхватив ее в кокон из рук и ног. — Спать ночью будешь, нечего себе режим сбивать, — хмыкнул он, отдирая меня от мягкой подушки. Я обиженно надулся, еще плотнее ее обнимая, — А я могу вместо чая налить чего покрепче, — задумчиво добавил он. Я вроде и поклялся себе в сухом законе, но после того, что со мной сделал Денис Викторович и вправду появилось сильное желание выпить. Я нехотя поднялся и хвостиком проследовал за ним к столу. — Ну и где ваше «покрепче»? — спросил я, недоуменно пялясь на закипающий чайник. — Очень крепкий черный чай, — отозвался историк, щелкая меня по лбу, — Я же сказал, хватит себя травить чем попало. — Повторюсь, — рассерженно начал я. А нечего меня внаглую обманывать, — Вы сами меня в первый раз опоили. — А теперь отучу, — отозвался он, разливая в кружки нифига не крепкий чай. Знал, что я такой не люблю. Я хотел снова пожаловаться, но меня отвлек звонок телефона. — Никита, ты дома ночевать собираешься? — строго поинтересовалась мама. — Да-да, мам, я просто… — я замялся, в надежде глядя на историка. Отмазываться я не умел, так как никогда не возникало в этом нужды. Мама мне доверяла, но в этот раз я, кажется, переступил все границы. Чуть ли не каждый день мы с Денисом Викторовичем гуляли после уроков, и я то и дело задерживался у него допоздна. Сейчас историк мне помочь не мог, не скажет же он, что мы торчим у него дома третий час кряду, в самом деле. — Э-э… — Ну что э, Никита? Ты там наркотики принимаешь?! Вот почему у родителей чуть что, сразу наркотики? Я тяжело вздохнул. — Нет, мама, ты же знаешь, что я бы никогда. Я… Я у девушки, — выдавил я первый пришедший в голову вариант. Можно было и про парня соврать, только я по-прежнему не догадывался, как бы она отнеслась к такой новости. Подобные вещи нам обсуждать не доводилось. — У какой еще девушки? — вскричала мама, явно не веря моей отговорке. — У самой обычной, — я решил закончить поскорее этот разговор, потому что вести с ней диалог по телефону никогда не представлялось возможным. Она меня просто не слушала, — Ладно, мамуль, я скоро буду дома, там и поговорим. Давай, пока. Она начинала говорить что-то еще, но я сбросил трубку. Отложив телефон, поймал направленный на меня серьезный взгляд Дениса Викторовича. — Чего? — удивленно моргнул я. — Давай-как поговорим, — он присел напротив меня, не отрывая взора глаза в глаза. И таким серьезным казался, что даже страшно стало, — Я думаю, тебе стоит сказать родителям правду.