В одну сторону

Первой реакцией было забыться, чем Билл и занялся после долгой дороги. Наверное, это были два самых невыносимых дня в его жизни. По крайней мере, он успел многое взвесить и обдумать, когда закончилась водка в термосе. Первым делом он отправился в Монахэнс Эрин Роуз, где чуть позже перебрал с выпивкой. Какой-то афроамериканец помог ему найти уборную. Кажется, его звали Саша. Билл опять не помнил, что именно кричал на весь паб, но вышибала не стал с ним церемониться. Когда его вышвырнули через задний выход, Билл развязно высказался в адрес мужика. Инцидент вмиг вылетел из головы, когда он вышел на красочную и оживлённую авеню. Асфальт переливался цветами вывесок, а по нему передвигалось множество таких же, как он, туристов. Аромат выпечки тянулся из кондитерских, а слух ласкал живой джаз. Новый Орлеан бы, несомненно, очаровал его в иной промежуток жизни. Всю ночь он прогуливался по ночному городу, который даже не собирался спать. Помутневшим взглядом рассматривал Бурбон Стрит; сразу же захотелось опрокинуть бокал-второй виски. В бесконечных ночных клубах громко гремела музыка, а Билл ближе к утру снял номер в каком-то вшивом мотеле. Не заметив рванувшую под кровать крысу, обрушился на неё и тотчас отключился. И не в таких условиях ему приходилось жить. Говорят, время лечит. Этим Билл успокаивал себя с каждым пробуждением. В такие моменты реальность можно было сравнить с агонией. Может, когда-нибудь Билл научится делать то, за что не стыдно. Ловит себя на мысли, что тянуть было бы мучительней. Телефон молчит, и Билл оставляет его в номере за ненадобностью, уходя в очередной отрыв. Знакомится с девушками, притворяется, будто они ему нужны. Поражается разнице между двумя городами — в Луизиане тепло, в Колорадо снег. Здесь с ним хочет быть хоть кто-то. Билл не сделал и половины из того, что хотел, но спешить, наверное, уже некуда. Может, когда-нибудь он вспомнит, что по-настоящему важно. А пока он оглушается невероятным количеством алкоголя и ведёт себя абсолютно небрежно. Осознаёт, что подход и впрямь работает, так как вторую ночь он проводит с такой же пьяной, как и он, девушкой, чьё имя не разобрал. Только помнил фамилию — Блэк, ведь они смеялись с Блэк и Уайт. Облегчённо выдыхает, когда на следующее утро просыпается один. Жалко подскакивает, когда на полу вибрирует телефон. Что-то стягивается в груди, когда Билл видит несколько непрочитанных сообщений, но, разблокировав, узнаёт, что это Малд. Хмыкает на это. Тот спрашивал о том, где он остановился. Наверное, единственный человек, которому интересно. Они разговорились, а после Билл вновь убирает телефон к чёрту подальше. Беззаботность витала в воздухе Нового Орлеана. То, что не могло не радовать — употребление спиртного на улице законно. Подвыпившие личности с самого утра бросались в глаза, а за одним из углов Билл чувствует отчётливый запах травки и шагает в его сторону. Натыкается на стайку чёрных парней и проводит с ними день. Обкуренный, он играет на чужой гитаре с единственной струной, а один из новых знакомых слишком часто называет его словом на букву «н». Позже даёт ему свой номер, и, кажется, Билл только что нашёл себе дилера в новом месте. Третья ночь не проходит отлично от предыдущих. Билл делает всё, что не так давно осуждал; целуется с незнакомкой на случайной вечеринке, оказывается в одном шаге от того, чтобы врать о любви с первого взгляда. В последний момент слезает с фальшивого ощущения собственного всесилия. Стремительно шагает к порту и опять думает, что не вывозит.

***

Вечер перед первым января взрывается сотнями фейерверков. Билл совершенно точно собирался на Джексон Сквер — самую масштабную гулянку — встречать Новый Год. Но сидя с бутылкой на одной из крыш Нового Орлеана, думает, зачем. Отсюда открывается захватывающий вид на силуэт города. А ещё он бухал и отрывался так много — начало тошнить. Билл не рассчитывал на то, что забудет спустя столь короткий промежуток времени. Просто он понятия не имел, насколько быстро ему станет мерзко от самого себя. Правило «к вечеру станет легче» не срабатывает именно сегодня, но после пропущенного у себя в номере дня, он выбирается из заточения. Уайт даже не пытался остановить поток изводящих мыслей. Но разглядывая увешанное звёздами небо, понимает, что попросту боялся совсем смириться. Сколько раз он ощущал порыв отправиться пешком до Колорадо? Сказать, что это всё один большой розыгрыш? Всего-то каждые полчаса. Один раз он даже начал собирать вещи. После пробил кулаком дыру в, казалось, картонной стене. Ведь там его никто не ждёт. Как же произошло, думает он, что из-за одной ошибки ему ничего не останется терять. Последний мираж надежды рвётся на части уже три часа. Наверное, хуже терзаний могут быть только колебания между «держусь» и беспросветной темнотой. Возможно, когда-нибудь он вернётся. Но мысль этого пугала; за свою жизнь Билл научился только бесповоротно рвать связи. Научился жить без опоры. Однажды он её нашёл, но, видимо, это было временным помешательством. Ведь заполнять пустоту одним человеком звучит слишком болезненно. Билл на секунду был уверенным в чём-то, что заставило его вернуться к истокам. К тому, что полагаться можно только на себя. Это убеждение когда-то убило его доверие к кому-либо. Как же стремительно оно разрушилось, стоило ему обрести что-то настоящее. Или он так думал. Слишком доверился, слишком на что-то закрыл глаза. Упустил момент, когда начал падать, но очнулся, когда уже тонул в бездне. Сложно не влюбиться, когда вы закрываете потребности друг друга. Когда у одного ноет то, что не болит у другого. Но каков шанс, что ты такого человека найдёшь? Каков шанс, что он считает так же? Биллу почти никогда не везло. А может, он просто не совсем заслуживал. Но после Билл думает, что ему всё равно, считает он так или нет. Для него эта связь навсегда останется исключительной. Громко звучит отсчёт секунд. Билл изводил себя, метался, но, во всяком случае, увидел самый маленький, но просвет. Он ещё нескоро придёт в себя. А пока будет успокаивать себя тем, что ещё не умер, и игнорировать мысль о том, что лучше бы. Нет, он не ставил на себе крест. Но осознавал одно — такого больше точно не повторится. Правда он не знал, радоваться этому или жалеть. Оглушительно взрывается самый главный салют, а на соседней улице громко приветствуют третье десятилетие. Билл просто идёт в мотель. Сегодня он выбирает второй вариант, но кто знает, что будет через полгода? Завтра или в следующий момент. Возможно, вспыхнет то, что тянется с момента твоего рождения или раньше. Кажется, Билл снова может спокойно дышать. Правда, скорее всего, это очередной скачок в бесконечной синусоиде эмоций. На самом деле голова уже в прямом смысле болела от непрерывных размышлений. Благо, они моментально вылетают оттуда, когда Билл заходит в лобби. Его сердце точно пропускает не один удар. В первые секунды он думает, что сошёл с ума. — Привет, — Гум резко поднимается с кресла, убирая телефон в карман. Всё встаёт на свои места о неестественных допросах Малда вплоть до номера комнаты. Ему и в голову не приходило. Тот будто читает его мысли: — Малд звонил. Говорит, ты очень скучаешь, — слегка улыбается Гум. У Билла много вопросов. Скорее всего, именно это вынуждает его останавливать каждый порыв что-то сказать. Но он решает начать с самого незначительного: — Надолго ты здесь? Внутри ураган, а Билл осознаёт, что не смел произносить его имя даже про себя. — Не знаю. Я брал в одну сторону.