Фея моих снов

Может, купаться в реке не лучшая идея? Вода наверняка холодная, даже смотреть в темную от тени прибрежных сосен и неестественно плотных облаков глубину страшно — неизвестно, какие хищные создания там таятся. Лучше закутаться в одеяло и посидеть у огня с чашкой клубничного латте. Или хоть чего-нибудь, чистая теплая вода тоже порадует. Лишь бы был камин с весело потрескивающими внутри поленьями, ванна с клубничной пеной, кровать с пахнущими цветочным кондиционером простынями и подаренная сестрой перед отъездом в Алфею плюшевая кошка на подушке. Только камин, и атласная подушка в форме сердечка, и латте, и вазочки с клубничным мороженым, и бело-розовые залы Алфеи остались за гранью миров. Теперь приходилось спать на земле, прижимаясь щекой к шершавому стволу и со сжимающим сердце страхом прислушиваться к шепоту клубящихся на воде теней. Каждый раз в полусне руки искали привычную игрушку, натыкаясь лишь на корни и опавшие листья. В обнимку с Бусинкой не страшно засыпать где угодно, даже здесь, но белый котенок остался ждать ее в Алфее. Возможно, напрасно… и ее растения тоже. Будет ли кто-нибудь поливать цветы, включать свет в оранжерее и разговаривать с ними? Профессор Палладиум, он же не забудет? Иначе волшебные лианы одичают без ласки и внимания и больше не будут радовать мгновенно распускающимися цветами — любыми, существующими в природе или нарисованными воображением. Разумным растениям нужна любовь, как и людям, чтобы потом отдавать ее назад радующими сердце прикосновениями нежных лепестков. И особенным ароматом, способным успокоить и осчастливить каждого. Она потратила столько времени и сил, чтобы вырастить их для дипломной работы. Может быть, потому, что ей тоже хочется любви… не только родных и цветов? Уже слишком давно. Флора глубоко вздохнула, оглядываясь. Хвойный лес на берегу неизвестной реки почти полностью выздоровел и начал радовать глаз жизнерадостно зеленеющими кронами, уходящее за горизонт болото наполнилось стрекотом насекомых и гулкими криками птиц. Предаваться горьким мыслям, тосковать и страдать от бытовых неудобств первое время было некогда… почти, как и спать. Такой нужной Флора не чувствовала себя еще никогда, в Магиксе природа жила и цвела сама по себе, благополучию живых созданий угрожали лишь легко излечимые болезни и мелкие вредители. А не разъедающее корни и наполняющее лес гнилью и тленом черное колдовство. Она была счастлива… почти, если бы не мысли о родных. Мама, папа и Миели наверняка не находили себе места, узнав о ее пропаже… она сделала им больно из-за глупых обид и любопытства. Неужели это никак не исправить, она больше никогда не увидит Линфею и… Но застилающие глаза слезы высыхали, и душа наполнялась неведомой прежде радостью, когда деревья и травы оживали, благодаря ее за избавление от страданий. Это самое главное, именно то, чему ее учили родители. Мама с папой поняли бы, поддержали и гордились ею… будут гордиться. Когда она вернется домой, превратив страдающую от черных чар землю в счастливый цветущий сад. Такой же, как ее родина. Ночные шорохи и тени не пугали ее все эти дни, или недели — счет времени потерялся и утратил смысл. Пока удушливый туман и холод не отступили, оставив лишь царапающую душу тревогу и издевательский шепот ветра. И обернувшийся злым проклятием дар — возможность спать по ночам. Всепобеждающая темнота — каждый раз она боялась, что солнце не взойдет уже никогда — мстила за странно легкую победу, навевая болезненные, прежде не виденные кошмары. Мучительно и невозможно реальные — морок нехотя развеивался лишь с восходом невидимого за серым пологом облаков солнца. Она выныривала из сна, хватая ртом воздух, как из мутного водоворота, с лихорадочно бьющимся сердцем и тяжелой головой, чувствуя себя еще более усталой и разбитой. Только утром можно было вдохнуть полной грудью и, сбросив путы страха, слиться разумом и сердцем с природой — спокойно и доверчиво, как в Магиксе и на Линфее. Ожившие цветы и деревья тянулись к ней, ласкали и успокаивали, делясь своими тайнами и помогая восстановить силы. Иначе она не смогла бы остаться и продолжать исцелять растения, не слушая шепчущий в злом вое ветра и шелесте травы голос. Ты зря пришла сюда. И очень пожалеешь… о том, что делаешь, не спросив разрешения. При свете дня, пусть и удручающе тусклом — разогнать подвластные упорно сопротивляющейся ее силе облака никак не получалось — это казалось игрой расшатанных нервов. Она просто измучилась, от перенапряжения магических сил и от одиночества. Растения и возвратившиеся в давно покинутые норы мелкие животные не могли полностью заменить тепло человеческих рук и дружескую поддержку. Она так истосковалась по ним, и… Никогда прежде не ночевала одна в лесу, под сенью черного, как кристалл обсидиана, беззвездного неба, рядом с чем-то непостижимо враждебным. В густой темноте страхи обретали плоть и кровь, становясь более живым и реальным, чем она сама. Ты правда думаешь, что можешь все? Отравившие землю и все живущее на ней чары не ушли далеко… лишь отхлынули в сторону и затаились, глядя горящими в беспокойных снах глазами неведомых созданий. Как можно было считать иначе… глупо и самонадеянно? Прислушиваться к шорохам в глубине леса уже не хотелось, только заткнуть уши, зажмуриться и свернуться в комочек, шепча отпугивающую монстров детскую считалочку. В Магиксе все было совсем не так — полная луна и алмазные капли звезд освещали знакомую, понятную и совсем не страшную жизнь ночных созданий, цветы и деревья перешептывались во сне мирно и дружелюбно, помогая засыпать и ей. Глупо… она же не маленькая, как Миели, и должна быть сильнее… постараться. Доказать всем, и себе, что не никчемная избалованная принцесса, не знавшая проблем страшнее сломанного ногтя. Мирта неправа… бедная ведьмочка пережила столько темного, ужасного и несправедливого и намного легче справилась бы с ночными страхами. Но она тоже сможет… просто не будет обращать на них внимания, и все. Если живущие в глубине зачарованного леса чудовища до сих пор не вышли и ничего ей не сделали — значит их нет. Она просто пойдет и посмотрит, что там… в следующий раз. Ничего не найдет, кроме шуршащей от ночного ветра травы и сгустившегося в кустах тумана, и не будет больше бояться. Ты уверена? — Ой! — Флора чуть не растянулась во весь рост, зацепившись каблуком за непонятно откуда взявшийся прямо под ногами корень. Красные туфли-лодочки были более чем неуместны в скованном злыми чарами лесу Средиземья, так же, как и остальное… Флора опустила глаза — собственная грудь под нежно-розовым топом вдруг показалась ей слишком сильно и неприлично выпирающей, воздушная летняя юбочка непозволительно короткой, а наполовину открытый живот с золотым колечком в пупке захотелось смущенно прикрыть ладонями. Уже ставший привычным голос собственных страхов… как она старалась и очень хотела себя убедить, на этот раз прозвучал совсем по-настоящему. Не похоже на смутно угадывающиеся в лесных шорохах звуки, четко и явно насмешливо. Да что с ней такое? Она не должна… и не хочет бояться. — Да! — с трудом выдавленный ответ разнесся над водой, мгновенно затихнув в чаще, как упавший в топкую трясину камень. Флора изо всех сил постаралась говорить громко и уверенно, без просящихся на язык извинений за вторжение. Ледяная игла страха предательски кольнула в сердце — помешать этому было выше ее сил, но гордо выпрямиться и оглядеться, не дрожа и не пряча взгляд, удалось. Чтобы встретить равнодушное молчание неподвижных сосен — в чаще взбирающегося на предгорье леса таилась лишь вечная тень облаков и нездоровая болотистая сырость. Зловещая тишина отступила, заполнившись плеском воды и резким кваканьем лягушек. Недоуменно сдвинув брови — разлившийся внутри холодок не желал уходить — Флора присела на корточки, осторожно опустив ладони в воду. Лес, болотистая низина и даже уходящие за горизонт горные отроги никогда еще не казались такими неестественно скучными и обычными. Напрочь лишенными волшебства, как на Земле. В этом было что-то неправильное, словно… Ничего! Она больше не будет себя накручивать. Все пройдет, когда удастся спокойно поспать, хотя бы один раз. Может быть, ей правда стоит поискать другое место, подальше, за границей застивших солнце проклятых туч? А сюда возвращаться днем. Так у нее будет больше сил, чтобы вывести тьму, холод и страх из всех лесов Средиземья. Флора замерла, прислушиваясь… если что-то злое на самом деле наблюдает за ней, оно непременно мерзко засмеется, как много раз было в ее снах, или ответит что-нибудь обидное. Просто не сможет не отреагировать на столь явное неуважение. Но тишина и спокойствие вокруг стали еще благостнее, напомнив приторно-сладкий вкус жевательных конфет с пейзажами на обертке. Даже изводившая ее все эти дни или недели завеса облаков проредилась и истончилась, словно собираясь развеяться. Флора сумела лишь выдохнуть и, приоткрыв от удивления рот, потрясенно уставиться на кусочек ослепительно чистого неба в просвете туч. Нежно-золотой луч утреннего солнца приглашающе скользнул по поголубевшей водной глади и с идеальной точностью остановился на ее лице, заставив зажмуриться от удовольствия. Получается, она сможет даже позагорать. Забыв об осторожности и недавних страхах, Флора сбросила туфли и юбку, и с минутным сомнением взглянула на мягко облегающий грудь любимый топ. Как же жаль, что она не надела в свой последний (очень хочется верить, что нет) день в Алфее что-то другое… футболку или блузку с лифчиком. Купаться топлесс она еще ни разу не пробовала, даже в голову такое не приходило, но… она же здесь одна, и решила победить глупые страхи. Стелла постоянно твердила, что нельзя быть настолько застенчивой — наверняка принцесса Солярии права, и наследница престола должна быть именно такой. Смелой, яркой и популярной. Ей все это претит — в обычном лесу, где порожденные черным чародейством тени не скользят по ночам над водой и в чаще не воют волки, неизмеримо приятнее и интереснее, чем на королевском приеме. Но топ она все же снимет… назло пугающему ее неизвестно чему. Флора глубоко вздохнула и, на всякий случай зажмурившись, сняла через голову предпоследнюю деталь одежды. Стелла без тени сомнения оставила бы на берегу и стринги — будет веселее, и не ходить же потом в мокром, но для нее это точно слишком. Они и так почти ничего не скрывают… от неведомого зла. Неудачная шутка (она от всей души надеется, что это всего лишь шутка) вновь заставила почувствовать себя странно неловко. От непривычного ощущения холода соски болезненно напряглись, а щеки обдало жаром смущения. Забыв о благоразумном намерении не мочить голову, Флора нервным жестом прикрыла грудь волосами и забежала в показавшуюся почти горячей воду. Ей это нужно, чтобы встряхнуться, взбодриться и прийти в себя после бессонной ночи. Чуть-чуть поплавать, потом быстро одеться, съесть яблоко (выращенные ее магией яблони давали такие же крупные сладкие плоды, как в Линфее). И полететь искать другое место, здесь стало уже нестерпимо тревожно — лесных шорохов не слышно из-за стучащего в ушах пульса.

***

«А это еще что за ху… безобразие?» — Мирта поморщилась, как от целого лимона с кожурой и без сахара, съеденного когда-то безумно давно из-за дурацкого спора с Оксаной. Она была так уверена в своей правоте, но… до сих пор от воспоминаний ноют зубы и сводит челюсть. Эх, сейчас бы те проблемы — она пять цитрусов съест, или даже десять, и спасибо скажет. Почему эта хрень завяла, если всего два дня прошло? Чего ей не хватает? Даже земля в горшке высохнуть не успела — хотела снова полить, и на тебе. Вчера еще была пышной и зеленой, как веник, и цвела… Это какой-то особый цветок, кажется — вспомнить бы, что Флора рассказывала. Мирта еще сильнее наморщила лоб, от напряженной работы мысли — домашка для фей выматывала до невозможности, еще и эта напасть — стало жарко и захотелось выйти на балкон. Ааа, бесполезно. Тут куда ни плюнь, в волшебное растение попадешь — все или двигаются, или косметику тырят, или лепечут что-то… спать мешают, утырки. После первой бессонной ночи нестерпимо захотелось выбросить говорливых на улицу, но неожиданно нашелся выход попроще. Во весь голос заорать: «Заткнитесь, выполю нахуй!» оказалось достаточно. До сих пор молчат — даже уроки в кои-то веки удалось сделать в тишине. Хоть эти-то не засохнут от потрясения, что их впервые в жизни матом обложили? Флора таких слов не знает. И вообще только сюсюкается с зелеными, в жопу им дует и все позволяет — вот и разбаловались. Мирта с внезапно вспыхнувшим беспокойством оглянулась, но остальные заполонившие комнату феи растения — чертов огород, а не спальня — выглядели живыми и полными сил. Ничего, она их воспитает! Фея спасибо скажет, когда вернется. Если вернется… Да что ж такое, опять по больному, подумать ни о чем нельзя, чтобы не психовать. — Уйди, тебя не хватало! — Мирта раздраженно отбросила норовящий обвиться вокруг шеи плющ. Полили, погладили, пыльцой посыпали — что тебе, собаке, еще-то надо? Вообще она любит растения — меньше, чем Флора, разумеется, но заметно сильнее, чем людей и магических двуногих созданий… почти всех. Кроме самой Флоры, хотя глупая фея порой до слез раздражает, Гриффин — в сладких мечтах Мирта видела себя ее любимицей и преемницей… может же такое быть? — и профессора Палладиума. Прекрасный эльф воспринял ее не ученическое внимание с нескрываемой радостью не только из-за красоты Флоры. Еще бы — стать зятем короля охрененная удача, даже когда принцесса стремная. А что такого, все так думают. Главное — можно наконец испытать сладкое и не предназначенное ей, если ничего не помешает… Чтобы ее избавил от девственности настоящий эльф, как на артах в оксаниных группах, а не какой-нибудь обычный придурок. Только с презиком — проблемы ей ни к чему. Пачка заветных изделий ждала своего часа в круглой белой сумочке с яркой цветочной аппликацией — Флора очень удивится, если найдет их там. Решит, что это воздушные шарики, не иначе. Быть феей она, пожалуй, уже не хочет, слишком у них все лицемерно-сладко. Или просто сладко. В Облачной башне, если изгнать Трикс и разбить какой-нибудь сад для отдыха, будет зашибись. А может, лучше построить одну магическую школу, общую для всех, без жести и моралфажества? К чему эти феи, ведьмы, если в Алфее тошнит, а в Облачной башне тоска берет? Всем хочется и добра, и повредничать иногда. Как ни жаль, с Алфеей пора заканчивать от греха… может, несколько дней еще, пока Фарагонда не вернулась с магического конгресса на Андросе. Фантастически повезло хоть в чем-то, в последнее время совсем уж редкость. С растениями худо-бедно управляться получается, а летать, как фея, увы нет — крылья у нее не выросли. И не надо такого добра, конечно, без них зашибись, но палевно — заметит кто, и капец. Палладиум сто раз мог бы заметить, хорошо, профессор природной магии повелся на нее и не туда смотрит. Может, это… Смартфон ожил в одолженной у Флоры сумочке, заставив сердце сладко сжаться и подпрыгнуть к горлу. С ним чудом удалось вывернуться — в розово-зеленой комнате феи со светильниками в виде колокольчиков отыскалась вторая трубка. А первую съело хищное растение… как бы на самом деле кто-нибудь не съел в Средиземье бедный смартфончик вместе с хозяйкой. Полно там всякой гадости и сволочи. Надо выручать фею — жаль дурочку, да и другого выхода нет. — Черт! — гаджет в украшенном розочками прозрачном чехле выпал на тетрадь с недоделанным заданием по алхимии и чуть было не соскользнул на пол. Звонки от «мамы» и «сестренки» — слава Ктулху, «папа» пока не звонил — пугали до икоты. Два раза удалось свернуть разговор, сымитировав плохую связь, один раз пришлось вытащить батарею — разрядилась, как же жаль. Еще немного — и они заподозрят неладное. — Миели? — фальшиво улыбнулась Мирта, повернувшись спиной к окну. Мелкую дурочку — сестренке Флоры лет двенадцать, не больше — обмануть нетрудно, с мамой намного напряжнее. — У меня батарея разряжается, прости. — Опять? — девчонка капризно надула губы, заставив еще больше напрячься, но тут же встревоженно уставилась на нее, забыв малозначительные претензии. — Флора, у тебя все хорошо? Лунная орхидея увядает, если… — Я умерла? — одними губами прошептала Мирта, без сил опускаясь на стул. Не может быть, Флора говорила про чертово растение что-то другое… кажется.