Фея моих снов

Кошмар закончился? Или просто еще не начинался — издеваться над бесчувственным телом нет никакого смысла и удовольствия. Вот когда она очнется, уже почти сейчас… Флора испуганно замерла, стараясь не дышать. Возвращение из сладко-бездумного небытия к неизвестно какой — наверняка жестокой и совсем не радостной реальности — хотелось задержать… навсегда, если получится. Ледяная сырость песка сменилась на что-то упруго-живое, несравненно более жёсткое, чем кровать в Алфее, но досыта согревшее давно желанным теплом. Флора глубоко вздохнула от забытого за долгие недели удовольствия, потягиваясь — на защитившее от неуютного холода неосознанно хотелось забраться с ногами и прильнуть как можно теснее. Шелковая мягкость эргономичного матраса (Фарагонда заботилась о комфорте и здоровье учениц) осталась в глубине прошлого сна, уколов мгновенно истаявшим огорчением. В почти настоящих упоительно крепких объятиях нового было гораздо, гораздо лучше. Спасительная Алфея лишь на миг почудилась ей, но живого тепла не хватало и там. Любимые цветы и лианы дарили поддержку, любовь и внимание, но не согревающие… и какие-то ещё прикосновения. Это они не умеют, увы. Волнующе незнакомое влекло теснее прижаться, устроиться поудобнее, вытянув ноги и насладиться ощущениями. Пока хрупкая, как сахарная вата, иллюзия не растает, словно сплетенная из тонких нитей воздушная сладость во рту. Ее ставший реальностью ночной кошмар только этого и ждет по ту сторону сна, чтобы наконец… съесть? Опять заставить дрожать от нестерпимого холода — мучительно долгожданное живое тепло никак не могло быть настоящим. Хотя и не спешило исчезать, становясь все ощутимее с пробуждением, как плеск воды, тревожное воронье карканье и отдаленный щебет лесных птиц. — Я не ем таких, как ты, не бойся. Тот же и нет голос, без навевающих липкий ночной страх интонаций, прозвучал невозможно близко, позволив ощутить теплоту дыхания. И не передаваемую словами смесь страха и безотчетной радости — руки на миг похолодели и тут же отогрелись прилившей горячей кровью. Она слишком устала… никого не видеть и не чувствовать рядом. Все равно, что страшно посмотреть кто ей скажет, и сделает… — Орки бы съели с удовольствием, но… Почти, но не настолько. — Ты… Вы отдадите меня им? — с ужасом прошептала Флора, еще теснее прижимаясь к дарящему блаженное чувство защищенности… или губительную иллюзию человеческому телу, и изо всех сил, до боли в глазах, зажмурилась. Он же человек… или похож на человека? Без шерсти, рогов и когтей — ничего такого на ощупь не чувствуется, и обнимающие ее за плечи руки вполне человеческие. Приоткрыть сомкнутые ресницы хотелось, и было страшно… И на самом деле не отдаст ее кровожадным оркам? После того как помог и приласкал в дурмане обморочного сна. Казалось, мама гладила ее по волосам… и ниже не так, как прежде. — Нет… зачем баловать жалких тварей? Флора задрожала от острого, как разряд тока, ощущения, пронизавшего все тело — чужие пальцы спокойно огладили болезненно чувствительные соски. Горячие даже сквозь плотные перчатки ладони скользнули вдоль шеи и груди вниз и сомкнулись за спиной, сбив дыхание. Она никогда не касалась себя так, и не представляла… ничего, кроме нежных поцелуев в конце фильма. Инстинктивное желание помраченного разума прильнуть… неважно, к кому, и слиться воедино сбылось наяву и слишком буквально — в груди не осталось места для глотка воздуха. Перед плотно закрытыми глазами замелькали красные точки, сознание повело в уже привычную горячую темноту… и давящее кольцо рук разжалось. Флора разочарованно вздохнула, почувствовав спиной опостылевшую земную твердь, и возвращающий чувства живительно прохладный воздух потек в легкие. Лучше задохнуться и умереть, только… не остаться снова одной так скоро. Чтобы подаренное тепло не ушло, впитавшись в землю, и похожие — и совсем нет — на материнские объятия не размыкались. — Не… О! «Не оставляй…те меня здесь одну!» — произнести необдуманное не получилось, и не понадобилось. Неизвестно, кого она встретила впервые за долгие недели в чужом мире… и не станет ли редкой удачей и спасением его уход. Не стал ли бы… ей не узнать. Тень здравомыслия улетела, как подхваченная ветром пылинка — чужие губы зажали ей рот, не дав вдохнуть и договорить. От невозможных ощущений замерло сердце и безумно, как в Луна-парке, закружилась голова. Губы беспомощно приоткрылись, уступая напору, непроизвольно выставленные вперед руки опустились на обтянутые странной тканью плечи. Черной… или у нее потемнело в глазах? Он сделает с ней то, о чем рассказывала Стелла… или что-то еще? Мечты о соприкосновениях губ мешали выспаться перед экзаменом и заставляли смущенно отводить взгляд от экрана — далекие и совершено несбыточные… до сих пор. Она не кокетливая и самоуверенная принцесса Солярии, и влюбленные курсанты Красного Фонтана лишь приглашали на свидания в город, держали за руку и нежно целовали в полутьме голографического кинотеатра. А не прижимали спиной к земле и не сминали губы своими жестко и настойчиво, словно собираясь высосать душу. Или действительно собираясь? Сдавивший грудь спазм не позволял вдохнуть — кровь все громче стучала в ушах и кружащиеся во тьме звезды заполняли голову. Достаточно ли ее до дна выпитых сил великому недоброму магу? Могущественному, как Саладин, и совсем на него не похожему. Может, черные воды морока сомкнутся над головой навсегда и душа истает, заблудившись во тьме? Все еще зажмуренные глаза наконец распахнулись и тут же испуганно закрылись — взгляд обжегся о красивые, почти как у Палладиума, пугающе жесткие черты. Слишком, чтобы внушать… что-то, кроме страха и слабости. Флора сдавлено вскрикнула, выгибаясь — горячие руки крепко стиснули ее запястья, не давая пошевелиться и откинуть закрывшие лицо тяжелые черные пряди. Щекочущие шею и нос, мешая дышать, волосы насквозь пропитались вулканическим дымом… как знойный воздух на планете драконов Пиросе. От долгожданного вдоха ещё сильнее закружилась голова — как на экскурсии в пугающий огненный мир. Ее силы природы иссякали среди раскаленных камней, не находя подпитки… и рядом с ним тоже. Прошедший озноб сменился нестерпимым жаром — сердце бешено билось о ребра, заставляя дрожать всем телом, как в лихорадке. — Не… — произнести застывшее на губах бесполезное слово не хватило сил и… Ей давно хотелось именно этого… или нет? Принадлежности, слияния и… любви? Но любви нет и не бывает во тьме, она лишь пожирает свою добычу, жадно и без остатка. И… и пусть. Флора порывисто вздохнула, теряя чувство реальности, теплые капли потекли по щекам сквозь сомкнутые ресницы. Где-то… за гранью добра и зла не было ничего, кроме сводящих с ума ощущений. Обморочная душная полумгла уступила пронизанной чистым светом звезд Предвечной тьме — без конца и начала, жара и холода, верха и низа. И страха. Блаженное тепло слияния с… собственной смертью? застилало зрение, щекочущий холодок удовольствия прошел по позвоночнику и остался теплым комком внизу живота. Иссякшие силы вернулись — магия золотыми звездочками заструилась с ладони, расцветая в пустоте лучисто-белыми соцветиями, крылья затрепетали и распустились за спиной. Только вывернуться из крепко, как наяву, удерживающих рук, и улететь к призрачным звездам не получалось, и… не хотелось. Похолодевшие пальцы до боли переплелись с обжигающе горячими, грубыми от плохо зарубцевавшихся ран. Сочувствие укололо в сердце, и прилило теплом к ладони — мерцающее облако пыльцы феи накрыло сплетенные руки целительной природной магией. Флора негромко вскрикнула и закрыла глаза, дрожащие губы приоткрылись навстречу уже знакомым, уступая жадному напору. Сознание померкло, так же послушно впуская в себя чужой разум, помимо воли слилось с пугающе и завораживающе чуждым. Мир перевернулся, новые мысли и чувства перемешались с прежними, как во сне ускользая от понимания. Собственные черты, напротив, расплылись в зыбком звездном свете, став нечеловечески утонченно-строгими, сияющими изнутри чистым и холодным светом звезд, волосы заструились расцвеченным самоцветными блестками черным шелком. Слова совершенно незнакомого странного языка прозвучали музыкой в голове. Исцеленная волшебством ладонь скользнула по ее щеке, нежное прикосновение обожгло горечью бессильной обиды. Ему хотелось сделать все это совсем не с ней, а с другой женщиной, много эпох назад безответно желанной… или любимой. Исцелившей давние раны шелковисто прохладной пыльцой феи… Наконец нежной и беззащитной в его руках, как никто прежде. Чтобы отдать все, в чем когда-то отказала, и еще больше. Потому что нельзя не отдать… когда берут не спрашивая. Слезы с новой силой полились из не ее глаз — Флора замотала головой, пытаясь вырваться и стряхнуть чужое лицо. Девушка, напротив, вновь стала ею и дернулась от резкой боли, выгибаясь в сомкнутых за спиной руках. В низ живота словно вонзили нож, разорвав что-то внутри. Мир задрожал, рассыпаясь на режущие осколки — ее вдавливали в землю невыносимо часто и сильно, желая заполнить до предела, присвоить и… разорвать пополам? Там же немного места, гораздо меньше, чем нужно для… этого. Она не умрет? — Нет… прости, ты просто… — Ее… возлюбленный, или враг, произнес непонятно что значащие слова глухо и сквозь зубы, словно и ему было отчего-то больно. Боль погасла, как залитый водой костер от ударивших в голову чужих ощущений. Ее больше не распирало от чего-то чрезмерного, все стало упоительно тесным и влажным, острое желание не прекращать сводило зубы и заставляло дрожать пальцы. Невыносимо желая непонятно чего — она сойдет с ума навсегда, если это не прекратится — Флора застонала уже не от боли. Только что до слез пугавшее ее дарило болезненное наслаждение. Звездное небо накренилось и закачалось, осыпаясь дождем карнавальных блесток, свое-не свое удовольствие жаркой лавой разлилось внутри.

***

Серовато-тусклое солнце Средиземья прибавило влаги на мокрых от слез щеках — теплые капли неудержимо потекли из отвыкших от света глаз. Флора недовольно поморщилась, отворачиваясь — опавшие сосновые иглы в полусухой траве ощутимо покалывали спину. Реальный мир вернулся, щекоча ноздри густым запахом хвои — чтобы ускользнуть еще много раз? Сколько пожелает ее… она так и не поняла, как его называть. Девчонки сказали бы «парень», но это как-то совсем не подходит. Или она больше никогда не увидит… того, кого толком и не рассмотрела? Навеянный черным чародейством очередной кошмар… слишком настоящий, и… После него нет сил, как после урока физкультуры и внутри все неприятно ноет. Флора зажмурилась, потирая глаза — блеклое солнце все еще казалось болезненно ярким. Может быть, однажды она проснется не здесь, а в нежно-зеленом полумраке спальни в Алфее, среди распускающихся с первым рассветным лучом цветов? Она так по ним соскучилась. Когда совсем перестанет верить, что это возможно… Так же, как и оказалась в Средиземье, шокирующе неожиданно — книга Легендариума вырвала ее из привычной реальности, не дав попрощаться и взять самое необходимое. Ей сейчас очень нужны новое платье и болеутоляющее — прежний наряд извалялся в песке… и уже совсем не радовал. Решить все проблемы магией не получится — утекшие силы восстанавливались медленно и неохотно, словно им что-то мешало. Флора глубоко вздохнула, набираясь храбрости оглядеться по сторонам. Феи не должны бояться всяких… подходящее слово не шло на ум, только с трудом пришедшие в порядок мысли чуть снова не спутались, а щеки загорелись предательским румянцем. Неважно, просто не должны. И она не будет, и найдет, что сказать — когда наконец оденется… или как-нибудь потом. Если коварно поджидать ее на берегу никто и не собирался. — Ну и хорошо! — вслух произнесла Флора, настороженно прислушиваясь к треску ломающихся кустов. Это просто… животные. Только совсем не те, о которых она заботилась и защищала. — Просто прекрасно. Очень захотелось сломать ветку, сухую, разумеется. Или даже две. Все равно зря — Фарагонда учила их быть разумными и не поддаваться эмоциям. Просто заботиться о созданиях природы и обо всех, кому нужна помощь. Совсем-совсем обо всех, или все же нет? — Ах ты… брысь! — Флора растеряно замерла, уроки боевой магии Гризельды вылетели из головы. За ночными кошмарами и… лучше не думать, как это назвать, о таких опасностях не вспомнилось ни разу. Чудовищно огромный — в два раза больше привычных ей собратьев — волк лениво жевал ее юбку, презрительно щуря янтарные глаза. И лишь вяло зарычал в ответ, обнажая неестественно длинные желтые клыки. — Цветочный водоворот! — Флора раздраженно подняла руки, целясь в отвратительную наглую морду. Пытаться уговорить зверя по хорошему не было никакого желания, и сил. Кружащейся вихрь мелких колючих соцветий не причинил лесному хищнику вреда и даже не разозлил — лишь заставил отпрыгнуть в сторону. — Что за жалким мусором ты бросаешься? Варг и не чихнул от твоих цветочков. К глупой игре в прятки она уже привыкла, почти. Только совсем чуть-чуть споткнулась, оглядываясь. — Это ты велел ему съесть мою юбку? — дрожащим от обиды голосом спросила Флора, натягивая топ. Идиотская шутка — даже самые неотесанные курсанты Красного Фонтана способны придумать что-то поумнее. Потому что давно закончили детский сад. — Что? — озадачено переспросил обидно недосягаемый хозяин темных тварей. — Нет. Не слышал ничего глупее. Приказывать варгу избавить тебя от юбки… зачем? Я сам могу это сделать. — Хищный цветок! — заклинание сорвалось с губ, прежде чем она успела глубоко вздохнуть и сосчитать до десяти. Похожее на бутон колокольчика гигантское растение выросло из песка, качаясь на толстой цветоножке и резко раскрылось, плотоядно сверкнув зазубренными краями. Волк испуганно заскулил и, поджав хвост, скрылся в лесу от клацнувших у самого хвоста зубов. — О, а вот это хороший цветочек. Может даже кого-нибудь съесть. Явственно различимая черная тень упала на песок. Флора резко выдохнула, стараясь не потерять концентрацию и не дать задрожать рукам. «Тебя!» — с впервые в жизни вспыхнувшей злостью подумала Флора, быстро оборачиваясь. Новый хищный цветок трепетал на кончиках пальцев, готовый расцвести смертоносным протуберанцем. Таких как… некоторые недобитые злодеи, ее венерина мухоловка не убьет, только слегка пожует и выплюнет. Так им… ему и надо. А она успеет расправить крылья и улететь куда-нибудь подальше.