***
Как же она ненавидит… стоять на коленях, даже так. Особенно так. И всегда ненавидела. Белладонна прищурилась на расплывшиеся перед глазами темно-красные лавовые потёки, сытое довольство получившей свое кошки смешалось с досадливым раздражением. Насытило ее вовсе не то, к чему свелось толком не состоявшееся извержение Тангородрима — лава слабо дымилась, остывая и все больше сливалась с неразличимым в ночной темноте склоном — и не легко полученное согласие. Гораздо легче и быстрее, чем они надеялись. — Ну вот… тебе нравится, как и раньше. — Ведьма невнятно усмехнулась, аккуратно вытерев губы здоровой рукой. И, не слушая испуганно пискнувший внутри «хватит» голос разума, невозмутимо добавила: — А феи слишком невинны, чтобы не рыдать в процессе, да? Играть с огнем, испытывая терпение сильнейшего… пока, было смертельно опасно. Желание пощекотать нервы и чуть отыграться за унижения и подчинение и раньше порой пересиливало благоразумие. Но никогда прежде они с сестрами не заходили в этом настолько далеко и не получали такой отдачи — до неприличия, ошеломляюще щедрой, сводящей с ума. Лучшей пищи для души и тела. Даже кровь из трепещущего на черном алтаре сердца, алая, живая и солоновато-теплая, агония умирающих и слепая животная страсть соития прямо там, на влажном, скользком и еще не остывшем камне, насыщали не так одуряюще ярко. Она правда сошла с ума от ударившего в голову потока силы или просто пьяна, как смертные скрашивающими их жалкую жизнь хмельными напитками? Если не в силах оторваться… от его неожиданной и странной слабости. Напитавшей до одури и сладкой дрожи всем самым темным и сытным, и все еще кровоточащей, если ковырнуть тонкую корку. Посильнее и порезче… как же хорошо, что бы ни было потом. Бойцовская собака не разжимает вцепившихся в добычу или врага челюстей, даже когда ей отрубят голову. И она как никогда близка к такому финалу, если не возьмет себя в руки. Еще не время… но как же трудно. Невозможно… Они с сестрами обожают это больше всего на свете… до потери воли и разума, по крайней мере она. Чужая бессильная злость, страх, ненависть, сомнения, и особенно боль источали предназначенный лишь им нектар, ядовито-сладкий и притягательный, как кровоточащая рана для нетопыря. Или акулы, если раненая жертва имела несчастье упасть в открытое море. — Вы отдадите ее сейчас. А потом получите, что я вам обещал. — Уверенно, как он когда-то приказывал им, и почти так же равнодушно сказал Мелькор. Легко проникавший в душу, ломая барьеры, взгляд — долго сопротивляться давящей тяжести не мог никто — лишь скользнул по ее лицу и вновь убежал вверх, словно в глубине налившихся чернотой ночи туч происходило что-то важное и интересное. Парили на прозрачных розово-зеленых крыльях, нежно улыбаясь, золотоволосые феи с зелеными глазами. Или одна фея. Светлая до боли в глазах, и где-то внутри… как можно хотеть делать с ней что-то еще, кроме как уничтожить? Ну как… Нежная, ласковая и непостижимо наивная… или добрая. Белладонна так и не смогла понять до конца, что это такое — порождению Древней Тьмы не постичь доступное лишь светлым, хотя бы совсем немного… и отринувшему свет. Чувствовать когда-то бывшее в тебе нельзя полностью разучиться, и безнадежно желать, и даже любить. Как же это… прекрасно. Нарезать проклятую девку на кусочки, чем-то тупым и зазубренным, как можно более тупым — не торопясь, впитывая каждый крик, или сжечь заживо… лучше порезать, и сжечь что осталось, еще живое и способное страдать, ей теперь хотелось даже больше, чем получить обещанное и так необходимое. Вопреки всем доводам разума и страху полного небытия… даже умной и расчетливой Дарси будет трудно ее удержать. Чтобы только потом показать это ему, и получить немыслимый, последний оргазм, безумный и фантастический, как смерть Вселенной. Ведьма потянулась, чуть запрокинув голову и блаженно закатив глаза — плотно окутавший разум дурман, как на грани долгожданной разрядки, оставил за пределом меркнущего сознания все остальное. Уже почти. Только сияющий текучим золотом портал, похожий на филигранно-сказочную дверь в мир счастливых снов (как иронично) звал выплыть из потока животной бездумности. Вспомнить, кто она и где, не говорить и не думать лишнего и слишком опасного. Просто сделать шаг и вернуться, пока не поздно, давно уже пора. Ты убил в себе свет… но не пустоту, где он был. Она осталась внутри, гнетуще-сосущим ничем, и хочет его назад… напрасно и безнадежно. Потому ты всегда жаждал света, и светлых… сам не понимая, зачем, и что с ними делать. А они тебя нет, какая жалость! Тебе не вернуться к нему, и никогда не утолить этой жажды… и не избавиться от неё. Ты не как мы… в нас нет и никогда не было ничего, кроме Тьмы. Она избавила тебя от мучившей тысячелетия боли… заслуженного и предопределённого наказания для забравшего свет вашего мира. Свет не может желать тебя, и принадлежать тебе, только обжигать. Глупая девка вылечила твои ручки проклятой пыльцой фей… какой же мерзкой. Просто пожалела тебя, как пожалела бы любого. Неслыханно, нашла кого жалеть, какой же надо быть идиоткой. Ей больно чувствовать чужую боль… а не приятно, как нам и тебе, вот и все. Твои ладони перестали болеть, а та пустота внутри начала… да? Сначала совсем чуть-чуть… А ты отплатил бедняжке черной неблагодарностью — запер вдали от солнца, цветов и деревьев, и пихал в нее то, что она ненавидит и боится… и опять хочешь. Не понимая, говорит она вслух, или про себя — так самые бессвязные, лишенные смысла и грязные слова срывались с губ за мгновения до оргазма — Белладонна звонко рассмеялась, встряхивая поблескивающими в темноте, как снеговые шапки Эред Энгрин, волосами. — Ты что, правда влюбился в глупую малолетнюю фею? Насколько на это еще способен… боже… Как же ей не повезло, бедняге, с нами девка помучилась бы недолго. И я сделаю доброе дело, если… Ведьма замолчала на полуслове и закашлялась, почти не чувствуя ни боли, ни удушья, лишь инстинктивно замотала головой и задергалась, пытаясь освободиться от сдавивших горло и грудь рук. — Ты все сказала? — Почувствовать сквозь нарастающий звон в ушах интонацию не получилось, голову и готовую разорваться грудь залило нестерпимым жаром — живому телу, которое она может вот-вот утратить, необходимо дышать. — Тогда пошли… Покажи мне, где портал. Вы создали его, как раньше? «Отпу…» — произнести, хотя бы мысленно, единственную способную помочь угрозу не получалось. Ей не могло стать так быстро и катастрофически плохо всего лишь от удушья, что-то гораздо большее и необоримое все плотнее сжималось над головой, воронкой пожирающего даже тьму бездонного водоворота. — Или Лилис и Тхарма убьют Флору? Я так не думаю… они вполне обойдутся без тебя. Показывай, где ваш портал, или потеряешь это тело, но прежде… Неизбывный холод и тоска великого Ничего, Пустоты без верха и низа, света и тьмы, не испытанные даже в не лишенной мстительной надежды и памяти каменной толще Обсидиана сковали душу, вытесняя все живое и радостное. Неназванные и неосознанные страхи зашевелись под коркой льда, обретая плоть и имя, и обвивающие сердце липкой тоской черные щупальца. — Нравится? — почти равнодушно, без ее звериного наслаждения заглядывая прямо в сжавшуюся в комок душу, спросил Мелькор. — Больше твоих тупых ножей и огня? — Нне… Он там, будь ты… Губы предали ее, невнятно пробормотав что-то трусливо-жалкое, и рука поднялась сама собой, указывая на засиявшую теплым золотым светом дверь. Все, что угодно, лишь бы стряхнуть и попытаться забыть собственные худшие кошмары, и вдохнуть живительный глоток царапающего легкие гарью воздуха. — Проклят? — вкрадчиво, словно желая соблазнить, уточнил Мелькор, касаясь губами уха. — Не тебе мне этого желать… Белл. Белладонна вздрогнула, услышав много веков не звучавшее имя, но придумать ответ не успела — дыхание вновь перехватило, резко и болезненно, земля ушла из-под ног и нарисованный золотой краской на серо-черной мгле портал обжег взгляд, пропуская в дышащую влажным теплом упругую тьму перехода.***
— Бел… Айси! Со скучающим видом стоящие у старого жертвенного камня ведьмы вскрикнули в один голос и растерянно переглянулись, потеряв драгоценное мгновение. Заключенная в нарисованный золотом на стене пещеры проем живая темнота задрожала, как желе, норовя выплеснуться наружу, и вытолкнула из себя двоих. Их старшую сестру, беспомощно повисшую в грубом захвате… хорошо знакомых рук, склонив голову на грудь и закатив глаза, и… Ведьмы пронзительно взвизгнули, как по команде поднимая руки в защитном жесте — похожий на взрыв удар сотряс фундамент древний башни, поколебав стены и заставив задрожать, как ветки на ветру, тонкие шпили. Мелькор непроизвольно отряхнулся от кажущегося осязаемо плотным и тягучим воздуха портала и, прежде чем первой пришедшая в себя Сторми успела сотворить темный торнадо, с силой отшвырнул Белладонну прямо в нее. Лишь чуть менее сильный, чем первый, удар сбил повелительницу бурь с ног, как пушечное ядро кеглю и впечатал обеих ведьм в стену с глухим хрустяще-чавкающим звуком. Не взглянув, уцелели бывшие подружки или стены усыпальницы превратили их в отбивную — пылающие яростью глаза блеснули от мерзкого хруста откровенным удовольствием — Мелькор обернулся к Дарси… Лилис, новому воплощению древней повелительницы кошмаров. Чуть более бледная, чем обычно, ведьма улыбнулась тонкими губами, смиренно опустив глаза, и поклонилась, подметая пол роскошными каштановыми прядями. Чудом не обваливший своды пещеры удар выбил почти все стекла в башне, и погасил факелы, но, едва Лилис наклонилась, чадящий за ее спиной светильник ярко вспыхнул. Готовая сразить последнюю оставшуюся на ногах Трикс рука замерла и потянулась к выхваченному из темноты лицу — фея спокойно спала на холодном черном камне, как на розово-зеленом шелке любимой кровати, чуть приоткрыв по-детски пухлые губы. Словно прошедшие годы и горестные события были дурным сном, и пробуждение в целом и невредимом дворце королевства природы среди родных и любимых исцелит все печали. Полная хищной ненависти тьма дрогнула и ушла из посветлевших глаз, уступая чему-то почти человеческому. — Не спеши… — тихий голос Дарси отразился усилившим шипящие ноты эхом. Наколдованный, или много столетий ожидавший своего часа у алтаря нож сверкнул в обтянутой темно-фиолетовой кожей руке. — У тебя одна попытка найти настоящую. Окутанные как плащом распущенными волосами фигуры заполнили комнату, и синхронно подняли сжимающие нож руки. Обманчиво ласковые желто-карие глаза насмешливо улыбались из-под полуопущенных ресниц с десяти, или двадцати бледных лиц. — Ты умрешь, Лилис… и гораздо страшнее, чем могла бы. — Фундамент Облачной башни вновь заколебался, отдаваясь до дрожи неприятной вибрацией стен. — Да, господин… — без тени издевки выдохнули иллюзорные клоны, почтительно кланяясь, — поэтому я отдам ее тебе. Только поклянись, что выполнишь все, что обещал. — Материализовавшиеся у самого изголовья темные клоны Лилис… или она сама, прижали лезвия к беззащитно открытой шее, отодвинув пушистые пряди золотисто-медовых волос. — Нужна кровь… для договора, ее отлично подойдет. И твое согласие. Или ты против? Лезвие опустилось, на миллиметр надавив на мгновенно окрасившуюся алым шею. Фея страдальчески поморщилась, и чуть мотнула головой, пытаясь отстраниться от неумолимой режущей кромки. Мелькор резко выдохнул сквозь стиснутые зубы, подаваясь вперед — два фантома развеялись с легким шипением, упав на пол горсткой пепла. — Еще одно движение… — Новые клоны с невозмутимыми лицами возникли на прежнем месте и пугающе синхронно опустили головы, наклоняясь к лицу Флоры — нож вновь опустился, с еле слышным хрустом погружаясь глубже. Кровь потекла струйкой, пачкая расстелившиеся по камню волосы и дождем закапала на пол — фея сдавлено захрипела, прикусив окрасившиеся синевой губы. — Да… — Мелькор проглотил последние слова, непроизнесенное «но вы об этом пожалеете» повисло в сгустившемся, как перед Бурей Столетия, воздухе. И не поморщился, глядя в потолок, когда лезвие, коснувшись ладони клона, глубоко царапнуло запястье. Сплетенные руки коснулись залившей алтарь крови и резко разомкнулись, словно отброшенные взрывом. — Ты поклялся помочь нам… — прячась за спинами стремительно обращающихся в прах клонов поспешила напомнить Лилис. — Но не убить вас потом — нет. Особенно тебя. — Мелькор прижал ладонь к прорезавшей девичью шею жуткой красной улыбкой ране. Превращающее посмевших прогневать темного валар несчастных в ледяные глыбы заклинание заморозки не принесло облегчения, лишь затруднив и без того прерывистое дыхание. — Она не умрет, — с почти искренним сочувствием добавила Лилис, проскользнув в скрытую в тени позади фантомов нишу, — наверное. Если ты поспешишь унести ее, и разбудить. Пыльца феи и не такое лечит, сам знаешь. Ведьма приглушенно вскрикнула, закрываясь от способного испепелить взгляда… мог такое Мелькор на самом деле, или нет, она точно не знала, но ближайший клон сгорел жарче остальных, опалив протянутую руку. Скрипнув зубами от бессильной злости, их проклятый союзник взял перепачканную кровью фею на руки и шагнул в портал, в сердцах отпинув далеко в сторону лежащую у порога книгу Легендариума. — Он… — Старшая сестра безуспешно пыталась встать, опираясь на дрожащую от слабости руку. — Заплатит за это? Конечно! — закончила за сестру Лилис, материализуясь рядом с пришедшей в себя Белладонной. — И я все-таки… — Ледяная ведьма осеклась, сплевывая текущую из уголка рта кровь, в еще безжизненно мутных голубых глазах сверкнуло злорадное предвкушение.