Фея моих снов

— Наш сын… я должна узнать, что с ним случилось. Ты… — с трудом прошептала Флора, едва сознание вынырнуло из обжигающего водоворота и губы снова стали слушаться. Хотя так не хотели отрываться от второй половинки кулона — любимой и единственной своей. В Алфее ей втайне хотелось получить в подарок незамысловатое украшение, как у Стеллы — золотую подвеску в виде соединенных в поцелуе губ. В Солярии их принято дарить на праздник Первого дня весны — как признание, и предложение повторить отлитое в золоте. От того, кто полюбил бы ее и желал поцеловать на самом деле. Ласково и осторожно, нежно заглядывая в глаза, в полном сияющими снежно-белыми и розовыми звездами цветов и медово-сочными фруктами волшебном саду. Как в Алфее, или дворце ее родителей, только еще сказочнее. Под усыпанным алмазной пылью звезд ночным небом, или потоками ярко-золотого солнечного света. Лучше там и там, и вместе впитывать и дарить созревающим плодам и распускающимся цветам и почкам благословенные силы природы. Сливаясь не только губами и нежно переплетенными пальцами, но и одинаково… созданными давать и сохранять жизнь душами, без слов чувствующими и понимающими живой мир и друг друга. Безумно давно — уже и не верилось, что это происходило с ней и та лучшая жизнь не была сном. Глупая детская мечта осталась несбывшейся, как и многие другие… но теперь и не надо. Так, по-настоящему, гораздо лучше, а золото она не любила никогда. И драгоценные камни тоже — предпочитала бижутерию и живые цветы. Шкатулка с переливающимися дивным радужным блеском драгоценностями мамы и украшенная крупными, ослепительно чистыми — лишь чуть менее, чем те, которые она украла — самоцветами корона Линфеи совсем не привлекали ее, даже в раннем детстве. Миели обожала перебирать и разглядывать кольца и ожерелья, и упорно пыталась выковырять восхитительно блестящие камни из папиной короны, а ей были гораздо интереснее розы, орхидеи и сладкий виноград. Какая грустная и обидная ирония. И любовь… это самое ценное и дорогое. Хотя Фарагонда и ошиблась, или просто обманула своих юных учениц, не желая расстраивать — любовь не побеждает все и всегда, поглотившая Магикс и Линфею тьма оказалась сильнее добра и света. Но дает силы жить и верить, даже когда только наполовину, или кажется… как ей сейчас. Разрывать поцелуй было мучительно жаль — забытое тепло тропических пляжей Андроса только начало согревать сердце, не растопив до конца корку намороженного Белладонной льда. Она еще совсем не успела напитаться ласковыми волнами тепла и любви… наверное, только своей. Не наверное — лишенные света души не умеют любить. Ему просто… нравится быть с ней, и иногда хочется ласки и сочувствия — тьма, может, и любит поглощать свет, словно он ей необходим и утоляет вечную жажду. Без остатка, не насыщаясь и ничего не давая взамен… Древняя Тьма способна и желает впитать все, присвоив и слив с собой — если ее не остановить. Она бы очень хотела, чтобы написанное во всех учебниках Алфеи оказалось неправдой — но это правда, увы. И ему тоже может быть больно и грустно от чего-то, и хотеться общения — с кем-то еще, кроме темных тварей. Ну и пусть, неважно. Ей хватает, и будет хватать только своих чувств. Тем более, это все, что у нее есть. Но она больше не может, и не должна держать боль и тревоги в себе, как еще не высохшие на ресницах и волосах соленые капли. Поэтому сказала помимо воли, не успев подумать и проговорить про себя. Слова выплеснулись сами, как много лет копившиеся слезы. Она боялась и так и не решилась рассказать ему восемнадцать лет назад о… что ждет ребенка. Подумала об этом, пока еще не околдовала сонной пыльцой — когда возлюбленный на миг прикрыл глаза в ее объятиях, утолив страсть. И до этого тоже — чтобы содрогнуться от прошедшего холодком внутри страха. Потому что он совсем не будет… не был бы рад, и… Было незачем, надежда все забыть и вернуться к прежней жизни пьяняще закружила голову — такая близкая и несбывшаяся. Она бы растила сына в родительском доме, среди садов, полей и природной магии Линфеи, очень хотела растить. Они были бы счастливы, очень, все… или воспоминания о неправильном и постыдном тревожили бы сны и терзали душу? И она до сих пор не уверена, что ему хотя бы немного нужны дети, но уже неважно. Как и то, что ласковое тепло схлынуло и истаяло от воспоминаний — она теперь может и хочет его вернуть. Испытанный словно ещё вчера тоскливый холод небытия не поглотит ее, как ненасытная тьма, пока есть к кому прижаться, и отдать… не доставшееся их бедному сыну, сгоревшим садам и погибшим родным. И может быть, все-таки… да, она хочет верить, что ее Мэлько жив, Текна сумела скрыться от ведьм и унести его. Главное — что ее сын нужен ей, и она любит… будет любить его больше всего на свете. — Кто? Нужны Мелькору дети или нет, она не поняла, но такого удивления в еще затуманенных страстью глазах не видела ни разу. Чрезмерно крепкие — ей не хватало и без того удушливо-дымного воздуха — объятия разжались, Флора пошатнулась, неожиданно лишившись опоры и опять чуть не упала вниз. Ожившие в голове картины и ощущения лишили едва восстановившихся сил и навернулись на глаза остатками слез. Она была уверена, что пролила их все, но недосказанное оказалось и недоплаканным. — Осторожно! Флора не испугалась падения, ни на один предательский миг не усомнившись, что все как обычно закончится в легко поймавших ее руках. Словно так может и должно быть всегда. И бояться больше нечего и некого… кроме него самого. Или да, все именно так? — Наш сын… я родила его, когда вернулась в Магикс… после. — Флора судорожно вдохнула и уткнулась носом во влажную после прошлого раза ткань. — Может, тебе… стоит переодеться? — тем же тоном пробормотала она, и вымученно улыбнулась. — Когда ведьмы уже разрушили Обсидиан, и… Но я плохо это помню, потому что… И беспомощно замолчала, подбирая разбежавшиеся из памяти слова. Ее злило и обижало непривычное и бесцеремонное вторжение в сознание — безумно давно, в… она не знает, как назвать, и хочет ли, чтобы его никогда не было — день первой встречи. Потом привыкла и смирилась, стараясь лишь спрятать самое личное. То, чем не хочется или опасно делиться. Как планами побега, лекциями Фарагонды о природе зла, и детскими мечтами о золотом кулоне-поцелуйчике, и настоящей светлой любви. Но сейчас она хотела пустить его в свою голову и просто расслабиться, не стараясь ни держаться на ногах, ни находить слова. Пусть он только крепче прижмет ее к себе, или возьмет на руки, и сам все прочитает, как никогда не стеснялся делать. И наверняка узнает что-то лишнее и ненужное, но… ей слишком тяжело. Или уже нет? Острая боль уходила, незаметно сменяясь расслабленностью, обволакивающей мозг теплой сонной бездумностью. От так и несказанного вслух, но отданного и разделенного пополам. Больше, чем пополам — ей почти ничего не осталось. — Лилис, Тхарма и Белладонна ничего не сделали с твоим… нашим сыном, не плачь. Иначе непременно рассказали бы тебе, что с ним стало, и показали… не один раз. Они бы не смогли и не захотели… отказать себе в таком удовольствии. — Да? — Флора всхлипнула, обо что-то (открывать глаза не хотелось) вытирая нос. Дико, странно, и наверное, плохо… словно она кого-то или что-то предает, что ей стало так хорошо, почти как в объятиях отца в детстве. Даже то, что в родительском дворце пахло цветами и душистыми травами, а не гарью и… лучше не думать, чем еще, почти не имело значения. Сейчас. — Но я хочу… Его найти… и увидеть. «Взять на руки», — чуть было не сорвалось, или не подумалось… так глупо. Ее сын стал уже взрослым, раз прошло восемнадцать лет, наверняка выше нее, и это точно никак не получится. А она помнит только совсем маленького и беспомощного, легко и удобно поместившегося на сгибе локтя. Хотя и довольно тяжелого, или у нее просто не было сил? Медицинский дрон Текны определил, что ее сын крупный и весит больше многих новорожденных, но ей он показался крошечным. Подруга наспех завернула его в первую попавшуюся под руку кофту, даже не обтерев, а она… чувствовала себя все хуже и слабее. Но сумела ясно увидеть слипшиеся от слизи и ее крови черные волосы — любые другие тоже выглядели бы так, но она точно знала, что они черные. И трогательно причмокивающие губки, когда прижала его к груди, всего на миг. Ей досталось так мало, совсем чуть-чуть, и больше не… Она всегда мечтала о детях, больше, чем о золотых поцелуйчиках — маленьких и сладких, как Миели. Но ее сын вырос без неё, и… неизвестно даже, жив ли он. — Ведьмы за все заплатят, и скажут мне, где он, если знают. Все, что знают. Но на руки ты его уже не возьмешь, и не… — Мелькор замолчал, с легким смешком коснувшись ее груди. И неестественно спокойно добавил: — Ты знала об этом, когда убежала. А что ей ещё было делать? Не нужно было ничего брать, а просто… И украла не только сильмариллы. Нет, их одних, и ей невыносимо жаль, он сам просил не говорить больше об этом. А малыш только ее, и он не мог и не должен был расти здесь. Она до сих пор уверена, что ее сыну место только в Линфее, такой, как она была, чтобы он не… Флора поспешно прикрыла рот рукой, хотя и не говорила вслух… глупо — не предназначенные ни для кого, кроме нее, мысли и чувства прячут совсем не так. Пытаются, у нее не всегда получалось… получается. — Твоей Линфеи больше нет, — так же спокойно, как о чем-то обыденном, ответил Мелькор, не добавив «из-за тебя». Очень мило с его стороны. Ничего, ее ментальный щит скоро станет плотнее и надежнее, нужно только немного… Коснувшиеся пола ноги чуть было не подогнулись опять, хотя Мелькор и не отпустил ее полностью, придерживая за талию. — И прекрасно. Без гадости все же не обошлось… и ей поделом, наверное, пока он не выместит свои обиды. По мелочи это будет непредставимо долго, но… спасибо, что не отдал оркам. По-настоящему разозлиться или обидеться не получилось, тем более, не на что, она сама во всем виновата и… — Это просто правда, — невозмутимо… хотя чему тут удивляться, нет у некоторых ни сердца, ни сочувствия, лишь чуть более глухо, прозвучало рядом с ухом. Главное — ее снова взяли на руки и куда-то отнесут. Поспать? Хорошо бы не в полной душного зла и дыма крепости, а… — Потом поспишь. И получишь, что тебе нужно, но не сегодня. Ты мне правда должна — за них, и за кое-что еще… тысячу лет за каждый. Делать, что я скажу. Такие, как я, ничего не делают просто так, ты права. И не бойся — никаких орков. О чем он вообще? Если без орков, то ладно, остальное она переживет. А через три тысячи лет… можно будет уйти?

***

— Не огорчайся, Мэлько, не надо! Все могло кончиться намного хуже, если бы не… — всегда ясно и четко доводящая свои мысли до конца Текна запнулась на полуслове, касаясь ладонью его волос. — Не знала, что в тебе так много сил, и они наверняка тоже. Но теперь знают. — Восхищенные ноты в голосе много лет журившей за двойки и хулиганство, и ласково утешавшей после них же, сменились озабоченностью. — Тем более таких… — еще тише и неразборчивей добавила… его фея, взглянув почти как постоянно пялящиеся на него ученицы Облачной башни. Как называть Текну, и как ей хотелось бы называться, он пока не выяснил и не решил — они позже разберутся с терминологией. Или как лучше сказать? «Давай сначала разберемся с терминологией». — Она всегда так начинала что-то объяснять, или помогать с домашним заданием. Текна сама виновата, что не научила его более романтичным выражениям — значит, ее любимое словечко прекрасно подойдёт. И они обязательно разберутся… с терминами, когда Магикс и Линфея станут больше похожи на тот мир, где это имеет значение. А «своей феей» он считал ее всегда, и называл про себя, чем плохо? И это правда, лучше и не скажешь. Не знала, что в тебе так много сил, и они наверняка тоже. Если бы дело было только в этом… но все гораздо сложнее. И Текне, наверное, не стоит знать. Точно не стоит. Не только потому, что она не поймет — он уже может, и давно хочет решать ее… их проблемы, а не наоборот, как было до сих пор. Жизненно важные и основные — как навсегда избавить Волшебное измерение от Древних Ведьм, например, а требующие техномагии мелочи пусть останутся ей. Прекрасная фея технологий это любит и умеет, а он ее гаджеты до сих пор только ломал… случайно. И иногда нарочно, когда был маленьким. И проблемы Волшебного Измерения. Текна всегда обещала, что он их непременно решит, все до одной, когда вырастет, выпьет молоко и поспит. Он терпеть не мог этот гадкий молочный коктейль с витаминами и пробиотиками — лучше бы она изобрела нормальный напиток вместо какой-нибудь ненужной фигни. Конечно, не все изобретения Текны ненужная фигня, некоторые нужная — особенно игровая приставка и крутой джойстик. Почему сейчас детская шутка — хотя он всегда верил, что все так и будет, и Текна, кажется, тоже — звучит негромким и приятно сладким (ровно настолько, чтобы не стать приторным) голосом Лилис? И с пониманием все сложно — он и сам себя не понял. Впервые дурацкие изречения Саладина, что «нет ничего однозначного» и «нельзя выиграть все битвы без потерь и компромиссов» перестали казаться полным бредом. До того, чтобы писать наставнику в Волшебной сети и советоваться, он ещё не дошёл — хоть это радует. И он действительно мог… мог бы показать проклятым древним сукам. Их концы, конец то есть. Если бы его не поставили перед выбором — навалять им или защитить единственную, кого он любит среди живых. Мэлько в сердцах стукнул… по какому-то новому гаджету Текны — всех их никогда не запомнить — и, виновато оглянувшись, выбросил обломки в окно. Как удачно, что фея технологий задержалась в ванной и не видела гибели своего творения. Он не хотел ее огорчать, просто… Маленький и незаметный кусочек пластмассы неудачно лежал на подлокотнике дивана, сливаясь по цвету с раздражающе-белой поверхностью. Стерильно минималистичный номер надоел ему до чертиков, и не только он. Давно уже пора… смартфон предательски громко (хотя он ставил звук на минимум) звякнул, приняв сообщение в вайбере. Можно даже не смотреть, от кого — он и не будет, нет желания любоваться вежливой улыбкой на полузавешенном густыми каштановыми волосами лице. Все равно она никуда от него не денется. Слезы Черной Ивы в сосуде стоили того. Лилис отдала их ему и не стала помогать сестрам, потому что их интересы совпадают? Или он просто еще не понял, в чем ее интересы? Как никто не понимал… пока не становилось слишком поздно. Ты же обещала помочь, если я помогу тебе… или это подстава? Ну что ты, Мэлько, мои подставы выглядят не так. Лилис и ее сумасшедшие сестры хотели уничтожить водопад Лулии, или просто припугнуть их, пользуясь случаем? Она все объяснит ему, сейчас… или пойдет уже на хуй. — Я ненадолго, надо… встретиться с ребятами. — Мэлько зашел в ванную, спрятав смартфон поглубже в карман, руки сами потянулись обнять… свою фею, теплую после согревающего душа и такую милую и беззащитную в пушистом белом халате. Текна еще не вполне пришла в себя после ледяной ярости Белладонны, иначе не отпустила бы его без вопросов. Проклятое заклинание смогло достичь цели, когда он пытался помешать ведьмам вновь осквернить водопад, а Текна защищала его электрическим барьером. Лучше бы только себя… хотя что теперь. Может, все к лучшему? — Не грусти, Мэлько… главное, у нас есть вода из водопада. И ты сумел обратить ведьм в бегство. — Текна гибко выгнулась в его объятиях, заглядывая в глаза. Почти. Мэлько плотнее прижал ее к себе, невольно заглянув в треугольный вырез на груди. Толстая махровая ткань целомудренно скрыла аккуратные восхитительно упругие холмики… ему сейчас не до этого, как ни жаль. И небрежно чмокнул в нос, проведя рукой по влажным волосам. Да, я буду осторожен, и приду не слишком поздно. И никакого молока, даже и не думай. Иногда она слишком… Если детская молочная хрень все-таки будет ждать на столе, он не удивится. Просто выльет ее в туалет, и Текна ему за это заплатит — он уже знает, как.

***

Них… Ничего, ветролетик они ему оставят, когда уберутся — в преисподнюю, или куда подальше. Ветролетики, вряд ли он у Правительниц один на всех. Такой крутяк — ослепительно черный, блестящий, и главное — броня крепче и двигатель мощнее, чем у истребителя. Не то что бюджетное такси с потертыми сиденьями и резко пахнущим антисептиком салоном. Мэлько восхищенно присвистнул и даже забыл сплюнуть на шасси, как собирался, лишь гораздо резче, чем нужно, захлопнул раздолбанную дверцу. Потому что дать наглому таксисту в глаз слишком неспортивно — драться можно только с более-менее равными, иначе тошно. И влипать в проблемы сейчас никак нельзя. А жаль, поц сразу понял бы, что опаздывать на вызов, хамить и включать отстойную эраклионскую попсу, когда клиент против, нельзя. Но досадные мелочи сразу забылись, едва кондиционированный воздух салона сменился на ударивший в голову свежий ветер с озера. Лилис словно знала — конечно, знала, глупо сомневаться — где назначить встречу. Или свидание? Представительский ветролет Лилис прекрасно и совсем не чужеродно смотрелся у обманчиво неприметного кафе. До неприличия элитного и дорогого уединенного местечка с лучшими видами в Магикс-Сити. В отличие от его такси. Он до сих пор предпочитал места попроще и повеселее, а сюда приезжал только на пляж. Похожее на безбрежный океан Андроса (они с Текной были там всего один раз) Лучезарное озеро уходило за горизонт, теряясь в дымке светло-жемчужных облаков. Зеленовато-прозрачная вода омывала пологий берег, поросший сочной травой и вечноцветущими деревьями — крупные бело-розовые соцветия казались созданными искусственно, но были упоительно живыми и ароматными. Кому, как ни ему, понять и почувствовать это. И оценить. — Мэлько… Применять магию — он решил это сделать, если шкафообразный охранник не посторонится — не понадобилось. Парень почтительно поклонился, распахивая дверь, как сделал бы для самого желанного гостя. Какого… Мэлько застыл на пороге, невольно приоткрыв рот. Плетенный из горячо любимого им натурального дерева столик ждал у самого края террасы, вплотную к увитому цветущим плющом ограждению. С бутылкой дорогого красного вина, отвратительно кислого к тому же (он бы лучше коктейль выпил или виски), блюдом с фруктами, высокими бокалами, фигурно сложенными салфетками, и… — Я закажу тебе коктейль, если хочешь, но вдруг понравится? — Пальцы с накрашенными темно-фиолетовым лаком ногтями аккуратно сжимали тонкую ножку полного до краев бокала. Короткое вечернее платье того же обожаемого Лилис цвета (адепты силы иллюзий питают слабость к фиолетовому) облегало изящную фигурку ведьмы, чуть приоткрыв плечи и грудь. Его джинсы и берцы не вполне тут в тему, даже совсем не… — Ерунда! Кто может себе это позволить, ходит куда хочет и в чем хочет. Ты же можешь? — Идеально расчесанные… или что она с ними сделала, прекрасные волосы Лилис казались сияющим ореолом, или янтарным облаком, плотным и невесомым одновременно. Мэлько широко открыл глаза от невольного восхищения и машинально поднес к губам непонятно как попавший в руку бокал. С чем-то освежающе сладким, мягко и тепло ударяющим в голову. Красиво очерченные тонкие губы, на этот раз почти не поджатые, приблизились практически вплотную к его, и целомудренно замерли, послав лишь едва ощутимое тепло дыхания. — Я знаю, что ты не любишь ведьм, Мэлько, особенно нас. И хочешь быть верным… своей фее. И позвала тебя совсем не для этого, садись. — Лилис сделала приглашающий жест, мягко коснувшись плеча. — Ты будешь стейк, наверное, или два? С картошкой фри. А салат из креветок оставишь мне. Но ты многое потеряешь — в моем лице можно трахнуть кого угодно, и не заметить разницу, хоть Саладина. Или собственную мать… хочешь ее? — Ты мне еще папашу предложи, — пробормотал Мэлько, выплевывая на пол виноградную косточку. Здесь вряд ли так принято, но ему уже стало все равно. — А ты хочешь? — желто-карие глаза ведьмы неестественно расширились, заполняясь чернотой зрачка, а губы задрожали от накатившего смеха. — Спасибо, не надо. — Мэлько демонстративно скривил губы в знак глубочайшего отвращения, но не выдержал и рассмеялся вместе с ней. Громко, искренне и совсем не благовоспитанно, как давно уже не смеялся.

***

— Ты хочешь… это сердечко из золота? Какое сердечко? Она не поняла, о чем речь, и даже испугалась — что Мелькор скажет ей это и именно сейчас оказалось странно и неожиданно. Едва аккуратно (она почему-то думала, что он ее туда бросит и грубо прижмет, не давая дышать) положил на кровать и коснулся губами шеи. И ей хотелось, очень, хотя мысли путались и сбивались, а голова кружилась, чтобы он отнес ее в комнату и не только уложил спать. Мелькор и не собирался просто уйти, разумеется — для этого он слишком сильно прижимал ее к себе, и сердце билось нетерпеливо-часто. Но, едва ощутив спиной знакомый матрас, она инстинктивно обняла его за шею и притянула за собой, мешая раздеться и, кажется, даже вдохнуть. Что он подумал об этом в такой момент и запомнил ее мечту, могло быть милым и трогательным… должно было быть. Но свежие воспоминания о погибшем мире и мечтах больно царапнули сердце. И даже почти не дали насладиться обжигающе-сладкой лаской и прикосновениями чуть дрожащих от нетерпения пальцев. Она плакала о них… так недавно, ресницы еще не высохли. В устах того, кто не чувствует и не сожалеет, как она, и не может понять… ничего, это просто насмешка — и даже то, что он принял золотой поцелуй за сердечко, совсем не забавно. Просто он… не такой, а почти как Древние Ведьмы. Или они почти как он. Она запуталась… уже давно, и не может понять, что чувствует и чего желает. — Уже не хочу. — Флора глубоко вздохнула, выгибаясь в, как и много лет назад, сжимающих ее руках и зажмурилась, чтобы скрыть набежавшие слезы. И изо всех сил постаралась закрыть сознание. Он же хотел сделать ей приятное… наверное. Прочитал это в ее памяти, и… Но ей только опять захотелось плакать. — Мне не нужно… сердечко, никогда не любила золото. Это было глупо, давно и по-детски, надо просто забыть, да и все. Природной магии Линфеи, цветущих садов и настоящей светлой любви больше нет и никогда не будет. Для нее. Только темная и неправильная, заставляющая ее дрожать и забывать о Линфее, родителях и даже собственном сыне. И о том, что происходит совсем рядом — она не думала об этом, или не хотела знать, пока Лилис не заставила. Твой любимый мучил и убивал не меньше нас… и с нами тоже. Думаешь его перевоспитать, или не обращать внимания? Не обращать внимания… Едва произнеся странно и обидно прозвучавшее, Флора тут же пожалела — кулончик бы порадовал ее, позволив надеяться… и зачем она с ним так? Потому что не любит золото и не хочет травить душу воспоминаниями о погибших, или это все ядовитый морок темных иллюзий Лилис? Пусть он просто… поцелует ее, сам, много-много раз, и не надо никаких украшений. Это лучше всего. Флора потерла глаза, стараясь не повторить своей уже постоянной ошибки. Падать с лестницы плохая и опасная привычка, и сейчас ей хочется — или все-таки нет? — спуститься навстречу пугающему неизвестно чему без того, кто все время ее ловил. Вместо того, чтобы наконец поспать. Злосчастный кулон с навсегда оставшегося в прошлом праздника Весны Солярии быстро забылся, как упавшая в горячий источник ледышка. И не испортил… того, что она задолжала еще на три тысячелетия — по одному за каждый сильмарилл. Она еще никогда не занималась этим так долго — словно первая из трех тысяч лет уже прошла. Флора мечтательно провела пальцем по губам, и даже почти не покраснела — гораздо меньше, чем раньше. Щеки лишь слегка вспыхнули, позволив приятно согреться, а не залились нестерпимым жаром. Недавние воспоминания, живые и реальные, словно ее тело все еще не ее, о почти обжигающе горячих руках и… это точно представлять не надо, не давали испугаться и передумать, пока полустертые ступени уводили все глубже во тьму. И заглушали испуганно-тревожное биение сердца. Она же не… не делает ничего плохого и опасного? Что в пугающие холодом давящих каменных сводов и едким жаром подземного огня одновременно подвалы Ангбанда нельзя спускаться, ей не говорили. И что можно тоже — она просто не спрашивала. А все, что не запрещено… Глупо… как-будто можно забыть, что такие шутки и вольности, детские игры словами сходили только в Алфее, и то не всегда. С казавшейся когда-то непомерно строгой Гризельдой — завуча многие всерьез боялись — нашли кого и чего. Как же это… совсем не смешно. Как и то, о чем она наверняка пожалеет. Но ей не хочется и невмоготу просто сидеть целыми днями в обманчиво похожей на ее спальню в Алфее комнате. Точь-в-точь такой же, он… постарался для нее. Или просто гораздо более могущественен, чем она может вообразить. И пытаться сделать что-то против его воли и к чему-то подтолкнуть — плохая и провальная идея. От него можно только сбежать… было когда-то. Она все еще этого хочет, хотела бы? Или «некуда» — не единственная причина? Нет… Она нисколько не сомневалась в глубине души, что как минимум эта часть из видений Лилис чистая правда. И что уговорить его (про заставить даже упоминать смешно, тем более, она никогда и ни с кем еще не пыталась это проделать) их выпустить невозможно. Ей стоило… делать вид, что ничего такого нет и дальше? Флора резко остановилась, когда ступеньки под ногами наконец закончились, зажимая нос рукой. Ее сейчас стошнит, как от когда-то мучившего токсикоза, или хуже. Запах — лучше не пытаться понять чего — разложения, крови и нечистот, смешанный с серой и металлической окалиной, чуть не сбил с ног. На лестнице он был гораздо менее ощутим, или не доходил до сознания. Эта часть уходящего вглубь — она уже не хочет узнавать, к чему — коридора, оказалась точным отражением показанных Лилис картин. Словно Древняя Ведьма бывала здесь… или да? Флора вздрогнула и протерла глаза, ясно увидев чуть поодаль, на фоне черной от гари решетки, хрупкую девичью фигурку, окутанную достающими до пола непомерно густыми волосами. Тонкие руки ведьмы игриво обнимали сзади… того, кто совсем недавно обнимал ее, а приглушенный, с грудными теплыми нотками смех затихал, отражаясь от неровного камня стен. Как… крики и грубый смех орков и приглушенные стоны. Видение развеялось, оставив лишь боль в неловко задетом ногтем глазу. А все остальное осталось — еле освещенный светом редких факелов коридор, скрытые частой и толстой решеткой камеры и смутно угадывающиеся в смрадной темноте фигуры пленников за ней. Наученные непонятно каким — или понятно, но она не хочет знать подробностей — горьким опытом орки мгновенно замолчали и, громко топая, исчезли в глубине коридора. Стоило им только ее увидеть — в глазах несчастных тварей заметался такой неподдельный ужас, что ей стало не по себе, и жаль их. Хотя и меньше, чем бедняг за решеткой. — Вы хотите… поесть? Вот, возьмите… — глупо пробормотала Флора, чтобы только заполнить давящую тишину — пугавшие ее звуки вдруг странно стихли. У нее… неожиданно много сил, хотя побывать на воле и обнять хотя бы одно живое деревце до сих пор не удалось. Налитые восстанавливающим силы сладким соком плоды легко появлялись в ладони, чтобы тут же исчезать в протянутых сквозь решетку дрожащих руках. Целительной природной магии хватит на всех, должно хватить, и еще останется… но так слишком долго. — Инкрементум! Уверенности, что ее любимое заклинание сработает здесь — как же давно она его не применяла — не было, но отягощенные мерцающими в полутьме плодами яблони мгновенно проросли сквозь камень. — Флора… — А! — Она испуганно обернулась назад и чуть не упала, ожидая увидеть… того, кто не одобрит ее инициатив. Совсем не одобрит… ну и пусть. Ее давно уже не пугает ничего, кроме орочьих лап, а им он обещал ее не отдавать, никогда и ни за что. Если кто-то убьет ее здесь, или сделает больно, то только он сам — и прекрасно. — Флора, что ты здесь делаешь? Это был совсем не его голос, хотя и чем-то знакомый, как можно было не понять. Сзади никого не оказалось, пока, кроме прячущейся в углах и за поворотом на лестницу тьмы. Произнесенные с трудом, хриплым полушепотом слова донеслись из-за решетки чуть поодаль. Флора сделала шаг вперед, и вскрикнула, натолкнувшись на взгляд давно и хорошо знакомых глаз. Светло-карих, по мнению юных учениц Алфеи, и Облачной башни, и преподавательниц наверняка тоже, самых прекрасных в Магиксе. — Профессор Палладиум… как же. — Просто Палладиум. Ты давно закончила школу, Флора, и я уже не профессор, — с теми же, вызывающими щемящие воспоминания учительскими нотками пробормотал бывший преподаватель природной магии, жадно доедая выращенное ею яблоко.