— Лилис, ты не могла бы…
Вернуть свой нормальный вид — и без того тошно, и башка болит зверски.
Не хватало только на отца любоваться для полного счастья. Новоприобретенная привычка запинаться, не договорив фразу — лишь временная досадная слабость от растраты сил и… думать не хочется, от чего еще, и не останется с ним навсегда, хотелось бы верить. Мэлько поморщился, стараясь не фокусировать взгляд на отце… тьфу, мать его, Лилис, а увидеть что-то более приятное. Адское несоответствие мимики и поведения ведьмы — поджимать губы и закатывать глаза, как Лилис, отец не стал бы и обкурившись в хлам — и его облика могло бы быть прикольным, будь у него больше сил и желания веселиться. То есть не сейчас. Ни до чего хорошего они не договорились, как он и думал — пора заканчивать это безобразие. С обещанным коварной ведьмой всевластием, даже будь оно реально, наверняка получится так же, как и с сексом с ней — ни на что не похожее удовольствие в начале, глюки и ощущение, что те6я наебали (и в прямом смысле тоже, что самое обидное) в конце.
Но он не хочет всевластия, и никогда не хотел, почти, а только… Того, чего невозможно вернуть в эту реальность никаким колдовством — ни темным, ни светлым, ни техномагическими играми со временем. В случае удачи оно будет где-то там, за недосягаемой гранью иных вероятностей, без него. Для кого-то, кто заново проживет его жизнь в не разрушенном королевстве Природы — правильную и настоящую. Его мать — живая и счастливая, со своими родителями (ее он видел, сразу после рождения, на минуту, и запомнил как истаявшее облако абсолютного счастья, а их — только как цифровые копии на экранах гаджетов), и с ним… новым и другим. Им никогда не встретиться и не поменяться местами. И не поделиться материнской любовью — она вся достанется другому ему, там, где все живы, и королевство Линфея уцелело.
Если допустить… на один безумный миг, что Лилис не лжет и готова дать, что обещала, без всяких подвохов и особых пунктов мелкими буквами (этим грешат даже простые смертные менеджеры по продажам, наебывающие невнимательных клиентов без всякой магии, не то что древняя повелительница иллюзий и обмана) — он бы согласился? Согласился… убить собственного отца, как много раз уже представлял. Посещавшая его лишь чуть реже, чем мечты о встрече с матерью, детская фантазия вдруг стала пугающе и ошеломляюще реальной. Чтобы… тот, кого никогда не было в счастливых снах о семье (называть его отцом не хотелось и не хочется) не жил как ни в чем не бывало, погубив его мать и родных, и не радовался, уничтожая леса и живых созданий в своем мире. Так ему и надо, но… Неприятно и словно как-то неправильно делать это ради ведьм — по их просьбе и с их помощью.
Мэлько оторвался от невольно притягивающего взгляд кринжового зрелища — вредная ведьма не спешила выполнять просьбу, так же сладко улыбаясь чужими губами — и взглянул на поблекшие, как от черного колдовства, краски разлитого над чистой озерной гладью заката. Хотя на этот раз оно ни при чем. Подсвеченные розово-сиреневым редкие перистые облака и красно-золотая дорожка на поверхности воды всегда были для него самой лучшей и желанной магией. Дающей силы не оскверненной и не погубленной тьмой природы, и просто радость. Но сейчас любимое удовольствие ускользнуло, смешавшись с чем-то холодным и беспокойным, и совсем не из-за козней Лилис. Ведьма наконец перестала троллить его до тошноты похожим обликом отца и сидела, довольно щурясь на напичканное черной любовной магией вино. И он уже почти не против выпить его снова, чтобы забыться… все равно все уже случилось и хуже не будет. Дело в нем самом, садняще-противное чувство вернуло в самые досадные моменты, далекие и полузабытые.
Он точно так же не мог наслаждаться лесным воздухом, проплывающими в лазурно ясном небе облаками и прикосновениями к цветущим ветвям в детстве, когда чувствовал себя виноватым перед Текной — если совсем плохо себя вел, сломал ценный свежеизобретенный гаджет или нагрубил, огорчив фею. И не желал признавать свою неправоту, а просто убегал из дома, пытаясь успокоиться. Но от общения с не приносящей привычной радости природой становилось только хуже, и томительное беспокойство нарастало, делаясь невыносимым.
Так было всего несколько раз, и они быстро мирились — он приходил извиниться, и пообещать, что больше так не будет. И мир вновь становился веселым и ярким, а деревья ласково и одобрительно нашептывали понятное лишь адептам природной магии. Сейчас он давно уже повзрослел и научился заглаживать вину сразу, если скрыть досадное происшествие от Текны не получилось.
Это, конечно, не значит, что он что-то чувствует к отцу… похожее чувство возникло просто потому, что быть в одной команде с ведьмами слишком стремно и ненормально. Такого просто не должно быть. Как он до сих пор думал… был уверен. И в том, что скорее отрежет себе руку, чем трахнет кого-то из проклятых сестер, тоже. Мэлько невольно сжал ладони, на миг переплетя пальцы обеих рук — выполнять данный сгоряча зарок смысла не было. А тот, кто насиловал его мать и уничтожил живой цветущий мир Линфеи, не достоин никаких чувств, кроме ненависти, и не нуждается в них. Потому что не понимает и не испытывает ни любви, ни жалости. Но пытаться убить его вместе с ведьмами, коварно воспользовавшись чарами Лилис, нечестно… и как-то тошно. Будет потом, или нет?
Нанести удар лазерным мечом, сильный и точный, в предательский миг, когда ведьма ослепит, или отвлечет его отца смертоносной иллюзией… чтобы торжество навсегда смешалось с сомнениями и томительной тяжестью в груди. Он еще никого не убил, до сих пор — мог бы, если нужно, но пока не пробовал. Мерзкие монстры ведьм не считаются — они накастованны черной магией и не имеют ничего общего с живыми созданиями. Его отец не то же самое… или в такое трудно полностью поверить. И их все-таки связывает текущая в жилах общая кровь. Но он бы не подумал об этом, не будь гораздо больше похож на мать. Как иронично, или грустно — ни фига не смешно в общем.
Или нечестная победа тоже победа, когда цена поражения непомерно высока? И не только… Для таких, как ведьмы и его отец, совершенно точно — они не затрудняют себя честностью. А чужое «глупое благородство» (это сказал Саладин, или Лилис… или он сам додумался?) — лишь возможность воспользоваться слабостью противника. Потому тьма и оказалась сильнее восемнадцать лет назад, и всегда оказывается. Если не обратить против нее ее же оружие.
Всех битв не выиграть, горечь поражений познали все, кто не погиб слишком быстро. Но большинство можно… если не гнушаться побеждать нечестно.
Место честности в играх, а не на войне. Не будь ребенком, Мэлько. Ты же и сам понимаешь, я вижу.
Да, он понял, и уже тогда понимал. Только хотел обойтись без любимых Саладином компромиссов. Или нелюбимых — директор наверняка тоже этого хотел… когда-то безумно давно. Если не выгнал его из Красного Фонтана за дерзость и хамство и почти не злился, а только иногда отправлял в карцер.
И у него просто нет другого выхода, потому что отец собрался разрушить еще уцелевшее в Магиксе вместе с давними союзницами. И подружками. Его никто сюда не звал — вот и пусть разделит судьбу вероломных тварей, с которыми связался. Они достойно отблагодарят своего господина, и полностью по заслугам. Он сам их к этому подтолкнул, или не умеет выбирать друзей, не важно.
Но прежде чем воткнуть нож, или что-то еще, в спину бывшего повелителя, ведьмы сначала используют его силу, чтобы окончательно погрузить Магикс во тьму. И они слишком сильны все вместе, это правда. Он не боится, и никогда не отступил бы, струсив, но дело не только в нем… вообще не в нем — Магиксу нужна только победа, неважно, какой ценой. Просто чтобы не прекратить существовать. И он не допустит этого — даже если придется поступить подло или показаться трусом.
Предательство Лилис… если она действительно решила предать своих — единственный шанс победить? И спасение — всего живого и светлого в Волшебном Изменении. Этом, но в другое ему… им не попасть. И дорогого — его… больше, чем любимой (у его новой версии не будет прекрасной почти как мама, только по-другому, феи технологий) и родного королевства. Ставшего кладбищем для бабушки с дедушкой, тети и матери — у принцессы Флоры даже нет могилы, только воздушно белый памятник с мучительно похожими на живые мраморными крыльями. В тени полусухих древантов, оживить их до такого состояния было чертовски трудно, почти невозможно. Но легендарные стражи лесов Линфеи обязательно возродятся, и любимые яблони феи природы, розы и волшебные лианы зацветут вновь. Это стоит всего, и бояться испачкать руки и душу глупо и по-детски — ему просто придется.
Не только мое предательство… сестры ненавидят твоего отца даже больше меня. Правда, вас и ваш еще недоразрушенный мир тоже.
— Ты хочешь погибнуть, как героический идиот, никому ничего не доказав и не сумев ничего спасти? — голос Лилис зазвенел и даже чуть сорвался от раздражения и горячего желания убедить. Почти невозможно для тихого пафосного местечка и древнего, как само зло, создания — потерять самообладание могла Текна, он сам и отец, наверное, тоже. Но чтобы она… — И никого. Только бесславно и безвестно — памятники ставят лишь победителям. Так что ты станешь не героем, а просто лузером.
Непривычная грубость (до сих пор Лилис была гораздо обходительнее) не покоробила, Мэлько лишь удивленно оглянулся, не заняла ли место сладко-вежливой ведьмы одна из ее бесцеремонных сестер. Она наконец позволила себе сказать, что думает — очень на то похоже. Это было… даже трогательно и слишком созвучно со все громче звучащим в душе голосом. И правильно, хотя и неправильно, чтобы спорить. И тем более обижаться — это даже не смешно, когда…
— Ты решаешь судьбу мира, и даже не одного? Это приятно, или страшно… в первый раз? Я забыла. — Лилис скромно потупила горящие хищной тьмой глаза. Надежно посаженной на цепь — средняя из сестёр никогда не поддавалась слепой жажде разрушения — но не изменившей древней сути. Ведьма снова взяла себя в руки и улыбалась чуть поджатыми губами с безупречно вежливым дружелюбием. Как-то даже… обидно отстраненно. — И никогда… не делала это единолично. Ещё никогда.
«И не сделаешь». — Рука самопроизвольно сжалась в кулак. Произнести это с прежней убежденностью он уже не мог, и не сможет. После того, как наматывал на ладонь шелковисто-упругие волосы ведьмы — с болезненным, запретно-неправильным удовольствием. Совсем не для того, чтобы удобнее было отсечь ей голову, как ни жаль. И еще будет это делать… наверное. Мэлько обреченно вздохнул и отпил большой глоток из услужливо подвинутого к руке бокала — пошло оно все, ему надо немного согреться изнутри. Хотя бы так. Пусть Лилис убедит его, что он прав и все хорошо, она же может.
— Только не в Магиксе.
— Пока ты жив? — беззлобно и без всякой иронии, или она очень искусно ее спрятала, улыбнулась Лилис, пугающе легко считав несказанное. Сытая и почти дружелюбная тьма лениво переливалась в неуловимо меняющих форму зрачках. — Ты мне нужен живым, а я тебе еще больше. Я про мир, что станет моим, конечно же, — нам хватит места в бесконечной Вселенной, если не сходить с ума от жадности. Поглотить ее всю не смог еще никто и никогда, это в принципе невозможно. Даже не пытайся, понял?
— Да, — серьезно ответил Мэлько, чуть было не добавив «наставник». Вообще-то он хотел пошутить, но смешное и совсем нет, так же, как и правда с ложью (последнее было очевидно с самого начала, чего уж там) сплелись в доводящий до головной боли адский клубок. Который не распутать за целую вечность, и вряд ли стоит распутывать. Лучше оставить, как есть.
Ночь, или непроглядно-мрачный из-за закрывших небо дымных туч день опустился пеленой на глаза, стирая грань морока и яви. Иллюзия Лилис… или вот-вот готовое стать реальностью будущее — он сам сможет решить, чем это будет. Может. Сердце на миг сжалось от чего-то похожего на… ни на что. У него никогда не было не обратившегося в пепел и прах родного дома и родителей. И не будет… Только в другой, недосягаемой жизни, и точно не здесь.
Цитадель Зла Средиземья сполна заслуживает того, что досталось его Королевству Природы. И получит сейчас… от него и от них. Тени в длинных черных плащах — ведьмы непонятно зачем облачаются в странный прикид перед битвами и темными ритуалами — скользят рядом с ним, и чуть сбоку, сливаясь с осязаемо густой и плотной тьмой. «Мы» про себя и созданий Древней Тьмы он не скажет никогда… даже если то, что они сделают вместе, уподобит его им. Тоже не заслужившим ничего, кроме мучительной и позорной смерти, но потом. Сначала их ненависть и безумие помогут… сделать Вселенную свободнее от тьмы и зла. Так можно, если не быть зашоренным и связанным глупыми стереотипами. Это тоже сказала Лилис… скорее всего, да, ну и пусть. Иногда и она права.
Ведьмы неподвижно замирают, ожидая команды — он представлял себе это не так, но… Ледяные стрелы и Лед Пустоты Белладонны превратят в пар пылающий в жерле Тангородрима огонь… во всех трех вершинах, и сотрясут стены до скрытого в корнях гор основания. За секунду до Торнадо ярости и разрывающих небо Темных молний Тхармы. Так они расправились с живой и цветущей Линфеей, а теперь пусть разрушат Ангбанд. Не жалея смертоносных ледяных глыб и прожигающих камень разрядов.
Этого не хватит, но… есть еще Лилис, и он, и то, зачем они пришли. Ее безумные сестры повеселятся в последний раз, и очень помогут им, прежде чем отправятся в небытие.
— Мы накопили сил, очень постарались накопить их как можно больше. Я не так… все планировала и представляла. Но это неплохая идея, возможно.
Вкрадчивый шепот Лилис, словно они вместе смотрели захватывающий блокбастер в тишине голографического кинозала, лишь слегка поколебал иллюзию. Осталось попкорн передать… для полного сходства.
— Не буду спрашивать, как. — Хотелось лишь побыстрее вернуться к затягивающему помимо воли зрелищу, сладостному и мучительному одновременно, и утонуть с головой, забыв обо всем.
— И правильно, Мэлько, — парящая рядом с ним, почти касаясь плеча, ведьма ободряюще улыбнулась, подняв руки. Волны лишающей зрения и слуха Оптической темноты пульсировали клубящейся дымкой над ладонями в фиолетовых перчатках. — Многие знания многие печали. Пусть он сначала убьет их, и устанет от борьбы. С моими темными отражениями и сферой забвения это особенно нелегко. А мы подождем.
Когда он наконец сможет показать все, чему его пять лет учили инструкторы Саладина и сам опальный маг. Скрестить лазерный меч с… чем обычно дерется его отец?
— И умереть в первые минуты, — усмехнулась Лилис, не сумев скрыть снисходительную уверенность, — если не будешь слушать меня. Просто ударь посильнее… как и когда, я скажу. А упражнения с мечом оставь глупым курсантам, если еще хочешь их учить… этим нелепым телодвижениям.
— Но… — Мэлько замер, не отрывая неестественно расширившихся глаз от… того, о чем столько думал, мечтал и боялся, сам себе не признаваясь в этом. Нет, не умереть, и не оказаться слабее, а…
— Запятнать свою душу? — вновь ухмыльнулась ведьма, гадливо скривив губы.
Ты же не такой, ни на что не способный светлый слабак? Как все… не прошедшие естественный отбор. Побеждают и достигают те, кто способен на это наплевать, уж поверь. И на светлой стороне тоже. Иначе нас не загнали бы в Обсидиан на три тысячи лет, и не победили… почти.
Нет.
На этот раз она не права… правда не этого. Лилис просто не способна понять и представить себе такое. Что-то сокровенно-детское, уцелевшее в дальнем углу души, заноет болезненно и обреченно, ощутив пустоту. Или нет, это все… слабость и детские страхи и глупости?
— Это глупое, чрезмерное милосердие твоей матери, которое и погубило ее. Не будь таким… или потеряешь все. И она тоже… все, что еще осталось у бедной феи. Жизнь с твоим отцом сломила ее волю и помрачила разум, — почти сочувственно добавила ведьма, сокрушенно качая головой. — Твоя мать жива, Мэлько, да. — Прохладные пальцы коснулись его губ, не давая открыть рот, хотя он и не пытался. Оглушившие нежданным и невозможным слова текли завораживающим волю потоком. — Но заблудилась во тьме и больных извращенных чувствах. Спаси ее… от нее самой. Если хочешь, конечно.
— Мама…
Все, что он смог сказать — жалко и беспомощно, как маленький потерявшийся мальчик. Наплевать, главное — увидеть ее живой и настоящей, не на коварно ускользающих фантомных картинках. И забрать из калечащих душу и разум темных кошмаров наяву. Такую же нежную и прекрасную, как раскинувший крылья навстречу чистому небу прошлого мраморный памятник… гораздо прекраснее.
— Она будет плакать… по нему.
Он хочет вернуть ей счастье, привычный мир и улыбку на снившееся грустным или мучительно неживым лицо. Мама улыбалась редко и через силу, даже в бездумных младенческих снах. А не огорчать. Чтобы она могла растить свои розы, лианы и любимую клубнику под его защитой, и никто никогда не обидел их и ее. Никогда больше.
— Потому что не видела никого и ничего, кроме своего мучителя… большую часть жизни. Это пройдет, не обращай внимания. Ты согласен на мое предложение, Мэлько, да?
Ведьма откинулась назад, самодовольно щурясь — погасить неприкрытое торжество в янтарно-желтых глазах не смогли и все ее чары.
***
Милый, выпусти моего учителя на свободу, пожалуйста! Он не твой враг… и не принадлежит Средиземью. Вообще не должен был здесь оказаться.
Как и она. Но об этом лучше не думать, ей и так нехорошо — от случившегося помимо воли, и не только. Просто нехорошо. Почему все так сложно и неправильно, и нельзя снять камень с души, сказав все честно и прямо? Еще тогда, прежде чем Профессор ее остановил. А теперь, наверное, уже поздно, но… Почему она прячется и прячет свои мысли, если не делает ничего плохого, за что может и должно быть стыдно? Ей просто нужна природная магия и общение… с подобным себе. Тем, кто много лет обучал ее ей и может понять и разделить доступное лишь хранителям живых созданий.
Флора зажмурилась, потягиваясь — она с удовольствием поспала бы еще, даже целый день. Все потому, что она слишком мало спит по ночам? У нее удивительно много сил в Ангбанде, на этот раз — хотя светлее и ближе к природе он точно не стал. Чтобы подпитывать силы фей, нужна живая природа, свет и добро, или любовь. Неужели она правда нашла здесь… немного настоящей любви? А не только того, что имеют в виду под «заниматься любовью»? Более грубые названия… того, что стало ей нравиться, запомнившиеся благодаря Мирте, употреблять совсем не хотелось. Даже про себя.
Драгоценный смартфон Палладиума… пока и ее тоже, чуть было не упал на пол — она совсем забыла, что положила гаджет на подушку. Отобрать его у глупого вороватого орка было правильно и справедливо, тем более он должен помочь вернуть Профессора в Магикс. Если телепорт уцелел и никто не сбил настройки. Она только надеется, что бедный орк остался жив и здоров, хотя бы относительно — Мелькор не захотел говорить о его судьбе, когда принес ей телефон. А пока он радовал ее — наверняка давно не модной в Магиксе, но милой сердцу музыкой, играми и приложениями. Наверное, стоит запустить медицинское и узнать, почему ей так хочется спать и… открыть окно, хотя в Ангбанде от этого станет только хуже. Свежего воздуха и прохлады здесь не дождешься, а только дыма и вулканического пепла.
Или ее просто огорчают… все эти тайны? Она бы очень хотела ничего не прятать и не скрывать. Но Мелькор может не понять, и даже рассердиться, если узнает, и… Что она собирается помочь сбежать пленному эльфу и для этого попросила отобрать у орков смартфон. И поможет, что бы ни случилось. Ей он ничего не сделает — если ни разу еще не сделал. Ни за яблони для пленников, ни за цветы, ни даже за сильмариллы. И за себя она почти не боится, за профессора гораздо страшнее. Она до сих пор не может до конца поверить, что правда нашла его в камере для несчастных эльфов Средиземья, уже почти месяц назад. Или больше… и все может вот-вот раскрыться. Даже странно, что не раскрылось до сих пор — Мелькор, наверное, слишком верит в нее, считая светлой и идеальной, неспособной кривить душой. А она не совсем такая… раз обманывает его. Флора глубоко вздохнула и потерла глаза — раскисать и плакать не время и глупо. Она и так проплакала вчера полдня, увидев любимый цветок мамы… потому что нервничает и очень устала. Нужно просто запустить медицинский сканер и подобрать успокоительное.
***
— Не надо… не говори, что знаешь меня. — Профессор испуганно оглянулся, прежде чем прижать к груди ее руку, ласково поглаживая ладонь столь же изящными, как в прошлом, пальцами. Ее магия помогла ему вернуть нормальный вид, почти как в канувшие во тьму времена прежней Алфеи. Когда прекрасный Профессор Палладиум, ослепительно улыбаясь, вел занятия по природной магии или зельеварению в залитой теплым солнечным светом (в Магиксе так было всегда) аудитории. Но совсем не душной — раздувающий бежево-розовые занавески легкий ветерок приносил аромат никогда не увядающих в клумбах цветов. Яблони, вишни и каштаны тоже радовали спелыми плодами и распустившимися соцветиями одновременно. Она бы… согласилась умереть, чтобы вдохнуть воздух той Алфеи еще раз? Наверное, да.
— Почему? — Флора удивленно взглянула на бывшего преподавателя. Радость встречи с давно погибшим прошлым спутала мысли и застила зрение едва высохшими слезами. Он, наверное, прав, как всегда, и лучше знает. Но что же…? Она не может спокойно смотреть на него в этом темном каменном мешке, и остальных бедняг тоже. С ее наполненными светлыми чарами природы яблоками им стало значительно лучше, но…
— Лучше не надо… просто поверь мне. Твой… друг и без того ненавидит эльфов. Мы можем вернуться в Магикс вместе, могли бы. Если там есть, куда возвращаться. Нужно только зарядить мой смартфон, — эльф горестно вздохнул и отошел на шаг, поспешив выпустить ее руку, — и отобрать вон у того орка.
— Ой! — Флора невольно отшатнулась в сторону и нервно засмеялась, глядя на висящий на орочьем поясе рядом с грязным кривым ножом смартфон профессора. Кривоногий и отталкивающе неказистый, как все его подчиненные, начальник стражи счел гаджет иного мира заманчивым трофеем.
Вернуться в Магикс… Она так страстно и мучительно хотела этого в прошлый раз, что утратила способность рассуждать здраво. Это останется с ней, вечным и никак не исправимым укором. И сейчас ее не ждет там никто и ничего, кроме могил и кровожадных ведьм. Она обещала… должна заплатить за камни, еще три тысячи лет. И не хочет так поступать — он обещал разобраться с Трикс… Древними Ведьмами, и найти их сына. И не только поэтому, наверное. Ночью в Ангбанде уже почти не страшно, в так похожих на по-настоящему нежные объятиях. Она когда-то мечтала об этом, в наполненной ароматом цветов из дворцового сада спальне. Где спала одна, и ни к кому не чувствовала такого как… Но Профессору она поможет, постарается.
— Как это возможно? — Флора вновь прильнула к решетке, забыв о глупых орках и осторожности. И даже о том, о ком нельзя забывать… особенно в такой ситуации. Ей слишком хотелось впитать в себя частицы лучшей жизни — глазами и наощупь.
— Ты же помнишь, что случилось в Магиксе восемнадцать лет назад? — торопливо, словно их в любой момент могли прервать, зашептал Палладиум. Профессор заметно напрягся и постарался освободиться от ее ищущих дружеских объятий рук. Она так соскучилась по свету и теплу природной магии, что забыла о прежней субординации. Это уже не нужно и не важно, они давно не в Алфее, и ей просто хочется… — После катастрофы, когда раскололся Обсидиан?
Да, это она не забудет никогда, хотя и не видела всего. Уцелел ли Магикс после космического апокалипсиса — служивший темницей для Древних Ведьм астероид рухнул в море, почти полностью осушив его? И вскоре страшная участь постигла их королевство. Ей пришлось бросить школу и вернуться к родителям задолго до этого — Гриффин и Фарагонда пугали ее, убеждая избавиться от ребенка… или его заберут после рождения.
— Твои соученицы погибли, почти все. Их послали защищать Алфею, пока Фарагонда пыталась создать портал для бегства. Без книги Легендариума это очень трудно и опасно, поэтому бежать в открывшийся мир мало кто успел. Фарагонда и Гриффин смогли, разумеется. — Лицо профессора омрачилось усилившейся за долгие годы заточения обидой.
— А вы… до последнего боролись против ведьм? — Флора вновь попыталась обнять его сквозь решетку. Она не разделила участь подруг и не смогла помочь, потому что…
— Мирта приняла мой облик и сбежала с ними, чертова… — профессор в последний момент осекся, оставив слово «сука» при себе. — Я все равно бы остался, разумеется — не стал бежать, когда мои ученицы гибнут, поддерживая защитный барьер. Она могла просто попросить. Мне остался телепорт — он смог перенести только в Средиземье, и…
Пламя слабо чадящего факела испуганно заколебалось, грозя совсем погаснуть от разогнавшего затхлый воздух леденяще-промозглого дуновения. Палладиум отшатнулся в дальний угол и замер, как изваяние, опустив голову, а орки вытянулись в струнку, еле слышно скуля и стараясь не дышать.
— Они были очень голодны, милый… — Флора постаралась как можно тверже и спокойнее ответить на невысказанное «что ты здесь делаешь», но голос все равно дрогнул. От огорчения и страха, что бедным пленникам станет только хуже. Орки срубят ее яблони, и… ей больше не будет казаться, что он ее любит. По-своему, в глубине души, где-то очень глубоко. — Нет, скажи им!
Ничего он не скажет, конечно. Что не убил за самоуправство — уже спасибо. Флора подалась вперед, желая спасти своих созданий… они, как ее дети, почти. А сейчас проштрафившиеся орки — они и не могли ничего сделать, если касаться ее запрещено под страхом смерти — вознамерились срубить осветившие грязное подземелье мерцающим золотистым светом волшебные деревья. Чтобы выслужиться перед хозяином. Мелькор, едва появился (она не поняла, спустился он по лестнице, поднялся из еще более темных и жутких подземелий, или просто материализовался из тьмы), уставился на украсившие темницу яблони, как на что-то невыносимо гадкое, и точно не станет…
— Ладно, пусть твои яблоки придадут им сил. Для работы в шахтах. — Орки отскочили в сторону от мерцающих в полутьме стволов, как волки от костра, один приглушенно взвыл, уронив на ногу секиру.
— Мне нужно сюда приходить… чтобы мои деревья не погибли. — Огорчение из-за тяжелой участи пленников укололо лишь слегка. Целебные плоды не дадут им голодать и позволят обходиться без сна, а потом, может быть…
— Нет… — Флора задрожала от знакомого и всегда шокирующего удовольствия, забыв о Палладиуме и остальных. Когда шепчут на ухо, касаясь губами, и ласково обнимая сзади — ей почти все равно, что именно. Совсем все равно. Она просто не может ничего услышать и воспринять, когда в ушах все сильнее звенит, по спине бегут мурашки и ей хочется… чтобы скорее наступила ночь. Главное, ее питомцы в безопасности, и пленники тоже. И она теперь сможет говорить с Профессором, как раньше, и делиться природной магией. Слишком давно никто не был с ней и живыми созданиями на одной, доступной лишь им волне. С тех пор, как она покинула Алфею и больше не гуляла с Палладиумом у озера Рокалуччи. — Я не отпущу их, если ты попросишь, даже и не думай. Эльфам здесь самое место — я объясню тебе, почему. Хватит с них твоих проклятых яблонь.
