— Это больше не помогает, Флора… почти. Осталось только одно.
Сочащийся сквозь задернутые шторы серый утренний свет и туман, тревожно и пугающе неживой. Хотя он не должен и никогда еще не мог проникнуть сквозь стекло. И ей кажется, да? В плену опутавшего разум сетью иллюзий тревожного полусна. Флора осторожно отодвинула вновь сыто посапывающую дочь, чтобы… просто никуда не пустить ее отца, плотно обняв руками и ногами. Если придумать возражение не получается.
Почему нет… всегда же помогало, даже вылечило ожоги от сильмариллов. Пыльца феи создана, чтобы радовать, исцелять и утешать — особенно тех, кто дорог сердцу ее хозяйки. И способна на многое — жаль, что не на все. Может, надо лучше постараться… нужна кровь или что-то еще? Темный ритуал. Она готова, если не потребуется никого убивать, а кровь отдаст свою, сколько угодно. Потому что очень хочет избавить его от боли и жуткого непонятно чего. Чтобы они могли остаться вместе, не размыкая рук и… всего остального. И нереальное счастье слияния не пропадало. Лежать, тесно прижимаясь друг к другу, не обязательно, и не получится… все время.
Достаточно знать, что так будет всегда, каждый вечер или чаще. И никто и ничто не украдет ее… любимый кошмар. Звучит странно, но что делать, если сначала он был просто ночным кошмаром? Когда-то безумно давно, в похожие на сон дни на берегу реки.
Флора огорченно вздохнула, стараясь не расплакаться и еще плотнее прижала к себе оскверненную проклятым шрамом руку. В полутьме едва освещенной спальни — она оставила нежно сиреневый ночник-колокольчик у люльки включенным — было тепло и спокойно, и даже возмутительный рассказ о встрече с Белладонной не показался чем-то плохим. А просто детской шалостью… ну как он мог? Любезничать с противной ведьмой и даже сказать жестокой детоубийце что-то приятное, мягко обнимая за плечи и касаясь губами уха. У нее зачесались пальцы от одного из вдруг вспомнившихся боевых заклинаний.
Единственное, за что ни разу не было пятерки в Алфее, могло бы выйти гораздо лучше, чем на экзамене. Хищному цветку давно пора — нужен особо мощный и голодный, чтобы удалось причинить вред Белладонне — как следует пожевать ледяную ведьму. Съесть и переварить, если получится. За всех бедных малышей, и не только.
Но книга Легендариума перешла к нему не за комплименты и обещания. Белла… Белладонна (лучше бы он не использовал краткий вариант при ней, и вообще — может, попросить?) отдала артефакт не вполне добровольно, но сопротивлялась слабее, чем могла. Испугалась гибели тела, польстилась на обещания или сумасбродно решила досадить сестре и добавить остроты в борьбу… даже такой ценой? Все вместе, наверное, или что-то еще.
И Мелькор заплатил за маленькую победу — почти невыносимой болью в руке. Рубец от ритуального ножа ведьмы набух и воспалился, словно от вызывающей сепсис губительной бактериальной инфекции. Но не от нее, к сожалению, — пыльца феи легко излечила бы заражение крови и любую другую болезнь тела. И магическое проклятие — только такое не поддается ничему. Это может помешать… ударить сильно и точно в решающий миг? Или хотя бы как-нибудь. Лилис вынудила его поклясться помочь им победить, и от попыток помешать происходит… что-то все более нехорошее.
Лилис устала от тебя, уже давно, ты и сама чувствуешь. У вас это взаимно, да? Вместе вы сильнее и нуждаетесь друг в друге, но порой так хочется… И не все знаешь о ее плане. Отдай книгу, Белла… или я ее заберу, убив тебя. Проучи ее — за игры за спиной и все, что раздражает. И ты станешь нужна, ваше единство прочнее, а игра интереснее. Как ты любишь. И может быть, ты останешься служить мне потом, а не умрешь. Как почти равная. Да?
Как единственное, что тебе останется… до конца. Лилис слишком занудная, а фея скоро устанет… пытаться сделать тебя лучше.
Мелькор все-таки рассказал ей об этом, без слов, покрывая множеством мелких поцелуев шею, ключицы и невероятно чувствительную, горячую от прибывшего молока грудь. Нарочно… наверное. Это так сводило с ума пронзительными, сладко-стыдными ощущениями, что она не могла ни на что обижаться. И решить, сгореть ей от смущения — набухшие соски начнут сочиться молоком, если ласкать их, как раньше, аккуратно захватывая губами — или обмирать от до звона в ушах острого удовольствия.
Мерцающее облачко пыльцы феи, похожее на невесомое золотое конфетти на детском празднике (она еще помнит их - смех, игры, подарки, сладости и беззаботное счастье), только приглушило боль, как анестезия в кабинете стоматолога. Приласкав прохладной шелковой нежностью и чем-то… забытым прежде, чем успело запомниться. Похожим на изначальную любовь создателя к творению… или просто материнскую. Ей понятно и близко лишь второе — сотворенные светлой магией растения дети природы, и ее, разницы нет. А он давно забыл первое.
Но было не зря, не расстраивайся.
Уже по-настоящему сочащаяся кровью рана на любимом запястье… рубец от клятвы, полученный из-за нее, на этот раз не зажила от ее целительной пыльцы. Но Мелькор также, как и прежде, зажмурился и порывисто вздохнул, желая продлить и остановить момент. Впитать давно запретную и проклятую для него ласку светлого волшебства. Призванного лишь обжигать более недостойного — мучительно больно и безжалостно. И неправильно. Кто это сказал и решил? Свет должен быть вооружен и готов к битве с тьмой — зубами, кулаками и современным оружием… но что он после этого?
Она согласна и очень хочет дарить ему пыльцу феи — всегда, не отвлекаясь ни на что больше. Почти, кроме детей и любимых живых созданий. Это ее светлый дар феи и только ее право любить и исцелять. Как дарить влагу и живительную силу природной магии растениям — утоляя жажду, исцеляя боль и наслаждаясь радостью созданий природы. И отдала бы свою жизнь за избавление от проклятия. Если это сможет помочь, но, кажется, нет.
Только одно.
Но как тут можно не расстраиваться… когда все так. Тепло и сладко, как в сбывшихся детских мечтах о семье, идеальной любви и счастье. Еще лучше, потому что в жизни любовь острее и ярче, и до краев полна тем, что и не снилось детям. И близко, словно они на самом деле стали единым целым - не только телом, но и душой. Такими, какие есть — никто из них не изменился и видения в глубине души падшего во тьму пугают и огорчают до слез. Но он все равно… ее, пусть и совсем не подобен ей.
И она никогда не мечтала оказаться в месте, вроде Ангбанда, похожем на непредставимый кошмар. И о таком как… его повелитель. Но хочет остаться, на самом деле — рядом с тем, с кем связана. Кого обещала любить и поддерживать, пока смерть не разлучит их — как и положено на свадьбе. И быть рядом. В маленьком раю, точь-в-точь по размеру ее комнаты или кровати. Ее не могло и не должно быть в Ангбанде, как и ласкающей душу, и не только изнутри, светлой любви. И сегодня тоже.
Всю ночь или только половину. Она успела отвыкнуть от… чересчур темных удовольствий и соскучиться по ним. За последние месяцы беременности, когда он касался ее бережно, почти как маленькой Миели. Просто обнимал, совсем не надавливая, успокаивающе мягко гладил подросший живот и касался губами натянутой кожи. Слишком хорошо, чтобы прикосновения теплых ладоней и осторожные поцелуи не оказались сном, или лучшим в ее жизни. Не только ради нее и дочки — Мелькор и сам желал близости и ласки, а не страсти. И светлой благодати волшебной пыльцы.
Словно бьющаяся внутри нее жизнь на самом деле завораживала… ненавидящего и презирающего созданных не им живых созданий. Это другое… наверное, хотя ей трудно понять. Любви и дарящей жизнь магии фей природы хватит на всех — и особенной для самых близких не станет меньше. А лишь больше — свет призван согревать и утешать всех, как солнце, не выбирая достойных. И не обделяя наказанных — ей стало все равно, так ли сказано в учебниках светлой магии.
Только… как-то странно и глупо жаль (он над ней посмеется, наверное), что уже все прошло. Ее талия вновь стала тонкой и маленькую дочь можно взять на руки и поцеловать в младенчески пухлую щечку, а не через ее животик. Немного, несмотря на вновь пережитую боль и холод близкой смерти. И такую прелестную и любимую девочку, вскоре устроившуюся рядом с ними. Помешав тому, чем не следует заниматься при детях.
Миели не пожелала долго спать отдельно, в уютном гнездышке под воздушным пологом, с атласной белой подушкой и почти идеально получившимся ортопедическим матрацем, но мгновенно затихла у груди, еле слышно причмокивая. Словно близость родителей мгновенно успокоила ее, насытив магией и молоком.
Но их мир вот-вот ускользнет, рассыпаясь в руках, уже ускользает. Потому что… он сказал, почему. И просто остался с ними на несколько последних часов давно истёкшего срока. Прежде чем исполнить вырванное силой и коварством обещание, или отказаться. Сделать вид, что не понимаешь и ничего такого нет, нельзя. На этот раз.
Спрятаться в обволакивающем теплом и защищенностью коконе на троих не получится — все не будет так просто. Не может быть, как бы она ни хотела и ни пыталась. Не допустить, чтобы кто-то погиб — единственный любимый, сын, или она сама. И бедная недоношенная малышка останется без материнских рук, любви и молока. Но если по-другому не получится и это спасет всех остальных… он же найдёт Миели кормилицу и будет заботиться? Не бросит дочь, она чувствовала, и чувствует, что ему не все равно.
— Нет, для этого у неё есть ты.
Он еще ни разу… не отказывал ей так жестко и таким тоном. Мелькор отстранился, почти грубо оттолкнув ее руку и незаметно оказался на ногах. Бесконечно далеко от них и всего, мгновение назад живого и реального. Нежная теплота во взгляде и… таком, какой он только при ней изгибе губ пропала без следа. Что-то изменилось в еще за секунду до только их мире, и не из-за ее слов. Воздух застыл и похолодел, как в сбывшемся кошмаре, или перед Бурей Столетия. Это же не может быть любимое заклинание Тхармы, у нее просто… Расшатались нервы, но дело не в них. Глухой удар, как… не нужно вспоминать, когда — сотряс стены и пол, заставив жалобно задребезжать стекла. Как в последний день ее Линфеи, вечность назад.
Флора отпрянула назад, до темноты в глазах испугавшись за оставленную на кровати дочь. Словно Миели могла упасть или исчезнуть, скрывшись за черным пятном. Навсегда - ее не окажется на одеяле, когда иллюзия пропадет. Пятнами, стремительно и хаотично заметавшимися в такт стучавшему в ушах сердцу. Она хотела и не могла удержать ее отца, повиснув на шее и намертво сомкнув объятия. Чтобы он смог освободиться, лишь сломав ей руку, или придется взять ее с собой, как обидно ненадежный щит. Какой уж есть. Если бы не разрывающий сердце детский плач. Ее малышка… если бы Миели еще оставалась внутри, она…
— Осторожно! Она здесь. — Единственные надежные и безопасные, как раньше, руки все же обняли ее и сильно встряхнули, приводя в чувство. — Очень хорошо, что она уже снаружи.
Все осталось на месте, и малышка только испугалась, заходясь трогательно тихим криком. Жалобно мяукающим, как у брошенного котенка. Ее бедная девочка… Мэлько был сильнее и больше, и плакал намного громче.
— Стены выдержат, что бы ни случилось, не бойся. И книга поможет тебе — оказаться там, где не будет их.
Никогда, если портал между мирами будет уничтожен. И ты не создашь его вновь.
— Нет, я не…
Не убегу и не оставлю тебя здесь, ни за что.
Флора замолчала, невольно зажимая уши руками от пробирающего до костей воя. Урагана или чего-то гораздо более страшного и бездушного. И крепко… может, слишком, прижала к груди отчаянно плачущую дочь. Мысль, что еще совсем хрупкое создание легко раздавить, отрезвляюще обожгла изнутри. Ослепившая сквозь штору гигантская мертвенно-белая молния ударила в скалу, или крепостную стену, прочертив небо бесконечно ветвящимися отростками. Она хочет и должна полететь туда, что бы ни ждало снаружи, если бы не испуганно бьющийся в руках живой комочек.
***
Зачем так грубо, Мэлько? Ты же не хочешь погубить их всех, да?
Проклятая ведьма издевается, пытаясь сбить его с толку перед боем, который нельзя проиграть? Или она серьезно?
Кто дорог и живет в твоем сердце? Я не про это… пушечное мясо. И я не так уж и хочу.
Лилис как всегда угадала то, что стыдно и не хочется додумывать до конца, озвучив в спрятанных ото всех мыслях. Потому что тогда его как бы и нет. Не считается. Но не для повелительницы лжи, коварства и иллюзий. От чертовой ведьмы не скрыть ничего, хоть сколь-нибудь непохвального. Все так, ему жалко совсем не однокурсников, и учеников помладше… да никого не жаль, кроме Текны. Их жизнями можно и нужно заплатить за упоительно сладкую возможность разрушить башню ведьм. Наконец-то. Смести с подножья Барьерных гор уродливого фиолетово-черного паука с изогнутыми лапами-шпилями, прилепленного колдовством Прародительниц. И своей тоже, разумеется.
— Чуть-чуть не считается, да. Ты все еще хороший мальчик, особенно если защитишь их всех. Людей, зверюшек и сосны. Спасенные склонны прощать… принесенные ради них жертвы. Или не замечать.
Но ты разве не хочешь решить вопрос, не превращая живой и цветущий Магикс в поле боя? Оскверненное кровью и пеплом любимых тобой существ, погибших в непредставимых муках.
Мама пережила это и захлебнулась в обжигающем, как пламя Древникса, потоке боли, агонии и просьб умирающих живых созданий… о помощи и пощаде. Но не помогла — ни им, ни себе. Бедная фея природы почти умерла, и от этого тоже. И не могла не повредиться рассудком. Нельзя… обвинять и осуждать ее, ни за что. Он был очень неправ, но… она же все равно ничего не слышала и не узнает.
Это все Лилис, и он повелся, как последний уебан, чего уж там. Уже давно не маленький, чтобы ревновать мать к нерожденным младенцам. Хотя и предпочел бы, чтобы его или ее не было. Флоре… маме станет легче в раз и навсегда очищенном от черной магии мире. И с теми, кто на самом деле любит ее. Никогда не будет мучить и обижать, и не скажет ничего… такого, что сморозил в ветролете Лилис. Он был слегка не в себе, или не слегка. Незачем на этом циклиться — что родилось в чертовой посудине, в ней и останется.
— Как… можно его решить?
Мэлько ошалело оглянулся, с раздражением чувствуя вопросительно-удивленные взгляды. Проклятая ведьма испарилась без следа, не договорив — словно и правда приглючилась. А он поймал приход — от страха, или чем-то ширнулся перед боем, придурок. От чего еще будешь дискутировать вслух сам с собой, когда счет пошел на секунды? Понять, что с ним происходит, мог только Саладин и Текна… и, возможно, кое-кто еще.
Трусливо бросивший его маму эльф — не профессор природной магии, а сказал бы он, кто… и не только сказал. Пидор в худшем смысле этого слова. Из-за него ведьмы все засекли, разрушили телепорт и ранили Текну — сосульке Белладонны самое место у него во лбу. Было бы.
Но раз уж так вышло — Палладиум сможет отработать должок. И даже захочет — это гораздо проще и безопаснее, чем сражаться. Потому что он понял, чего нужно Лилис — показанное много раз трудно не запомнить. Повелительница иллюзий все же не шутила, и не играла с ним — или игра сложнее, чем он подумал. Плевать, так точно будет лучше.
— Ты найдешь мою мать… и заберешь в Магикс, понял?
Добавлять бессмысленное «или я тебя убью» Мэлько не стал. Все-таки любимый учитель мамы заслуживает чуть больше уважения — должно же быть в нем что-то, того достойное. Просто он пока не разглядел. И у профессора нет другого выхода — бежать уже некуда. Загнанные в угол крысы проявляют несвойственную храбрость и дерутся на пределе возможностей… это уже сказал Саладин, словно бы ничего такого обидного в виду не имея и ни к кому не обращаясь. И предпочел не заметить факт неуставного рукоприкладства на лице коллеги. Не время для выговоров, когда Красный Фонтан рискует стать грудой обломков. Но о сделанном сгоряча он не пожалел бы в любом случае — пусть хоть выгоняют. Только что маловато будет.
— Нужно починить сервер в классе техномагии. Или использовать портал ведьм в Облачной башне.
Профессор природной магии почти обрел привычную уверенность, ставя задачу, как ученицам в былые времена. И успел привести себя в порядок очищающим заклинанием, только свежий фингал под глазом не убрал. Не стал тратить силы на ерунду, когда на более серьезные травмы может не хватить. Оторванную голову, например. Или решил, что с ним больше похож на героя.
На уебана он похож и ни на кого больше. С синяком или без — однохуйственно, хотя у мамы другое мнение. Профессор же не дойдет до такого дна, чтобы ей пожаловаться? Но владеющих магией катастрофически мало, чтобы перебирать. Саладин все-таки научил его прагматичности, немного.
— Вот же суки… — Мэлько невольно присвистнул, рассмотрев закрывшую и без того черное небо армаду крылатых созданий. Похожих на гигантских фиолетово-черных скатов, и таких же ядовитых. Они хорошо горят от разрядов лазерных пушек, или придется применить таран и магию? Саладин недовольно пожевал губами, жалея об оставшемся в кабинете допинге, а Палладиум спал с лица, перестав снисходительно улыбаться. — Ты поможешь защищать остальных. И примешь управление.
Когда ему нужно будет полетать. Даже мама владеет боевыми заклинаниями, хотя никогда не хотела их использовать — лощеный профессор должен справиться. Или придется признать его балластом и сбросить для повышения маневренности истребителя. Инертной бомбой. Почему на экзаменах и контрольных нужные фразы не шли на ум, а сейчас запросто?
— Защитного барьера не хватит надолго… Атакуйте их! В ближний бой не вступать.
Саладин спокойно, как на практическом занятии, взмахнул рукой, заставив бесшумно разъехаться полукруглую крышу ангара. Наведенное магией директора защитное поле делало свое дело, искря от соударений паутиной разрядов. Пока не подключились сами создательницы армии монстров.
— Подожди. — Старчески артритные лишь с виду пальцы цепко ухватили за локоть, заставив остановиться.
Я не пытаюсь не пустить тебя в бой, не бунтуй. Хотя кое-кто очень бы хотел.
Текна. Мэлько сбился с отделившего от всего настроя слиться с послушной ментальному контролю боевой машиной, перестав быть собой прежним. Уже почти. Оставив за бортом, и гранью восприятия все, даже ее. Все же нет, кроме нее, пожалуй. И кое-чего еще, совсем немногого. Фея технологий сидела на земле у стены ангара, прижавшись к металлической обшивке и плотно сжимала двумя руками восстановленный нетбук. Чтобы драгоценная машина времени вновь не разбилась, выскользнув из дрожащих от слабости пальцев.
— Принеси из Облачной башни книгу Легендариума, Мэлько. И мы уничтожим ее. Я скажу, когда.
Саладин замолчал на полуслове, повторяя одними губами усиливающее барьер заклинание. По своей невыносимо раздражающей привычке - договорить пару фраз ничего не мешало. Уничтожить… ее же нельзя, это все знают.
— Можно, только проблематично с точки зрения магической этики. Так же, как и создать.
Но это хуйня, а не проблема.
Саладин ответил на невысказанное возражение, досадливо дернув плечом. Только дети живут по учебникам и воспринимают их буквально, да. Он и сам того же мнения, в отличие от мамы. Но насчет книг Легендариума верил написанному и вообще особо о них не думал.
— У нас хватит на это сил, вместе с Текной, Палладиумом и твоей матерью. И… послушай Лилис.
***
— Может, этого не потребуется, и сжигать пол-Магикса тоже?
Текна проводила воспитанника почти ничего не выражающим взглядом. Титаническим усилием мобилизованный разум не должен пошатнуться… от способных лишь навредить эмоций. Нарушить Мэлько концентрацию перед боем и помешать ей делать все для успеха. Ее неизвестные даже Саладину программы защиты и контроля в прошивке смартфона и истребителей не оставят его.
— Если что? Эффект от твоего вмешательства решит все проблемы?
Саладин недоверчиво прищурился, сложив руки на груди, и, легко наклонившись, погладил Текну по волосам. Как оставшуюся на второй год внучку, если бы она у него была.
— Я бы на него не рассчитывал. Но если ты права — временные линии сольются и все встанет на места. Включая книгу Легендариума. Не могу сказать, сколько придется ждать, пока мир изменится. Или останется прежним, если коррекция не удалась. — Директор начертил в воздухе четкую мерцающую линию, как любил делать на лекциях, и пересекающий ее в двух точках полукруг: — Альтернативные линии сливаются с основной, всегда. Или просто обрываются.
