Консонанс

Иван проснулся поздно. Скудное осеннее солнце прорывалось сквозь неплотно задернутые шторы, на подоконнике сверкала пышная снежная подушка. Луки в спальне не было. События прошлого дня вспоминались с трудом — голова не болела, но неприятно гудела и слегка кружилась; его самую малость мутило. Возле матраса на полу он вдруг увидел бутылку воды. Вчера её не было. Свернув с характерным хрустом крышку, Иван убедился, что бутылка новая и оставлена, видимо, для него. От неожиданной заботы он смутился, но с наслаждением выпил почти половину и только тогда поднялся на ноги. Путь к ванной он нашёл легко. Холодное умывание помогло окончательно протрезветь, и он наскоро расчесал мокрыми пальцами спутанные после сна волосы. Только после этого он позволил себе присесть на широкий кран ванны и погрузиться в анализ произошедшего. Они поцеловались. — Блять, — тихо выдохнул он, ныряя лицом в ещё холодные ладони. Что это было? Пьяная прихоть? Дурацкая шутка? На самом деле он знал ответ, для себя всё точно определил. Холодный, неприступный, мрачный Лука напоминал вчера ласкового, соскучившегося по теплу котёнка, и от этого странно екало сердце. Они знакомы не больше месяца — ну и что с того? В глубине своей романтичной души Иван всегда верил в любовь: пусть не с первого, но со второго, пятого, десятого взгляда. Сердце заходилось бешеным стуком. Он, должно быть, рехнулся — влюбиться так по-детски. В какой момент робость сменилась вожделением, трепетное восхищение — страстью? Но тяжелее всего было думать о том, что это всё значит для Модрича. С которым, кстати, надо было хоть поздороваться. Поэтому в последний раз ополоснуть лицо и шею, Иван поспешил вернуться в спальню и одеться и спуститься вниз. Лука грохотал чем-то на кухне. Помимо металлического шума и приглашённого музыкального радио оттуда доносились периодические ругательства, и, откинув самокопания, Иван бросился на подмогу. Оказалось, Лука готовил: в фартуке поверх лёгкой майки, перепачканный мукой, он склонился над потрепанного вида блокнотом и вчитывался в мелкий рукописный текст. — Доброе утро, — светло улыбнулся он, завидя Ивана. — Я тут это… В повара играю. Хотел сделать сюрприз, блинчики на завтрак, но… Эти руки умеют только играть Шопена и крутить сигареты. Он хрипло рассмеялся, и Иван тоже прыснул со смеху. — Мои руки Шопена не играют, но с тестом справиться могут, — отозвался он в тон. — Маме с детства помогал с готовкой. — Слава богу, — тут же выдохнул Лука и торопливо скинул передник. — Продукты я достал. Помощь нужна? — Нет, не думаю, — Иван направился к раковине и приветливо кивнул. — Делай, что хочешь. — Тогда пойду перекурю, — хмыкнул Лука. Только сейчас, вблизи, Иван заметил, какой он бледный. Под глазами залегли круги ещё больше, чем обычно, руки отчего-то слегка тряслись. Глаза смотрели немного измученно, но живо и сосредоточенно. Благодаря готовке вновь рухнуть в мрачные рассуждения не вышло. Иван быстро замешал тесто на блинчики и принялся выливать на раскалённую сковородку. Работа шла споро, вскоре на тарелке уже высилась приличная горка аппетитных блинов. На него внезапно накатило умиротворение. Вспомнилось детство в Швейцарии, уик-энды в кругу семьи: он всегда помогал матери с готовкой, натягивал с важным видом несуразный огромный фартук и от души наслаждался процессом. Теплые воспоминания временно вытесняли прежнюю тревогу... Вылив последнюю порцию теста, Иван замер: она, шкворча, приняла форму кривоватого сердечка. Он невесело фыркнул, ухватил сковородку за край и встряхнул. Сердечко неохотно расплылось в круг. Лука вскоре вернулся. После морозного воздуха он выглядел пободрее, на щеках проступил румянец. Встав рядом за плиту, он принялся хлопотать над кофейной туркой. Внезапно прозвучавший вопрос выбил Ивана из колеи: — Может, в спальню? — Что? — настороженно переспросил Иван, отвлекаясь от сковородки. — Дом холодный, — беспечно продолжил Лука. Сейчас, пока готовим, жарко, но как закончим, тут же замерзнем. Болеть нежелательно, особенно тебе - ещё петь вообще-то. Так что предлагаю позавтракать в спальне. — Хорошо, — кивнул Иван, мысленно ругая себя на чем стоит свет. Лука вытащил из шкафа винтажный золоченый поднос, и они сгрузили туда тарелки с блинчиками и плошку со взбитыми сливками из баллончика — ничего более подходящего в виде топпинга не нашлось. — Ты ступай первый, я сейчас кофе сварю и приду, — предложил Лука, мельком касаясь предплечья Ивана. Тот судорожно кивнул и подхватил поднос. Как Модрич мог оставаться таким спокойным? Привык к коротким интрижкам, списал на алкоголь или попросту не помнит? Но почему у него тогда такой бледный, болезненный вид? Иван осторожно поднялся в спальню и не придумал ничего лучше, кроме как поставить поднос прямо на пол, а сам присел на краешек матраса. Вскоре Лука, балансировавший с двумя большими чашками кофе, присоединился к нему без колебаний, и приступили к еде. — Просто восхитительно, — пробормотал он с набитым ртом, и Иван чуть покраснел. Лука прожорливо уминал блинчики, обильно макая в сливки и не особо заботясь о том, какие следы они оставляют у него на губах и носу. Иван исподтишка наблюдал, и ему кусок в горло не лез. Чуть ли не силой он запихал в себя пару блинчиков. Получилось и правда вкусно, но аппетита не было. — Как спалось? — вдруг жизнерадостно поинтересовался Лука, невольно затронув тему, волнующую самого Ивана. Тот пожал плечами: — В общем-то хорошо… Только голова слегка кружится. — Вино крепкое было, — невозмутимо отозвался Лука. Неужели правда не помнит? — А… Ты? Нормально спал? Лука усмехнулся, отхлебывая кофе. — Смотря что считать нормой. — Выглядишь усталым… — Бессонница обострилась, — Лука недовольно поморщился. — Ну и хрен с ней. Давай по существу: сегодня не репетируем, — и тут же добавил, отвечая заранее на немой вопрос, — Отдохнуть хочу. Возможно, перерыв на пару дней возьмём. Надеюсь, ты излишним трудоголизмом не страдаешь? — Да нет, — хмыкнул Иван и украдкой стёр остатки сливок с уголка рта. — Я поеду тогда, наверное?.. — Конечно, мальчик мой. И спасибо за завтрак. Береги себя. Иван подавился воздухом и вымученно улыбнулся. Уехал он со смешанным чувством огорчения и облегчения.

***

Лука не выходил на связь уже около недели. Заняться было нечем, почти всё время Иван коротал за бесконечными чашками кофе и с телефоном в руке. Даже про репетиции напрочь забыл. Домагой тяжело вздыхал и крутил пальцем у виска: почему бы ему, Ивану, не позвонить первым? Но Иван не мог. Он не рассказывал Домагою про поцелуй, вообще про то, что было между ними, про ту мимолетную искру. Делиться таким сокровенным он не мог. Тот вечер являлся к нему во снах, и он же был причиной, по которой Иван не мог просто взять и позвонить. Вдруг Лука решил все перечеркнуть? Вдруг решил, что это помешает работе? Ему могло быть просто неловко или вообще плохо. Неизвестность напрягала и пугала. В конце концов Иван не выдержал. Несколько звонков результата не дали, телефон был вне зоны доступа, и наконец он, стиснув зубы, нырнул за руль автомобиля. Душу бередило странное беспокойство. Был поздний вечер, редкие машины проносились в противоположном направлении, с неба вновь повалил лёгкими хлопьями снег. По привычной дороге Иван мчал с явным превышением. Наконец впереди показались высокие ворота поместья. Но что-то было не так: ещё издалека он увидел отблески неоновых огней в окнах и прибавил газу, влетая на территорию на полной скорости. Сердце ухнуло в желудок. Возле крыльца особняка, печально мигая огнями, стояла скорая.