Консонанс

Лука оказался прав. На следующий день снегопад усилился, но поутих к вечеру. Дороги начинало опасно заносить сугробами, но пока проехать на машине все еще было можно. Репетировали все дольше — Иван пару раз проводил в особняке Луки почти по шесть часов, прерываясь только на обед и короткие перерывы, когда сам он пил теплую воду, давая отдохнуть связкам, а Лука выходил покурить. Курил он какие-то навороченные сигареты — крепкий дым пах скорее натуральным табаком, чем химозным противным никотином. Иногда это были и вовсе самокрутки в полупрозрачной папиросной бумаге, и сладковатый характерный запах наталкивал Ивана на мысль о нелегальности их содержимого. Лука после таких перекуров становился совсем тихим и спокойным, но играл с двойной силой, в то время как Иван, наоборот, от липкой тревоги не мог сосредоточиться на партии. Окончательно погода испортилась к концу следующей недели. Автомобильные дворники едва справлялись с обилием снежных хлопьев на лобовом стекле. Ехать приходилось медленно, на репетицию Иван опоздал почти на полтора часа и, глядя в угрюмое серое небо, с недовольством и беспокойством думал об обратной дороге. Лука же, напротив, был сегодня непривычно приветлив — он встретил его на крыльце с широкой улыбкой и, мурлыкая что-то себе под нос, проводил прямиком на кухню. — Чай или кофе? Вы садитесь, мой мальчик, наверное, устали? Погода сегодня не для поездок. — Все в порядке, — Иван вежливо улыбнулся и, поколебавшись, снял пиджак, оставшись в рубашке. — Я бы не отказался от кофе. Вам помочь? — Марияна сегодня не пришла, я запретил ей являться в такую погоду — она чаще ходит пешком из соседней деревни. Так что я не откажусь от вашей помощи. Можете нарезать пирог, который она вчера принесла. Пирог обнаружился в духовке. С трудом вытащив его из формы на блюдо, Иван чуть не потек слюнями — под золотистой корочкой выложенного решеткой теста виднелись полупрозрачные, пропитанные сахаром и корицей ломтики яблока. Пахло это угощение великолепно. «Домо бы обзавидовался», — подумал про себя Иван и вонзил лезвие ножа в хрустящий бортик. Лука тем временем возился с туркой у плиты, стоя полубоком к Ивану. Одет он был сегодня не так, как обычно — в лёгкие спортивные штаны и джемпер, словно большой ему на пару размеров. Ворот открывал ключицы и ямку между ними. Иван невольно засмотрелся на бледноватую кожу и проступающие на шее венки и опомнился, только чуть не отрезав себе палец. — Что ж, — поставив турку на плиту и повернувшись к Ивану лицом, начал Лука. — Мы с вами, мальчик мой, занимаемся чуть больше недели, и уже неплохо сыгрались. Думаю, к январю мы будем готовы выступать вместе. Вас не утруждают такие частые совместные репетиции? — Нет, все в порядке, — Иван вежливо улыбнулся и принялся осторожно перетаскивать кусок пирога на блюдце. — У меня сейчас нет другой работы, я полностью свободен. Иван не соврал. До недавнего времени он жил тем, что подрабатывал официантом в небольшом ресторанчике и давал частные уроки пения, но после начала работы с Лукой оставил и то, и другое, полностью посвящая себя репетициям. Оплата за эту работу по договору была процентом гонорара за предстоящие выступления, но скопленных заранее денег Ивану хватило бы на безбедное существование в ближайшие пару месяцев минимум. Кофе вскоре вскипел, чуть не выливаясь горячим фонтанчиком на плиту. Разлив его по двум чашкам, Лука жестом показал в сторону гостиной и двинулся туда первым сам. После перекуса, который для Луки стал, как оказалось, завтраком, и пустой болтовни ни о чем, они переместились в музыкальную комнату и приступили к репетиции. Ещё накануне Лука выдал Ивану партитуру арии, которую им предстояло исполнять на первом выступлении. Это была ария тореадора из «Кармен» — Иван сразу подумал, что ему несказанно повезло; эту арию он разучивал ещё во времена учебы. Оставалось только хорошенько напрячь память, потренироваться и приноровиться к необычному аккомпанементу. Луке же в одиночку предстояло переиграть целый оркестр — изначально у Ивана возникли сомнения в том, насколько хорошо это будет звучать, но они рассеялись с первыми же аккордами. Лука ловко, отрывисто цеплял пальцами клавиши, задавая задорное настроение любующегося собой тореадора. Иван вторил. Луке партия давалась легко — он не был так погружен в музыку, как в другие разы, легко улыбался и одобрительно кивал, видя, что Ивану неплохо удается партия, пусть и с бо́льшим трудом — голос Ивана был все же ближе к тенору, и партия баритона была низковата. Но отступать он не собирался. Всю репетицию работали над этой арией. Под конец Иван даже пожалел, что приходится исполнять уже столько раз повторенную партию, но Лука результатом был доволен. Однако, когда Иван принялся собирать ноты, выяснилось, что наметилась одна проблема — Лука встал из-за рояля и задумчиво подошёл к окну. Белые хлопья снега падали плотной стеной, а ветви деревьев, прогибаясь от сильного ветра, глухо стучали в окно. — Мне пора, — неуверенно окликнул Луку Иван. — Хочу успеть домой до того, как погода окончательно испортится… — Она уже, — хмуро отозвался Лука. — Я вас не пущу. — Что? — оторопело уточнил Иван. — Нельзя вам туда. Такой снегопад — вытянутой руки не увидишь. Оставайтесь. У вас же ничего срочного? — Н-нет, но… Неудобно как-то… — Ничего неудобного, — покачал головой Лука. — Где вас положить, я найду. Дом большой, мы одни, как-нибудь состыкуемся. — Ладно… спасибо, — Иван чуть покраснел. — Я тогда позвоню Домагою, предупрежу, вдруг будет меня искать. — Конечно, — кивнул Лука, — а я пока пойду, поищу комплект постельного белья для вас. Он вышел, и Иван тут же набрал Домагоя. Тот быстро снял трубку, но от метели связь была плохая, с перебоями. — Ты чего хотел-то? — спросил Домо, когда наконец было найдено оптимальное положение для телефонов — чтобы слышать хоть что-то. — Если что, я останусь сегодня на ночь у Модрича, — стараясь не краснеть, выдавил Иван. Из динамика полились радостные матерные возгласы. — Домо, хватит, просто из-за метели не могу уехать, — окончательно смущённо пробормотал Иван. — Аа, метель… Ну понятно, понятно, — от знакомых хитрых интонаций хотелось стукнуть Домагоя чем-нибудь по голове. — Вида, прекращай! Он сам предложил! — Богатый известный музыкант предлагает влюблённому фанату переночевать у него из-за метели, — замурлыкал Домагой. — Был бы ты девкой, в Голливуде фильм бы сняли… — Я не влюбленный, — слабо возразил Иван и вздохнул. — Я его уважаю и восхищаюсь, это разные вещи. И с нынешней тенденцией Голливуда не обязательно девка… — Ну восхищайся там как следует, — подытожил Домагой. — Расскажешь потом, как… На этом моменте связь испортилась окончательно, и, возможно, этим спасла жизнь Домагою. Иван завершил звонок и вздохнул, утирая прохладной ладонью разгоряченное лицо. Домагой явно понимал про Ивана больше, чем он сам, но признавать это отчаянно не хотелось. Вскоре вернулся Лука с охапкой белья в руках. — В гостевой спальне очень холодно, отопление проведено только в тех комнатах, которые я использую. Поможете принести раскладушку из подвала? Лестница в подвал располагалась за небольшой дверцей возле кухни. Пригнувшись, Иван шагнул в темноту следом за Лукой. Тот быстро спустился вниз, придерживаясь за перила, и щёлкнул выключателем. Просторное помещение с низким потолком озарилось тусклым светом старых ламп, невероятным образом все ещё работающих. — Этот подвал собирались использовать как бомбоубежище, — Лука кивнул в сторону ящиков, наполненных консервами. — Я не стал выкидывать весь этот хлам. Не обращайте внимания. Внизу было сыро и холодно. В сумраке лицо Луки казалось совсем худым, со впалыми щеками и глубокими провалами глаз — так легли тени, делая его похожим на оживший скелет. Ивану отчего-то стало не по себе. — Раскладушка должна быть где-то там, — указал Лука на дальний угол, скрытый во мраке. — Я достану пока матрас. Иван послушно и с энтузиазмом принялся шарить между ящиками и стеллажами, но нашел лишь груду деталей от раскладушки. Он хотел было вытащить их на свет, чтобы оценить состояние, как вдруг его спины что-то коснулось. Он подскочил на месте, чудом не завизжав, и резко развернулся, хватая руками что-то теплое. Этим теплым оказался Лука, — а вернее, его предплечье и загривок. Иван умудрился цепко ухватить его одной ладонью за руку, второй — за шею, и только после понять, что попросту не услышал чужих шагов. Лука не вырывался. Он замер, удивлённо распахнув глаза, а затем негромко рассмеялся и осторожно, свободной рукой, отпихнул Ивана от себя. — Простите, я напугал вас? — Черт… Я не услышал… Боже мой, не очень больно? — Иван осторожно перехватил руку Луки и всмотрелся в краснеющие следы от собственных пальцев. — Нет, все в порядке, — Лука неловко улыбнулся. — Я уж на мгновение подумал, вы меня поцеловать захотели… Иван почувствовал, как щеки наливаются пунцовым, но не успел ничего ответить. — Я хотел сказать, совсем забыл, что раскладушка разобранная. Я как-то пытался ее поставить, но ничего не вышло, может, вы разберётесь? — А может, просто матрас положить? — улыбнулся Иван. — Ну можно и так, — серьезно кивнул Лука. — Хотите, поменяемся? Вы на кровати, а… — Нет, спасибо, — тут же отозвался Иван. — Не надо, правда. Мне будет удобно на матрасе. — Ну, как знаете… Вскоре вдвоем они притащили матрас в пластиковом чехле в спальню и застелили импровизированную постель. Для Ивана нашлись даже запасная зарядка для телефона и новенькая зубная щётка. На улице быстро темнело, но время было ещё не позднее, и после недолгих размышлений Лука достал из шкафа на кухне бутылку красного вина и кучу баночек со специями, педантично подписанных и расставленных в алфавитном порядке. — Вы пьете алкоголь? — уточнил он и, не дождавшись ответа, предложил, — Я могу сварить глинтвейн. У нас ещё остался пирог, есть какие-то шоколадки. Вы умеете растапливать камин? — У вас есть камин? Я… могу попробовать. — Да, в гостиной. Он настоящий, просто закрыт фанерой, чтобы сажа не летела. Разжечь старый камин оказалось на удивление просто — вышло быстрее, чем Ивану обычно удавалось сладить с мангалом или барбекюшницей. Вскоре в каменных стенках уже весело потрескивал огонь, и он, подумав, придвинул диван ближе, понадеявшись, что Лука будет не против таких перестановок. Тот вскоре появился на пороге гостиной с дымящимся кувшином, чашками и тарелками на подносе и одобрительно кивнул Ивану. — Вы садитесь… — он вдруг вздохнул и улыбнулся. — Может, на «ты»? — Хорошо, как скажете… скажешь, — Иван улыбнулся, стараясь выглядеть спокойным, и опустился на край дивана. Лука приземлился рядом и разлил горячий напиток по чашкам. Гостиная мигом наполнилась запахом специй, а от пляски отстветов огня на стенах пустая комната словно ожила. — Ну что ж… Первую кружку за нас, за знакомство и продуктивную работу? — улыбнулся Лука. — За нас, — с лёгким волнением повторил Иван и негромко стукнул кружкой о кружку Луки. Пряное горячее вино лавой растеклось по языку. Вскоре тепло побежало по венам, наполняя тело ощущением легкости. После второй кружки Иван с наслаждением откинулся на спинку дивана, а Лука устроился к нему поближе, едва касаясь его бедра своим. — Расскажешь что-нибудь о себе? — тихо спросил он. Иван прикрыл глаза и уточнил: — Что именно? — Не знаю… Какие планы на рождество? Оно уже не за горами. — Ну… Я поеду к бабушке с дедушкой, в Загреб, и родители прилетят из Швейцарии… Мы хотели с Домо поехать, но у него появились другие планы. А вообще я всегда с семьёй праздную. А ты? — Я… не знаю, — голос Луки внезапно просел. — Накануне у меня концерт, а так… Друзей у меня нет, родителей… тоже. — Черт… Прости, я… я не подумал. — Да ничего, не переживай. Я сам спросил, — Лука усмехнулся и вдруг уложил голову ему на плечо. — Надо что-то поесть, наверное… Вино в голову ударило, кажется… — Мне пока нет, — отозвался Иван и налил себе в третий раз. Вскоре Луку окончательно разморило. — Я совершенно не умею пить… мальчик… мой, — пробормотал он, прижимаясь ещё ближе к боку Ивана. Тот слегка повернул голову и уткнулся носом в копну растрёпанныех волос, от которых явно пахло орехом и почему-то медом. — Тебе не одиноко? — тихо произнес он. Лука поднял голову, и на Ивана уставились трогательно распахнутые глаза, в которых плясали язычки догорающего пламени. — Обычно — да… но не сейчас, — выдохнул Лука и чуть улыбнулся приоткрытыми губами. Впоследствии Иван сам не мог бы сказать, что побудило его поцеловать Модрича — эти приоткрытые губы, ласка в интонации или то трепетное доверие, с которым Лука искал в нем опору — не только и не столько физическую. Но в следующее мгновение, не думая больше ни о чем, кроме этих губ, Иван подался вперёд и ласково вцепился в них — губами, зубами, языком. Лука не двинулся. Не вздрогнул, не отпрянул, и на короткое мгновение Иван ощутил, что это правильно. К этому все шло и иначе быть не могло. Он ласкал губы Луки языком, страстно, как никогда в жизни. Он в мгновение утратил весь свой трепет — сейчас Лука был открытым, ранимым, ведомым. Иван целовал его долго, шумно захватывая воздух через нос, в то время как Лука, казалось, забыл как дышать. Он позволял губам Ивана терзать свои и не закрывал глаз. Из-под ресниц Иван вдруг увидел его взгляд — взгляд, полный смятения и удовольствия, — и тогда он отстранился. — Я… — он поднес пальцы к губам и неверяще усмехнулся. — Мне тоже… кажется… ударило в голову. Вино. — Нам обоим, кажется, пора спать, — отозвался Лука, медленно облизывая губы. — Да… Я пойду в ванную. Рядом с туалетом? — Ага, — Лука откинулся на подушки и прикрыл глаза, усмехаясь. Иван же, растерявший всякую уверенность, торопливо направился прочь из гостиной и чуть ли не бегом понёсся на второй этаж. В ванной он быстро принял душ, почистил зубы и растер лицо холодной водой. Стало полегче, и он, натянув обратно только трусы, двинулся в спальню. Лука уже был там — он коротко кивнул ему, не отводя взгляда, и, подхватив полотенце, направился в ванную. Иван аккуратно сложил брюки и рубашку стопкой, немного поерзал, укрылся лёгким одеялом и сомкнул глаза. Но ему не спалось. Он слышал, как шумит в ванной вода, как Лука ходит по коридору и как возвращается обратно в спальню. Модрич, очевидно, решил, что Иван уже уснул — он молча обогнул его, улёгся в кровать и затих. Сон все не шел — Иван вновь тихо заворочался, думая, что Лука заснул, и почувствовал, как одеяло соскользнуло вбок, обнажая бедро и ягодицы в обтягивающем белье. В спальне было тепло, и он не придал этому значения, но вдруг услышал шумный вздох. Лука зашуршал одеялом, успокоился, потом заворочался вновь. Иван признаков жизни подавать не стал и вдруг услышал, как Модрич едва слышно чертыхнулся, поднялся с кровати и тихо, стараясь не потревожить его, выскользнул из комнаты. Вскоре зашумела вода. Не успев толком понять, зачем Луке понадобились вторые водные процедуры, Иван широко зевнул и наконец уснул.