9:30 утра Италия День первый
***
Два молодых парня мирно спали в пятизвёздочном отеле, на большой роскошной кровати, в которую они завалились сразу же после прилёта. Пол-одеяла белоснежного цвета валялось на полу, в то время, как вторая его половина была запутана между телами уже давно законных супругов, на безымянных пальцах которых блестели золотые обручальные кольца, подтверждающие их союз. Слабые лучи солнца (проскользнувшие через маленькие щели жалюзи, не прикрытые шелковыми шторами с золотыми узорами) светили на лица и на молодое тело лучшего в мире детектива с его драгоценным преступником, которого он обнимал всеми руками и ногами, пока тот, в свою очередь, уткнулся в обнажённую грудь своего мужа, мирно посапывая и также обнимая, стараясь прижаться как можно крепче и спрятать наконец свою мордашку от назойливого солнца, что так сильно мешало спать, но так как японец спал лицом к окну, в то время как британец (что обвил его всеми частями тела) как раз таки наоборот, осуществить желаемое так и не смог. Вздохнув и медленно открыв усталые карамельно-медовые глаза, Лайт немного приподнялся и глянув на сладко спящего (и так и не отпустившего из своей мёртвой хватки) Рюдзаки, посмотрел на циферблат электронных часов, что свеча ярко-зелёным, оповещали о времени, пришёл к не очень приятному выводу. — Чёрт... — тихо выругался он и с трудом высвободив одну руку, потёр переносицу меж глаз, переведя взгляд на пускающего слюну детектива, потряс его плечо, хриплым после сна голосом сказал: — Эл, вставай... Мы проспали завтрак. Ответом ему было недовольное мычание и попытка сжать в объятьях свою любовь ещё сильнее. — Рюдзаки, прекрати. Пора вставать. — Спи, Лайт-кун... — Весьма странно слышать это от тебя. Вообще, я удивлён, что ты не встал на четыре часа раньше меня, как это обычно бывает. — Тогда я вставал так исключительно из-за особенности своего организма... — сквозь сон проговорил брюнет. — А ещё, чтобы немного понаблюдать за спящим Лайт-куном...ведь он выглядел очень мило. — Боже... — закатив глаза, прошептал японец, вспоминая, как часто просыпался под пристальным (когда они были ещё скованы наручниками), иногда пугающим взглядом двух совинных глаз, что через пару секунд после долгого зрительного контакта, произносили: «Уже проснулся, Лайт-кун?», одновременно покусывая подушечку большого пальца. Это действительно было жутко. — И немного полежать рядом, прикоснуться, куснуть за ушко... — продолжал спящий, немного улыбаясь. — Я не устану повторять это Рюдзаки, Миса действительно была права насчёт тебя, ты тот ещё извращенец. На это Эл ничего не ответил, продолжая прижиматься к уже вовсю проснувшемуся Лайту. — Может ты уже отпустишь меня и дашь переодеться? — Нет. — Хотя бы сам оденься. — Нет. — Хотя бы трусы, Эл... — Нет. Попробовав в очередной раз вырваться из обнимашек, и в который раз вздохнув, наконец смирившись, Ягами поудобнее устроился у брюнета (что никогда не стеснялся своей наготы) на груди и тихо прошептал: — Ты невыносим. — Спи, Лайт-кун, мы ещё успеем к обеду. Через пару минут в номере вновь воцарилась тишина, и только Эл собирался победно улыбнуться и вернуться в итак редко посещаемое царство Морфея, как внезапно рядом с ним раздался отчётливый, но сладкий храп его возлюбленного, заставив распахнуть и без того большие глаза. Да, им ещё многое предстоит узнать друг о друге, и без сомнений каждый из них ещё успеет удивить другого.***
— Лайт-кун! Я не хочу это есть! — Не будь ребёнком, Эл! Это всего лишь салат с тунцом. — Я отчётливо помню, что заказал клубничный чизкейк и кекс с радужной посыпкой. — Но принесли это. — Скажи честно, это ты отменил мой заказ? — Может быть... — держа вилку с наколотым на неё листиком салата и кусочком рыбы напротив лица детектива, лукаво прошептал японец. — Я так и думал. Несмотря на твоё чистосердечное признание, я всё равно не буду есть это. — Точно? — Да. — Точно-точно? — чуть приближаясь к лицу супруга, шептал Лайт. — Да, Лайт-кун. — Ты уверен в этом? — почти соприкасаясь кончиком носа о прямой нос Эл, сладко-сладко прошептал подросток. — Абсолютно, Лайт кун, — внимательно смотря в медовые глаза, упрямо заявил Лоулайт. — Даже ради меня? — в самые губы, обжигая горячим дыханием, не обрывая зрительного контакта, спросил этот чертёнок. — ... — Рюдзаки на это ничего не ответил, лишь заметно напрягся, но невозмутимого выражения лица не поменял. Через пару секунд немного пухлые губы Ягами накрыли чужие, более тонкие и бледные. Глаза напротив расширились. Лёгкий, но очень заметный румянец проскользнул по бледным щекам британца, из-за этого Лайт улыбнулся в поцелуй, прикрывая глаза, немного покусывая губы партнёра. Не выдержав, любитель сладкого тоже прикрыл глаза от нахлынувшего удовольствия и наконец ответил на столь нежный, местами страстный поцелуй, отдаваясь чувствам с головой, положив бледные с длинными и тонкими (паучьими) пальцами ладони на мужскую талию. Через ещё один короткий промежуток времени Лайт немного приоткрыл рот, любезно впуская чужой язык, что сразу стал исследовать рот, скользя по нёбу и ровному ряду зубов, наконец соприкасаясь с языком своего партнёра, начиная соперничество за титул ведущего этого страстного «танца». Решив всё же уступить, Лайт позволил детективу вести, пока по их подбородкам медленно стекала капля слюны, как признак хорошего поцелуя. Когда рука Лоулайта уже оказалась под рубашкой Ягами (уже бывшего Ягами, прошу заметить), Лайт резко отстранился, разрывая столь сладкий поцелуй, напоминанием о котором была ниточка слюны, что всё ещё соединяла их рты. Не успел Эл очнутся от такого пьянящего состояния, как в его ещё приоткрытом рту оказался тот самый кусочек салата и рыбы, что супруг на протяжение двадцати минут пытался заставить съесть. — И не вздумай выплёвывать, — так же, как и его оппонент, тяжело дыша, с красными щеками и нескрываемой довольной улыбкой, победно заявил светловолосый. — Иначе мы не продолжим то, на чём остановились. Продолжая завороженно смотреть в столь любимые карамельные глаза, Эл лишь послушно стал жевать, не проронив после этого ни слова, до сих пор чувствуя этот сладкий привкус (что так сводил с ума), который не сравнить ни с одной сладостью в мире. Определённо, Ягами Лайт — единственная слабость лучшего в мире детектива, которую он ни с кем не стал бы делить. Чмокнув мужа на последок в уголок губ, искренне улыбаясь, Лайт наколол на вилку ещё салата, продолжая кормить единственного, кому он позволяет видеть себя таким живым, искренним и по-настоящему счастливым.***