Инквизитор и чума

— Чёрная смерть? — переспросила девушка, резко подняв голову и вновь утопив инквизитора в глубине своих невероятных, благословленных глаз. В её взгляде было нечто хищное, что-то кроваво-страшное, но высокий мужчина принял это за испуг, шок и отчаяние. — Не волнуйся, дочь божия, — сказал он по-отечески добро, — мы сможем одолеть любой мор, любую печаль и смерть, — сказал он и тут же заметил то, чего уже некоторое время не замечал. Прихожане, которые неистово воздавали поклоны в молитве, сейчас затихли и встали вокруг неприлично близко стоящих инквизитора и чужачки. С их уст срывались названия… нет, имена двух смертей, что разрывали неизмеримо большой, и в то же время, непостижимо маленький мир. — Ещё одна беда… — Красная, чёрная… — Смерть идёт за нашими душами… — Бог проклял Просперо и его подданных?.. — Всевышний проклял? — Все это ведьмы… ведьмы… ведьмы… и сам лукавый… — Кто упомянул имя нечестивого?! — взревел инквизитор. Его руки описали огромную окружность в момент его поворота на пятках. — Кто посмел назвать его в храме БОЖЬЕМ?! — гортанным, тяжелым, хриплым голосом прогремел высокий мужчина в тяжёлой чёрной рясе. Окружившие чужачку и инквизитора люди отшатнулись. Никто не ожидал такой бурной реакции. — Кто, я спрашиваю?! КТО?! — возопил он вновь, а потом словно увидел себя со стороны. Святой отец увидел морщинки треугольника смерти, увидел глубокие морщины, исполосовавшие лоб, сведенные брови и совершенно бешеные, как у обезумевшего пса, глаза. Люди, окружившие разговаривавших, отступили. На их лицах был праведный страх, вызванный праведным гневом высокого мужчины. Его глаза быстро пробежали по глазам окружавших прихожан. Он проникал в их мысли, выворачивал наружу, вынимая самое потаённое. Это длилось всего одну секунду, после чего инквизитор вновь возопил бешеным голосом. — Кто назвал одно из имён предводителя бесов?! — голос гремел, разрывая связки, добавляя мерзкого металлического привкуса во рту. — Не гневайся, святой! — просяще произнесла беглянка из графства Просперо. — Не гневайся! Не поддавайся! Борись! — она схватила инквизитора за напряженное предплечье, заканчивающееся кистью со скрюченными костлявыми пальцами. Одним движением девушка заставила его тело сделать оборот и предстать перед её глазами… её разными глазами, в которых концентрировалось божье проведение. — Дочь… божья, — обомлел тот, забыв о своём гневе. — Господи! — сказал он и под уставшими, изнеможёнными глазами сверкнули жидкие кристаллы слез. — Боже… — сорвалось с губ инквизитора, а в следующий миг колени его жёстко уперлись в каменные плиты пола. — Прости, Господи! — шёпотом, практические неразличимо, произнёс высокий мужчина, и его голова тяжелым шаром упала в объятия хрупкой девушки с глазами разного цвета. Его веки встретились, и он почувствовал её запах. Запах мяты, ладана и чего-то сладковатого. От этого запаха мысли его прочистились. Тело… инквизитор почувствовал силы во всех своих членах. Душа… она лишилась смятения, страха, отчаяния и уныния. Сердце… больше не было гнева, больше не было скорби, больше не было ни боли, ни отвращения. Святой отец чувствовал лишь то, что чувствовал тогда, много лет назад, когда впервые пришёл на урок в семинарию. Это было счастье. Он открыл глаза. «Тьма… липкая, обволакивающая пальцы тьма», — думал он, подняв руку перед собой и различив слабые контуры пальцев. — Чёрная Смерть… пришла… за мной? — сквозь хрип сорвалось с его губ. Тепло на лбу, придавливающее его голову, вздрогнуло. Только сейчас он почувствовал мягкое, нежное касание к его голове, которое не прерывалось. — Проснулся? — в словах, прозвучавших во тьме, он услышал улыбку. — Ты долго спал… ты был измучен… — теперь он слышал в словах лишь тонкие линии морщин вокруг опущенных уголков губ. — Что происходит? — сорвалось с его обветренных тонких линий губ. — Ты спал. Долго. Сладко. Крепко, — отражаясь от правящей пространством тьмы, прозвучали слова. — Аббаты перенесли тебя сюда и позволили мне остаться рядом, чтобы ухаживать, — вновь приятный, нежный голос пролетел искрой сквозь внутренность древнего Хаоса. — Я… — произнёс он и замолчал. Инквизитор даже не знал, что хочет, должен, может сказать. — Молчи, — вновь раскатом хрустальных бусин, потревоженных ветром, прозвучал голос. — Спи… завтра тебя ждёт длинный день, — длинные волосы коснулись лица высокого мужчины, и он вновь почувствовал тот магический запах. В затухающем сознании, за секунду до вхождения в мир Морфея, он увидел над собой две радужки глаз. На короткое мгновение инквизитор испугался. — Где я? — спросил он у обладателя глаз. — В твоей комнате, — ответил девичий голос. «Странно», — промчалось в голове у инквизитора. — «Здесь нет окон, не горят свечи… свету не от чего отражаться… Как я увидел эти великолепные, разные глаза?» — подумал он, а после провалился в забытие. Инквизитор слушал одну длинную, одну бесконечную, одну прекрасную песню. Сквозь тяжёлую пелену сна он слышал голос ангела, что переливался и искрил так, как это делает лучик света, пойманный в надежную клетку алмаза. Высокий человек смотрел страшный сон, лишенный красок. Он чувствовал то, как сердце трепещет от беспокойства под рёбрами, но ничего не мог поделать. Его сознание следовало сквозь выстроенные мыслями улицы города сна. Мужчина стучался в двери домов, аккуратно расставленных по обеим сторонам дороги, но слышал лишь эхо, уходящее побродить по проспекту, и слышал то, как звук пропадает в пустоте застенья. Следуя сквозь этот беспокойный сон, инквизитор смотрит в окна домов. Оттуда за ним пристально наблюдают глаза. Сотни пар глаз, лишенных тел. И лишь изредка высокий человек замечает нечто странное и страшное. Редко, но к стёклам окон прикасается пятерня человеческой руки, в центре которой расположился любопытный глаз. И ещё… только спустя некоторое время инквизитор замечает ещё одну руку. Она мелькает реже, но от её вида становится дурно. На той пятерне, на ладони, расположился рот. С кривыми черно-жёлтыми зубами… который замер, еще до прикосновения к стеклу, искаженным в крике. После прикосновения изо рта высовывается длинный язык, который начинает жадно облизывать прозрачную поверхность, разделяющую существо и высокого мужчину в чёрных тяжелых одеждах. Только сейчас инквизитор начинает понимать, что на нем толстый, тяжелый кожаный костюм, защищающий в битве против Чёрной смерти. Он продолжал двигаться по тоннелю, наполненному безжизненными глазами, следящими за ним. Инквизитор только что заметил, что все зрачки, преследовавшие его, лишены искры, лишены осознания, он увидел, что они приняли в себя все стекло, что может хранить в себе сама смерть. И ещё те странные две пятерни все чаще мелькали среди появляющихся чёрных силуэтов. Высокий мужчина ощущал тепло своего тела в тяжелой коже своего длинноносого костюма. Он чувствовал благовоние трав, что прекрасным сухим полем раскинулись в клюве шлема. Он смотрел сквозь стеклянные окуляры и наблюдал за тем, как наблюдают за ним. И вновь его пронзило очередное откровение, пропитанное мраком происходящего. Инквизитор не видел своего отражения в окнах, в которых все больше прорезались, словно в мраморе, тела одаренные мертвыми… да, мертвыми глазами. «Надо остановиться», — думал он, но не мог повлиять на своё тело. — «Я должен остановиться», — судорожная мысль билась в конвульсиях в его разуме. — «Остановись!» — высокий человек постарался закричать, но не смог раскрыть рта. И ещё одно осознание явилось к нему. «Это не маска…» — подумал он. — «Это не клюв моей маски! Это мое лицо…» — холодный пот капельками инея осел на лбу инквизитора. Высокий мужчина почувствовал то, как дыхание замедлилось. Это случилось так, как если бы его кто-то начал душить, но шея его была свободной. Он старался сделать глубокий вдох, но с каждым следующим расправить легкие кислородом становилось все сложнее. Наконец, к нему подкралась паника. Она спряталась за его спиной и шла вслед, наступая на пятки. «Бежать… бежать… бежать» — барабаном стучало в мыслях инквизитора. — «Бежать… проснись… проснуться… бежать… встать…» — судорожно жужжали мысли, перебиваемые песней, звучащей где-то в отдалении. Голос ангела становился все тише… так же, как и мысли высокого мужчины. Тело несло куда-то вперёд. Окна мелькали справа и слева все чаще. Оттуда на инквизитора смотрели глаза с потухшими зрачками, с потерявшими свой блеск радужками. Они указывали на него, все как один, указующим перстом, на уставших, почерневших кистях. Нейроны прекратили попытки сопротивления этому невероятному, подчиняющему импульсу. Даже в своих мыслях мужчина, чьё существо внезапно превратилось в одеяние борца с Чёрной смертью, перестал сопротивляться. Теперь голос, что он слышал в своей голове, в быстром темпе начитывал молитву. — Отец небесный, породивший на свет по образу и подобию детей своих, обращаясь к тебе, прошу, молю о спасении души моей. Тело мое стало подвластно ироду, низвергнутому в пучину боли и отчаяния, И тянет он меня, сына твоего, теперь вслед за собой в омут темный. Отец небесный, что ниспослал на землю тобою сотворенную, сына своего. Великий и могучий, всесильный и всемудрейший господь-бог. Отвадь от меня щупальца неблаговерного, изгнанного из сада райского. Да спаси душу мою, только тебе принадлежащую. Аминь! — инквизитор тараторил, фокусируясь только на своих мыслях, только на молитве, но практически не слышная и далекая песнь голосом ангелов отбирала большую часть внимания. Инквизитор не слышал ни единого слова, только лишь гласные звуки протяжным небесно-красивым стоном. Высокий мужчина бросил тщетные попытки закрыть свои глаза, чтобы красками, взятыми из-под сердца, на обратной стороне века попытаться нарисовать символ борьбы с Чёрной смертью. Сейчас он просто представлял перевёрнутую пирамиду, состоящую из сокращающегося заклинания «ABRACADABRA». Инквизитор мысленно произносил каждую строку: «ABRACADABRA. ABRACADABR. ABRACADAB. ABRACADA. ABRACAD», — в этот момент мужчина, облачённый в тяжелый чёрный длинноносый костюм, заметил, что больше не слышит даже своих мыслей. — «ABRACA. ABRAC. ABRA», — с каждым новым повтором становилось все сложнее, все страшнее. — «ABR», — подумал о магическом слове в очередной раз, и тело, что стало костюмом, резко дернуло вверх, и сознание высокого мужчины начало быстрое восхождение на самую высокую лестницу города. Там инквизитор, вместе со свитой, сжигал всех без разбора. Сердце колотилось подобно крысе, чувствующей приближение чего-то поистине страшного. Он очутился на площади, откуда буквально несколько часов назад ушёл. Достигнув этого места, где несколько часов назад он общался с ведьмой, тело инквизитора остановилось. Он вновь смог ощутить себя как целое существо. И даже песня, что так тихо, но так назойливо звучала в голове, унялась. Даже сердце, что колотилось как рыба, выброшенная на берег, успокоилось и, поймав свой обычный ритм, забилось в груди высокого человека. — Господи! — промолвил он, и руки поднялись к лицу и ощупали ладонями страшную маску, что была надета на голову. — Снять! Её надо снять, — сбивчиво, впопыхах, произнёс человек, позабыв обо всем вокруг. Его руки скользнули на затылок. Туда, где была застежка. Он знал, что найдёт её там, но все равно молил своего бога о том, чтобы она была на своём месте. — Спасибо тебе, всевышний! — с облегчением выдохнул высокий мужчина и в туже секунду сначала расцепил небольшие крючки, а затем стащил с головы длинноносую маску. Теперь его взору открылось совершенно все и в других тонах. Он распрощался со стеклянными окулярами и увидел окружающий его мир четко. Во всех тёплых оттенках чёрного и серого, которые он только мог видеть. А потом его отвлёк небольшой хлопок. Даже нет, щелчок, где-то позади. Обычно такой звук издают стопы, которые касаются камня или мрамора при ходьбе. И вот этот звук заставил инквизитора развернуться на сто восемьдесят градусов. Перед мужчиной было нечто большое, монолитное, совершенно темное, в красивой резной раме. Словно он стоял перед смолой, заключённой в деревянные стены, выполненные неизвестным резчиком. Рука инквизитора поднялась и коснулась поверхности появившегося перед ним обрамлённого обелиска. Она была тёплой, она была гладкой, матовой. Высокий мужчина, скинувший оковы тяжелого костюма, прикоснулся к этому нечто щекой, и на лице его возникла удовлетворённая улыбка. Вновь зазвучала отдаленная и прекрасная песня, которую пел ангел. «Неужели этот сюр, неужто этот кошмар подошёл к концу, и теперь я смогу отдохнуть?» — появился вопрос в его голове, и инквизитор повернулся, чтобы посмотреть на скинутые им вещи. Они лежали на прежнем месте, и от осознания этого тепло разлилось по жилам от самого сердца. Высокий мужчина ногой стоял на площади, где недавно казнили ведьм и сжигали тела мертвых и не успевших скончаться от страшной болезни. Его ладони мягко скользили по поверхности тёплого чёрного нечто, появившегося здесь. Он хотел прижаться и пропитаться тем невероятным теплом, что сочилось из закованного в дерево, похожего на смолу обелиска. Внезапно этот предмет стал постепенно терять своё матовое свойство. Он становился все более глянцевым, и через несколько быстро пролетевших минут в его поверхности начало появляться отражение. Оно словно отрисовывалось. Медленно, по черте. Так, как будто ленивый художник, что переносит работу, делает штрих, дабы воспользоваться им как предлогом к последующему продолжительному отдыху. Внимание инквизитора любопытством было приковано к возникающему изображению. Сколько бы инквизитор ни вглядывался, сколько бы ни пытался различить из силуэта цельную картину, ему это не удавалось. Он заметил, что черты со временем исчезают. Что они пропадают так, как если бы теряли силу цвета. А он все стоит и вглядывается, и слушает прекрасную песню ангелов, что вновь так четко звучит в его голове. Прошло еще некоторое время, и высокий мужчина, руки которого лежали на возникшем из ниоткуда обрамленном камне, заметил, что силуэт постепенно увеличивается. Так, как если бы то, что было внутри, приближалось к краю из самой глубины. Так, как если бы с другой стороны был длинный коридор и по нему шел путник, и приближался бы он к двери, которой и является этот закованный в дерево обелиск. Подумав про это, он сразу увидел сходство с дверью, которое не замечал до сих пор. Пока его взор гулял по искусно вырезанной раме, силуэт значительно увеличился. Линии стали более четкими и будто бы постепенно перестали пропадать вовсе. Это зрелище завораживало и пугало одновременно. Это зрелище, как танец огня, приковывало к себе. Это зрелище несло за собой тяжелый мешок под названием «неизвестность». Вновь голоса ангелов стали громче, ближе, чётче. Теперь инквизитор смог различить слова. Это действительно была песня, больше похожая на колыбельную. На убаюкивающую песню, в слова которой, на самом деле, лучше не вслушиваться. Лучше не думать о значении словосочетаний и о том, что значат контексты коротких предложений. Вновь высокого мужчину прошивает холодом ледяного пота, инеем, изморозью осевшем на нагом теле. Все потому, что он слышал и не мог не слушать. — Ангелы на иконах кровью плачут, Чёрные капли смолой на крест капают, Плесень осела на образАх налётом, Книга изнутри, как яблоко, гниет. Касикандриэра, Астарот, Астарта, Вельзевул Десницами воссели вокруг владыки. Буфовирт, Лилит, Аббадон, Бегемот, Левиафан — По левую руку, там, где указал властитель. Они пьют воду, чище слез младенца, Вкушают антидор, макая его в тёплую кровь. Пирующие сжигают замороженный артос, Подбрасывая просфору в качестве дров. Касикандриэра, Астарот, Астарта, Вельзевул Десницами воссели вокруг владыки. Буфовирт, Лилит, Аббадон, Бегемот, Левиафан — По левую руку, там, где указал властитель.   Касикандриэра, Астарот, Астарта, Вельзевул Десницами воссели вокруг владыки. Буфовирт, Лилит, Аббадон, Бегемот, Левиафан — По левую руку, там, где указал властитель. Касикандриэра, Астарот, Астарта, Вельзевул Десницами воссели вокруг владыки. Буфовирт, Лилит, Аббадон, Бегемот, Левиафан — По левую руку, там, где указал властитель.