Быдло во Франксе.

      Сентябрь 2010       Кабинет инспектора был относительно большой комнатой, по крайней мере, по меркам этого здания: между шкафами, приставленными к стенам, покрытым старой жёлтой краской, и наполненными до отказа папками с документами и профильной литературой по педагогике; дверью, и столом, за которым, спиной к большому, не зашторенному окну, сидела полноватая некрасивая женщина средних лет с бросающимися в глаза густыми усами, можно было разместить длинный банкетный стол для посетителей. Но инспектор решила оставить большую часть своего кабинета пустой, чтобы её посетителям приходилось стоять на ногах, так, например, сейчас приходится стоять и Синдзи, смотря на вальяжно развалившуюся перед ним тушу инспектора приюта, в котором он был вынужден жить при живом отце.       Женщина лениво и небрежно повторяла для Синдзи вот уже в который раз, словно мантру, монотонно, бесчувственно и по бумажке, что то, что его избивают каждый день, это ничего страшного, так другие ребята просто пытаются самоутвердится. И что ему следовало бы не отворачиваться от общества, а идти с ним на контакт, пытаться социализироваться, завести себе друзей, а не постоянно жаловаться на других обитателей приюта. Что, в конце концов, ему повезло гораздо больше, чем остальным, ведь остальные дети потеряли всю свою семью, а у Синдзи, по крайней мере, есть отец. И что, вообще, если он хочет изменить отношение к себе окружающих, то ему следует начать с себя.       Эту конкретную часть Синдзи ненавидел сильнее прочих.       — Я понял, можно я пойду? — сказал он, не в силах стерпеть от этой женщины больше ни слова, тем более что ничего нового он от неё не услышал, впрочем, как и всегда.       Зачем Синдзи тогда ходил к ней? Зачем он бесконечно повторял одни и те же действия, надеясь на иной исход? Нет, он не был сумасшедшим, просто надеяться ему было больше не на что.       — Можно… — облегчённо выдохнула женщина, которая сама устала повторять своему частому посетителю одно и то же на протяжении вот уже шести лет. — Но не забудь, что ты наказан за участие в драке, и будешь с Ямото и Хибики вместо ужина мыть полы в спальне.       Синдзи вышел из кабинета инспектора, бросив ей напоследок со всей обидой, что накопилась в нём за долгие годы:       — Есть, госпожа надзирательница…       — Что ты сказал?!. — остаток фразы мальчик не услышал, так как с силой захлопнул дверь кабинета.       «Надо же как, — думал он, разминая свою больную шею, по дороге в хозяйственную часть, где ему должны были выдать половую тряпку и ведро, — не «был избит», а «участвовал в драке»…».       Не то, чтобы Синдзи рассчитывал, что инспектор в одночасье решит все его проблемы, но он верил, что, если стучать достаточно долго, то рано или поздно ей надоест этот стук и она приструнит хотя бы Ямото и Хибики. Уже тогда его жизнь стала бы на порядок лучше, но почему-то именно сегодня эта надежда умерла. Синдзи уже давно это знал, но, как оказалась, до конца осознал он это только сейчас: только один человек захочет помочь ему — он сам.       Получив необходимый для выполнения своего наказания инвентарь, Синдзи расписался за него в учётной книге и отправился в спальню, которую ему предстояло вымыть. Да, не всей тройке «драчунов», а именно ему, потому что Ямото и Хибики всё равно ничего не будут делать. А чего с них может спросить администрация? Они ведь хулиганы, не то, что Синдзи, он же «ответственный мальчик».       Когда Синдзи вошёл в комнату, которая больше напоминала армейские бараки — длинная «кишка» с ободранной краской на стенах и, стоящими в два ряда, одна напротив другой, койками — Ямото и Хибики сидели в дальнем углу. Они слушали музыку по потрёпанному кассетному плееру, который «отжали» у Синдзи на прошлой неделе, и щелкали семки прямо на пол. Они над чем-то ржали, Синдзи предположил, что над ним, хотя… кто их знает, в конце концов, он был не единственной мишенью для их «самоутверждения». Два пустых ведра стояли рядом с хулиганами, те их, очевидно, не собирались использовать для отработки наказания. Кто бы сомневался.       Бросив на них беспомощный, полный неодобрения и, отчасти, негодования взгляд, Синдзи приступил к отработке своего «заслуженного» наказания. Ямото и Хибики его как будто не замечали.       Ямото был невысоким, коренастым детиной с развитой мускулатурой и атрофированным мозгом, Хибики же был высоким и долговязым, и был относительно умён, но в отличие от Ямото, у Хибики полностью отсутствовала совесть, чего, при всех оговорках, о Ямото нельзя было сказать.       Когда Синдзи мыл пол, он, чтобы отвлечься от действительности и монотонности выполняемой им работы, представлял себе, что он — матрос огромного боевого корабля, на котором он дружно и под весёлую песню вместе с ещё сотней таких же матросов начищает палубу фрегата до блеска. Он чувствовал прохладное дуновение морского бриза, палящее солнце южных широт, видел бескрайнее красное море, в котором играючи резвились дельфины, весело что-то крича на своём, дельфиньем языке, как бы встречая новый день…       Но Синдзи не смог полностью погрузиться в идиллию, ибо осознавал один простой факт — сейчас его снова изобьют.       Пока Синдзи драил пол, Хибики подал знак Ямото, чтобы тот запер дверь в спальню. Синдзи не знал, откуда у хулиганов были ключи от спальни, но мог предположить, что они просто стащили один из дубликатов. Когда путь к отступлению и гипотетическому прибытию помощи Синдзи был заблокирован, Хибики схаркнул на пол последнюю семку и медленно подошёл к Синдзи поставив свой грязный сапог прямо перед его глазами, на то место, которое он только что вымыл. Ямото в это время, отвратительно хихикая, подошёл к мальчику сзади.       Синдзи перестал мыть, он знал, как будут развиваться дальше события: Хибики, распинаясь своим не самым скудным красноречием, с философской, юридической, биологической, либо морально-нравственной точки зрения, будет доказывать своё право на избиение Синдзи, под тупой смешок и одобрительные возгласы Ямото. Далее Синдзи будет избит. Не очень больно, ведь избивали его не для того, чтобы нанести ему увечья, а для того, чтобы Ямото и Хибики могли продемонстрировать своё превосходство. Далее, Синдзи поизображает чуть-чуть адские мучения, его палачи, довольные собой, уйдут, а потом Синдзи приберёт за ними комнату, вернёт хозинвентарь и всё закончится… по крайней мере, на сегодня.       — Эй! Синдзи! — Хибики ногой пнул ведро, облив его грязной водой. — Ты почему это закладываешь своих товарищей по нелёгкой сиротской жизни, Синдзи?       — Ха-ха-ха! — заржал Ямото. — Да, почему ты поступил так с нами? Ха-ха-ха!       — Почему, если тебя что-то не устраивало, ты не обсудил сперва с нами наше поведение? — лыбился Хибики. — Зачем довёл дело до администрации?..       — Ха-ха-ха! — продолжал заливаться смехом Ямото. — Да, почему ты довёл всё до администрации? Ха-ха-ха!       Так продолжалось минуты две-три. Синдзи ничего не отвечал, он помнил по своему предыдущему опыту, что если он скажет хоть слово, тут же получит сильную пощёчину от Хибики, со словами: «Не смей меня перебивать, щенок!».       И вот, наконец, наступил кульминационный момент, то, к чему хулиган вёл свою речь — Хибики назвал Синдзи крысой, взял его за шею и сильно ударил мальчугана по лицу.       Синдзи, простонав от крепкого удара, про себя отметил, что его ещё никогда так сильно не били. У него промелькнула мысль: «Не собираются ли они в этот раз отметелить меня по полной?».       Однако, когда Синдзи упал на пол и его начали пинать ногами, он понял, что ошибся — об него просто вытирали ноги, принося несравненно больше душевной боли, чем физической. В это время он просто отключался, как будто выходил из своего тела и блуждал своим разумом по далёким, прекрасным странам, которые пострадали от Второго Удара не так сильно, как Япония… в те места, которые он хотел бы посетить с мамой.       Минут через пять-десять хулиганы выдохлись.       — Ладно, поразвлеклись и хватит… — отдышавшись, Хибики прижал голову Синдзи к своему бедру и начал расстёгивать ремень. — Теперь время проучить тебя по-настоящему.       Синдзи не сразу понял, что происходит… и что произойдёт сейчас. Ямото сообразил быстрее:       — О, боги, Дзин, что ты делаешь?!       — Если его хорошенько не наказать, он же ничему не научится… — лишь лукаво улыбнулся Хибики, — к тому же, кто Синдзи, если не членосос — вон, как здорово ротиком работал у инспектора.       — Но так же нельзя! — искренне возмутился Ямото.       — Да ладно тебе, у нас есть ещё год до достижения возраста привлечения к уголовной ответственности, ничего нам не будет. — Хибики приспустил штаны. — К тому же, никому он ничего не расскажет, он ведь усвоит свой сегодняшний урок.       — Я не про ответственность говорю! Так нельзя! Всему должен быть предел! — Ямото попытался подойти к двери, чтобы открыть её и предотвратить содомию, но Хибики его быстро окрикнул.       — Так! Сделаешь ещё один блядский шаг к двери, заменишь Икари на посту почётного членососа нашего блока. — этот яростный выкрик возымел своё действие и Ямото отошёл от двери.       Ямото с жалостью и даже с извинением посмотрел на Синдзи и опустил глаза, не желая смотреть на реализацию задумки своего товарища, а спустя полсекунды Хибики снял трусы и Синдзи увидел перед собой мужской член. Он ещё не встал полностью, но был уже возбуждён.       В этот момент Синдзи осознал, что находится в переломной точке своей судьбы, вот-вот, через считанные секунды, его жизнь навсегда изменится, изменится бесповоротно и окончательно. После действий Хибики возврат к status-quo стал невозможен. Но перемены сами по себе — это не что-то плохое. Синдзи уже очень давно хотел изменить свою жизнь, но раньше он слишком верил взрослым, которые обещав разобраться, просто хотели Синдзи заткнуть, теперь же мальчик осознал, что он долгие годы позволял вешать себе лапшу на уши.       Никто не придёт на помощь, спасения ждать было неоткуда. У Синдзи был выбор: либо он смиряется со своей ролью половой тряпки, лишённый всякой возможности изменить своё положение в будущем, либо он начинает проявлять свою волю и действовать прямо сейчас, потому что других возможностей ему уже не выпадет. В тот момент, когда его губы коснутся головки члена Хибики, пути назад для него не будет. На то, чтобы изменить свою жизнь, у Синдзи было ровно две секунды.       «Так, что можно сделать? — котелок Синдзи начал напряжённо варить по лучшим заветам Гейзэнберга. — Конфигурация местности: тумбочка — два метра, далеко… перила кровати — полметра, можно дотянуться, но какой в этом толк? Ладно, что ещё мы имеем? Есть ведро прям под рукой, уже лучше… но есть ещё Ямото, на помощь которого Хибики всегда мог рассчитывать. Дальше. Тряпка — неплохо, так я смогу выиграть секунду, а то и две, но что потом? — Окно. Закрыто, но разбить его будет несложно… дальше, во дворе стоит дерево, а через десять метров забор… а на заборе-то пики точёные, упаду на них и всё…».       У Синдзи была одна секунда…       «Ой, да ладно, хуже уже некуда, а значит, хуже уже не сделаешь».       Проявляя неведанную, даже для самого Синдзи, физическую форму, он рывком схватил правой рукой тряпку и, пока его мучители не сообразили, что происходит, левым локтем, что есть мочи, ударил Хибики по яйцам, от чего тот скрючился от боли и расслабил хватку, чем Синдзи незамедлительно воспользовался.       Ямото кинулся на помощь другу, но Синдзи изящно накинул ему на голову тряпку и, словно матадор, направил бугая прямо на перила кровати, чем вывел его из игры.       Такой прыти Синдзи от себя не ожидал, в тот краткий миг противостояния он не думал, не рассчитывал, не боялся, он просто… делал. Его тело было будто на автопилоте. Адреналин ли был причиной этому, божье провидение или инстинкты, это Синдзи не волновало, он просто наслаждался отмщением за все былые обиды.       Теперь, когда Хибики корчился от боли, а Ямото был без сознания, у Синдзи было достаточно времени, чтобы спокойно и не спеша выполнить остальные пункты своего импровизированного плана, но медлить он не желал, хватит с него этого проклятого места…       — Синдзи, я тебя, блять, урою!.. — сквозь стоны проворчал Хибики, хотя у него не было сил даже открыть глаза, да и вообще, где сейчас был адресат, он себе слабо представлял, самого же Синдзи угрозы хулигана не беспокоили, больше нет…       Синдзи отошёл от окна и разбил его, кинув ведро. Далее он забрался на подоконник и, прикинув расстояние, прыгнул на толстую ветку дерева и, не спеша, добрался по ней до ствола, где перебрался на другую ветку, по которой уже и добрался до забора.       Оказавшись достаточно близко к забору, мальчик спустился с ветки на колонну, которыми каждые десять метров разделялась стена острых копий, составлявших, собственно, сам забор. И только став на колонну, он понял, что не продумал самое главное: как ему спуститься с трёхметрового забора вниз… поздним вечером… и при этом не убиться.       — Икари! Что ты там делаешь?! — обернувшись, Синдзи увидел, что из, разбитого им, окна на него гневно смотрели инспектор и воспитательница.       «Видимо, сбежались на крики… — решил мальчуган. — Так, нужно что-то решать и быстро…».       Приказы, угрозы и проклятия в свой адрес от своих надзирателей он уже не слушал.       Оценив, как следует обстановку, Синдзи не придумал ничего лучше, кроме как спрыгнуть немного в сторону, на чью-то, припаркованную под забором, белую легковую машину. Посадка не была мягкой: приземлившись на крышу машины, мальчуган продавил её и скатился на землю. Теперь между ним и его прошлой жизнью была высокая стена, вдохнув полной грудью, он ощутил в воздухе запах чего-то совершенно нового, это был сладкий, манящий аромат свободы.       Поднявшись с земли, и кое-как встав на ноги, мальчик обнаружил, что при падении он поранил ногу, и по его икре течёт струйка крови, но ему было некогда себя жалеть: со стороны приюта послышалось опасное шевеление, поэтому, убедившись, что он в состоянии держаться на ногах, он сказал себе:

Run, Синдзи, run.

Беги, Синдзи, как Лола,

Или Форэст Гамп…

      Октябрь 2015       Путешествие на монорельсе в Токио-3 приятно удивило Синдзи, ведь из прошлого своего путешествия этим видом транспорта он привёз просто ворох неприятных воспоминаний. Какое же удивление он испытал, сев на монорельс и обнаружив, что в салоне есть сидения, притом довольно удобные, мягкие такие; каждый вагон оборудован двумя туалетными кабинками, а сам салон по чистоте можно было сравнить даже с самолётом. Да и не только по чистоте, пассажиров дальнего следования даже кормили, притом сносно. А, когда выяснилось, что в билет Синдзи включены безлимитные прохладительные напитки, он понял, что уже по одной этой причине съездил не за зря. Всё же, при всей нелюбви Синдзи к правящей верхушке, он не мог не признать, что те проделали действительно титаническую работу по восстановлению инфраструктуры после войны:       «Хоть какая-то польза от них есть — не все налоги разворовали» — подумал он глядя на портрет Императора.       Такие портреты, под каждым из которых, стройными строгими иероглифами был написан государственный девиз Японии — «Имперская Армия Всех Сильней!» — висели в каждом общественном месте. Конкретно в этом монорельсе портреты «Главы страны, нации и армии» висели над каждым проходом в тамбур.       С дракой вырвав себе место у окошка по направлению движения монорельса, Синдзи смог испытать эстетический оргазм, любуясь в широкий иллюминатор бескрайними лесными и горными просторами своей Родины… А потом монорельс въехал в Регион Канто — «Цепь Городов» — и к виду из окна наш герой резко охладел.       Подрезав пудреницу у одной жирной старухи, которой не посчастливилось проехать с ним на соседнем сидении пару остановок, Синдзи достал и осмотрел свой навар, но только, когда увидел, как эта бабка сошла с монорельса на очередной платформе. Всё по лучшим воровским традициям.       Едва монорельс тронулся, наш герой воспользовался своей «находкой» по прямому назначению — принялся подправлять, как он сам говорил, «себе ебальник» или же «mon eblet», однако, его ждал неприятный сюрприз. Синдзи обнаружил, что та старушенция пользовалась пудрой, которая была на несколько тонов светлее, чем его кожа, но мальчуган не растерялся, он слегка смочил пудру своей слюной и всё, его ожога вокруг глаз почти не было видно.       Всё время, пока Синдзи наводил марафет, на него с противоположного сидения с презрением смотрела женщина средних лет. Сперва она просто думала, что перед ней сидит гей, но, когда заметила, что его пудреница — один в один, как пудреница только что сошедшей с поезда пассажирки, она даже не знала, что думать о своём попутчике. Не обратить внимания на эту реакцию карманник со стажем просто не мог.       Монорельс остановился и объявил какую-то очередную остановку и Синдзи, понимая, что женщина собирается поднять тревогу, не зная, какая там станция, резко вскочил с места:       — Моя остановочка. — прокомментировал свой порыв карманник, после чего, не дав времени освободить ему проход, переступил ноги, сидевших с ним в одном пролёте, пассажиров и быстрым уверенным шагом направился в сторону тамбура. Удаляясь, он спрятал пудреницу в карман и поправил огромные тёмные очки, закрывающие восемьдесят процентов его лица.       Женщина же проводила Синдзи проклинающим взглядом вплоть до выхода из вагона.       Ушёл он, правда, недалеко: через вагон мальчуган зашёл в туалет, где проверил на предмет наличности три, подрезанных им за всё время поездки, кошелька.       «Пять пятьсот с троих?! — возмутился карманник. — Либо у людей из народа всё идёт очень плохо, либо у людей из Visa и MasterCard всё идёт очень хорошо. Tertium non datur».       Не было худшей напасти для карманника, чем кредитные карты.       Да, Синдзи мог бы заморочиться и загнать карточки тёмным обнальщикам, но не хотел этим заниматься. К тому же, сейчас нужды в деньгах он не испытывал, поэтому мальчуган просто выкинул кошельки вместе с карточками в урну и, пройдя ещё пару вагонов, остановился в тамбуре, где в это время группа из семи клерков обсуждала политику.       Ехать Синдзи оставалось немного, а разговоры о политике он ненавидел, поэтому мальчуган достал свой старый плеер и включил такие знакомые, родные биты.       Прослушав всего пару секунд, наш герой понял, что музыка его уносит, а держать себя в руках он даже не пытался, поэтому карманник просто поддался течению.       Он начал пританцовывать. Танцор из Синдзи был так себе, если не сказать «полный отстой» и он знал это, но ему нравилось танцевать, это его успокаивало. Мальчугану хватило десяти секунд, чтобы своими танцами распугать клерков, они сбежали от него, как от прокажённого, но это даже хорошо — ведь теперь весь тамбур был в его распоряжении, и весь остаток пути Синдзи провёл, хаотически дрыгаясь в конвульсиях, периодически даже попадая в ритм, ну так, знаете, иногда. В его «танце» было много сложных акробатических элементов, однако полное отсутствие чувства такта и изящества не позволяло увидеть в его телодвижениях ничего, кроме судорог эпилептика.       Наконец, монорельс прибыл на нужную нашему герою станцию:       — Мой выход! — торжественно объявил Синдзи, пародируя голос Элвиса Прэсли, и вышел из поезда лунной походкой… хотя, назвать это телодвижение «лунной походкой» у меня язык не повернётся, а epistola non erubescit…       Когда карманник «вышел» из поезда, он понял, что что-то не так, поток толпы был слишком быстрым: все от молоденьких мамаш с детьми до хиленьких мужичков, гружённых чемоданами по самое «не балуй» и совсем уж древних стариков кинулись к выходам с платформы, словно там раздавали купоны на просрочку. На одном из выходов человека, который влез без очереди, кто-то три раза пырнул ножом в печень, после чего, оставляя за собой шлейф из крови, потащил обмякшее тело за собой, видимо, надеясь продать кому-нибудь его почки. Всем прочим горожанам, как, собственно, и двум, стоящим рядом, полицейским на этот акт агрессии было глубоко плевать.       Желая понять, в чём же, собственно, дело, Синдзи снял наушники, отчего ему по барабанным перепонкам ударил громогласный звук динамиков, один из которых располагался прямо над его головой:       — Внимание! Говорит система чрезвычайного оповещения. Просьба внимательно прослушать это сообщение! Сегодня, в 12:30 по всему центральному району Канто объявляется чрезвычайное положение. Все жители должны немедленно проследовать в ближайшее убежище.       Далее сообщение повторялось.       «Ха, ха, ха! — посмеялся про себя мальчуган. — Если не сообщают причин эвакуации, значит, правительство в очередной раз облажалось».       Стоявший неподалёку от нашего героя, полицейский пригласил пацанёнка последовать вместе с ним в убежище, подкрепив своё приглашение дружелюбным жестом.       — Нет! Моя мама там! — своим поддельным заплаканным голосом выкрикнул Синдзи и побежал в противоположную от полицейского сторону. Полицейский же хотел то ли что-то крикнуть в спину мальчугану, то ли побежать за ним самому, но через три секунды отказался от обоих своих идей, поняв, что своя задница ему дороже, после чего поспешил укрыться в убежище вместе с остальными.       У Синдзи, как только он услышал об эвакуации, сразу же поднялось настроение, ведь она означала, что немногие смельчаки, оставшиеся в городе, могут поделить между собой всё барахло, что найдут. Весь Токио-3 сам так и шёл к нему в руки, и надо было быть полным лохом, чтобы проебать такой момент.       «Так, примерный маршрут: сперва в ювелирку, там нужно быть первее всех: придёшь вторым, или не успеешь уйти — зарежут. Потом за шмотом, там навряд ли кто будет ошиваться, но лучше всё равно быть осторожным и не лезть на рожон, «на рожон» в нашем конкретном случае — меховые магазины, там-то уж будет такая кровавая мясорубка… Потом можно в табачку, их тоже редко кто приходует. А когда первая волна насилия, вызванная анархией, утихнет, можно будет заглянуть и в алкашку, их всегда выносят первыми, но если зайти в них ближе к концу вакханалии, то там частенько бывает, что найти на опохмел».       Мародёрство — дело не хитрое, если соблюдать одну заповедь: «Да не приблизится жопа твоя к аптеке на расстояние, километру равное» — аптеки в случае эвакуации всегда собирают вокруг себя всех торчков, наркоманов, да и просто всю городскую нечисть. То же правило действовало и отношении банков: люди не особо оригинальны в своих низменных желаниях, да и не понимает народ, что эвакуация начинается только после того, как из банков вывезут всё ценное.       «Ну, блять, спасибо тебе, бать, за такой подгон! Зачту это тебе в счёт всех подарков на мои дни рождения… Блять, батя…».       Синдзи достал фотку, которую ему прислали вместе с приглашением в Токио-3.       На фотографии была фривольно одетая девушка с потрясающей фигурой. Прямо поверх карточки было написано: «Синдзи, я тебя встречу. Не вздумай уйти, не дождавшись меня!» И приписка «Зацени!», со стрелочкой, указывающей на выдающееся декольте.       И заценить было что!..       Лицо нашего героя расплылось в похабной ухмылке, а его внутренний Владислав Колосажатель приготовился к битве с венграми. Всё это, конечно, очень походило на западню, но письмо из Nerv было настоящим, Синдзи проверил, да и чутьё подсказывало ему, что с этой встречи он сможет что-то, да поиметь, ну, или, на крайняк, кого-то…       «Ладно, после алкашки можно будет и к этой лярве подкатить, если, конечно, она не эвакуировалась вместе со всеми, что вероятнее всего… может захватить волыну на всякий пожарный? Не, если вдруг патруль, а ты с волыной, тебя же застрелят на месте».       Синдзи, выбравшись с платформы, пробежал пару кварталов, настойчиво борясь с толпой, так и норовившей затоптать юркого мальчугана. Вскоре удача ему улыбнулась, и он наткнулся ровно на то, что искал — небольшой ювелирный салон. Его владелец, низкий, скрюченный старичок в спешке пытался закрыть заведение на ключ, но слишком волновался, чтобы попасть в замочную скважину.       Синдзи подбежал к нему, схватил за руку и, посмотрев ему в глаза, сказал молящим голосом:       — Дяденька, спасайтесь! Эти безделушки не стоят вашей жизни!       Мальчуган считал, что ему не повезло с внешностью, так, например, его лицо было очень смазливым. И, если быть смазливым красавчиком Синдзи был не против, так, по крайней мере, можно было бы разводить на бабло богатеньких сучек, что на самом деле не зашквар; то, нет, он был просто смазливым. С таким, детским, не выдающим опасности, наивным лицом его никто не желал воспринимать всерьёз и, чтобы выжить, ему приходилось ставить себя очень жёстко… но у этого были и положительные стороны, например, эти испытания закалили его характер, да и в редких случаях «безопасное» лицо действительно служило своему хозяину на славу. Этот случай был определённо из таких.       Раньше, чем старичок успел сообразить, что происходит, Синдзи потащил его на себя и, пробежав, держа старика за руку, метров двадцать, буквально кинул его в середину толпы, которая, словно бурный поток понесла ювелира по своему течению. Убедившись, что дед уже далеко, пацан вернулся к ювелирке.       Синдзи поломал обе камеры, которые висели на входе, а зайдя внутрь, сломал ещё одну, которая висела прямо над прилавком. (В таком случае ему могли предъявить только за вандализм, поскольку камеры не записали сам процесс кражи). Далее наш герой, со скоростью урагана смёл с прилавков всё, что видел и мог унести: на каждый палец он натянул по два золотых кольца с огромными драгоценными камнями, поверх которых он обратно надел чёрные кожаные перчатки, чтобы не палиться. На шею он себе повесил столько цепей и ожерелий, сколько только мог нести, не прогибаясь под их тяжестью. Свои же руки от кистей до локтей и ноги от стоп до колен он украсил тремя слоями браслетов. (Синдзи не надел ничего на плечи, потому что при движении, браслеты бы постоянно сползали на локти и сковывали бы и без того сильно ограниченные движения, что в непредвиденной ситуации, когда требовалась максимальная реакция, было бы смерти подобно).       «Ну вот и всё, пора валить, хотя… есть ещё сейф и касса…»       Касса бронированная и открыть её без болгарки у Синдзи не было и шанса, а вот сейф… Он довольно старый, на нём простой механический кодовый замок, который можно попробовать взломать и без стетоскопа…       Пацан уже было хотел подойти к сейфу и оценить свои шансы на взлом, но тут же одумался:       «Я взял ровно столько, сколько могу унести! Ни больше, ни меньше! Теперь пора валить!»       Наш герой пулей выскочил из ювелирки и укрылся в переулке напротив и осмотрел улицу, на предмет таких же мародеров, как и он: чисто. Пока он орудовал в ювелирке, эвакуация уже полностью завершилась, улицы были полностью пусты.       «Ладно, теперь за одёжкой» Пройдя переулок, Синдзи очутился на какой-то торговой площади. — То, что нужно!       — Опа-ча! А кто это тут у нас?! — воскликнул он, увидев вывеску «Stefano Ricci». — Джэкпот!!!       Пацан в мгновение ока оказался перед огромными стеклянными дверями. Подпрыгнув вверх, он повис на камере наблюдения и отломал её. Он сделал па в сторону мусорки и бросил в неё камеру, после чего он поднял уже саму урну и, изящно раскрутив её, отправил прямо в стеклянные двери, которые тут же развалились на мелкие осколки.       — Да, детка! — наш герой сделал дэб и вошёл в магазин, с таким выражением ебала, словно он не мародёр, который «раскалывает ларёк», а полководец, который триумфально входит во вражескую столицу.       Много тратиться на шоппинг (в плане времени, естественно) Синдзи не планировал, поэтому он быстро напялил на себя чёрные кожаные штаны за 300.000 гео, продел в них чёрный кожаный ремень за 80.000 гео. Обулся в высокие чёрные кожаные сапоги на шнурках с явным закосом под «милитари» за 150.000 гео. На верх он надел белую рубашку за 45.000 гео, поверх которой он накинул чёрный кожаный плащ с капюшоном, нижний край которого почти достигал до пола, да, практически как у Нео из «Матрицы». Стоил этот плащ 650.000 гео. Далее он заменил свои старые, заношенные почти до дыр, перчатки, на новые, из чёрной кожи, ценой в 65.000 гео и надел на голову чёрную кожаную кепку за 55.000 гео…       «Кепка из кожи… не знал, что такие бывают…» — отметил про себя Синдзи, хотя он и видел что-то похожее в Америке.       Далее он подошёл к витрине с очками, но не нашёл достойной замены своим текущим очкам. Потом наш герой подошёл к кассе — заперта на ключ…       «Вы серьёзно думали, что это меня остановит? Блять, продаёте кожзам за годовую зарплату клерка средней руки, а сами не можете поставить ни бронестекло в дверь, ни броню на кассу…»       Пацан, пританцовывая, направился к огнетушителю, снял его со стены, потом, кружась, переместился к щитку, где за стеклом находился пожарный топор…       «Зачем вообще нужен пожарный топор в таком маленьком помещении? Ладно, Синдзи, тебя это ебать не должно!» — сказал он себе.       Разбив огнетушителем стекло, он забрал топор с щитка и, крутясь в уродливых пируэтах, в обнимку с топором и огнетушителем, направился прямиком к кассе. Он вставил лезвие топора в зазор между замком и, собственно кассой и, играючи, долбанул по топору три раза огнетушителем. Когда касса открылась, топор чуть не упал Синдзи на ноги, но он быстро среагировал, отскочив на полметра в сторону.       Наш герой перекинул огнетушитель через стойку и принялся осматривать свой навар: 30.000 гео, не считая мелочи. Это было эквивалентом средней зарплаты или двум с половиной средним пенсиям.       Забрав деньги, Синдзи взял большой фирменный пакет и сложил в него свою старую одёжку и, вприпрыжку, вышел из магазина. Пакет он выкинул в большой мусорный контейнер, отойдя от места преступления на полкилометра.       Следующей его остановкой был табачный магазин. Он нашёл его, пройдя по улице ещё метров триста. Но тут пацана ждало удивление: дверь была распахнута, но внутри ничего не тронуто.       Окинув взглядом небольшое помещение, наш герой обнаружил, что кассовый аппарат открыт, а внутри была только какая-то мелочь. Её Синдзи не стал трогать, а просто захлопнул кассу, вместо этого он принялся набивать карманы пачками сигарет, у него получилось так: восемь пачек Captain Black и пять пачек Чапмана. Взял пацан действительно немного, ведь ему ещё надо было сохранить место для того, что он найдёт в алкомаркете. Ещё он заправил газом свою любимую зажигалку с «Медным Всадником» и взял жменю дешёвых зажигалок — на всякий случай.       Наш герой уже было собирался уходить, однако его внимание привлёк нереально высокий ценник (5.000 гео), на невероятно маленькую вещицу. Этим предметом оказался резной мундштук из слоновой кости на кожаной верёвочке.       «А что это за три кнопки слева?» — не понял Синдзи, взяв мундштук в руки и принявшись его внимательно изучать.       Он попробовал понажимать на кнопки, но ничего не произошло.       «Уж не хотят ли они сказать…» — пацан взял мундштук в рот и подул в него, нажимая поочерёдно на кнопки, и мундштук выдал свистящие звуки, напоминающие флейту.       «Ля, ну и нахуя кому-то играть на флейте, во время курения? — удивился он. — Кому вообще нужна будет такая хренотень? Пока у нас, на Хоккайдо, всё ещё продают пиво по талонам, Токио-3 с жиру бесится!»       Наш герой думал сломать мундштук, но его взгляд упал на пачку Мальборо, лежавшую на полу. Он какое-то время переводил взгляд с пачки на мундштук, пока всё же не решился попробовать.       Синдзи поднял с пола пачку, взял из неё только одну сигарету и бросил пачку на прилавок. Он закурил и немного поиграл на этом не хитром инструменте… но всё равно не понял прикола.       Докуривая сигарету, пацан решил построить предположения, как именно эту штуку планировали продавать народу, какой у рекламной кампании был слоган, что-то вроде: «Теперь вы можете играть не только на кожаной флейте, но и на костяной»? Смешно…       Однако, несмотря на бесполезность этой вещи, он решил себе оставить её, на память.       «Да, я сентиментален! — признался Синдзи. — Я могу привязаться к вещам, но остальные и того хуже: они привязываются к людям!..»       Он вытащил мундштук с кожаной верёвки и насадил его на одну из цепей, что были у него на шее, на цепь, достаточно длинную, чтобы можно было курить через мундштук, цепи с шеи не снимая.       Напоследок пацан «посетил» витрину с трубками, он давно хотел попробовать покурить трубку, но всё не получалось, сегодня же это недоразумение будет исправлено!       Наш герой вышел из табачки, держа в одной руке трубку и свою любимую зажигалку, а другой доставая свой портсигар. Да, Синдзи вполне мог забить трубку и обычным табаком, но, поскольку сегодня его первый раз с трубкой, то он хотел сделать его особенным. Открыв портсигар, он обнаружил, что у него осталось три косяка:       «Ля, когда я садился на этот ебучий монорельс, их было шесть!»       Пацан решил забить свою первую трубку, используя сразу два косяка. Два косяка отборной афганской ганжи.       Он плотно забил трубку и поджёг её.       Первая затяжка — просто воздух.       Вторая затяжка — Синдзи почувствовал сильный запах «моря».       Третья затяжка — …       — Она, что, блять, потухла?!       Он поджёг трубку ещё раз, но она снова потухла, стоило ему только ощутить в своих лёгких пары каннабиса. То же самое произошло ещё два раза, пока наш герой не кинул в раздражении трубку на землю и не растоптал её ногой:       «Ля, только зря, потратил два косяка на эту тупую деревяшку!.. Прям, как тогда, в Торонто… Воистину, история повторяется дважды: один раз, как трагедия, второй раз, как чёрная комедия»       Пока Синдзи шёл по городу он заметил одну странность: он не встретил никого, в смысле вообще никого. Ни одного бомжа, начинающего мародёра или наркомана, валяющегося с иглой в вене под забором. Эвакуировали словно… весь город… в смысле целиком… а такого не должно быть. Пока ты идёшь по центру эвакуированного города, у тебя должно быть в поле зрения стабильно три человека, а тут…       Похоже, случилось что-то действительно ужасное. Пацан лишь надеялся, что сейчас ему на голову не упадёт атомная бомба. Но в таком случае бежать уже бесполезно, ведь нет ни малейшего шанса, что он успеет выбраться из зоны поражения, даже, если сможет завести машину без ключа.       «А может, я оказался в зомби-апокалипсисе? — строил он предположения у себя в голове. — Вспоминая, что произошло со мной за мою жизнь, это было бы неудивительно. Можно даже сказать, что жизнь готовила меня к тому, чтобы стать японской версией Карла Грэймса… только с глазом, но без Рика, хотя… глаз я потерять ещё успею… Главное, чтобы не шоколадный…»       С этого момента Синдзи начал внимательно осматривать улицы и крыши в поисках людей… и потенциальных ловушек и западней, хотя в том, что кто-то счёл разумным эвакуировать весь город, лишь затем, чтобы поймать его одного, пацан небеспричинно сомневался.       Синдзи дошёл до алкашки, так и не увидев ни одного человека, но что было ещё удивительно, так это то, что алкомаркет был совершенно цел и заперт. Наш герой в первый раз видел «нерасколотую» алкушку в эвакуированном городе, ведь их всегда выносят в первую очередь, а тут такое…       Увиденное заставило его булки нехило так сжаться.       «Так, Синдзи, успокойся. Самое страшное, что есть в этом мире — это люди, а их здесь нет, значит и бояться нечего» — сказал он себе.       Наш герой принялся рассматривать замок, но у него перед глазами всё поплыло. Тогда он с неудовольствием снял свои любимые тёмные очки и достал небольшой кубический футляр, откуда извлёк свои раскладные очки, и лёгким и быстрым движением руки, он собрал их и надел. Благо, что окружавшие его дома создавали вполне комфортную, для его глаз, тень.       «Так, понятно, цилиндрический гидравлический замок с задвижкой…» — Синдзи достал маленький пакетик с растительным маслом, который он спиздил в монорельсе (ну, как спиздил, их бесплатно раздавали, правда, наш герой «реприватизировал» целую коробку), и свой набор отмычек.       Синдзи быстро подобрал нужную отмычку и, смазав её маслом, провернул её в замочной скважине, после чего убрал очки и отмычки на место.       Открыв дверь, он огляделся: по-прежнему никого. Трясясь от страха, он вошёл в алкомаркет — сигнализация была выключена, а внутри не было никого, кроме нашего героя и шептуна, которого он пустил.       Если бы сейчас изо всех углов повылезали бы бандиты, сидевшие в засаде, и наставили бы волыны на Синдзи, он бы и то испугался бы меньше: в ситуации с бандитами он хотя бы знал, что следует делать, но сейчас пацан даже не представлял, что происходит.       «Ладно, действуем по тактике: «Хватай и Беги… на встречу с этой Мисато, роняя кал»… Мисато… Точно… Стоит отцу пригласить меня к себе, так тут же начинают эвакуировать город… Это точно не совпадение! Блять, бать, чем ты занимаешься в своей лаборатории?! Уж точно не экспериментами на мышах»       Синдзи схватил шесть банок «Хайнекена» и распихал их по карманам. Всё. Теперь он был забит под завязку, он нёс на себе барахла в половину собственного веса.       Пацан уже собирался уходить, но он увидел медовый Джэк Дэниелс. Наш герой не любил крепкий алкоголь, даже несмотря на то, что ему было четырнадцать лет, но этот виски ему в своё время очень советовали и он решил всё же взять одну бутылку. Ввиду полного отсутствия свободного места в инвентаре, Синдзи решил понести бутылку в руках, а чтобы не занимать руки надолго, было принято решение распить бутылку по дороге.       Открыв бутылку, уже идя по улице, он сделал первый глоток:       — Блять! Горько, пиздец! — от обыкновенного Джэка Дэниелса напиток отличался лишь характерным цветом мочи. — Но не выкидывать же бутыль!       Пацан сделал второй глоток. Под действием алкоголя у Синдзи в голове промелькнула шальная мысль: «А не сбегать ли мне в аптеку, раз в городе реально никого нет?», однако ума у его хватило сразу же забраковать эту идею, ведь, во-первых, он был уже и так под завязку. Во-вторых, даже гипотетический риск встретиться с сотней обдолбанных наркоманов не стоит тех пяти тысяч гео, которые можно будет выручить с этого предприятия, этот риск не стоит в принципе никаких денег. А в-третьих, если Мисато всё же приедет за ним, ему придётся очень долго объяснять ей, что это за пакет, набитый леденцами от кашля, в его руках.       Не спеша попивая виски, Синдзи шёл по дороге дальше. Взобравшись на горочку, он вдруг увидел на тротуаре чьё-то тело. Это был первый человек, которого наш герой увидел с окончания эвакуации в этом городе.       От всего этого пахло ловушкой, но в его крови было слишком много алкоголя, чтобы не лезть на рожон. Он, не спеша и постоянно оглядываясь, медленно приближался к телу, будучи готовым, что из каждого угла, из каждой тени выпрыгнут из засады по тысяче коммандос, однако этого не произошло. Пацан, встав прямо перед трупом, пнул его: твёрдый, больше похож на дерево, чем на плоть — трупное окоченение, подняв очки, наш герой осмотрел пустую улицу ещё раз и только потом приступил к изучению находки.       Это был труп довольно жирной и высокой старухи, которая, несмотря на довольно тёплую погоду, была одета в дорогую шубу и высокую меховую шапку из того же меха, что и шуба — видимо, бабушка хотела похвастаться… ну, ну… На её спине отчётливо виднелась пара отметин от ботинок, а изо рта и носа тянулись струйки подсыхающей крови. Видимо, когда объявили эвакуацию, её просто затоптали… даже добро с неё никто не удосужился снять… ну, значит, это придётся сделать Синдзи, не пропадать же добру, в самом деле…       Наш герой быстро снял с неё шубу и нацепил поверх своего плаща; конец шубы волочился по земле, а рукава были намного длиннее, чем нужно, но это были терпимые неудобства и особенно терпимей были неудобства после расчётов, за сколько эту шубу можно загнать… если предварительно отмыть, конечно…       Он надел шапку поверх своей кепки и уже было хотел обыскать труп, но заметил на шее ожерелье из чёрного жемчуга. Каждая жемчужина была весом почти в сто грамм, по форме — идеальная сфера, и блестели они так, что его ослепило.       «Та за такое можно купить не просто остров, — прикинул примерную стоимость этого аксессуара Синдзи, — а целый архипелаг… с людьми… Соломоновы острова там… или Гавайи!..»       Он аккуратно расстегнул застёжку на шее и, держа это сокровище в руках, не верил в то, что жемчужины настоящие, он просто не мог в это поверить, однако в том, что они — настоящие не было никаких сомнений.       — Ля, бабуля, как только никто до меня не снял тебе это ожерелье вместе с шеей?! — удивился Синдзи.       Наш герой положил жемчуг в карман шубы и застегнул его на молнию, после чего быстро обыскал оставшуюся часть туши: кольца, браслеты, да пятнадцать тысяч гео в кошельке — всё это было такой сущей мелочью, по сравнению с ожерельем, что он просто выкинул свои находки на дорогу. Ветер подхватил банкноты и понёс их в сторону моря — теперь Синдзи может себе позволить и не так сорить деньгами.       Он рассмеялся, представляя перед своим лицом всех людей, которые говорили, что он ничего не добьётся в жизни. Этим людям Синдзи показал средний палец и предложил, за разумное вознаграждение, орально ублажить человека, ставшего истинным хозяином своей судьбы:       — Хуй мой сосите, твари!!! — звучало это как-то так…       Выпив ещё глоток виски, который уже и не казался таким уж невкусным, он побежал к Мисато.       — Да! — кричал, упиваясь собственным везением, Синдзи. — Самый лучший день в моей жизни!       Он просто чувствовал, что с сегодняшнего дня его жизнь круто изменится, и изменится не как обычно, а к лучшему. Пацан надел наушники, включил музыку и начал танцевать на ходу, идя прямо по центру дороги.       Спустя десять минут он вышел на окраину города, откуда открывался потрясающий вид на горы и на море. Ему, из-за пагубного воздействия алкоголя, было тяжело держать глаза открытыми, поэтому он предпочёл выпить ещё глоток «Джэка», запомнить примерное направление и, полностью отдавшись музыке, танцевать, по возможности, примерно в ту сторону, однако через десять секунд пацану стало невыносимо жарко, поэтому он расстегнул свою рубашку и танцевал, сверкая золотом направо и налево.       Синдзи успел прослушать два трэка, сделать ещё три глотка виски и преодолеть довольно большое расстояние… для пьяного школьника, обвешанного с ног до головы золотом. Однако тут, откуда не возьмись, раздался мощнейший взрыв, шум от которого на секунду заглушил музыку в наушниках нашего героя, а свет пробился и сквозь очки, и сквозь его закрытые глаза.       Синдзи рефлекторно упал на землю и закрыл голову руками, бутылка «Джэка» же разбилась об дорожное ограждение, а содержимое пролилось нашему герою на голову.       Когда пацан поднялся, он с трудом открыл глаза и посмотрел в сторону, откуда раздавался взрыв. Увидев эту картину, наш герой протрезвел почти моментально: из-за гор вышла какая-то неведомая тридцатиметровая хуйня, обладатель этой хуйни был, соответственно, и того больше. По неведомой хуйне, и её обладателю, репа которого имела такую дебильную форму птичьего клюва, стреляли военные самолёты, однако вреда ни хуйне, ни её обладателю, они не наносили. Хуйня же тем временем, вместе со своим обладателем, двигалась прямиком к центру Токио-3.       Синдзи посмотрел на горлышко бутылки «Джэка», оставшееся у него в руках и начал чесать свой бубен на предмет: «Это была травка такая забористая, или палёная алкашка? Или всё-таки стоило в школе слушать учителя ОБЖ, который предостерегал от смешивания ганжи и спирта?».       В это время к нашему герою со стороны города подъехал спортивный электромобиль. Из опустившегося окна на Синдзи, разодетого в меховую шубу и шапку, военные сапоги, грудь которого переливалась всеми пробами золота, платины и серебра, смотрело знакомое девичье лицо с нескрываемым ахуем:       — Синдзи… это… ты?.. — взволнованным голосом произнесла она.       Адресат, слегка пошатываясь, демонстративно выкинул горлышко бутылки, достал из своих закромов фотографию Мисато с надписью «Зацени!» и, приподняв свои тёмные очки над глазами, принялся сравнивать сперва девушку на фотографии с той, которая сидела сейчас перед ним, потом он сравнил грудь Мисато на фотографии с грудью девушки, которая сидела перед ним.       Сделав вывод из базового сравнительно-сопоставительного анализа, он выдохнул, снова надел тёмные очки, расплылся в пошлой ухмылке и вытянул свободную руку вперёд, сжав ладонь в жесте «палец вверх»:       — Я заценил, — довольный собой констатировал Синдзи.       Мисато стало совсем не по себе.       Май 2014       Директор приюта вёз Синдзи из отделения полиции, куда его доставили накануне. Парниша сидел спереди, рядом с директором, он был совершенно спокоен и умиротворён. Развалившись в пассажирском сидении, он пристегнулся и просто наслаждался дорогой.       Наш герой опасался, что город будет в куда более плачевном состоянии, особенно, если учесть, что его только успели зачистить от последних солдат левых демократов. В центре города уже успели практически полностью восстановить инфраструктуру и даже пустить отдельные маршруты общественного транспорта, и хотя заделали ещё не все дырки от снарядов в дорожном полотне, да и к обочине оттащили немало подбитых танков и бронеавтомобилей, движению это почти не мешало. Коммунальные службы действительно сделали всё, что было в их силах, чтобы как можно быстрее восстановить город. Но вот только этих усилий было явно недостаточно.       На окраине города всё было, конечно, намного хуже: большая часть жилых домов явно была в аварийном состоянии, и отсутствие строительных лесов вокруг них говорило о том, что местные власти в ближайшие годы заниматься жилищным фондом города не намерены. Более важно сейчас было восстановить административные здания, вроде здания городского совета, полиции, больницы, миграционного управления, в конце концов. Синдзи ещё повезло, что крыша над его головой находилась на балансе города, иначе бы, к его возвращению её бы просто не успели подлатать.       По окрестным лесам, наверняка, бродит ещё много повстанческих отрядов, но Синдзи по собственному опыту знал, что те на города не нападают — боятся… а вот на соседние деревни, или на проезжающие через их владения машины — запросто, поэтому и мог себе позволить, будучи вымотанным дальней дорогой, немного, самую малость расслабится.       Директор же, напротив, орал Синдзи какую-то лекцию, то ли про нравы, то ли про его будущее, самому парнише было плевать и на лекцию, и на директора, он просто наслаждался дорогой, по пути с любопытством рассматривая, что же успело произойти с его, практически родным, городом за эти долгие годы. Видя такое отношение, директор, в конце концов, замолчал, лишь задав напоследок риторический, как ему казалось, вопрос:       «Набомжевался?! Понял, что в приюте всяко лучше?».       Посмотрев на очередной многоквартирный дом, от которого артиллерийский снаряд оставил лишь две стенки, Синдзи иронично улыбнулся:       — Отнюдь, — неожиданно для директора, ответил пассажир. — Это были охуенные три года…