***
Рэй сидела, обхватив ноги руками, на футоне в их с Синдзи комнате. Сейчас на кухне происходил разговор на повышенных тонах, в котором решалась её судьба. Как бы ей хотелось, чтобы она могла хоть как-то повлиять на происходящее, однако, у неё такой возможности не было. Всё, что ей осталось — это молча ждать своей участи, ведь, по сути, её участь уже была решена, и она с этим ничего не могла поделать. — Ты обещала, что поддержишь меня во всём! — гневно возразил Синдзи на весь дом. — Как я могу поддержать такое?! — не менее громко ответила Мисато. — Пиздаболка!!! — было слышно, что пилот сделал шаг по направлению коридора. — Да ты хоть объясни мне, почему ты так поступаешь? — чуть ли не взмолилась Кацураги. — Я не буду ничего говорить, пока она находится со мной в одном доме!!! — категорично объявил Синдзи. — Тогда и не надейся, что я помогу тебе с её переездом! — Ну и пожалуйста! — вышел пилот из кухни. — На словах, так главный альтруист вся Nerv-а, а на деле!.. трепло! Язык, блять, без костей! После этого Синдзи стремительными шагами проследовал в комнату. — Собралась? — резко распахнув дверь, спросил он уже тише, но по-прежнему сурово. — Да. — неуверенно сказала Рэй, кивнув на большой чемодан. Она стремилась выглядеть как можно более жалкой и ничтожной. К сожалению для неё, пилот в её сторону старался даже не смотреть. — На выход. — скомандовал он. Рэй покорно подчинилась. Взяв чемодан, она проследовала в коридор. Она немного замедлила у выхода из комнаты, где стоял пилот, однако потом проследовала дальше лишь взглянув на своего любимого. Она поняла, что жалобные взгляды здесь бесполезны, тем более, когда их никто не ловит. А вот осуждающий взгляд Мисато, сидящей на кухне и бухающей своё пиво, пилот поймал, выпроваживая Рэй из квартиры. Впрочем, и этот взгляд тоже не мог изменить ситуацию. Зарево рассвета лишь едва тронуло океан, уходящий за горизонт, поэтому такси им пришлось изрядно подождать. В такой ситуации не решиться на последний отчаянный шаг, чтобы сохранить отношения было непростительно. — Синдзи… — Рэй встала перед ним на колени. — Замолчи, не разговаривай со мной! — закричал пилот, смотря в другую сторону. — … прости, если я сделала что-то не так… — Не доводи до греха, мразота! — …пожалуйста, дай мне ещё одни шанс… — Ещё одно слово, и я тебе всеку! — …теперь всё будет так, как ты захочешь… — Тебе прям охота получить от меня леща, да?! — Ударь меня, если хочешь. Хочешь, можешь спать с Акаги или Мисато. Да с кем угодно. Хочешь, я буду на это смотреть?.. — Боже, насколько же ты отвратительна… Больше слов у Рэй не осталось, только лишь эмоции, которые она всеми силами пыталась сдержать; и, если затихнуть ей удалось, то вот слёзы полились из её глаз, капая ливнем на холодный асфальт и, казалось, готовы были его расплавить. Она благодарила всех богов, что конкретно в эту минуту пилот не смотрел на неё, она понимала, что слёзы лишь ещё больше рассердят её избранника. В скором времени подъехало такси. И хотя Рэй всё ещё стояла на коленях, она к этому моменту успела привести в порядок своё лицо. В то состояние, которое оно находилось до встречи с Синдзи — холодное, отрешённое, чуждое всему человеческому. Молодой таксист услужливо положил чемодан Рэй в багажник и усадил девушку на заднее сидение — переднее занял Синдзи. Во время недолгого пути Рэй всеми силами стремилась увидеть лицо своего любимого в зеркалах или в отражении лобового стекла, но пилоту успешно удавалось избегать её взглядов. Рэй думала даже устроить ещё одну сцену — на этот раз при таксисте, но это был слишком низкий приём; хотя, она бы, без сомнения, пошла и на него, будь хоть малейшая надежда на то, что он сработает. Приехав к старому дому Рэй, таксист не без опаски вышел на улицу и помог донести чемодан до самой квартиры, хотя его об этом никто и не просил. Пилотка же встала спиной к двери прямо посередине своего старого жилища, тупо смотрела прямо перед собой, и то, что за время её отсутствия квартира прогнила ещё сильнее, её совсем не волновало. — Подожди в машине пять сек. — сказал Синдзи, рассчитавшись с таксистом, и выдав ему весьма щедрые чаевые. — Ща обратно поедем. Таксист явно не испытывал радости от необходимости лишнюю секунду находиться в таком районе, однако всё равно кротко кивнул и вышел из квартиры, закрыв за собой дверь. Рэй осталась наедине с Синдзи. В квартире на несколько секунд воцарилась полная тишина. Девушка на миг уж было преисполнилась надеждой, что ещё не всё потеряно. Что сейчас у неё будет возможность предложить ему своё тело. Что она вытворит на этом грязном футоне такое, что Синдзи её простит, и что всё будет как раньше. Однако, розовые мечты были разрушены лязгом затвора, раздавшимся за спиной пилотки. Она успела смириться со своей судьбой, однако выстрела не последовало, лишь всхлипы. И тут Рэй осмелилась обернуться и не прогадала: ей удалось то, о чём она так долго мечтала — посмотрела Синдзи в глаза. Хоть он и смотрел на неё через мушку. Пилот и не думал отводить глаза, полные слёз, но и не стрелял. В таких условиях, Рэй решилась на ещё одну попытку разговора: — Ты хочешь меня убить? — с горестью спросила она. — О, мне бы этого очень хотелось!.. — пилот перестал плакать. — Так стреляй. Больнее ты мне уже не сделаешь… Эта безропотность, это смирение очень разозлили Синдзи. С его лица начал сыпаться макияж, обнажая физические уродства, что полностью соответствовали моральному портрету их обладателя. Однако, он неожиданно поставил предохранитель и убрал ствол: — Та не охота марать руки о такую паскуду. Синдзи ненавидел себя за всё, что он сделал с Рэй. Ненавидел себя ещё сильнее за то, что, узнав правду, не мог не то, что принять ответственность, но и просто поступить с девочкой по-человечески. Но этого было мало. Ему претила сама мысль, что есть существо, которое помнит то же, что и он. Больше всего на свете он бы хотел, чтобы эти воспоминания исчезли, но даже получив в свои руки разрешение… он просто не смог это сделать. Хоть это был и дефектный клон его матери, для него разницы не было. Он был бы счастлив гибели Рэй, но… он не мог выстрелить. Не мог выстрелить в собственную мать. Он больше не видел Рэй ни перед собой, ни в своих воспоминаниях, теперь везде это была лишь его мать. И он себя за это ненавидел. За то, что пытался отвадить её от себя оскорблениями, чем лишь сделал своей маме ещё больнее. За то, что не смог с ней поговорить цивилизованно, потому что понимал, что она от него в таком случае не отстанет, и ему точно придётся видеть её почти каждый день; и что она тогда станет живым напоминанием, доказательством такой глубины его нравственного падения, которую он прежде не мог и осознать. Но даже причинив своей матери такую боль… он был слишком слаб, чтобы избавить её от неё. И осознание этого факта просто утопило Синдзи в ненависти к себе. Она была необъятна, и выбраться из неё было невозможно. Синдзи уже собирался развернуться и с позором уйти, однако Рэй было, что сказать по этому поводу: — Твой отец был прав насчёт тебя. — Что? — удивлённо спросил Синдзи. — Он предупреждал, что с тобой меня не ждёт ничего хорошего. Зря я его не послушала. Он ведь единственный, кто по-настоящему заботился обо мне… — Мой батя-то? — возмутился пилот. — Та это он приказал мне тебя грохнуть. — Что за чушь!.. — отозвалась Рэй полнейшим недоверием. — На, вот, сама прочитай! — Синдзи вытащил из заднего кармана штанов смятый листок и запустил им в Рэй. Она его без труда поймала. — Что?.. — удивилась она, развернув его и просмотрев по диагонали. — Но ведь это… бессмысленно… — И ещё, его цитата: «Для меня Рэй ничего не значит. Она — лишь инструмент, который понадобится мне в определённый момент». — Это — ложь! — закричала девушка, а её глаза загорелись красным. — Верь во что хочешь. — равнодушно заявил Синдзи, не чувствуя от неё никакой опасности. — Если ты не веришь даже в то, что держишь в собственных руках — доказывать тебе что-либо бесполезно. Та и мне уже как-то насрать… Рэй затихла, принявшись вчитываться в бумагу. Синдзи же развернулся к двери, но не сделав и шагу, обратился к Рэй снова: — Я прекрасно понимаю… Любое существо… тем более разумное, больше всего жаждет любви… Но правда в том, что такую тварь, как ты, никто никогда не полюбит. Живи с этим, как сможешь. После этого Синдзи покинул, наконец, здание, но вот только не аки батя, а словно побитая собака. Рэй же, оставшись, наконец в привычном ей состоянии полного одиночества, смогла в полной мере ощутить те самые эмоции, которым её учили два последних месяца. Она десять раз перечитала каждый иероглиф в приказе на своё устранение. Рассмотрела каждую закорючку в подписи её горячо любимого опекуна. От осознания того, что каждое слово Синдзи — правда, она принялась рыдать. На этот раз у неё не было причин сдерживать свои стоны. Её никто не услышит.***
Когда Синдзи вернулся обратно домой, его на самом пороге уже поджидала Мисато в компании с банкой мочи, которую кто-то не постеснялся продавать как пиво. — Пока не расскажешь мне в чём дело, в квартиру я тебя не пущу. — категорично заявила она. Синдзи был вымотан и физически, и морально, и сейчас ему меньше всего хотелось ещё одного разговора. Однако, лишь взглянув на Мисато, он понял, что она пьяна; устала не сильно меньше его; и, если она до сих пор находит силы держаться на ногах, то её намерения чрезвычайно серьёзны. Пилот не хотел заводить об этом разговор сейчас, но провести его было необходимо и, пожалуй, чем быстрее, тем лучше. — Ладно. — вздохнул он. — Идём на крышу. Только захвати сижки. Мои закончились. Сперва Кацураги уж было решила, что это какой-то трюк, однако увидев, что её подчинённый, превозмогая боль, поднимается на крышу, словно на Голгофу, зашла в квартиру за сигаретами. На крыше Синдзи молча выкурил одну за одной три сигареты, смотря на первые лучи Солнца, прибивающиеся из-за океана. Он потянуся за четвёртой, однако Мисато решила, что проявила достаточно почтения к его персоне: — Так ты расскажешь мне, или нет?! — возмутилась она. Пилот закурил, высокомерно посмотрел на неё… но всё же начал: — Ты помнишь, над чем работал твой батя? — Он никогда не распространялся о работе. Да и у меня с наукой всегда были сложные отношения. — не задумываясь, ответила она. — Ну, тогда с этого и начнём… Далее пилот рассказал ей всё о Seele, природе Ангелов и «Евангелионах». Чем больше она узнавала, тем больше удивлялась и всё меньше сомневалась в словах подчинённого, ибо, что ей было кристально ясно, так это то, что он такое выдумать был неспособен. — Подожди, а Рицуко знает, что Гендо убил её маму? — спросила она, когда Синдзи уже подошёл к концу. — Ну, теперь уже знает… — многозначительно улыбнулся Синдзи. — Пиздец… — громогласно выдохнула она, укладывая информацию в голове. — И ты утверждаешь, что прямо сейчас ты имеешь доступ… к базам Nerv? — Ну, да… — осторожно заявил Синдзи, боясь, что по законам жанра в тот момент, когда ему понадобится доказать свои слова, эта связь моментально пропадёт. — Какой у меня личный код доступа? К счастью, опасения не подтвердились: — 9416. — А от зарплатной карты? — 3552. — Ну… ладно… — нехотя признала она, после чего задумалась. — Блин, а ведь ситуация… действительно… — Пиздец? — предположил Синдзи. — Пиздец… — кивком согласилась Мисато, после чего принялась думать, шагая вдоль края крыши. Синдзи в этот момент закурил ещё одну сигарету. — И что теперь делать? — спросила она. — Тебе — ничего. — Что? — удивилась Мисато. — Я со всем разберусь. — решительно сказал пилот. — Ты же живи, как раньше. — Да какое тут «как раньше»?! — вопросила она. Синдзи подал ей знак понизить голос, она повиновалась. — Начнёшь совершать опрометчивые поступки — оба пойдём по этапу. — предупредил её он. — Я знаю все слабые места Nerv и, если их никто не устранит, то я без труда смогу остановить батю, когда разберусь со всеми Ангелами. Но для это мне надо, чтобы никто ничего не разнюхал. Любой кипишь — и теперь я сразу буду номер один в списке подозреваемых. Мне придётся глубоко схорониться и действовать хирургом в одно рыло исподтишка. Иначе план не исполнить, и всему человечеству кирдык. Перспективы, озвученные Синдзи, немного привели Мисато в чувства. — Но, если от меня что-то будет нужно, ты только попроси. — уверила того она, немного подумав. — Я сделаю всё, что в моих силах. — Обязательно. — уверил ту пилот, тихо надеясь, что не совершил большую ошибку, рассказав обо всём Мисато. Кацураги одарила Синдзи улыбкой и уж было пошла к выходу, как вдруг остановилась: — Подожди, — резко, словно гром посреди ясного неба, сказала она, — а Рэй… Почему ты… так реагировал на неё, когда очнулся?.. Синдзи резко помрачнел. Ой, как бы он хотел обойти эту тему, но, видимо, сам был виноват, что к своим четырнадцати годам трахаться научился, а вот держать своего пожарника в части — нет: — Она — не человек. — как можно спокойнее сказал он, хоть и был готов сорваться на крик. — Промежуточный результат одного из опытов по управлению «Евангелионами». Искусственно выращена в лаборатории. Искусственный послушный Ангел, который, в теории может синхронизироваться с любой «Евой». У неё есть ядро. И она может взорвать его, как и Сакиил в своё время. Именно так батя и убил Акаги Наоко. — Ужас… — печально заключила Мисато. — Бедная девочка… Синдзи попытался незаметно проскочить к выходу, ибо прекрасно понимал, чем грозит спонтанный приступ женской солидарности у Кацураги. — Но это всё равно не повод вести себя с ней, как последняя свинья. — заявила она. Синдзи, остановившись, набрал в грудь воздуха по совету Задорного и развернулся к ней обратно: — Ты что, так и не поняла? Целью конкретно этого образца, что жил с нами в одной квартире, готовил нам еду и стирал наши портки, было установление со мной близости. Ещё один ошейник, который батя хотел на меня надеть. Лишний козырь в рукаве, которым он мог бы меня шантажировать. Её любовь ко мне — ложь. Её заложили на этапе проектирования, это даже не её чувства. Но там сидят не дураки, в неё… во всех клонов — да, она не одна такая — заложили то, что перекрывает всё остальное — верность Гендо. Она всегда ратовала за то, чтобы я с ним не ссорился. И это сработало. Но откажись я идти на мировую, или выступи впоследствии против бати, она, не задумываясь, оторвала бы мне башку. — пилот говорил несколько сбивчиво и чрезвычайно эмоционально. Благо, что актёрские данные позволяли. Мисато к концу речи смотрела на своего подчинённого испуганно и виновато, утратив любое подобие превосходства в диалоге. Впрочем, вопросы у Мисато всё равно появились: — А она это знала? — Без понятия. — пожал плечами пилот. — Но это не важно. Для меня так точно… Пилот мастерски отыграл глубокую печаль, завоевав сочувствие и полную поддержку со стороны Мисато: — Знала бы ты, как это тяжко для меня… — впрочем, конкретно в этой фразе он был искренен. Хотя, кто-то бы сказал, что слезу можно было и не пускать.***
Пожилой психолог не знал, куда его ведут два этих рослых мускулистых европейца. Он был не уверен, знали ли они вообще японский, как и то, имели ли они какое-либо право задерживать его. Они просто подняли его с футона, на котором он отсыпался в бункере, нацепили наручники, надели на голову мешок и куда-то потащили, ни сказав и слова. Впрочем, юридическая сторона вопроса Фудзиёши мало интересовала, ведь в любом случае эта прогулка не сулила ему ничего хорошего. Фудзиёши не знал, как долго он шёл, но ноги уже переставали его слушаться. Этот факт, однако, не заставил его конвоиров ни сбавить темп, ни потащить старика за собой. За каждую секунду промедления психолог получал сильный удар прикладом по лопаткам, что, определённо, мотивировало его быстрее шевелить ногами, впрочем, за ними он всё равно едва поспевал, так что на его спине быстро не осталось живого места. Наконец, его посадили на какое-то кресло, оказавшиеся на удивление удобным. После этого с него сняли наручники и мешок. Фудзиёши очень удивился, обнаружив себя в кабинете директора Икари. Пока конвоиры отходили назад, чтобы встать у выхода, старик успел немного оценить обстановку: в первую очередь ему бросилось в глаза усеянное ссадинами и синяками лицо Гендо. — Господин Фудзиёши, — начал директор тоном суровым, впрочем, претендующим на заискивание, — вам удобно? Чего-нибудь желаете? Чай, кофе? Чего-нибудь покрепче? — Д-да нет… — начал он испуганным, дрожащим голосом. — Водички… разве что… Гендо моментально перевёл взгляд на одного из конвоиров, очевидно, пытаясь что-то сказать, однако через пару секунд он вопросительно смотрел уже на Фуюцуки. — Ватàр. — сообщил старик конвоиру. Смуглый детина покорно подошёл к директорскому столу, налил в стакан воды и поднёс её психологу. Тот не без опаски взял её: — Э… Thank you?.. — сказал тот конвоиру прежде, чем тот ушёл на исходную. Фудзиёши показалось, что европеец его не понял. Сделав несколько больших глотков, он смог вернуть себе самообладание: — Директор Икари, — начал психолог, — рад возможности увидеть вас воочию. Жаль лишь, что не в добром здравии. Судя по тому, что мы с вами разговариваем в такой час, а на вашем верном товарище нет ни царапины, вы получили эти раны не во время нападения Ангела. Видимо, можно заявить, что результаты вашей тактики взаимодействия с сыном… на лицо. Гендо, сердито выдохнув, кивнул одному из конвоиров и тот, подойдя к Фудзиёши, дал ему наотмашь ужасно больную пощёчину, скинув очки с его лица. — Понял. — сказал, как ни в чём не бывало психолог. — Это — слишком деликатная тема. Пока её в беседах касаться не будем. — К сожалению, придётся. — заявил Гендо. — Вот только паясничать не надо. — Юмор позволяет разрядить обстановку. — объяснился Фудзиёши. — Впрочем, для меня на первом месте всегда было удобство собеседника. Знаете, я даже рад, что вы наконец-то поняли, что жёсткий ошейник не всегда эффективен, и что разумнее сперва попробовать мягкую силу. — Это и была мягкая сила. — возразил директор. Фудзиёши рассмеялся. — Я дал ему всё, о чём можно мечтать. — Гендо гневно возразил, хоть и не наградил собеседника ещё одной оплеухой. — Авансом! — Неужели ваш предел мечтаний — это деньги? — задал Фудзиёши наводящий вопрос, который сбил с директора всю спесь и заставил задуматься. Психолог тем временем продолжал: — Синдзи жил в нищете, что сделало его очень… непривередливым. Потребности у него совсем небольшие: пачка сигарет, крыша над головой и корка хлеба. Зная его, не удивлюсь, если у него уже есть пара-тройка заначек, каждой из которых ему хватит на всю жизнь. — Если не деньги, тогда что? Что мне ему предложить? — Очевидно, то, что он ценит больше денег. То, что на них не купишь. То, что вы сможете ему в любой момент дать и в любой момент отнять. То, чего так жаждут его непомерные пороки. Гендо обменялся с Фуюцуки недоумёнными взглядами: — Э… проституток?.. — предположил он. От былой уверенности у его голосе не осталось и следа. Фудзиёши снисходительно посмотрел на собеседника: — Славу. Признание. Почёт. Народную любовь. Вознесите его так высоко на Олимп, чтобы он боялся даже вниз посмотреть. — Думаете, это хорошая идея? — уточнил Фуюцуки. Психолог пожал плечами: — Лично я не вижу, какие у вас ещё остались варианты. Если бы вы с самого начала относились к нему, как к равному… убеждён, что до рукоприкладства дело бы не дошло. Ваша беда в том, что вы одновременно грозили ему кулаком, пытались поставить в позицию ведомого и при этом спускали ему все выходки с рук. Так он усвоил две вещи: первая — вы ему не друзья; вторая — ничего вы с ним сделать не можете. Так что ничего удивительного в таком исходе нет. Винить в этом вам некого, кроме себя самих. Гендо и Фуюцуки вновь обменялись взглядами, на этот раз их зрительный контакт продлился почти полминуты. Наконец, директор вновь повернулся к гостю, подав заодно знак одному из конвоиров: — Благодарю. Вы нам очень помогли. Фудзиёши повёл ухом, услышав за спиной шелест целлофана. — Вам есть, что ещё добавить? — спросил Гендо. На несколько секунд Фудзиёши задумался, после чего попытался сделать голос как можно более уверенным: — Я хочу добавить, что вам совсем необязательно меня убивать… Гендо усмехнулся: — Я обязательно учту ваше мнение. Через секунду директор кивнул конвоиру и тот накинул Фудзиёши на голову пакет и принялся душить. Как пожилой профессор ни пытался бороться, но ни разорвать крепкий полиэтилен, ни даже скатиться с кресла у него не получилось — профессиональный боевик держал его слишком крепко. Спустя считанные минуты его жизненный путь закончился. Мораль этого эпизода: фильтруй базар, ведь никогда не знаешь, какие твои слова окажутся последними.***
На следующее утро Гендо сидел в кабинете Акаги, пока блондиночка аккуратно обрабатывала его травмы, полученные в ходе неравной битвы с сыном, стараясь не задеть валик, фиксирующий раздробленный нос. Директор уж было решил, что тот факт, что она согласилась помочь ему, несмотря на наличие в большом количестве более компетентных травматологов — хороший знак. Да и сама блондинка не проявляла каких-либо признаков недовольства, отвращения или агрессии, однако, чем больше он сидел у неё, тем больше понимал, что за будничной рабочей серьёзностью скрывается лишь глубокий холод. Гендо уж было решил, что плановыми процедурами всё дело и ограничится, однако блондинка неожиданно взяла слово: — Я так понимаю, убийство доктора Фудзиёши — это такая месть? За то, что я порвала с тобой. — Фудзиёши Акира владел совершенно секретной информацией. Его ликвидация — одна из моих непосредственных обязанностей. Ты вообще должна сказать спасибо, что его устранил я, до того, как Контрольный Комитет начал проводить собственное расследование. Эти ребята бы быстро сообразили, что узнал он всё это во время ваших с ним сеансов. — Уж спасибо. — с сарказмом сказала она. — Только неужели ты хочешь, чтобы я поверила, что два этих события совершенно случайно произошли в одну ночь? — Можешь мне не верить, но мстить мне тебе действительно не за что. Мы уже давно не школьники, чтобы впадать в истерику из-за каждого неудачного романа. Тем более, что дел и так навалом. — И то есть всё так просто? — А чего тут усложнять? К тому же, это ты была инициатором наших отношений. Да, мне было хорошо с тобой. Но… мстить тебе, удерживать силой, ползать перед тобой на коленях? Ты уж прости, но для меня это — дикость. Если ты больше не хочешь быть со мной, то… ладно. Я всегда ценил тебя в первую очередь как высококлассного специалиста, и, если ты можешь дальше со мной работать, у меня нет к тебе вопросов. — Непонятно только от кого поступило 116 звонков в ответ на моё SMS не звонить. — Это было для меня неожиданно. Я волновался за тебя. Впрочем, теперь я вижу, что с тобой всё в порядке. — Гендо попытался улыбнуться, но отёки на лице этого ему сделать не дали. — До встречи, доктор Акаги. Директор встал с кушетки и последовал к выходу, однако Акаги на полпути его окликнула: — У меня кое-кто появился. Это тебя тоже не волнует? Гендо, немного подумав, развернулся: — Если ваши с ним или с ней отношения не снизят твою работоспособность, то с чего бы мне волноваться? — Гендо выдержал паузу, наблюдая за реакцией собеседницы. Ей добавить было нечего. — Я рад, что мы всё обсудили. Сказав это, директор покинул кабинет. Акаги же, с ненавистью сорвав с себя перчатки, позволила себе проявить эмоции: — Ну и козёл! — негромко фыркнула она. — Только и делает, что убивает самых близких мне людей… Акаги было тяжело, но она не заплакала.***
Мисато сидела в кафетерии Nerv и медленно пережёвывала сэндвич. Она была нетипично мрачна и задумчива на фоне всеобщей радости от сегодняшней победы. Это настроение грозило передаться остальным, поэтому никто не спешил сесть рядом с ней, как, собственно, и поинтересоваться, всё ли у неё в порядке. Кацураги же словно не обращала на такое к ней отношение никакого внимания, ведь все её мыслительные процессы были загружены обдумыванием откровений Синдзи. Можно было даже сказать, что то, что её оставили в покое, было даже к лучшему. Однако, беда в виде всесильного начальника, пытающегося устроить конец света, не приходит одна — к её столику подошёл Макото. — Мисато, извини, пожалуйста, но нам нужно поговорить. — серьёзно сказал он. — Это по работе? — сразу же уточнила она. — Нет. Личное. — Тогда давай в другой раз. — лениво отмахнулась она от него и потянулась к молочному коктейлю. — Это очень важно. — Макото всем своим видом показывал, что настроен серьёзно. — Ну, ладно… — Кацураги была ошарашенная настойчивостью своего мягкотелого воздыхателя. Макото глубоко вздохнул, набрав в грудь воздуха: — Ещё день назад я был готов ради тебя на всё. Не было такой просьбы, в которой я бы тебе отказал. Но я устал ждать. Устал надеяться. Устал слышать твои пространные заявления о том, как много я для тебя значу. Я понял, что буквально каждая мысль о тебе приносила мне боль. Я понял, что не хочу иметь с тобой отношений, ведь на таком фундаменте ничего стоящего никак не постоишь. И даже если ты прямо сейчас кинешься мне в ноги и будешь умолять жениться на тебе, я отвечу «нет». Впредь с этого дня мы — просто коллеги. Не проси меня больше ни о каких услугах, которые могут поставить меня в неловкое положение перед моей девушкой. — Перед твоей кем? — отвратительно хрюкнула Мисато со смеху. Но не успел Макото гневно посмотреть на объект своих былых ухаживаний, как к ним подошла Акаги: — Привет, Мисато. — быстро поздоровалась она. Ответ Кацураги на эту базовую вежливость её, очевидно, не слишком-то заботил, потому что она сразу же перевела всё своё внимание на Макото: — Мая и Шигеру заняли нам места. Ты ведь не против такой компании? — мило улыбнувшись, она приобняла его за спину. — Я не против любой компании, в которую входишь ты. — заявил Макото и поцеловал блондинку. Лишь вид этого поцелуя вызвал у Мисато, помимо приступа чёрной зависти и чувства, словно её обокрали, невероятно сильное желание освободить свой кишечник ото всего содержимого. — Ладно, пока. — махнул Макото Кацураги на прощание и проследовал в обнимку со своей девушкой к их столику. По пути он рассказывал ей что-то про греческий салат, а она смеялась, почти не переставая. Если удержать обед в себе у Мисато и получилось, то вот от остатков аппетита у неё не осталось и следа. — Вот же Рит… суко!.. — сквозь зубы прошипела она.***
— Вот. — после того, как Пен-Пену удалось вырваться из крепких объятий Хикари, та, наконец, вспомнила, зачем она изначально сюда шла, и положила перед футоном, на котором лежал Синдзи, покрытый тонкой простынёй, распечатки. — Классный руководитель распорядился распечатать раздаточный материал на тот случай, если тебе будет трудно сидеть за ноутбуком. Я, само собой, понимаю, что ты их навряд ли прочитаешь, но… я же староста, поэтому обязана. — Та, нет. — хриплым тихим голосом произнёс пилот. — Мне тут так скучно, что я их может даже прочту… просмотрю по диагонали… возможно. Благодарю. Следующим к футону подошёл Кэнсукэ, поставив у изголовья большую корзину с лакомствами: — Это тебе от класса 3-A. Все очень ждут твоего выздоровления. — Там они даже на сижки раскошелились. — дополнил Судзухара. — О! — Синдзи сразу оживился и полез к корзинке. — Мальборо… уже не помню, когда в последний раз… Пилот, не закончив реплику, подтащил к себе пепельницу и закурил. Компания подростков была удивлена столь большой охотой до сижек человека, страдающего от ожогов, впрочем, никто не стал заострять на этом большого внимания. — Там всё, кстати, сильно изменилось. — продолжил Кэнсукэ. — Ты теперь чуть ли не официальный народный герой. Тебя даже по телевизору передают! — Только фотографию используют… старую. — улыбнувшись, Сузухара провёл у себя по лицу, показывая на места, где у Синдзи появились новые шрамы. За это спортсмен получил несильный удар в бок от своей девушки. Однако, не успел тот вопросить, в чём же дело, как Синдзи в ответ на эту реплику лишь рассмеялся, и Хикари смягчилась. — Красавчик. — усмехнулся пилот. — Дал бы тебе пять, но… это будет для меня чертовки больно… Трио озабоченно переглянулось. И нет, здесь не будет отсылки на «Оно». — Как ты себя чувствуешь? — чтобы заполнить тишину, спросила Хикари. — Что врачи говорят? Ты ведь поправишься? — Чувствую я себя… словами не описать. Моя кожа словно стала панцирем. Двигаться не даёт. И… жуткая боль постоянно. Меня определили на новое экспериментальное лечение. Стволовые клетки там, и всё такое прочее. На удивление помогает. Только при нём нельзя использовать морфин. Не то, чтобы он… был панацеей, но… с ним я хотя-бы мог спать. — Как ты ещё тут не умер со скуки? — удивился Сузухара. — Ну, я уже выхожу на улицу. Пока на пятнадцать минут два раза в день. До этого пялил в телик сутками. На следующей неделе меня уже будут возить на процедуры в Nerv… А там того гляди и в школу вернуться заставят… — Слушай, быть может мне тогда тебе видеомагнитофон принести? — оживился мажорчик. — И фильмы. У меня их целая куча, мне не жалко. — Не откажусь… — ответил пилот. — Только не неси японские. Лучше уж американские. Можно даже в оригинале. Можно даже со Шварценеггером… — Всё, что только найду. — торжественно пообещал Кэнсукэ. — Кстати, раз уж ты сам начал про возвращение в школу… — неуверенно начала Хикари. Этот тон заставил пилота насторожиться, ведь если это то, что он думает, то… — Где Рэй?.. «Чёрт…» — только и подумал Синдзи. Одно лишь упоминание этого имени до сих пор вызывало у него рвотные позывы. — …После нападения Ангела её на следующий день перевели в другой класс, а потом и вовсе объявили, что она покидает школу. Мы, когда шли тебя навещать, думали, что сможем и её встретить… — продолжая говорить Хикари, словно не замечая, что эти расспросы причиняют пилоту боль, хотя два чёрствых мужлана примерно представили чувства пилота по одной лишь продолжительной паузе. — Больше не упоминайте её в моём присутствии. — отрезал пилот, сделав затяжку. Гости взволнованно переглянулись. — Что случилось? — Хикари быстро придумала формулировку, чтобы продолжить расспросы, обойдя запрет пилота. Впрочем, не на того напала. — Многое. — лаконично ответил он. Тут ко всеобщему удивлению в разговор спросил Сузухара: — Слушай, Икари, так ведь нельзя. Мы вместе через много прошли. Да мы с ней повязаны кровью, чёрт возьми! И после всего того ты просто заявляешь такое? Это не по понятиям. — В каком это смысле «повязаны кровью»? — спросила на ушко у Кэнсукэ Хикари. — Фигура речи. — уверил ту очкарик как можно более уверенным голосом. — Означает сильную взаимную платоническую любовь. Староста кивнула, сделав вид, что поверила. А Синдзи всё думал над словами спортсмена: — Я сотворил слишком много делов не по понятиям, чтобы отчитываться ещё об одном. — заявил, наконец, он. Сузухара удивлённо посмотрел на пилота: не такого ответа он ожидал. — Чего ты на меня так смотришь? — возмутился Синдзи. — Да. «Золотая Ручка» зашкварился. Такое происходит, когда начинаешь работать на легавых. Не успел кто-либо сообразить, что отвечать на столь странную реплику, как на пороге комнаты показалась Мисато: — Ну, всё, ребятки, — хмуро сказала она без тени своего обычного дружелюбия, — на сегодня время посещения закончилось. Синдзи нужно отдыхать. Пацаны, решив, что раз уж сама госпожа Мисато приняла, пусть и неявно, сторону Синдзи в этом вопросе, то, наверное, лезть в это дело и правда не стоит. Особенно тому, кто обвиняется по политической статье. Попрощавшись с Синдзи и обменявшись любезностями с Мисато, подростки направились к выходу. — Следующий наш визит мы начнём с того, на чём остановились. — уверенно сказала напоследок Хикари уже из-за спины Кацураги. — Если намерены продолжить этот разговор, — оскалился пилот, — можете вообще не приходить. Хикари удивлённо выпучила глаза, раскрыла рот и, обижено топнув ножкой, последовала за парнями, что дожидались её уже за порогом квартиры. Закрыв дверь, Мисато вернулась к своему подопечному, встав у порога его комнаты: — А если серьёзно, ты устал? Пилот глубоко вздохнул, стащил с себя простынку обнажая тело, кожа которого почернела и теперь была почти коричневой, как у мулатов или жителей Окинавы. После чего заглянул себе в трусы: — Ну, — прикинул он, — если будешь сверху, то на пару заходов меня должно хватить. — Отлично. — без особого воодушевления Мисато сняла топ, обнажая две сочные сладкие молодые дыньки третьего размера, и кинула на футон два презерватива. — Только не опирайся мне руками на грудь. — потушив сигарету, попросил пилот, пока она снимала шорты. — Мне больно. — Зато ты так по три часа не кончаешь. — хитро улыбнулась Мисато, запрыгнув на его хуй. Продолжение следует.Возможно…