ID работы: 8819115

Быдло во Франксе.

Джен
NC-17
Завершён
797
автор
Размер:
625 страниц, 43 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено с указанием автора и ссылки на оригинал
Поделиться:
Награды от читателей:
797 Нравится 834 Отзывы 221 В сборник Скачать

Глава 41. «Только не она, Господь, прошу!».

Настройки текста
Примечания:
      Профессор Волков в одиночестве сидел в своей лаборатории. Свет в ней, как и обычно, был приглушён. Посередине стола, между листами разной степени исписанности и помятости, стоял хрустальный графин, наполненный прозрачной желтовато-зелёной жидкостью, а прямо перед светилом советской биоинженерии — маленькая стопка. На дальнем же углу стола находился совсем небольшой телевизор.       Он передавал невысокого, но крепко сложенного мужчину, одетого в простенький чёрный полувер без каких-либо изысков, контрастиравший с большими золотыми кольцами с крупными камнями, надетыми на каждый палец. Мужчина был среднего возраста, его рыжеватые волосы, которые во многих местах припорошило сединой, были аккуратно стрижены под горшок, а пышная и густая борода только подчёркивали резкие мужественные черты лица.       — …Россия больше никому не позволит попирать свой суверенитет. — говорил он на прекрасном русском с совсем небольшими отзвуками акцента. — Времена, когда законные права русского государства можно было безнаказанно нарушать, навсегда ушли в прошлое. Придётся привыкать, что на каждое действие будет ответ. А то взяли ведь моду… а, да, вы, должно быть, не знаете. В управление делами президента на днях поступило письмо от печально известного профессора, доктора технических наук Семёна Волкова. Я бы вам его даже зачитал, но оно написано настолько длинно, что у меня складывается ощущение, что у просителя была цель заставить меня бросить его читать после первого же абзаца. Занимает он, к слову, полстраницы. Суть ходатайства сводилось к следующему: «Я, Семён Волков, признаю себя виновным в измене родине. Уголовное преследование со стороны России против меня — совершенно справедливым. Готов вернуться домой и отработать ущерб. При условии помилования». Ну, что я могу сказать, — человек посмотрел прямо в объектив камеры, — Семён Афанасьевич. Ты же не возражаешь, если я отвечу тебе так, просто словами, а не официальным извещением на десять листов? То, что ты признал свою вину и раскаялся это, конечно, хорошо. Первый шаг ты сделал. Полагаю, тебе, находясь заграницей под защитой ООН, было пойти на него несложно. Понадобилось тебе на это сколько? Девять лет? Нет, конечно, лучше поздно, чем никогда. Но, если ты сам признаёшь, что виноват, а мы поступаем по закону, то почему не возвращаешься? Почему трусливо отсиживаешься в Nerv? Знаешь, что Рамзан Ахматович тебе не Борис Николаевич, чтобы спускать всё врагам народа с рук? Правильно знаешь. В общем, если ты действительно хочешь смыть позор потом на благо Родины, то приезжай в Россию, сдайся правоохранительным органам, предстань перед судом и повтори там в живую то, что напечатал твой адвокат. После этого мы сможем вернуться к разговору о помиловании. А если весь твой порыв патриотизма закончился на желании просто так, ни с чего, получить отпущение грехов, то сиди уж в своей дыре дальше, и носа оттуда не показывай. Таким, как ты, у нас здесь, в России, больше не рады».       Волков перемотал запись и прослушал обращение к нему Кадырова ещё раз. И ещё. И ещё. Геофронт начал немного дрожать, но это не отвадило профессора от его времяпрепровождения.       В лабораторию баз стука ворвалась взволнованная Акаги. Волков думал, что она с порога начнёт говорить с ним на повышенных тонах, однако, увидев запись с Кадыровым, она поняла, в каком состоянии находится её коллега, и начала свою речь мягко:       — Профессор Волков, я не буду говорить что-то изъезженное вроде: «мне очень жаль, что так получилось»…       — Так и не говори, тем более, что это — ложь. Я может и жалок, но я ещё понимаю, что к чему. Ничто так не поднимает настроение вашей клике, как мои страдания.       — Кому-то из «нашей клики», может быть, и да. Но лично мне, как человеку, вы полностью безразличны. А как ваш начальник я не могу радоваться вашим страданиям хотя-бы потому, что из-за них у вас снижается работоспособность, и страдает весь мой отдел.       Волков в ответ на это лишь несколько раз кивнул, обозначая сочувствие к блондинке, после чего наполнил стопку.       — Послушайте, мы, всё человечество, как вид, в данную конкретную секунду находимся на волоске от вымирания. Эта штуковина сейчас прямо над нами и прожигает нашу броню слой за слоем. А вы, вместо того чтобы помочь нам всем, в том числе и себе, бухаете тут в одиночестве.       — Это виноградный сок. — уверено поправил её Волков.       — Ну, да. — скептично сказала Акаги, после чего сделала два больших глотка прямо из графина под неодобрительным взглядом профессора. — Действительно, виноградный сок… — была она вынуждена это признать, поставив графин обратно на стол. — А почему рюмка?       — У меня нет другой тары. — пожал плечами Волков, опрокинув ещё одну стопку. — И так легче себя убедить, что это — чача.       — Ладно, сейчас не об этом. — Акаги не оценила «искромётного» юмора, и, закончив со «светской» душеспасительной беседой, вернулась обратно к работе. — У вас есть предложения, как Синдзи победить Ангела?       — Этот парень буквально сварился заживо. AT-поле «Евангелиона» его немного подлечило, запустив в организме процессы, поддерживающие минимальный уровень жизнедеятельности. И даже, скорее всего, оно позволило ему сохранить сознание. Более-менее. Наверное. Трудно сказать наверняка, пока он не очнётся. Но ты должна понимать: пацан теперь инвалид, и даже будь он полностью здоров и физически, и умственно, ему не совладать с тем, что наверху. Отправите его обратно в бой — гарантированно лишитесь «Евангелиона».       — А какие у нас ещё есть варианты?       Волков, вздохнув, протянул Акаги тонкую тетрадь в клеточку. Открыв её, блондинка обнаружила, что вся она исписана расчётами и небрежными чертежами ручкой.       — Судя по информации, которую я выудил из баз данных, во время прицельной дальнобойной атаки лазером по малой площади… то, что вы назвали «Атакой Типа 4»… Через примерно одну целую одиннадцать сотых секунды после начала, у него должно ослабнуть AT-поле с противоположной стороны ядра. Это — брешь размером где-то в половину квадратного дециметра, центр который должен быть ниже линии экватора ядра на 3°36′40″ и левее от направления атаки где-то на два с половиной градуса. Окно откроется чуть больше, чем на полсекунды. В этот момент Ангела можно будет поразить и без «Евангелиона».       — Для этого будет достаточно NN-бомбы?       — Я не большой специалист по бомбам. По моим расчётам, чтобы пробить AT-поле и уничтожить ядро потребуется направить в брешь 170 миллиардов мегаджоулей энергии. Это немного меньше сорока мегатонн в тротиловом эквиваленте, которые должны быть направлены в одну точку.       Найдя это место в расчётах Волкова, Акаги моментально бросилась прочь из лаборатории, не удостоившись исполнить такие формальности, как: «благодарение», «прощание», «закрытие за собой двери».       — Пожалуйста. — недовольно сказал профессор в пустоту, оставшись вновь наедине с безалкогольной чачей, Кадыровым и демонами, пожиравшими его изнутри.

***

      Гендо в компании своего личного Фуюцуки уверено зашёл в большую светлую лабораторию, посередине которой находился длинный стол, занятый огромным чертежом. Стол был со всех сторон окружён невысокими мужчинами в очках, самый младший из которых уже разменял пятый десяток. Над ними нависала Акаги, внимательно слушавшая их переговоры, полные профессиональных жаргонизмов, в дискуссию, однако не вступая; а на тумбочке, стоявшей прямо напротив выхода, сидела уставшая Мисато.       — Расчёты Волкова подтвердились? — сразу перешёл директор к делу.       — Да. — коротко ответила Акаги. — Погрешность в них была, конечно, порядочная, но в основном, да.       Гендо удовлетворённо кивнул:       — Шестьдесят миллионов премии и внеочередное повышение в звании. — обратился тот к Фуюцуки. — Заслужил.       — Займусь. — принял приказ старик.       — А вы, я погляжу, времени зря не теряли. — обратился директор уже к Мисато, доставившей оружие в Nerv ещё до полной проверки расчётов, но та была слишком усталой, чтобы отреагировать на это большим, нежели взглядом. — Премия в размере квартального жалования.       На этот раз Мисато уже попыталась встать и отдать честь, но Гендо жестом ей показал, что в этом нет необходимости, и девушка залезла обратно на тумбу.       — Позитронная пушка сможет уничтожить Рамиила? — спросил директор, не обращаясь ни к кому конкретному.       — В её текущем состоянии — нет. — лаконично, без формальностей, ответил один из мужчин. — Несмотря на то, что симуляция показала, что нам должно хватить и 150 миллиардов мегаджоулей, максимальная допустимая мощность пушки — 100.       — К тому же, это — прототип. — добавил второй. — Система охлаждения у него практически отсутствует. Даже если дать залп в 90 миллиардов, пушка с большой вероятностью просто взорвётся.       — Будут какие-то идеи, что с эти сделать? — Гендо перевёл разговор в практическую плоскость.       — Нам нужен один точный выстрел, — в разговор вернулся первый, — поэтому можно соорудить внешний каркас, к которому прикрепить 8 баллонов с жидким газом: 4 сверху, по два с каждой стороны, 4 аналогично снизу.       — Прототип гарантировано придёт в негодность, но при большой доле удачи мы своего добьёмся. — дополнил третий.       — Я пообещала Имперской Армии, что мы вернём пушку в целости. — подала слабый голосок Мисато.       — Значит, она поломается при транспортировке. — намекнул Гендо своей подчинённой, что она может не переживать по этому поводу. — А что делать с пределом мощности?       — Разрезать посредине и вставить туда вторую батарею. — уверенно заявил второй, показав на чертёж.       — Зачем нарушать целостность корпуса? Установим на дуло. — вступил четвёртый.       — Ага, ещё скажи, что мы её на холодную припаяем. Взорвётся тогда агрегат, как пить дать. Если разрежем посредине и аккуратно вставим, то будет свободный доступ воздуха ко второй батарее — дополнительное охлаждение.       — И толку с этого охлаждения, если точность уйдёт в минуса.       — Почему? Жёстко соединим половинки ствола за счёт внешнего каркаса. Проканает.       — Ствол тогда получится слишком длинный. — вступил в спор первый. — Придётся пересчитывать всю баллистику.       — Так его в любом случае придётся удлинять. — возразил второй.       — Не придётся. Спаяем две полуразряженных батареи. Раздолбаем гнездо у основания рукояти и присоединим питание напрямую.       — И, что тогда всё охлаждение переправить на батареи? — просил второй.       — А почему нет? — поддержал идею третий. — Нам ведь нужен всего один выстрел.       — Ладно. — напомнил о своём присутствии Гендо. — Делайте, как хотите, только учтите, что у вас на всё про всё шесть часов.       — Директор Икари, а у нас будет достаточно энергии? — спросила Акаги, — 170 или даже 150 миллиардов мегаджоулей — это огромное количество.       — Пятьдесят уже куплено у Китая. С Россией торги подходят к завершению. Ладно, что там с Синдзи?       — Состояние стабильное. В сознание не приходил. — отчиталась Акаги.       — Но он будет пилотировать «Евангелион»?       — Скорее всего… со временем…       — Какое «со временем»? — на лице Гендо вдруг появились ужас и ярость. — Я говорю про сегодня. Про через семь часов сорок минут. — сверился он с таймером на часах.       — Так «Евангелион» тут и не нужен. — попыталась объяснить Акаги. — Мы поразим Ангела с заранее подготовленной позиции…       — Ты дура? — Гендо, хоть и говорил тихо, было видно, что он едва сдерживается, чтобы не избить блондинку, как грушу. В этот момент в лаборатории напряглись все, кроме, возможно, Фуюцуки, однако, никто никак на эту грубость со стороны директора не отреагировал: военным инженерам, даже будь они настоящими мужчинами, на нравоучения не оставалось свободного времени, а Мисато не осмеливалась нарушить субординацию после премирования.       — Эм… — удивилась Акаги, впрочем, попыталась дать начальнику скидку на напряжённую обстановку и начала свою речь как можно дипломатичнее. — Возможно… ведь я совершенно не понимаю какую-то важную деталь, которую вы считаете очевидной.       — Ты знаешь, что это за пушка? — Гендо несколько раз постучал по столу с чертежом.       — Нет. — призналась Акаги, взглянув на основную надпись.       — Вот как? — на лице директора проступила нервная улыбка. — А ведь это — оружие для уничтожения бункеров сверхглубокого заложения.       Гендо взял паузу, чтобы Акаги сама всё поняла, впрочем, ей это так и не удалось:       — Извините, но я не понимаю, причём тут это…       — Ах, ты не понимаешь? То есть ты не понимаешь, что может сделать с Nerv-ом уничтожение Ангела не просто оружием, для этого не предназначенным, но и безо всякого участия «Евангелиона». Ты что действительно не понимаешь, что одного прецедента будет достаточно, чтобы финансирование прикрыть, а нас всех пустить если не под трибунал, то по миру!!!       Гендо сорвался на крик, и Фуюцуки пришлось взять того за плечо, чтобы привести хоть немного в чувства. И нет бы тут бабе понять, что не стоит дальше болтать, но, нет, низменная женская потребность в разглагольствовании проявилась у Акаги именно сейчас:       — Но только этого Ангела получится так убить из-за особенности конфигурации его AT-поля. Ни предыдущих, ни последующих так уничтожить у нас не получится.       — А ты сможешь им это объяснить?! — закричал директор, заставив Акаги спрятать лицо в ладонях, а всех присутствующих — проявить интерес к разговору. — Потому что я — нет!!!       Сила необузданных эмоций, которые Гендо обычно держал в себе, вынудила Фуюцуки развернуть начальника к выходу из лаборатории и буквально вытолкать его:       — Мы уходим. — объявил он всем присутствовавшим, большей степени эта реплика предназначались директору.       — Чтоб сопляк был готов к пилотированию, слышишь! — сказал директор напоследок.       — Извините. — коротко сказал Фуюцуки, закрыв за собой дверь.       На несколько мгновений в лаборатории воцарился полнейший стазис, который нарушила уже Мисато, спрыгнув с тумбочки и подойдя к подруге:       — Вот же мудак. — негромко сказала она, приобняв Акаги и проведя её к выходу.       Оставшись в одиночестве, «мозги» обменялись взглядами, но не более: ситуация явно не располагала к пустому трёпу. Они уже планировали приступить к реализации своего плана, однако на всё крыло раздался ещё один вопль директора:       — Ты хоть знаешь, чем кормят в тюрьме?! Я туда не вернусь!!!

***

      Синдзи лежал в больничном крыле, в палате пилотов. На самой дальней от выхода койке, ограждённой ширмой. На той самой койке, на которой Рэй ему впервые отсосала. Маску, приварившуюся к его лицу, с него сняли, а разрез, полученный из-за врачебной ошибки, аккуратно заштопали. Впрочем, следы от маски (толстая окружность от переносицы до подбородка) и шрам на щеке обещали остаться на его лице до конца жизни, если, конечно, пилот не решит выложить часть своих баснословных капиталов за дорогостоящую пластику. Левая рука Синдзи была подключена к хитрой системе из трёх капельниц, а в носу красовалась кислородная трубка, заботливо обвёрнутая в марлю на всех участках, где она касалась кожи пилота.       Помимо «героя человечества» в палате находились так же Мисато и Акаги, с грустью смотревшие на пациента.       — Он скоро проснётся? — спросила Мисато.       — Я отключила подачу бета-адреналиноблокаторов и морфина.       Кацураги грозно посмотрела на подругу.       — Где-то через полчаса. — прикинула блондинка, добавив менее уверенно. — …если нам повезёт…       Мисато опустошённо выдохнула:       — Как ты думаешь, он поправится?       Акаги ответила не сразу:       — Этот вопрос имеет смысл только в том случае, если наш вид переживёт этот день. — хмуро сказала она и пошла в сторону выхода.       — Не смей уходить от ответа! — сурово приказала Мисато, сделав несколько шагов за подругой.       Та, остановившись, несколько секунд молчала, после чего развернулась и с прежним напускным равнодушием выдала:       — То, что он выжил — чудо само по себе. Что же касается его реабилитации, то… не стоит надеяться, что чудо произойдёт дважды.       Стук в дверь избавил Мисато от необходимости продолжения этого малоприятного разговора.       — Войдите. — сказала Акаги.       В дверях показалась Рэй, одетая в школьную форму. В руках она держала бэнто, крепко, но при этом нежно, словно долгожданного первенца от любимого мужчины.       — Капитан Кацураги, доктор Акаги, могу ли я его навестить? — Рэй кивнула в сторону ширмы, будучи полностью уверенной, что её избранник находится именно там.       — Он ещё не пришёл в сознание. — сказала Акаги. — Но, если ты будешь просто тихо сидеть рядом, то, думаю, можно. Только ничего не трогай, в особенности — самого Синдзи. Когда он проснётся, любое прикосновение должно будет доставлять ему адскую боль.       Рэй, мило улыбнувшись, благодарно кивнула Акаги. Блондинка на вежливость со стороны пилотки отреагировала сдержанно, если не сказать «холодно».       — А что это у тебя? — спросила Мисато, указав на коробочку в руках пилотки.        Девушка засмущалась:       — Эм… это — бэнто. Я сделала его специально для Синдзи. Когда он придёт в себя, то наверняка будет голоден. — Рэй обратилась к Акаги. — Ему ведь можно будет есть, да?       — Вообще, после подобных травм, у пациентов очень часто наблюдается полная потеря аппетита. — сообщила белобрысая душнила.       — Вот как… — Рэй повесила голову.       Однако, не успела Мисато сердито посмотреть на подругу, как та переобулась в воздухе:       — Но, если он захочет, то, конечно, пусть поест…       Рэй на глазах расцвела и, вновь улыбнувшись, вприпрыжку кинулась к заветной койке, однако, на её пути встала Мисато, попытавшаяся сделать дружелюбную мину:       — Что ты приготовила? — улыбнувшись, спросила она.       — Это секрет. — Рэй покраснела и засмущалась.       — Ладно, не буду тебя мучать, иди.       Поблагодарив командира улыбкой, Рэй, наконец, зашла за ширму. Мисато же, смыв с лица излишнее жизнелюбие, подошла к Акаги, застывшей в проходе между коек.       — Да ты не переживай. — сказала она. — Его ведь можно понять. Ему тоже капают на мозги, да и потом — он сегодня чуть сына не похоронил.       — Синдзи… — за ширмой раздался тихий, кроткий голос Рэй.       — Да не в… — только и успела ответить Акаги, как палата озарилась воплем, который мог издать лишь какой-нибудь древний могучей зверь перед неминуемой кончиной, но никак не человек.       Подруги молнией метнулись за ширму, чтобы обнаружить там Рэй, стоящую возле койки и виновато смотрящую на пол. На полу лежала раскрытая коробка бэнто, которую Синдзи обильно поливал своей рвотой. Сложно было сказать, что девочка чувствовала в этот момент, но она не осмеливалась ни показывать лицо, ни говорить, ни двигаться ни, казалось, даже дышать.       — Уберите от меня эту дрянь!!! — закричал Синдзи, указывая на Рэй, только увидев взволнованных девушек.       Те, однако, просьбу больного выполнять не спешили:       — Синдзи… — мягко сказала Мисато, сделав шаг к пилоту, надеясь его успокоить и образумить. К сожалению, сделать это, не наступив на заблёванную еду, у неё не получилось. — Успокойся…       — И не подумаю, пока эта сука рядом со мной!!! — всё отчаяннее кричал пилот, пытаясь не смотреть на Рэй. Он ведь прекрасно знал, что увидит на её лице удивление, непонимание и безграничную любовь к нему, а в её глазах — слёзы.       Мисато рассерженно посмотрела на пилота. Она намеревалась заявить ему, чтобы тот не смел в таком тоне говорить о девушке, которая столько сделала для него, однако Акаги сообразила, что нервировать пилота после пережитых им травм — не лучшая идея. Она взяла Рэй за плечи и повела её к выходу:       — Пойдём. — сказала она пилотке, и та покорно повиновалась, не желая докучать своему любимому ещё больше.       Лишь когда за ними закрылась дверь, Синдзи выдохнул. Он полностью лёг на койку и принялся глубоко и часто дышать. Лежал он, впрочем, недолго, и уже через десять секунд он вновь вскочил и потянулся к бутылке воды, какие во множестве стояли на тумбочке рядом с койкой.       — Не соизволишь объясниться? — возмущённая Мисато упёрла руки в боки.       Пилот, выдув бутылку воды залпом, выкинул её на пол и потянулся за второй:       — Ты знала? — обессиленно спросил он, посмотрев ей в глаза.       В этот момент, тяжело вздохнув, к койке подошла обратно Акаги. Очевидно, она намеревалась что-то сказать пилоту. Вероятно — поддержать Мисато в её воспитательной беседе.       — Знала что? — удивлённо переспросила Мисато, быстро упустив инициативу в беседе.       — Понятно. — пилот мгновенно перевёл взгляд на Акаги. — Ты знала?       Учёная, хоть и не слышала всего разговора, моментально сообразила, что у неё спрашивают. Она опешила и замерла, а её глаза наполнились страхом. И, хотя, она ничего не ответила, такая реакция сказала всё сама за себя:       — Ну, ты и мразь… — с ненавистью сказал он.       Акаги понадобилась секунда, чтобы вернуть самообладание и отрешённое выражение лица, после чего она быстро направилась прочь из больничного крыла.       Удивлённая Мисато, наблюдавшая как за её подругой закрывается дверь, поняла, что у потока сквернословия в адрес девушек, скорее всего, были причины. Она, по прежнему стоя на несостоявшимся ужине Синдзи, с удивлением и испугом посмотрела на пилота, допивавшего свой уже второй литр воды.       — Синдзи, что случилось? — приложив большие усилия, спросила она.       Пилот тем временем осушил очередную бутылку, с остервенением вырвал кислородную трубку у себя из носа и посмотрел на Мисато с такой злобой, что девушка невольно сглотнула. И нет, здесь не будет шутки про кончу.       — Случилось то, что я, блять, сварился заживо.       Мисато отвела взгляд. Она принялась усердно думать, как бы ей сформулировать свой следующий вопрос так, чтобы, если не получить нужную информацию, то хотя-бы не разозлить своего подчинённого ещё больше. Впрочем, долго думать ей не пришлось.       Синдзи зашипев, схватился за голову и упал на кровать, после чего застонал от боли.       — Синдзи, что с тобой?! — бросилась к нему Мисато.       Пилот в ответ усмехнулся сквозь мучения:       — У… меня сейчас в голове столько всего. Знания. Они просто роятся, роятся… им всем словно необходимо чтобы я обратил именно на них всё своё внимания. Каждый файл каждой папки каждого архива считает, будто бы лишь он содержит информацию, которую я непременно должен осознать, словно от этого зависит моя жизнь. Каждый лезет вперёд другого, не давая мне… — взглянув на ужаснувшуюся Мисато, пилот взял себя в руки и стал говорить менее сумбурно. — Не менжуйся. У меня нет желания залить Геофронт кровью… по крайней мере, большее, чем обычно… Насколько я помню, оно у меня обычно было… А спустить курок в нужное время по заранее рассчитанной траектории я смогу и в таком состоянии. Только передай умникам, что столь мощный сгусток энергии должен обладать собственной массой. Пусть учтут это в расчётах.       — Ты знаешь про наш план? — у Мисато от удивления перехватило дыхание.       Синдзи истерично рассмеялся:       — О, я теперь много что знаю!.. Да… — добавил он грустно. После чего он, видимо справившись с болью, закрыл глаза и, казалось, намеривался уснуть.       Однако, Мисато оказалась слишком заинтригована, чтобы позволить ветерану просто отдохнуть перед вторым раундом противостояния, которое уже стоило ему жизни:       — Что ты знаешь?       Синдзи лениво открыл глаза. Он с десяток секунд как-то странно рассматривал лицо своего командира, находившееся к его лицу практически в упор, отчего девушке стало не по себе. Наконец, пилот улыбнулся, так дружелюбно, насколько только было способно его изуродованное лицо, и начал говорить настолько тихо и быстро, что Мисато пришлось прилагать большие усилия, чтобы просто разобрать его речь:       — Знаешь, а я тебе завидую, Мисато: ты своими глазами видела Второй Удар, но при этом до сих пор живёшь в блаженном неведении. Подумай ещё разок, надо ли тебе уничтожать розовые очки и узнавать правду, что хуже любого кошмара.       Если Кацураги, задавая вопрос успела морально подготовится, что на любое возможное предостережение Синдзи она ответит: «Плевать, режь правду-матку», то упоминание этого факта из её биографии уверенности в ней поубавило. Она отошла от койки и принялась усердно думать, монотонно меряя комнату шагами. Пилот в это время закрыл глаза и принялся тяжело дышать, корчась от боли, которую ему обеспечивало прикосновение к мягчайшим простыням.       Через минуту в комнату вошла Акаги, держа в одной руке большую аптечку, а в другой — контактный комбинезон:       — Иди на мостик. — холодно обратилась она к подруге. — С ним я разберусь.       Мисато ответила ей на это не менее холодным, даже почти враждебным, взглядом, но была слишком измождена для препирательств, поэтому молча покинула палату. Акаги же, положив комбинезон на свободную койку, выкинула по-прежнему лежащие на полу пустые бутылки из-под воды и коробку бэнто, включила робота-уборщика, чтобы тот отмыл, наконец рвоту с рисом, которую Мисато разнесла по всей палате, после чего подошла к пилоту:       — Хоть матом меня крой, но мне необходимо осмотреть тебя.       Синдзи, в последний раз взглянув на неё с ненавистью, неожиданно пошёл на сотрудничество, выполняя все просьбы и давая исчерпывающие ответы на все вопросы, заданные Акаги.       — У тебя есть полчаса. — сказала блондинка, удовлетворённо кивнув, после того, как занесла данные в планшет.       Синдзи молча лёг обратно на кушетку и принялся рассматривать потолок. Сама же блондинка села на койку через проход от Синдзи и терпеливо ждала, читая что-то в планшете.       — Вам не стоило меня извлекать из робота… — вдруг неожиданно сказал Синдзи.       Акаги сперва на это ничего не ответила, однако, подумав с несколько секунд, тяжело вздохнула:       — Ты предпочёл бы умереть?       — Я бы не умер. — отрезал он. — «Евангелион» стремится поддерживать организм пилота в том состоянии, в котором он синхронизировался. «Евангелион» воспринимает пилота, как часть организма, поэтому постоянно его регенерирует. Но поскольку он не может понять его ДНК, то просто… постоянно возвращает организм пилота к исходному состоянию.       — Хочешь, чтобы мы вновь подключили тебя к «Еве»? — Акаги не удивилась, поскольку уже успела свыкнуться с мыслей, что горизонты познания пилота после клинической смерти раздвинулись.       Синдзи рассмеялся:       — К сожалению для меня, «Ева» не запоминает предыдущие исходные состояния пилотов. То есть, если я с ней синхронизируюсь, она будет лишь сохранять мои ожоги, препятствуя регенерации организма.       — Прости, мы не знали… — с искренним сожалением ответила Акаги.       — Об этом — нет. А что насчёт того, о чём вы знали?       Учёная ответила не сразу:       — Нам нет прощения… — сокрушалась она.       — А вам оно вообще нужно? Моё прощение. — пилот начал закипать. Не, ну вы поняли? «Закипать».       — Могу лишь тебя уверить, что никто из нас не подозревал, что ты таким образом отреагируешь, узнав о природе Рэй…       — Ну, да, а с чего бы мне парится на этот счёт?! — саркастично заметил тот дрожащим голосом.       — Синдзи… — взмолилась девушка.       — То, что вас всех в детстве насиловали отчимы, и вы не смотрели в жизни ничего, кроме «Игры Престолов», ещё не означает, что… вот это вот всё — нормально. — этой репликой пилот поставил в разговоре жирную точку, не давая Акаги ничего ему ответить.       Синдзи поднялся с койки. К его сожалению, ему понадобилась помощь блондинки, чтобы снять капельницу.       — Вколи мне синтетический адреналин типа дельта восемь. — потребовал Синдзи, снимая верхнюю часть пижамы. — Сто пятьдесят кубиков.       Агаки покорно достала большой шприц, однако перед уколом всё же посмотрела ему в глаза:       — Ты уверен? После этого не сможешь спать суток трое.       — Так я суток трое не буду чувствовать боль. А заснуть я не смогу что так, что так.       Акаги кивнула и сделала инъекцию. Синдзи буквально на глазах оживился, в его глазах загорелся огонь. Он, полностью оголившись, моментально запрыгнул в контактный комбинезон, и вообще всем своим видом показывал, что прямо жаждет реванша. Синдзи стремительно проследовал из медицинского крыла, и учёной пришлось поднажать, чтобы идти рядом с ним. Тот факт, что он знал дорогу, удивить её уже не мог.       — Можешь ответить мне на один вопрос? — вдруг спросил он.       — Полагаю, это — меньшее, что я могу для тебя сделать… — вздохнула Акаги, хоть и понимая, что подобный ответ ничего хорошего ей не сулит.       — Ты спишь с моим батей, несмотря на то, что он грохнул твою мамку, потому что не знаешь об этом, или тебе просто до лампочки?       — Что?.. — блондинка от шока остолбенела, раскрыв рот.       — А, забей. Вопрос снят. — Синдзи не без торжествующего выражения морды вальяжно проследовал вперёд, оставив Акаги в одиночестве обдумывать свои жизненные выборы и переосмысливать критерии подбора половых партнёров.

***

      Синдзи привезли на впопыхах оборудованную огневую позицию в горах. Размером она была с небольшой аэродром. Вокруг «Евы-01» суетилось не менее тысячи человек: кто-то в очередной раз перепроверял расчёты, кто-то доделывал последние крепления для огромного щита, созданного из фрагментов корпуса ракеты, кто-то возился с позитронной пушкой, устанавливая на неё приклад и спусковой крючок.       Эта ночь была особенно тёмной. Пилоту, стоявшему у самой пропасти на краю позиции, было проблематично даже предположить, где находится Токио-3, в котором выключили всё освещение. Однако, что было видно прекрасно, так это гигантский октаэдр синего цвета, который, казалось, перенаправлял весь свет на себя, чтобы его жалкие противники даже в полном мраке могли увидеть его непоколебимое великолепие и необузданную мощь.       Рамиил своим лучом смерти бурил землю, пытаясь добраться до Конечной Догмы, дабы слиться там с Лилит — родоначальником человечества — и закончить историю этого вида. Синдзи знал и это, и ещё очень много вещей. После разговора с мамой их сознания с «Евангелионом» синхронизировались, и он получил доступ практически ко всей информации, имеющейся в распоряжении человечества. Однако, пока он не мог её не то, что осознать, но даже как-то разложить по полочкам в своём разуме. Информационная волна окатила его с ног до головы. Он в ней потерялся, и уже даже перестал понимать, куда ему плыть. От этого его голова болела намного сильнее, чем обварившееся мясо тела, и даже, чем сердце, вынужденное гонять по организму кровь, плотность которой больше напоминала варенье, чем воду.       Пилот взглянул на щит. Он видел это в файлах. По расчётам он должен был выдержать одну ответную атаку Ангела, но Синдзи не понимал, зачем: ведь у него будет всего один выстрел. Пилот отыскал графу «Обоснование», но увидел там только малосвязный бред про «компенсацию потерянной брони». Изучать этот файл дальше Синдзи не стал, тем более, что к нему подошла Мисато.       — Ты же должна быть на мостике. — констатировал Синдзи, сверившись с базой данных.       — Я буду здесь, в передвижном штабе. — Мисато показала на огромную палатку позади себя. — Не могу допустить, чтобы ты тут остался один.       Синдзи глубокомысленно кивнул, перед этим сверяясь с учебником по психологии, который подсказал, что Мисато делает всё, чтобы стать для него человеком, на которого он может положиться.       — Я узнал действительно страшные вещи, Мисато. — сказал Синдзи, не в силах держать это в себе. — Я… когда я очнулся, я был бы рад, чтобы всё… это оказалось просто… белочкой. Бредом опьянённого сознания, но… всё говорит лишь о том, что я не ошибаюсь… А это — реально самый худший вариант…       Сначала Мисато лишь молчала в ответ, боясь даже предполагать, что же такое ужасное открылось её подчинённому по ту сторону жизни, однако в конце этих безрадостных рассуждений в ней вдруг неожиданно проснулись типичные для неё оптимизм и жизнелюбие:       — Но надежда ведь ещё есть, да? Иначе бы ты не поднялся с кушетки.       Пилот, обдумав её слова, улыбнулся, как никак, бывало, что даже Кацураги оказывалась правой.       — Синдзи, — сказала она, вернув себе серьёзность, — я… просто убей эту тварь, а со всем остальным я уж помогу тебе разобраться. Обещаю, я поддержу тебя во всём.       — Благодарю. — не без облегчения сказал пилот. Он хотел ещё что-то сказать, но осёкся, поняв, что сейчас он готов выдать лишь смутный апокалиптический прогноз, который лишь ещё больше напугает и запутает Мисато.       — Я бы тебя сейчас обняла, — нежно сказала девушка, — но… тебе, наверное, будет больно…       Синдзи махнул рукой:       — Во мне сейчас столько адреналина, что я почти ничего не чувствую…       — Тогда… — Мисато заключила пилота в крепкие объятия.       Он напиздел. Он почувствовал. Но не жгучую боль, как можно было бы ожидать, а успокаивающее тепло искренней заботы, идущее у Мисато где-то из-под левой сиськи.       Так они и стояли где-то с полминуты, пока Кацураги, как старшей по званию, не пришлось отпустить подчинённого:       — Тебе пора. — с грустью заявила она.       Пилот кивнул.       — Удачи. — поцеловала она его в лобик, прежде чем быстро побежать в мобильный штаб.       Синдзи же, тяжело вздохнув, направился в «Евангелион».       Площадку создавали в рекордно сжатые сроки, поэтому как прежде: сперва сесть в капсулу, которую потом подключают к роботу, не получилось — краны бы просто не успели здесь адекватно расположить, а поднимать её конвертопланом было… дорого, наверное. Поэтому Синдзи пришлось подняться по ступенькам к затылку «Евы», куда капсула уже была вставлена наполовину. И, хотя робот и лежал на животе, подняться на высоту третьего этажа было тем ещё испытанием (курильщики поймут). Садиться в капсулу, стоящую почти вертикально, было тем ещё удовольствием, впрочем, трое крепких ребят были рады с этим подсобить… вот бы они ещё были не настолько крепкими, но если нас чему-то и научила судьба Харви Вайнштэйна, так это тому, что на каждой работе есть свои издержки.       Когда капсула заполнилась LCL, и Синдзи синхронизировался с «Евой», то, на удивление, вся боль ушла, и он смог двигаться так, словно каких-то полдня назад не был буквально трупом. Не успел пилот уточнить, что об этом феномене говорится в записях мамы, как с ним на связь вышла главная милфа (читай — «мамочка») франшизы:       — Синдзи, приём. Как слышно?       — Слышу чётко и ясно. — впервые за фанфик пилот отозвался по уставу. А это иллюстрирует рост персонажа… наверное… Так просто было написано в советской методичке по созданию сценариев 1964 года издания.       — Командуешь ты. — сообщила Мисато. — По твоему приказу в зону поражения Ангела с противоположной от тебя стороны посылаем макет «Евангелиона». Он на него реагирует. Мы это уже проверили. Всё рассчитано: ты должен выстрелить ровно через пять секунд после отмашки. Цель зафиксирована, однако на всякий случай включи автокорректировщик в бортовом компьютере. Макетов у нас двадцать штук, но выстрел всего один, поэтому, если тебе покажется, что что-то идёт не так, не переживай, не пытайся стрелять на удачу, время у нас есть, снарядов — нет.       — Понял. Мисато, у меня будет к тебе просьба.       — Э… какая? — с опаской спросила девушка.       — Если я попаду, организуй мне встречу с батей. Чем быстрее, тем лучше.       Мисато с облегчением выдохнула:       — Самое быстрое, что я могу тебе обещать — завтра в шесть. Он в это время обычно начинает приём.       Синдзи сверился с электронным ежедневником Гендо:       — Так у него на это время назначена встреча.       — Ничего страшного. — в динамиках раздался хруст костяшек. — Перенесёт.       Пилот улыбнулся бы такому ответу, но сейчас ему было не до веселья.       — Я хочу сперва просто посмотреть на его атаку. Хорошо? — уточнил Синдзи.       — Да, конечно. — уверила его Мисато.       — Ну, тогда… ввести макет в зону поражения.       Долго ждать реакции не пришлось. Через считанные секунды секунды Ангел прекратил бурение, повернулся вокруг своей оси, раскрылся, подобно цветку, обнажая ядро, после чего сделал короткий, но мощный залп, озаривший, казалось, всё побережье, после чего вновь вернулся к форме октаэдра и продолжил бурение.       — Впечатляет… — сурово сказал Синдзи, после чего вызвал систему корректировки.       Откуда-то сверху выехали какие-то чудные огромные окуляры, буквально один в один копирующие систему наведения из «Новой Надежды», показанные в сцене с атакой на «Звезду Смерти». В другой бы раз Синдзи отметил гиковские замашки местных инженеров, но сейчас ему было совершенно плевать.       — Так, я готов… — только и успел сказать Синдзи, но замер, будучи скованным головной болью.       Второй макет тем временем въехал в зону поражения и был уничтожен.       — Синдзи, что произошло? — взволнованно спросила Мисато, пока на заднем фоне слышались испуганные копошения десятков людей.       — Что-то не так… — только и сказал пилот.       Его сознание наполнилось какими-то цифрами, которые перекрывали показания системы корректировщика. Синдзи их не понимал и не горел желанием разбираться, ведь ему был нужен лишь график траектории, однако, когда ему удалось усилием воли заглушить цифры и добраться до графика, в его голове всплыл примерно такой-же, вот только утверждающий, что расчёты корректировщика имеют погрешность, превышающую пять процентов.       — Синдзи, что с тобой? Ответь. — приказала Кацураги.       — Та подождите вы, дайте самому разобраться…       Синдзи удалось взять себя в руки, после чего он начал сравнивать цифры из своей головы с цифрами на экране. Через пару минут аналитический отдел его мозга выдал свой вердикт:       — Я же просил, учтите массу залпа! Такой большой сгусток энергии имеет свою массу!!! — чуть ли не закричал он, после чего отрубил корректировщик.       — Синдзи, что ты творишь? — со смесью ужаса и негодования вопросила Мисато.       Пилот на это ответил не сразу. Ведь баллистики ошиблись не только не учтя массу. Пушка не была рассчитана на стрельбу с такой дистанции, и чтобы выстрел достиг цели, ствол должен был быть длиннее, а его стенки — толще, иначе залп вызовет деформацию ствола и тогда ни о какой точности речи быть не может.       Пока пилот решал, что ему делать с такими откровениями — ведь удлинить ствол за оставшиеся до гибели человечества полчаса не успеет никто — он почувствовал, как кто-то нежно берёт его за руки и направляет их. У своей щеки он ощутил знакомое тепло, он был уверен, что это — его мама. Но оглянувшись за спину, он не увидел там никого. Это было странно: он чувствовал её тепло, её запах, и даже её дыхание на своей щеке, возможно, протянув руку, он смог бы дотронуться до её кожи, но он её не видел, хотя и был полностью уверен, что она тут. Здесь её просто не могло не быть.       — Прикоснись к своей душе, — услышал он в правом ухе её мелодичный голос, — вытащи её часть из тела, потом придай ей такую форму, какую захочешь. Просто представь, что это — глина.       Синдзи покорно кивнул и сосредоточился на выполнении инструкций. Это было сделать очень непросто, ведь у человека отсутствовали необходимые органы для управления эфиром. Однако, пилот сообразил, что такие органы есть у Ангелов и, следовательно, и у его «Евангелиона». Слившись с роботов в единое целое, Синдзи нашёл у него отдел в мозгу, который отвечает за это, после чего активировал его, дабы тот помог ему выпустить часть души из тела. Ощущения при этом были малоприятными, если переводить их в физическую плоскость, то это словно кто-то вытаскивает геморрой из твоей задницы… из задницы, которая располагается где-то на шее.       Но это была лишь начало, теперь AT-полю нужно было придать правильную форму. С этим Синдзи бы не справился без своей мамы, которая практически самостоятельно удлинила и укрепила ствол пушки, используя вместо металлокерамики AT-поле, хоть ей при этом и прошлось немного погнуть внешний каркас, что ввергло командный мостик Nerv в полнейший ужас. Ощущалось это так, словно кто-то хлещет тебя по заднице твоей же прямой кишкой.       Вот теперь дело оставалось за малым.       — Я делаю свою работу. — уверенно сказал пилот, прежде чем Мисато успела лишний раз окликнуть его.       «Евангелион» встал на одно колено и поднял пушку с импровизированных сошек. Синдзи прицелился самостоятельно, сверяясь с цифрами из своей головы и, когда понял, что готов, скомандовал:       — Макет пошёл!       Не будь на мостике и штабе так ошарашены самоуправством директорского сынка — никогда такого не было, и вот опять — то наверняка бы попытались отменить залп. Повезло, что им на это не хватило времени.       Синдзи поставил таймер на одну целую одну треть секунды. Увидев, как темнота в очередной раз рассеивается в красном свете, он его запустил. А когда отсчёт дошёл до ноля спустил курок.       Когда выстрел достиг своей цели, Ангел резко прекратил атаку на макет, вернув обратно форму октаэдра и просто зависнув в воздухе. Все, наблюдавшие за этим, были в напряжении. Все, кроме Синдзи. Он уже знал, что могучий враг повержен.       Если бы кто-то находился в достаточной близости к Рамиилу в этот момент, то услышал бы громкий треск, с которым его ядро раскололось, однако то, что он накренился и упал, видели уже все.       — Уничтожение!.. — Синдзи дезактивировал «Евангелион», не став слушать сообщение с подтверждением его победы.       После выхода из контактной капсулы, к нему вернулось ощущение скованности в мышцах, но это было ничто по сравнению с ощущением, когда эфир возвращается в тело. Это было словно в каждую твою щель, даже в те, о существовании которых ты не подозревал, суют сразу по три огромных конских хера.       Оказавшись на земле, Синдзи увидел, что все празднуют, поздравляют друг друга. Откуда-то достали шампанское и уже принялись его распивать. Мужики, гетеросексуальность которых пилот никогда бы не поставил под сомнения, обнимают и целуют друг друга, не стыдясь общественности.       Казалось, во всей этой идиллии лишним был только Синдзи. Таковым он и стал, победоносно вернувшись из мёртвых. И не то, чтобы он был зол на этих людей, однако в нём кипело слишком много эмоций, заставить себя сдержать которые он больше не мог:       — Эй!!! — как припадочный закричал он, надеясь привлечь хоть чьё-то внимание. Это удалось ему хорошо. Даже слишком хорошо: уже через мгновение на него оказались обращены сотни удивлённых взглядов. — Кто-нибудь, срочно отвезите меня в Геофоронт!!!

***

      Макото никогда не был душой компании. И даже сейчас, после столь тяжёлой победы, он не разделял желание большинства своих коллег напиться до поросячьего визга. Вместо этого он предпочёл бы отоспаться в своей небольшой служебной квартирке, а он был уверен, что проспит до вечера и безо всякого алкоголя.       Приведя в порядок своё рабочее место, он направился к выходу по дороге, проходившей через научное крыло, так как в это время она обещала быть практически пуста, а следовательно, его путешествие по ней должно было свести к минимум вероятность быть перехваченным группой солдафонов, которые непременно захотят его напоить «за нашу общую победу».       Не удивительно, что все лаборатории со стеклянными стенами и дверями были к этому моменту закрыты, а свет в них — выключен. Свет горел лишь в одной. Он горел там почти постоянно. Это была лаборатория доктора Акаги. Она частенько работала в ней по ночам, и Макото не удивился, что блондинка и сейчас не поддалась стадному инстинкту и занималась своими делами, однако, подойдя к ней поближе, Макото никого там не увидел.       «Ну, значит, и ей необходимо время от времени чувствовать себя частью коллектива» — без какого-либо осуждения пожал он плечами.       Он открыл дверь лаборатории, желая выключить там свет и идти дальше своей дорогой, однако:       — Мисато, это ты? — раздался откуда-то из середины бокса усталый женский голос.       Макото не смог пройти мимо и пошёл на звук. Через считанные секунды, пройдясь между рядами столиков, он обнаружил сидящую на полу Акаги и держащую в руках… бутылку медицинского спирта.       — Доктор Акаги? — взволнованно спросил Макото. — Что с вами?       — Я пьяна. — отчиталась она, даже не пытаясь отбрехаться или отмолчаться. — А ещё я — дура…       Макато не составило труда догадаться, в каком именно смысле эта умнейшая женщина оказалась дурой. Разбитые сердца ведь чувствуют друг друга, а сердце Акаги было разбито.       — Будешь? — девушка повертела бутылкой.       — Вообще, после Хэлловина я бросил… — признался Макото.       — Понятно. — с горечью ответила Акаги, отхлебнув ещё глоточек.       Макого, однако, неожиданно, казалось даже для самого себя, сел на пол рядом с ней:       — Впрочем, полагаю, мужчине принципы даны не для того, чтобы оставлять даму в беде. — он протянул руку к бутылке, и Акаги, улыбнувшись, вложила ему её. Я тут специально избегаю глагола «дать», потому что даст она ему потом. Упс, спойлер…       Макото сделал большой глоток и закашлялся. Ещё пару месяцев назад он думал, что нет ничего хуже «Минета Сатане», впрочем, ему было не впервой заблуждаться.       — Поделитесь? — спросил он, когда его спутница вдоволь насмеялась.       Акаги заметно погрустнела и отвела взгляд. Она молчала так долго, что Макото уже начал думать, что ему лучше уйти, как вдруг она начала:       — Просто… у меня кое-кто есть… — Акаги сделала ещё один глоток, — …и он делал ужасные вещи.       — Домашний тиран? — встрепенулся Макото.       — Нет. — показала Рицуко головой. — Ужасные вещи он делал не со мной, я бы не позволила… но… разве это что-то меняет?       Макото задумчиво пожал плечами.       — Тем более, что я ему помогала… — Рицуко сделала ещё глоток, пока Макото, борясь с опьянением, тщательно продумывая свой ответ.       — А почему вы с ним вообще начали отношения? — спросил он.       — Что? — удивилась Рицуко.       — Ну, просто, как я понял, он не тиран, не держит вас силой, и… если он вас больше не устраивает, то… что вас удерживает?..       Рицуко на несколько минут погрузилась в глубокие раздумья:       — А действительно… — поняла она.       Акаги достала из халата телефон, быстро набрала SMS, после чего её лицо озарила широкая улыбка.       — Слушай, а как у тебя с Мисато? — кокетливо спросила пьяная девушка. — Есть какие-то подвижки?       — Есть. — с наигранной гордостью сказал он. — С каждым нашим разговором она от меня всё отдаляется и отдаляется…       — Ну, она всегда была недостаточно… — Рицуко ловко села Макото на ноги, — …предприимчивой. — ухмыльнулась она и засосала его, пока её телефон непрерывно сигнализировал о получении новых сообщений в перерывах между проигрыванием мелодии вызова.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.