Обратная сторона аристократии

      Холодный шёлк, струящийся перед окном старинного дома, влечёт к себе девушку, зовёт своей обманчивой мягкостью, которая будто режет руки Дафне, пытающейся поймать лучи света. Они такие редкие гости в её доме...       — Закрывай глаза и спи... — трепещут ресницы, дрожит кисть и страх, поразивший сердце, как игла для куклы вуду, медленно подбирается к ней, беззвучно, словно на кошачьих лапах.       — Досчитай до десяти... — рёбра сдавливает в кольце боли, в горле замирает заглушенный усилием воли крик.       — Я узнала все черты, этот «кто-то» — точно ты, — шепчут губы Дафны старую считалочку её детства. В шелесте занавесок она уже слышит его шаги, тихие, едва заметные в ворохе обычной жизни старого особняка, но обязательно несущие боль, если она рискнёт быть неидеальной. Всё, что требуется — выверенность по линейке, от которой на руках всё ещё горят огнём гематомы.       Кожа рук охладевает и покрывается мурашками, пальцы перестают слушаться. Дафна чувствует себя шарнирной куклой, с которыми любила играть Астория, — точно так же, как с самой девушкой играет их отец. Ради сестры она раньше всегда тонула в этой боли, запирая эмоции на замок, ради свободы Тори она закрыла себя от мира, чтобы соблазн другой жизни не позволил её душе найти силы пойти против родительской жестокости.       — Ты живёшь в моём сознании и приходишь в страшных снах... — слова считалочки легко срываются со странно онемевших в тёплом помещении губ. Признание в своих кошмарах и слабости тонет в самой Дафне, она похожа на море, что стремится к звёздам.       — Прячешься в моих ладонях и живёшь в чужих чертах, — тонкие обескровленные губы медленно окрашиваются в алый — цвет её внутреннего мира, но Дафна не замечает ничего, пытаясь услышать недоступное ей ощущение свободы в лёгком игривом сквозном ветерке, который зовёт за собой. Туда, в другой мир, где можно дышать морозным воздухом, отрезвляющим мысли и приносящим желанную боль лёгким; где соль от брызг волн остаётся на губах сладким послевкусием опьяняющей свободы; где звёзды горят для неё одной.       Однако Дафна всё ещё в старом доме и не может убежать, не слышит голоса, она уже давно стала куклой. Прекрасной, грациозной, но беспомощной... Со сломанной волей из-за желаний отца.       — Каждый вновь имеет путь... — сломанная шарнирная кукла поднимает свой взор ко свету.       — Прошлое несётся вдаль... — воздушное атласное платье превращается в оковы, привязывающие к месту, где с каждым днём жизнь оставляет её.       — От него не убежать... — руки понемногу оживающей девушки взмывают в воздух, следуя зову моря, что разливается в её душе; она становится волной, прячущей жизнь и надежду под толщей тьмы и холода.       — Разорвётся круг опять, — руки застывают в пятой позиции, грудь еле заметно вздымается. Дафна дышит ветром, что секунду назад играл в её волосах. Она сумела зацепиться за едва уловимый аромат дыхания свободы. Страх, парализовавший тело, отступает, позволяя истощённой девушке передохнуть, чтобы после он вновь смог завладеть её сердцем и душой с большей болью, ломая изнутри позвонки...       Но в один из дней у идеальной дочери обязательно вырастут крылья.