Через тернии и провода

Селена потеряла счёт времени. Это касалось и сегодняшнего вечера, и времени, проведённого в этом непонятном мире, где всё было перевёрнуто вверх дном. Темнело здесь рано, на улице уже стояла беспросветная тьма, казавшаяся почти осязаемой. Девушке чудилось, будто стоит протянуть руку, ночь окажется такой же вязкой, словно мазут. Замёрзшими пальцами Селена дёрнула за вишнёвые складки гардины, дабы полностью затворить жуткий вид из окна. Ей было неспокойно, когда она глядела на изогнутые ветки деревьев, тянущие кривые конечности к ней, от сильного ветра те вовсе норовили скрести и стучать по стеклу. Фитильки свечей подхватывали языки пламени, покачиваясь от сквозняка и поднимаясь то вверх, то вниз, хоть немного озаряя помещение. По стенам ползли причудливые тени, напоминая ту самую, которая изредка являлась девушке и пугала её до чёртиков. Чёрная, с силуэтом то ли монстра, то ли человека. «Почему эта тень является мне, чего она от меня хочет?» — мысленно спрашивала себя Селена, — «Навредить? Или же указать на что-то? Быть может, пытается помочь? Да ну, бред какой-то». Она нервно ходила туда-сюда, шагами измеряя комнату, стараясь прийти к какому-нибудь разумному решению, так как привыкла решать все проблемы организованно, составляя поэтапный план действий. Трудность состояла в том, что в этом мире навалившиеся сложности невозможно было решить ни с помощью ежедневника, ни с помощью идеально составленной схемы или же чертежа. Селена не была готова к встрече с призраками, к эпидемии чумы или тифа, к тому, чтобы быть служанкой у совершенно ненормальных людей и жить чужой жизнью, в конце концов. «Эта чёртова карга пыталась отравить меня!» — девушка вскипела от гнева, стоило ей вспомнить о Жозефине, — «Могу ли я хоть кому-то довериться здесь? Хоть кому-то, кто не собирается меня убить?» Размышляя о доверии, в голове у Селены сразу вырисовывалось вытянутое лицо Лиама с мягкими чертами и тёплой улыбкой, располагающее к себе. Хоть он и был добр к ней, он казался тёмной лошадкой, ей совершенно не были понятны его мотивы, пожалуй, он был почти единственным, кто чуть ли не благоговел перед Лилит. «Что эта Лилит сделала для него такого, что он так хорошо относится к ней? Весь Тотспел её просто ненавидит», — заключила Селена, массируя пульсирующие виски. Внезапно она схватила со стола канделябр, успевший затечь воском (свечи уже подтаяли), а после вышла из комнаты. В коридоре было прохладно и до ужаса пусто, девушка поспешила к лестнице, боясь в очередной раз увидеть привидение. Половицы под ногами скрипели, в воздухе стоял затхлый запах, в окнах мелькали отражения от свечей. Едва успокоившись, что в этот раз на глаза ей не попадётся какой-либо фантом, Селена услышала в конце коридора завывающие устрашающие звуки, от которых кожа покрылась мурашками. «Просто ветер», — дрожа, успокаивала себя она, — «Или Прима балуется, хочет напугать». Кто-то словно прочитал её мысли, завывания прекратились, но лишь для того, чтобы преобразоваться в дьявольский нечеловеческий хохот. Девушка застыла на месте, вперив взгляд туда, откуда доносился звук. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что нужно бежать отсюда прочь, но ноги будто приросли к земле. «Се-е-еле-е-на», — прошипело из темноты, а девушку прошиб холодный пот. — Откуда ты знаешь моё имя? — негромко вопросила она в пустоту, — Почему называешь меня не Лилит, как все? К сожалению или к счастью, ей не ответили. Звук прекратился, а помещение вновь заволокла тягостная тишина. Сжав в руке канделябр посильней, Селена направилась к лестнице. На стенах цвета морской волны висели десятки картин с резными позолоченными рамками, с полотен на девушку глядело множество лиц, одни будто старались рассмотреть её получше, другие без какой-либо заинтересованности вслушивались в скрип старых ступенек. Нарисованные люди казались живыми, Селена готова была поклясться, что боковым зрением она видела их движения, только вот когда она поворачивала голову в сторону картин, те сразу замирали. До побелевших костяшек девушка держалась за деревянные поручни резной лестницы, боясь упасть и кубарем слететь вниз. Здание было слишком большим, свечи не могли осветить его полностью, поэтому здесь всё равно обитала тьма. Лиам сидел в кресле, увлечённый рисованием, он словно перенёсся из реальности в мир грёз, не замечая происходящего. Его по-аристократически длинные тонкие пальцы уверенно держали кусочек угля, между бровей пролегла складка, взгляд небесных глаз был сосредоточен и устремлен в листок бумаги. Селена заинтересованно разглядывала его, отмечая, что за время нахождения здесь, юноша показался ей обладателем самой чарующей и яркой внешности. Казалось, что он слишком красив для этого убогого, мрачного и зловонного места. Лилейного цвета пальцы его испачкались в чёрном угле, а пепельные, словно поседевшие, локоны растрепались, съезжая на лоб. Невольно девушка даже позавидовала его увлечённости процессом, сама она могла рисовать только схемы мостов, но она никогда не чувствовала вдохновения, ведь схемы — всего лишь формулы, созданные из сухих расчётов. От огня свечей Лиам отбрасывал тень, которая расползалась по стене большой вороной. Особенно на ворону она была похожа, когда юноша приподнимал руки, разгоняя кровь по телу. Подняв взгляд вверх и увидев девушку, Лиам выронил из пальцев уголь и поспешил спрятать листок за спиной. — Ты меня напугала, милая Лилит, — он до сих пор держал руки отведёнными за спину, пытаясь понять, как долго девушка здесь стоит. — В этом доме не мудрено. Я слышала жуткий смех на втором этаже в конце коридора, — она подняла кусочек угля, передавая его Лиаму, тот взял его левой рукой. — Наверное, Прима играет, — спокойно ответил он, пытаясь спрятать свой взгляд где угодно, лишь бы не смотреть ей в глаза, — Ты не голодна? — Почему ты держишь рисунок за спиной? — девушка присела на корточки, вынуждая юношу всё же взглянуть на неё, в его белокурых волосах с серебристым отливом отражался свет от огня свечей, — Ты меня стесняешься? Я думала, мы друзья. — Что? — он натурально удивился, уголки его губ приподнялись, — Конечно, друзья. Вы с Жозефиной мне ближе всех на свете. — Тогда в чём дело? — ноги у неё начали затекать от такой позы, поэтому Селене пришлось встать, голова кружилась. — Я думал, ты будешь злиться… Мне нельзя рисовать, — он виновато пожал плечами, будто уличённый в серьёзном преступлении. — Почему? — Потому что у меня ничего не получается и я расстраиваюсь. — Да ладно, покажи, — девушка протянула ладошку, вынуждая собеседника вложить в неё чуть смятый рисунок. Лиам нервно кусал губы, чувствуя себя будто в подвешенном состоянии, силясь понять, что сейчас думает Селена. — Это… — она в удивлении глядела на листок, хлопая глазами. С бумаги на неё, словно отражение в кривом зеркале, уверенно смотрела её точная копия, только вот на устах покоилась дерзкая зловещая ухмылка. Из-за того, что рисунок был выполнен углём, черты лица были немного смазаны, и эта чернота делала эскиз ещё более пугающим и жутким. «Словно моя теневая сторона», — пронеслось у Селены в голове. — Так не нравится? — обеспокоено произнёс Лиам, вздохнув. — Нет-нет, ты что, — поспешила ответить девушка, — Очень красиво! Я бы никогда так не смогла! Просто… мой взгляд здесь такой… леденящий кровь. Это пробирает до глубины души. — Спасибо большое, дорогая Лилит, — он внезапно просиял, напоминая своей открытостью ребёнка, — Я рисовал твоё лицо по памяти. Только не говори Жозефине, пожалуйста… — Ни за что. Если честно, была бы у меня возможность, я бы с ней вообще больше никогда не заговорила, — с презрением выпалила она, взглядом напоминая угольную Лилит с рисунка. — Сестрица боится за меня, я знаю, что не смею просить тебя о прощении, но… — светловолосый теребил рукав белой рубашки. — Лиам, она же просто чокнутая, — Селена не сдержалась, повышая голос, — Она пыталась меня отравить. Ещё бы миг — и я с тобой сейчас не стояла бы здесь, понимаешь? — Лилит, прошу, прости её. Жозефина любит тебя, но по-особенному, — молодой человек чуть слышно вздохнул, явно стараясь найти миллион оправданий сестре, выходило из ряда вон плохо, — Своей любовью. — Жозефина любит тебя, не меня. Своей ненормальной неестественной любовью. Тебе не казалось, что она печётся о тебе не как о брате, а? — отрезала девушка, с вызовом взглянув в глаза собеседника. Она сразу же пожалела о сказанном, так как во взгляде его отразились беспокойство, тревога и даже страх. Белёсые брови были приподняты и вытянуты, нижние веки напряглись, светлые ресницы подрагивали. — Лилит, не нужно, — прошептал он, опустив голову и утыкаясь острыми локтями в колени. — Извини. Ты прав, мне не стоило, — Селена попыталась улыбнуться, но улыбка вышла наигранной и неловкой. — Ты изменилась, — заключил Лиам, резко поднимая голову, вглядываясь в Селену снизу вверх, пытаясь разглядеть в женском лице свою близкую подругу, отыскать в чертах её лица хоть один намёк на ту девушку, с которой он был знаком с самого детства. — Правда? — реплика из её уст прозвучали саркастически, нервно, даже с каким-то надрывом. — Ты говоришь по-другому. Ведёшь себя по-другому. Иногда не откликаешься на своё имя. Даже извиняешься, — светловолосый наклонил голову вбок, улыбаясь, и улыбка его, в отличие от Селены, выглядела искренней, — Наверное, не стоит мне этого говорить, но такой ты мне нравишься гораздо больше. — Почему? — девушка напряглась, ожидая его дальнейшего ответа. — Я люблю тебя любой, милая Лилит, — уклончиво произнёс он, погладив её по запястью, жест был целомудренный, но в то же время такой интимный. — Не отнекивайся. Ответь прямо. Я была паршивой? — последняя фраза прозвучала скорей как утверждение, а не вопрос. — Нет. Люди в городе считали тебя таковой, такой для них ты и хотела быть. Но я знал тебя настоящую, — он кусал внутреннюю сторону щеки, так на его лице скулы выделялись ещё сильней, — Я видел в тебе то, что ты так тщательно пыталась скрыть от других. — А может ты просто слишком хорош для Лилит? — она сразу же исправилась, поднося палец к губам и беззвучно ойкая, — Для меня, ты слишком хорош для меня. Ты во всех стараешься видеть хорошее, прямо как талантливейший художник отыскиваешь яркие цвета в самом блеклом и тусклом. Даже будь это самый паршивый грешник, ты всё равно отыщешь в нём благое. — Ты слишком строга к себе. — Просто смотрю без розовых очков. — Без розовых… Что? — он усмехнулся, — Вот об этом я и говорю. Ты изменилась. — Даже зная, какой нехорошей я была, ты всё равно был добр ко мне. Так почему же? — Селена с вызовом взглянула на Лиама, приближаясь к нему и упираясь ладонями в подлокотники кресла. — Потому что ты близка мне, — светловолосый поёрзал, смущённо улыбаясь, — Мы с тобой словно брат и сестра. — И только? — девушка опустилась к нему ещё ниже, едва касаясь чужих коленей своими, — Ты относишься ко мне как к Жозефине? — Нет, — сразу же ответил тот, робко поправляя волосы и стараясь прикрыть ими щёки, покрытые лёгким румянцем, — Лилит, если это опять твоя очередная игра, то… Селена не ответила, полностью опускаясь к нему на колени, зарываясь пальцами в густые волны волос. — Ли… — он успел только произнести первый слог такого чужого для неё имени, как Селена тут же прикоснулась к уголку его губ своими. — Тише, — прошептала она ему в губы, а после ласково погладила по белому шёлку волос. Их горячее дыхание смешалось в одно целое, стало единым. Молодой человек даже дёрнулся с непривычки, но Селена нежно обняла его, обхватывая своими ладонями его стройное тело. — Но я… думал, что ты и Берт… — прерываясь, тяжело дыша и глотая воздух, спросил Лиам, не веря в происходящее, — Боже, Лилит, умоляю тебя, скажи, что ты не пытаешься шутить надо мной, я просто не переживу… — Лиам, — она обвила его бледные щёки руками, взглянула прямо в глаза, казавшиеся в полутьме фиалковыми, от имени Лилит её уже порядком начинало мутить, — Неужели ты ещё не понял? Я не та Лилит, которую ты знал. Я совершенно не помню свою прежнюю жизнь, но клянусь, я никогда не сделаю тебе больно и не посмею смеяться над тобой, ты слышишь? В ответ он слабо кивнул, неуверенно прижимаясь к девушке. Лиам дрожал, будто его лихорадило, кончиками пальцев он проводил по женской спине, очерчивая позвонки сквозь корсет. Селена обрисовывала губы его своим горячим языком, отчего у юноши дыхание спёрло, почву будто выбили из-под ног. Лилиями расцветало возбуждение внизу живота, по телу разносилось приятное тепло. — Если это окажется сном, я не желаю просыпаться, — хрипловатым голосом произнёс он, холодным носом уткнулся ей в шею, суховатыми губами по ключице мазнул, руками провёл по талии. Селена глухо выдохнула, чувствуя запах приятных благовоний. Лиам пальцами обвёл её скулы на щеках, где сразу остались следы от угля. Дрожащие пальцы опустились на лебединую шею, перманентно отпечатываясь углём, невесомо прошлись по груди, сквозь платье плавными движениями обвели соски, далее плавно соскользнули к животу и округлым бёдрам, вырывая из Селены приглушённый стон. Уголь контрастировал со светлой нежной кожей. — Ты такая красивая, — Лиам прикрыл глаза от удовольствия, когда девушка погладила его по белёсым локонам, нежно касаясь корней волос, — Прости, я тебя испачкал… — Можно считать, что ты меня нарисовал, — девушка ухмыльнулась, играясь с завязками на его рубашке и будто бы случайно задевая его коленкой между ног. Молодой человек приоткрыл рот, тяжело выдохнув горячий воздух, — Как считаешь, я сейчас выгляжу лучше, чем на том рисунке? — В миллион раз, — юноша глухо промычал, когда Селена несильно потянула его за концы волос, открывая доступ к шее, где алебастровая кожа от возбуждения порозовела. Девушка оставила дорожку из поцелуев, языком обвела выступавшее адамово яблоко. — Ты мог бы нарисовать меня обнажённой, — она улыбнулась, замечая пунцовый румянец на его щеках. — Нагой? — уточнил он, боясь, что ослышался. — Полностью. Жозефине мы, конечно же, не скажем. Она будет ругаться, да? — Селена поглядела на юношу искушающе, точно змей в Эдемском саду, Лиам всё ещё не мог поверить, что происходящее реально. Он думал, что грезит наяву, — Твоя сестра ведь не любит, когда ты рисуешь. Пусть это будет нашим секретом.

«Ты и я в игрушечном домике Живем под пеленой. Мы никогда не должны расставаться, Воспоминания не приносят Ни радости, ни спокойствия. Мы одиноки и все мы нуждаемся…»