Призрак, что отбрасывает тень

- Может, разрешишь мне войти? Твоя ненаглядная не пушинка, - посмотрел сверху вниз Мунджо. Похоже, он совершенно не пил. На бледных щеках так и не заалел румянец, а запах исходил будто только от жены. Чону провел скорые расчеты в голове, но она так перегрелась от нахлынувших мыслей, что ноги невольно повиновались приказу и отступили. Джиын что-то пробормотала недовольно, когда ее втащили внутрь, а Юн помог снять плащ с обмякших плеч. Дантист уверенным шагом направился к дивану в гостиной, словно уже чувствовал себя властителем положения. Бизнесмена бесило и то, как он прикасался к жене, и то, каким повелительским шагом Мунджо подходил к дивану. Тяжелое тело было сброшено на мягкую поверхность, после чего брюнет размял шею и устало выдохнул. Двух хрустов было достаточно. Чону в это время к этому времени встал рядом и, якобы случайно отпихнув брюнета от дивана, заботливо накрыл Джиын пледом. Как он мог так запросто впустить его в свой дом? Как он мог не предостеречь жену снова, чтобы этого не повторилось. Он знает теперь даже номер их квартиры. "Не теряй самообладания. Не показывай, что боишься. Джиын жива и находится здесь в безопасности. Тем более, в каждом коридоре здания стояла камера, которая четко запечатлела, как Мунджо вошел. Он псих, но не станет так рисковать, чтобы не пустить под откос все свои планы". Именно эта мысль позволила Чону выпрямиться и с холодным презрением отчеканить: - Спасибо, Господин Мунджо, что проводили мою жену до дома. Очень любезно с вашей стороны, - при слове любезность на языке появилось послевкусие желчи, - а теперь вам пора, в столь поздний час. Показная забота, напыщенность вежливых слов, наткнулись на непроницаемое стену. Мунджо будто застыл, смотря на умиротворенное лицо девушки. Его мысли как всегда скрывала черная вуаль, туман, дымкой нависающий над лесом, который делал его еще более зловещим. И, самое главное, непроходимым для путника без путеводителя. А путеводителя по больному сознанию у Чону как раз и не было. Была только маленькая подсказка, которая совсем не помогала - Юн знал, что нужен этому психопату для чего-то, для какого-то плана, поэтому пока этот план не приведен в действие, бояться за свою жизнь не надо. А вот за Джиын... - Она так тихо и мирно спит. А лишь недавно ведь буянила, раскрывая, какие гадости вы про меня говорите, - перевел наконец взгляд на собеседника Со, - ходят слухи, смерть во сне самая безболезненная. Вы так не считаете? Сердце сжалось. Презрение упало в градусе, достигая минуса, и взлетая вновь на гребне мстительной злобы. Он пришел в его дом, чтобы угрожать? - Угрожать? - усмехнулся незваный гость. Чону не заметил, как произнес это вслух, но отдал себе полный отчет в действиях, когда сжал белую рубашку мужчины под горлом в кулак, притягивая отвратительное бледное лицо к себе. Неожиданно, но Юну наконец удалось почувствовать - брюнет все-таки пил, так как его обычное свежее дыхание вобрало в себя нотки жгучего этилового спирта, - нет. Это же простое любопытство. Твоя халатность к гостю, а в особенности к моей рубашке, поражает. Не хочешь предложить мне чаю? Чону сильнее намотал на кулак рубашку, а венки вздули темную кожу его руки. Кровь прилила к ней, чтобы справиться с прилагаемым к кулаку усилим. Будто знала, как тяжело шатену сдерживаться, чтобы не ударить. Вот только смотрел на них только разбитый пингвин, который даже не мог посмеяться над абсурдностью ситуации. Он выжидал продолжения банкета. Ауру человека удивительным образом можно запрятать под ковер. Все дети так делали, когда сварливые матери заставляли их убираться, когда сердце хотело быстрее составить компанию одиноким игрушкам. Однако рано или поздно мусор замечали, и становилось только хуже. И в этот раз скрытое от глаз буквально стало вываливаться из шкафа вместе с ровным голосом, от которого веяло могилой больше, чем на кладбище. А Чону тем временем лежал в свежевырытой могиле. На крышку гроба сбросили первую горсть сырой земли. Пока маленькую, будто давая предупреждение. Милостиво, словно позволяя набрать в легкие побольше воздуха. Чону качался, поэтому знал, что у него хорошие плечи, крепкое тело. Да и вообще, как говорится, исполненная мужественности фигура. - Я же просто попросил чаю. Причем, так уж и быть, это может заменить нам совместный поход в бар, если желаете, - все звучало бы вполне безобидно, если бы не длинные пальцы, вновь смявшие футболку на плечах. Врачей, наверное, обучали специально находить болевые точки, раз на секунду, вместе с тупой болью, пришло желание подчиниться. Будто невидимый кулак дал ему под дых. И пусть стало легче довольно быстро, в эти пару секунд Юн успел начать предчувствовать злой рок, накрывший его бронированным купалом. Воображение, скажите вы. Возможно, вот только растаявшая восковая маска, которую другие называли лицом, приобрела сейчас вид естественный до безобразия. Он больше не юлил, а доминировал, как раскрывшийся хищный цветок. Он стал направлять его к кухне, пока Чону пятился, бессильный разорвать зрительный контакт. И его бы, как послушную собачку, довели до столешницы, да и помогли бы найти чай и поставить воду кипятиться. Все его руками, но через железную хватку. Было неожиданно, когда оковы спали. Тело резко потеряло, как оказалось, опору, а не клетку, и повалилось на пол. Боль появилась не сразу. Мужчина боялся отвернуться, моргнуть или отползти. Лучше было держать все в поле зрения. Детали, подмечай детали. А желательно ищи прорехи в коде, который двигал эту махину без морали и сострадания. Только отвлекающая мозговая активность оттянула момент, но не излечила: рука, которой повезло меньше всего, наткнулась на большой осколок, соскальзывая по его острию и выпуская ток крови. Остальное оказалось по мелочи: лишь пара ссадин на другой ладони и мелкие прилипшие к штанам осколки, которые так и не добрались до кожи. Наконец последовал крик. Рука дрожала, а глаза с ужасом смотрели на приподнявшийся край довольно длинного пореза, за которым можно было приметить кровоточащую плоть. - Тише-тише, - стал успокаивать его Мунджо, опускаясь рядом, даже не обратив внимания на осколки. И это была почти забота, его успокаивающий полушепот, что все будет хорошо, что он обработает рану и не будет так больно. Пусть у Чону и вырвался непроизвольный крик, однако он почти сразу взял себя в руки, болезненно шипя. Поэтому такое внимание, которое следует обычно со стороны матери после истерики ребенка, было словно из другого мира. И предназначалось не ему. Юна можно было бы обмануть, если бы не выворачивающее внутренности наружу осознание: это предвидено им, подстроено, чтобы показать свою власть. Он собирается залечить раны, которые сам и нанес. Неужели так и выглядит чистой воды абьюз? Проще было дать ему то, что он хочет. Позволить выиграть этот раунд и отпустить задобренного хищника. - Аптечка во втором шкафчике на средней полке, - практически ровно уведомил Чону. Его усадили на диван, стоящий напротив столика и дивана, где спала жена. Благо, она под действием алкоголя смогла бы безмятежно спать и под разрывающиеся на куски мины. Кровь продолжала капать, поэтому Юн накрыл ее краем свободной футболки и зажал рану. Рана пульсировала, медленно разгоняя кровь. Она всеми силами пыталась выжать из него как можно больше красной жидкости, которая поддерживала в нем жизнь, прямо как один потрясающе мрачный вампир. Тот, о ком шла речь, уже достал аптечку, напевая что-то под нос. Шаг за шагом, в приподнятом настроении читалось задорное наслаждение действом. Подошел и вновь опустился на колени. Одна из штанин с еле заметным хлюпом оказалась в лужице крови, тут же пропитываясь расползающимся бардовым пятном. Это сильно бросалось в глаза, даже если ткань была черной. - У вас штанина в крови, - в качестве ответа последовала улыбка. - Кровь мне привычнее, чем вода. А твоей кровью, кажется, можно и дышать, - что-то хрустнуло. Скорее всего, это был здравый смысл. Если бы цирк уродов все еще существовал как легальное предприятие, то одна кандидатура для него непременно сейчас нашлась. На место человека, который звучным голосом объявляет смертельный номер и с улыбкой энтузиаста удаляется в темноту. Такая улыбка сейчас и послужила красной тряпкой для волны страха. Если у одержимости и были пределы, то Чону совсем не хотел их испытывать на себе. Запахло спиртом. Он резко пробил обоняние. Нюх прозрел, а вместе с ним и чувство реальности. Сильно защипало: вата, пропитанная спиртом, коснулась края пореза. Пару раз промокнула, пока не остановилась. Фигура напротив опять замерла, в который раз выбиваясь из привычного хода событий. - Я пью, но алкоголь совершенно меня не берет, - Мунджо то ли вел монолог, то ли обращался к нему как к послушному слушателю, - просто есть кое-что, что заменяет мне алкоголь. Черные глаза уставились дырами. "Молчи!! Не вздумай отвечать!!!" - сознание раньше проснулось, начиная давать дельные советы. Однако гипноз черной ауры все еще действовал, буквально заставляя озвучить вопрос. - Что же это? - милая улыбка. Обстоятельства, если убрать все остальное, должны были походить на сцену из дешевого романа. Вроде признания и слезных объятий. Только Чону обнимет психа только под дулом пистолета. Не раньше. - Кровь, - почувствовал ли Мунджо дрожь своего временного пациента, или это изначально было его планом. Или вообще секундный порыв, продиктованный инопланетной природой сознания. Раны коснулось влажное тепло. Аккуратно очерченные губы окропила кровь, пока язык успел приподнять краешек раны и забраться чуть глубже. Так, чтобы тело сидящего слегка полоснуло парализующей болью, как хлыстом, и отпустило после нежного соприкосновения с вязкой бактерицидной слюной. - Я же говорю, вкусно. Чай мне больше не понадобится, - как Мунджо и рассчитывал, шатен быстро отдернул руку, все еще находясь под аффектом страшного насилия над своим телом. И это было мелочью в сравнении с тем, как трескалось эфемерное чувство контроля над ситуацией. Стоило ли сейчас радоваться тому, что не требуется больше готовить чай. Жаль, можно было бы подсыпать туда яд, чтобы это раз и навсегда все закончилось. Воздушный замок все еще можно починить, правда? Больше Мунджо странностей не творил, а только сосредоточенно и с увлечением бинтовал руку. За важным занятием брюнет выглядел как простая трудолюбивая единица нашего социума. Действительно ли ему было достаточно капли крови, чтобы насытить чудовища внутри себя? Мысли развеяло порывом сильного ветра, когда ладонь заключили в свои объятия по-прежнему холодные руки. Они когда-нибудь вообще становятся теплыми? «Да снидет в землю вновь Рожденная для красной сказки кровь. В земле земное вспыхнет в новой краске, Вокруг конца горят слова завязки»... - из его уст эти слова звучали совсем по-другому. Не как в голове Чону. Строчки остались забыты, как зловещие знамения, а сейчас так четко вспыли в памяти. Почему очерненный смысл сказанного так подходил низкому тембру голоса, этим сухим губам и замершей на месте мраморной челюсти? Точно, из-под черной челки, возбужденные сказанным, рвались демоны, которых призвали, как заклинанием. Этот человек с рождения продал им душу. Верхняя рука покинула свое место, а по тыльной стороне вспорхнул легкий поцелуй. Все ясно, теперь он проклят, и совсем скоро скверна поглотит его тело полностью. Как демоны в стихотворении бочками выпивают человеческую кровь и калечат души, которые некогда были сравнительно невинны. - Эти строчки так прекрасны. У меня складывается впечатление, что писали наверняка для меня. К сожалению, мне не удавалось побывать в России. Я уверен, Бальмонт бы меня понял. Понял, почему люди не должны сдерживать своих демонов. Они в любом случае вырвутся наружу, сколько их не держи. Так что стоит быть любезными с ними, если не хочешь однажды ночью ощутить на себе их желание тебя придушить, - место поцелуя все еще жгло, но вкрадчивая речь заставляла концентрироваться на словах, в то время как глаза сверлили свою смуглую кожу руки. Какой контраст между белым и шоколадным, - Чону, поэтому я помогу тебе. Юн успел перевести внимание на жену, пытаясь найти успокоение в ее расслабленном спящем лице. Однако обращение подействовало, как оплеуха, возвращающая в настоящий момент уплывшие мысли. "Сейчас нельзя ничего пропустить. Это может стоить жизни" - вторил голос внутри. - Я покажу, что со своими демонами можно жить в мире и согласии, - эта уверенность в голосе, полная собственная правота, почему-то вызывала ярый протест. " Ты ничего обо мне не знаешь!" - про себя кричала каждая клетка тела, но слова - нет, так и не сотрясли воздух. Последняя фраза, как приговор, повисла в воздухе угарным газом. Захотелось кашлять, пока легкие не покажутся изо рта. Его демоны тянулись навстречу, желая взять осколок ранее друга-пингвина и хорошенько вонзить. В глаз, от которого воняло гарью и чумой, которые приносили пепелище. В глаза, чье присутствие будет ему сниться сегодня ночью.