Начальная школа в Косом переулке

«Мам, это Шейла. Я звоню тебе из лифта», — могла бы я сказать, если бы говорила родителям всё без утайки. Телефонов в здании моей новой школы не было, как не было их вообще в магической Англии. А простая учительница, пусть и непростого класса, — не такая богачка, чтобы иметь портативный телефон. Один раз я воспользовалась аппаратом в «Дырявом котле», но мне не очень понравилось ощущать спиной, как во время разговора на меня смотрят другие посетители. Кто их знает, вдруг они наводят порчу дурным глазом или взглядом прожигают дыру в моём жакете не в переносном, а в прямом смысле. Поэтому я перешла на звонки из телефонных будок, благо, в неволшебном Лондоне их много. Их-то мистер Уизли и называл «лифтами». — Таксофон, — поправила я его, когда мы с ним вместе шагали по столице и я впервые услышала от него: «О, лифт!» Он вечно путал названия вещей. Он ответил странной фразой: — Да-да, я понимаю, что они не все в рабочем состоянии. Я остановилась и внимательно осмотрела телефонную будку: трубка не была оторвана и даже не болталась на проводе, а аккуратно лежала на рычаге. — Мистер Уизли, вы способны диагностировать поломку на расстоянии? Я бы не удивилась. Но мой спутник покачал головой: — На расстоянии — нет, не могу. Но мы с вами можем проверить, работает ли этот лифт. Во мне проснулась учительница окружающего мира, и я потянула своего спутника внутрь будки и закрыла за нами дверь: — Смотрите, это никакой не лифт. Вот кнопки с цифрами для набора номера. — Да, номерá этажей. Я стала копаться в сумке в поисках карточки, которой можно было бы оплатить показательный звонок, и не видела, что именно мой спутник делал с панелью кнопок — но пол вдруг стал уходить из-под ног. Мы вместе с будкой поехали вниз! Я завизжала! — Вы боитесь кататься на лифте? — участливо спросил мистер Уизли. Телефон-автомат привёз нас в просторное подземелье, заполненное людьми (и не только людьми), и мой спутник предложил выйти из будки, чтобы другим путём вернуться в школу, но я попросила его подняться обратно наверх: меня беспокоило, что посреди Лондона зияла дыра. А вдруг туда кто-то упадёт? Проникновение в шахту лифта опасно для жизни! В тот наш выход мы как раз закупили в «Барнс энд Нобл» рабочие тетради по английскому и математике и несли их в школу. Но увы, оказалось, что они не годились. Когда я попробовала раздать их, то трое учеников — полкласса! — стали в изумлении ощупывать, разглядывать и нюхать их, а кто-то даже пытался украдкой лизнуть глянцевую обложку. Неудивительно! Я и сама люблю запах свежей типографской краски, а у них книгопечатание на уровне столетней давности, и они не слыхали ни про офсет, ни про мелованную бумагу. Даже Симус, отец которого не был волшебником и который должен был прежде видеть магловские книжки, от восхищения немного подогрел свой экземпляр, так что ламинат на обложке стал плавиться и облезать по краям. Когда поутихли восторги по поводу внешнего вида тетрадей (а также их запаха и вкуса), обнаружилась проблема в текстах. В моём прежнем классе при решении задачи: «У Билли есть две монетки по 10 пенсов, сможет ли он купить билет на карусель за 20 пенсов?» — кто-нибудь нет-нет да вставлял: «А я в прошлые выходные катался на карусели, и у меня так кружилась голова!» — и начиналось: «А меня всегда тошнит!» — «А я поплевал, когда летал на самолёте!» — «Правильно говорить "поблевал", да, мисс?» — «"Блевать" плохое слово, а правильно говорить "рвало"!» — «Ну тогда меня порвало, когда я летал на самолёте!» — «А вы блюете на карусели, мисс?» А в этом классе посыпались совсем другие вопросы: — Мисс, а что такое «карасель»? — И что такое десять пенcóв? — Не пенсóв, а пéнсов, Эрни. — Я, я скажу! Это десять пенни! — Симус гордо огляделся по сторонам с видом человека, который уже слышал слово «пенни». — А у меня есть двоюродная тётя Пенни! Её полное имя Пенелопа. Да, я всё больше и больше убеждалась, что магические дети мало отличались от магловских. В этом соревновании «кто быстрее скажет то, что не относится к делу» не принимала участия только Сьюзен — пухленькая молчаливая девочка. Она не торопилась высказаться обо всём подряд, как другие. Может быть, она не выступала на уроках, потому что стеснялась своей комплекции? Я мысленно сделала себе заметку включать в занятия больше положительных полных персонажей. На разговор о денежной системе Англии ушёл бы весь урок (один пенни, но два пенса — такого даже у волшебников нет!), а ведь в сетке расписания не было окружающего магловского мира. Кроме того, я не хотела заставлять своих учеников завидовать «караселям», поэтому написала на доске: «10 кнатов + 10 кнатов» и «волшебная палочка стоит 20 кнатов». — А разве бывают монеты по 10 кнатов, мисс? — это Ханна. — И волшебная палочка стоит дороже! Тут неправильно написано! — это Рон. Преподавать по таким пособиям было невозможно. Я объявила, что нам потребуются другие рабочие тетради, и собрала у учеников эти. Сьюзен явно не хотела расставаться с красивой глянцевой книжкой — она закрыла свой экземпляр и сложила на него руки. Как будто если она будет сидеть как примерная девочка, то книжку у неё не отберут. Некоторое время я стояла напротив её парты и уговаривала отдать мне тетрадку. Она едва слышно спросила: — А вы их сдадите обратно в магазин, мисс? — Если получится, — ответила я. Вообще-то я не обязана была экономить деньги Министерства. Но не была уверена, что моим нанимателям понравится, если по купленным ими пособиям никто не будет учиться. В конце концов Сьюзен, чуть не плача, протянула мне тетрадку. Наверное, и правда стоило оставить детям эти книжки — такие яркие, гладкие и ароматные (а может, и вкусные — не знаю, не пробовала). Я не сторонница разрешать детям вырезáть картинки из учебников — для этого существуют старые журналы — но они могли бы рассматривать иллюстрации и проходить лабиринты. Однако я подумала об этом уже после того, как вся стопка очутилась у меня на столе. А учительница ведь не может менять своё решение лишь потому, что ученица шмыгнула носом! Если я стану так делать, то ученики начнут вить из меня верёвки. Когда я после уроков открыла экземпляр Сьюзен, то обнаружила, что причина для её расстройства была другая. Сьюзен успела на картинке пририсовать Билли — владельцу двух десятипенсовых монет, желавшему попасть на карусель — очки. Она, видно, думала, что тетрадка останется у неё навсегда и можно делать что хочешь. А когда я подошла к её парте, то она уже не могла стереть своё художество, не выдав себя. Я не стала бы наказывать за карандашную почеркушку, но она-то об этом не знала! Но, конечно, я объяснила бы, что в книгах рисовать нельзя, и попросила бы её саму ликвидировать последствия ластиком. Впрочем, так даже лучше: сотру сама, и ей не придётся переживать, что все в классе узнают о её оплошности. Мальчик Билли на картинке тем временем поправил очки. Я поморгала. Он снова поправил очки! Они были великоваты — всё время сползали на кончик носа. Я медленно пролистала рабочую тетрадь Сьюзен — на других страницах никто ничего не поправлял, но там и следов её карандаша не было. Карандаш, кстати, был магловский, из «Барнс энд Нобл». Вот так Сью! Стереть очки магловским ластиком? Будь передо мной обычный рисунок в книге, я бы так и сделала. Но мне стало так жаль волшебства! А вдруг Билли плохо видит, и Сьюзен его спасла? Иллюстраторы учебника вовсе не заботились о зрении изображённых детей — на страницах не было ни одного очкарика. Я пока оставила Билли его очки. Пусть посмотрит на мир по-новому. Однако надо было решить проблему с учебными материалами. Может быть, переписать задачки, превратив всех карусельщиков и мороженщиков в мистеров Флоришей, Блоттсов и Олливандеров? Да я бы и картинки нарисовала, если бы в магическом мире существовала такая вещь как копирование. В прежней школе у нас стоял копировальный аппарат, а здесь у меня не было даже принтера. Я задумалась: а министерские тоже обходятся без оргтехники — или засовывают в лоток для подачи бумаги пергамент? Если так, то их копировальные аппараты можно назвать мясоедами — любителями телячьей кожи. Копир в моей старой школе имел привычку жевать бумагу, но он по крайней мере был вегетарианцем. — Скажите, а как в Министерстве осуществляется делопроизводство? — спросила я у мистера Уизли, когда его голова по шею высунулась из камина в классе. Мы договорились каждый день созваниваться каминным способом, поскольку у меня всегда были вопросы, а отец Рона не всякий раз мог сам забирать сына. В результате у меня было то, чего в 1987 году не было ни у одной учительницы Англии, — видеофон! С горячей линией для соединения с одним-единственным номером — в буквальном смысле горячей, так так голова абонента торчала из золы. Я наклонилась пониже, сидя на стуле: — У вас есть штат переписчиков? — В разных департаментах по-разному. Самопишущие перья, — стал перечислять мистер Уизли. — Управление чернилами. Запоминающий пергамент. В магической Америке предпочитают самопишущие машинки. — А в машинки тоже пергамент заправляют? Настоящий или синтетический? — Син-те-ти-чес-кий? — произнёс по слогам мистер Уизли. Молодец, такое длинное слово без единой ошибки! Ну да, у волшебников же химия на уровне зельеварения, откуда тут взяться синтетике. — Я имела в виду — откуда в стране столько пергамента? Тут есть скотобойни, которые работают только на производство писчих принадлежностей? — Пергамент дают химеры, — удивил меня мистер Уизли. — Химеры? Это странные мечты, чудовищные фантазии? — Нет, это гибриды львицы, козы и змеи. Они сбрасывают кожу, как змéи, а сама кожа, как у козы. На химероводческих фермах никого не режут — только собирают шкурки, — объяснил мистер Уизли и добавил: — А кроме того, есть оборотки. В моей прежней школе руководство тоже всячески поощряло нас использовать оборотки, чтобы экономить бумагу. Неужели волшебные расходные материалы хоть в чём-то похожи на обычные? — Как вы сказали — оборотки? — переспросила я. — Ну да. Обращаем что-нибудь в пергамент с помощью трансфигурации и пишем. А, нет, магический мир такой магический. Я объяснила мистеру Уизли проблему, и он сказал, что придёт через час. Перемещение занимало считанные секунды, но когда он наконец выступил из зелёного огня, то стало ясно, что его задержало: он вытащил из камина два чемодана. Во втором, неправильной формы, угадывался футляр. Из него мистер Уизли извлёк пишущую машинку — конечно, не электрическую, как у моих родителей, а какую-то родственницу «Ундервуда». А из первого — кипу листов пергамента. Один лист он заправил в машинку, которую поставил на стол, а остальные оставил лежать рядом. — Сейчас надиктуем задачки по математике и упражнения по английскому на неделю вперёд. Я буду читать вслух и изменять условия по ходу. А со временем мы с вами перепишем весь учебник. — А копирка есть? Нужно же шесть экземпляров и один для меня. — Ко-пир-ка? — Э-э… пергамент с красящим слоем. Его заправляют в машинку между обычными листами и так печатают, чтобы получилось несколько копий, — попыталась объяснить я. Наверняка у них для этого приспособлена кожа каких-нибудь особых химер. Гибридов козы и осьминога. — Да, — мой министерский помощник кивнул на пачку на столе. — Только мы называем его не копиркой, а повторюшкой. Он коснулся машинки волшебной палочкой и сказал: «Экспримо». В машинке сама собой сдвинулась каретка, и лист пергамента прокрутился немного, чтобы сделать отступ. Мистер Уизли открыл мой собственный экземпляр рабочей тетради по математике там, где лежала закладка, пробежал глазами задачу и начал говорить: — У Билли есть два брата. Каждый из них дал ему по десять кнатов… хотя они скорее сами отобрали бы у него все монетки — нет, эту ремарку не печатайте, пожалуйста… Сможет ли он купить шоколадную лягушку за двадцать кнатов? Клавиши на машинке запрыгали и застучали, заправленный в неё лист поехал, и на нём возникли первые строчки. На чистом пергаменте, лежащем наверху кипы, сама собой появилась надпись тем же угловато-кругловатым машинописным шрифтом. — Постойте! — крикнула я и осеклась. Напечатает ли машинка моё слово? «… за двадцать кнатов постойте». Нет, она меня проигнорировала. Она отличала диктовку от замечаний по ходу, как заправская машинистка! — «Сустино» — сказал мистер Уизли, коснувшись палочкой аппарата. — Что случилось? — Оставьте место для иллюстраций там же, где в рабочей тетради. С картинками детям будет интереснее. — Прекрасная идея! — обрадовался мистер Уизли и сделал палочкой такое движение, будто протягивал лист между валиками. Валики закрутились, и пергамент поехал вверх. — «Экспримо»… Когда мы закончили, у меня на руках были заготовки для самиздатовских учебников по английскому и математике в семи экземплярах. Мистер Уизли вытер пот со лба. На другой день я раздала детям наши новые пособия. — «У Билли есть два брата. Каждый из них дал ему по десять кнатов…» — медленно разбирая слова, прочитала Ханна верхнюю строчку. — Нет, они сами отобрали у него все монетки! Тут неправильно написано! — это Рон. — Мы не будем сейчас решать эту задачку, Рон. Эти учебники без картинок не очень-то красивые, и мы украсим их сами. Кто хочет, может нарисовать иллюстрации на пустых местах — это будет урок рисования. А кто хочет, может использовать картинки отсюда, — я раздала детям обратно глянцевые рабочие тетради, проследив, чтобы Сьюзен достался именно её экземпляр, — тогда это будет урок подрисовывания. Вам нужно сделать из маглов на картинках волшебников. — А как мы будем колдовать? У нас же нет палочек! — подал голос Эрни. — С помощью карандашей и авторучек. Кто хочет, может и перьями. Дорисуйте им шляпы, мантии, палочки, мётлы — всё, что посчитаете нужным. Можете добавить и очки, и бантик на голову, и что угодно. Овечью ферму превратите в химерную. А потом мы вырежем доработанные вами картинки и вклеим их в наши самодельные учебники. Кстати, эту мысль мне подала Сьюзен. Отличная идея, спасибо, Сьюзен! Дети посмотрели на Сьюзен. Она покраснела, улыбнулась, низко наклонилась над рабочей тетрадью и первая взялась за карандаш. Вечером того же дня мистер Уизли проводил меня в Лондон, чтобы купить в «Барнс энд Нобл» клей для иллюстраций. У меня осталось время заодно позвонить родителям из телефонной будки. На всякий случай я проверила ногой квадратик пола, прежде чем ступить внутрь. — Мам, привет. — Я мысленно продолжила: «Звоню тебе из лифта». — Здравствуй, Шейла, как дела? Многому уже успела научить детей в своей частной школе? — Кое-чему. И кое-чему — они меня.