«…как я могу сказать вам, кто я, если я сам этого не знаю?»
Рэй Брэдбери.
Многие, в том числе и молодые люди, достигшие определённого возраста, будь то психологический возраст или какой-то другой, начинают оглядываться назад, на самих себя и своё прошлое. Порой их влечёт назад, в те лучшие времена, которые когда-то и правда были неплохими, а сейчас из-за своей недосягаемости и вовсе кажутся прекрасными, — или наоборот, пытаются забыть то, что, им кажется, всегда рядом с ними, даже из далёкого прошлого и даже когда они об этом больше не думают. Или же просто постоянно пытаются постараться не думать. Но нельзя пытаться забыть то, что ты и правда уже давно и по-настоящему забыл. … Бенджамин Арморс закрыл глаза, слушая спокойное и равномерное гудение мотора. Какой странный сон… да и сон ли это вообще? И это было последнее, что почувствовал Бен перед тем, как уснуть, глубоко и по-настоящему. И в самом начале сна, ещё не так сильно отличающегося от яви, он почувствовал, словно летит куда-то. И летит, крутится мозаика воспоминаний, прошлых серых будних дней, которые приближаясь снова становились красочными и яркими, словно в агонии перед окончательным забвением. «Такими же мечты и чувства станут, Когда часы последний час пробьют. В душе у нас воспоминанья вянут, Приходит смерть, — и вновь они цветут.» Ф. И. Тютчев. Бенджамину Арморсу это не грозило — прожить всю жизнь, подобно засушенному растению или дожить каким-то иным способом или путём, как будто они могли быть у какого-то там доживания!; будучи натурой здоровой и вследствие этого в определённые моменты и этапы жизни заботящейся прежде всего о самом себе, а лишь затем о тех, кто, по его мнению, заслуживал его внимания и заботы, он мог думать или просто задумываться о смерти, представляя себе всё, что с ней связано, равно как и с жизнью. Потому что жизнь и смерть всегда были неразрывно связаны. У маленьких детей падение во сне означает, что они растут, а у взрослых — что они снова возвращаются в детство. Но придёт потом время, и Бенджамин узнает, вернее, научится узнавать людей, которые так и не вышли из детства или, наоборот, научились возвращаться в него по собственному желанию. Наверное, тогда же он и научился быть безжалостным, понемногу и без особых усилий, с гордой и независимой непреклонностью, иногда граничащей с жестокостью, которую так часто ошибочно приписывают молодым. «А, — говорили старики, — это всё молодость, оно у них пройдёт.» «Молодость или то, что с ней связано, -это мы, думали молодые. И неужели потом, перешагнув определённый момент, мы станем такими же, как вы?!» И молодые молчали. «А, это всё блажь и молодая дурь, — говорили старики, — вы просто жизни не знаете. Подрасти вам надо, вот что.» Да им просто нечего сказать, вот и всё, думали молодые. И старость вовсе никакая не заслуга. Стать стариком легко, а вот попробовали бы они снова стать молодыми! Хотя…зачем им это? Они и первой-то, своей молодостью распорядиться не смогли, просто жили потому, что так надо, — ну, и потому, что умирать было не от чего. А если умирают от чего-то, почему нельзя жить от чего-то? И день за днём, мгновенье за мгновеньем, Бен понимал, как ему надо жить и что такое его жизнь. С детства окружённый другими людьми, он видел, что все они живы; потому что про тех, кто внезапно исчез, говорили, что они умерли; маленький Бен хорошо знал, что их клали в деревянную красивую коробку, а потом относили в часовню. И оттуда, из этой часовни, они не возвращались уже никогда. Иногда по ночам, впервые столкнувшись со смертью и узнав, что она существует, он просыпался, бродил по дому и прислушивался к спокойному дыханию спящих родных. Трудно сказать, что именно он тогда думал и чувствовал; возможно, он боялся чего-то или за кого-то, — или знал, что потом они тоже все умрут, так же, как и он сам, или просто не хотел оставаться одному, в тёмном доме, кажущемся огромном, наедине со своим одиночеством и своими снами, — ни про это, ни про многое другое он никому не рассказывал. Никогда. Но где-то в глубине его памяти хранились архивированные воспоминания о тихой ночи в огромном семейном доме, где бодрствует только он один. И никто никогда про это не узнал, кроме него самого. Потому что тайна, — это одежда души. Сорви её, — и она останется голой; но она не даст раздеть себя насильно. И оттолкнув её, ты её просто потеряешь. А оттолкнуть или потерять Берджамина Арморса, будущего студента и будущего офицера-псионика с позывным «Десятый», можно было за намного меньшее и гораздо большее… о чём он, разумеется, никогда не говорил никому, даже друзьям, если они у него были, даже в минуты веселья, если они случались. … Таким ли противоречивым был характер Бена, будущего Бенджамина Арморса, будущего «Десятого», как потом про него говорили его… коллеги? сослуживцы? сотрудники? Вернее, соратники; и всё, скорее всего, на самом деле обстояло гораздо проще, обладай хоть кто-то из них способностью предсказывать будущее. Но даже у предсказателей есть негласное (или не совсем) правило: никогда ничего не узнавать о другом человеке без его ведома. А сам Бенджамин такого разрешения, разумеется, никому бы не дал. … Ни в одной жизни, скучной или наполненной интересными событиями, длинной или короткой, полной или скорее пустой, как сон за несколько минут после засыпания, нет «черновых» событий. Важные они или неважные, значительные или забываются в тот же день, но вернуться в прошлое, чтобы переделать их или пережить заново не удаётся никому. Даже те события, которые кажутся лишь репетицией чего-то, никогда ей на самом деле не являются. Как бы вы ни старались повторить что-то с абсолютной точностью, у вас всегда получится что-то хоть немного, но иное. Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Но сейчас позывным этого человека было не слово «Десятый». У него вообще не было позывного, он не был ни студентом, ни офицером, и даже не знал, что такое псионика. Он не был никем выдающимся. Встретив такого человека на улице, вряд ли кто-то смог бы предположить, что ждут его впереди. Однако судьба распорядилась так, что этот день стал для Бенджамина Арморса особенным и изменил его жизнь навсегда, разделив на «до» и «после». Всё изменилось в один совершенно обычный воскресный день, каких у юного Бена в жизни было очень и очень много. Этот день, который стал поистине памятным и запомнился ему потом на всю оставшуюся жизнь, был ясный и солнечный день 4 февраля 2007 года. На улице было холодно и ветрено, но из-за редких туч светило яркое Солнце, словно напоминая, что скоро будет весна и снова вернётся тепло. Снег растает и пройдут тёплые дожди, на смену умершей зелени вернётся молодая, желтовато-зеленоватая, издали похожая на оперение только что вылупившихся из яйца цыплят, и только оно, Солнце, всегда останется всё тем же и дождётся тёплой весны вместе с людьми. Идёт время, плавно течёт воскресный день, свободный от учёбы. Идут прохожие, прогуливаясь по тротуарам в лёгкой, почти незаметной тени обнажённых прозрачных ветвей молодых дубов. Тихо идёт судьба, тихо подходят будущие перемены, которые изменят навсегда не только будущую судьбу Бенджамина, но и судьбы очень-очень многих других и даже сам ход истории. Тихо и неторопливо идёт по старому бульвару под ласковым зимним Солнцем невысокий мальчик-подросток в тонкой плохо греющей старой жёлтой куртке и коротких штанах, привычно поёживаясь от порывов ледяного ветра. В далёком недосягаемом Космосе тихо и незаметно ни для кого вращаются шестерёнки загадочного механизма, управляющего Судьбой. Медленно поворачивается Колесо Судьбы, медленно, тихо и незаметно меняется мир. На углу улицы находился небольшой кинотеатр; Бен хорошо помнил его, потому что иногда ходил туда с родителями, когда был маленьким. Когда он подрос и его отправили учиться в пансион, возможности или времени пойти туда не было, и карманных денег, которые ему иногда выдавали родители, тоже не хватало. И, наверное, ещё и поэтому оказываясь в тех местах Бен всегда равнодушно проходил мимо кинотеатра, даже не глядя на постеры, говорящие о новых фильмах, которые выйдут в этом сезоне. К чему, если пойти на премьеру какого бы то ни было фильма. даже на который он мог бы прийти по возрасту, всё равно не предоставится возможности? Мальчик уже намеревался было пройти мимо афиш, пестреющих на фоне серого здания кинотеатра, когда внезапно один постер привлёк его внимание. Если бы маленький англичанин подумал бы об этом хоть секундой раньше, если бы он знал, что самым обычным воскресным днём, чуть раньше полудня, на самой обычной улице, где он проходил до этого сотни раз, ни разу не оглядываясь на постеры и афиши, предназначенные не для него, но о чём он тоже никогда не задумывался… Но не ни в какой жизни не бывает ни одного чернового момента, который можно прокрутить назад и пересмотреть внимательнее и вблизи, не теряя ни мгновения. Любой момент, даже судьбоносный, может пройти внезапно, незаметно, мелькнув пролетающей кометой на периферии зрения или сознания, и не всегда будущее бросает тень перед тем, как придти.* С постера, говорящего о выходе в кинотеатре фильма «Артур и минипуты» на ошеломлённого подростка смотрело лицо девушки, с далёкой, но тёплой и загадочной полуулыбкой. Несколько мгновений Бен смотрел на прекрасную незнакомку, появление которой прямо перед ним казалось ему подобным удару тока, и он мог бы поклясться, что Она тоже смотрела на него. Невидимые, но могущественные флюиды проходили между ними, пока их взгляды были обращены друг к другу, и Земля замедлила свой бег и её качнуло в сторону Солнца, словно при заносе на повороте, и Солнце засияло ярче, как после выныривания из-под огромной толщи воды, и зимний колючий воздух запах неведомыми ароматами. А согревающий взгляд той рыжеволосой девушки с аккуратными длинными острыми ушами и несколько нечеловеческой, но оттого ещё более прекрасной внешностью, был обращён к одинокому молодому человеку, неподвижно стоящему прямо перед ней, словно рыцарь во время присяги. Сколько Бенджамин стоял перед афишей? Несколько секунд, минут или часов? К сожалению, он так никогда этого не узнал; он медленно пошёл домой, ощущая взгляд незнакомки спиной, и чувствуя новое и неизведанное чувство в сердце, до сих пор не знавшее любви. Видимо, ничто ещё не изменилось, но по обычной улице старого города шёл неприметный подросток и улыбался, глядя на что-то, что не мог увидеть никто, кроме него одного. «Однажды я обязательно встречу тебя, — шептал он, даже не чувствуя, что он обращается к Ней вслух. -… и я буду рад отдать жизнь за тебя». Ни про это, ни про то, как прошёл воскресный день, юный Бен не рассказал ни родителям, ни взрослым, ни кому бы то ни было ещё. И лишь спустя несколько дней, опустошив копилку и отправившись на сеанс под предлогом прогулки в парке, он узнал, как звали эту незнакомку — Селения… В Англии дети быстро учатся скрытности, особенно такие, как Бен. Он прекрасно понимал, что нужно рассказывать, и о чём лучше молчать. А сейчас будущий герой, для которого ещё только сегодня полностью изменился мир, приготовился ждать. И он ещё не знал, что ему придётся делать не только это, но и многое другое. А для будущих героев мир начинает меняться очень быстро, даже если сразу это незаметно никому. После ужина Бен проверил уроки и расписание на завтра и собрал тетради и учебники. Выходные закончились, и завтра он снова вернётся в пансион. Выходные проходят и дни недели проходят быстро… так же быстро, как прошёл этот сон у Бенджамина Арморса, студента факультета материаловедения Оксфордского университета…