Evil and a heathen

𝒪𝓂𝓃𝑒 𝓋𝒾𝓋𝓊𝓂 𝑒𝓍 𝑜𝓋𝑜. (Всё живое — из яйца). — Смотри, смотри! — …А я говорю, актёр в этом, как его, рек-зивите… — Балбес, это по-другому называется! — Во-первых, неправда, это такой костюм другой страны, а… а не во-первых, сам балбес! — Балды вы все, это вообще-то мисс, а не мистер! Задворки города явно не были готовы к специфическим вкусам приезжих докторов геологии, прямиком из ателье (и кто надоумил отличного портного квартироваться чёрти-где?) идущих в сторону проведения очередного научного симпозиума. В то время как у отдельно взятого доктора Фердинанда всё было отлично со слухом. Хотя для того, чтобы не услышать оглушительный детский шёпот нужно быть глухим на оба уха корабельным канониром. — У меня в вашем возрасте было больше уважения к учёным, молодые люди, — хорошо поставленный, и неожиданно всё же мужской, голос, полный явственного неодобрения (как и скрещенные на груди руки) был обращён к любопытствующим. Внезапное внимание — явно не то, чего ожидала разномастная компания от шести до десяти лет. Но у некоторых, похоже, язык работает быстрее мысли: вот и сейчас мальчишка, вихрам которого не помешала бы расчёска, а шее — свидание с мылом и водой, немедля откликнулся на замечание: — Если вы учёный… дядь, то что было раньше, курочка… — Или яичко? — радостно подхватил другой голос: видно, здесь этот вопрос давно не в диковинку. А уж задать его господину, который в алых сапогах, щеголеватом белом плаще и при тщательно уложенной тонкими прядями-перьями причёске, выглядит точь-в-точь как задиристый белый петух, сам Бог велел! Но вот что делать с дальнейшим — инструкций он уже не выдал. — Ну-ка, посторонитесь, — деловито скомандовал Фердинанд, делая несколько шагов в сторону малолетних обормотов. — А вы, леди, — пристальный взгляд остановился на семилетней девчушке, — дайте свою ветку, будьте так добры. «Леди», чьё ситцевое платье явно видало лучшие времена, пришпиленная к месту вниманием чужих глаз не хуже, чем парой булавок, нервно шмыгнула носом. Поколебавшись, она робко протянула ивовый прутик, который сжимала в руке. Вот здесь половина её товарищей, уже и без того смахивавших на настороженных воробушков, явно приготовилась дать стрекача: ещё чего удумала, дурында! А если отстегать решит? Однако Фердинанд, даже не подозревая, что должен сломать о чью-то спину если не веник, то розгу уж точно, небрежно кинул в придорожную пыль отслужившую своё куртку и уселся поверх, подобрав белые полы новой одежды. — Одну минуту, — бросил он, сосредоточенно зарывшись в её карманы за сменными перчатками попрактичней, а потом выудив оттуда на свет Божий ещё и…непонятно, что «и», на самом-то деле. Осмелевшие уже зеваки, столпившиеся ближе, могли только увидеть что-то тускло блеснувшее перед тем, как рука, затянутая теперь в перчатку из грубой воловьей кожи, сомкнулась в кулак. — Вы же знаете, что всё живое происходит из яйца? Мистер Уильям Гарвей почти двести лет назад сделал выводы о том, что все животные имеют почти одинаковую «заготовку», и разница становится заметной только тогда, когда они вот-вот появятся на свет. — Оглядев заметно притихших детей, он негромко и довольно хмыкнул: закинутый крючок оказался удачным. — Вот теперь точно в курсе. Так вот. Яйца несут не только куры. — Гуси тоже так делают! — пискнул кто-то из толпы, нарушая течение монолога. — И гуси тоже, да, — спокойно согласился невольный лектор, после чего добавил, чтобы пресечь возможное перечисление, сбивающее с мысли: — И вороны, и любые другие птицы. Но речь не об этом. Крокодилы, змеи, ящерицы, черепахи тоже несутся. И даже насекомые откладывают яйца. Некоторые из этих животных постарше, чем птицы, так что яйца точно возникли раньше, чем курица, — в такт словам из разжатой пятерни на землю ровным рядом ложились круглые камешки разных размеров: от простого шлифованного гранита и мраморного шарика до расцвеченного разводами вытянутого кусочка малахита. На словах о насекомых в песок упала горстка стеклянного синего бисера. С неожиданно воодушевлённым видом Фердинанд хлопнул по земле рукой, подняв небольшое облачко пыли. А на сером песке остался отпечаток ладони с противопоставленным большим пальцем. А несколько линий и загогулин придали ему вполне узнаваемое сходство с наседкой: тут и стало понятно, зачем понадобилась ветка. — Но! Даже если усложнить задачу и взять именно куриное яйцо, — импровизированная указка коснулась капельки опала, — курица относительно недавно стала выглядеть так, как мы видим, — теперь прутик дотронулся до нарисованного клюва, — что такое «недавно» с точки зрения эволюции было предусмотрительно умолчано, чтобы не вызывать лишнего недоверия. Хотя, судя по обращённым на нового знакомого лицам, в его присутствии ребятня и в существование драконов готова была поверить. — То есть куриная прабабушка выглядела немного иначе. А её прабабушка — совсем по-другому. …Впрочем, то, во что превращалась нарисованная в пыли «курочка» в такт словам, подозрительно недалеко ушло: ловкими штрихами гребень превратился в зубчатые шипы вдоль спины, «выросли» ещё две лапы и длинный ящеричный хвост. — Это примерно как все мы с вами похожи на родителей и одновременно — не совсем. Значит, первая курица вылупилась из яйца того, кто был похож на квочку чуть меньше. И, опять же, яйцо получается раньше. Вопросы есть? …у детей, воспитанных воскресной школой — в лучшем случае! — вопросы точно были. Как минимум то, что говорил этот человек, точно противоречило тому, что они уже знали. Но спорить с ним, почему-то, никому в голову не приходило. Может, потому что он тоже не особо не вписывался в картину мира и божественного сотворения? Чтобы создать эдакое чудо, Богу нужно было отдыхать не сутки и не неделю, а взять добрый месяц каникул. До и после. И всё же пауза надолго не затянулась. — Да, у меня есть вопрос, мистер… — Фердинанд, — доктор заинтересованно вскинул взгляд на того, чья «загадка с подвохом» и положила начало спонтанному уроку.— Я внимательно слушаю. — Мистер Фердинанд, сэр. А почему дракон — прабабушка курочки? — Не совсем дракон, но вопрос хороший, — одобрительно кивнув, учёный снова взялся за «перо», готовясь к очередной порции объяснений. _____________________________________________ — Мне пора, коллеги. Спасибо за внимание, уважайте Землю. Карманные часы неумолимо свидетельствовали о том, что свободное время пролетело слишком быстро: в окружении стайки оживлённо щебечущих детей, птенцово жадных до пищи для ума, увы, быстрее, чем хотелось. Пора, не взирая на облепившую детвору, подниматься на ноги и отправляться туда, где не очень хочется, но нужно быть уже спустя полчаса. Но перед тем, как распрощаться… —…Между прочим, о мистере Гарвее. — лицо, выглядящее сейчас скорее сосредоточенным, нежели надменным, тронула улыбка: скупая и осторожная, словно её обладатель давно забыл, как делается это простое движение, не имея для него достойного повода. — Его дед всю жизнь пас овец, а отец был почтальоном и это не помешало ему стать большим учёным. — это действительно последнее, что было брошено на прощание перед тем, как сказавший отправился восвояси, чтобы через пару часов менее приятных дискуссий оказаться на поезде в совершенно другой город. Последнее сказанное, но, как надеялся Фердинанд, не последнее по важности, что оказалось зароненным в чужие головы. Хотелось бы думать, что эта встреча, его слова, напоминанием о которых служили розданные на память минералы, легли в благодатную почву. Во всяком случае, даже маячащая впереди встреча с напыщенными плебеями, только из-за наличия дипломов считавших себя учёными людьми (на деле будучи всего лишь сертифицированными тупицами) не выглядела теперь такой уж удручающей. Ведь как знать, может, спустя годы один из чумазых жильцов этого захолустья совершит научный прорыв, действительно важный для человечества? Пока не угасает детское любопытство, до тех пор, пока естественная жажда познания не заглушается однообразной скудной похлёбкой простейших потребностей, а пластичная глина разума под руками старшего поколения не застыла уродливым памятником скудоумию и боязни нового — человечество не полностью безнадёжно.