Мой любимый младший брат

      Гарри тяжело опустился на землю рядом с покалеченным Седриком. Повисла тяжелая давящая тишина.       Диггори выглядел донельзя пришибленным и ошарашенным, и сам мальчик был ничем не лучше: весь покрытый копотью, с взъерошенными волосами, обожженными конечностями и мантией и без одного ботинка. Гарри выплюнул изо рта сажу и полубезумно пытался сморгнуть с отчаянно слезившихся глаз жгучий пепел. У него даже слов подходящих не находилось. Будто мешком с картошкой по голове ухнули.       Седрик и сам мало что соображал после "разговора по душам" с Томом. Удивительно, что живым вернулся. Хаффлпаффовец дернулся, когда где-то неподалеку заухала сова — все мышцы напряжены и реакция на любой внешний раздражитель отзывалась болезненной пульсацией. — Ты как? — смог выдавить из себя очумевший после нескольких часов тренировок Гарри. — Чуть душу дьяволу не отдал, — с чувством ответил Седрик и нервно поежился. — А я с ним с рождения. Друзья настороженно переглянулись, прислушиваясь, но Запретный Лес был тих. После особенно впечатляющего проклятия, отбросившего гриффиндорца на несколько метров в сторону, он малодушно дал деру. Потому что вошедший во вкус братец был выше его моральных сил. — Может, ну ее, эту школу? — осторожно поинтересовался Седрик. — Летом набрел на заброшенную деревушку, там укрыться можно. — Дурной? — Есть немного. Повисла еще одна напряженная тишина. Гарри скривил губы от боли, сжимая и разжимая красные от ожогов пальцы. Том, несмотря на обычную заботу и ласку, щадить своего младшего брата явно не собирался. — А как ты? Мальчик не посмотрел на старосту Хаффлпаффа, хоть и ощущал на себе его внимательный взгляд. — Я понимаю головой, что отец поступил правильно. Что моя мать преступница, что она убивала и калечила. Я прекрасно понимаю, что папа поступил как велит ему долг и моральные убеждения. Что так должен поступить любой здравомыслящий светлый волшебник, по-человечески. Но... — Гарри сжал кулаки, не обращая внимания на резкую боль. — Но она моя мама. Она моя мама, Седрик. — Ты не обязан поступать как здравомыслящий человек. Ты никому ничего не обязан, — Седрик понимал, что говорит серьезные и страшные вещи человеку, который может разнести взрывом весь Хогсмид, но он говорил искренне, сам в это веря. — Я не хочу мстить отцу, — немного погодя ответил мальчик, задумавшись. И действительно, ненависти к родителю не было. Ведь Гарри любил его. — Снейп предложил... вступить в их организацию то ли ради мести, то ли ради свержения власти, не знаю. Он мог говорить одно, а планировать совершенно другое. Ему нужна кровь его Темной Леди, что во мне течет. Не думал же ты, что я такой "способный" сам по себе? — Темная Леди... Все никак не привыкну так называть твою мать. С виду — милейшая добродушная домохозяйка, образец чистоты и примерного семьянина. — Вообще-то так оно и было, — хмыкнул Гарри. — Почему это темная волшебница не может быть хорошей мамой своим детям? Хотя Снейп ее обозвал в какой-то мере чокнутой. — Ты тоже поехавший, но я все равно тебя люблю. Диггори махнул рукой на рассмеявшегося мальчика, когда до их слуха внезапно донесся звук с треском ломаемых веток: к ним кто-то стремительно продирался через голые заросли кустов. Друзья моментально подобрались, а Седрик выхватил из кармана уменьшенную метлу. Похоже, Том все-таки настиг своего брата, дав ему некоторое время на отдых. — Да плевать мне на дурость, съебываем, — веско произнес ловец и оседлал расколдованную метлу, а Гарри, не дожидаясь особого приглашения, согласно угукнул и ловко вскочил на нее позади волшебника, хлопнув его по плечу.       Гарри не сразу понял, что произошло. Утром еще дружелюбные одногруппники, а к вечеру — настороженные и готовые к бою недруги. Буквально за обедом вся обстановка на факультете Гриффиндор резко изменилась с прибытием экстренного выпуска Ежедневного Пророка. Гарри смотрел в свою тарелку, напряженный и раздраженный все более усиливавшимся шушуканьем студентов. Практически все глазели на него и Тома. Но если слизеринца окружал его преданный до мозга костей факультет, буквально возвышающийся стеной, огораживающий своего негласного короля от остального мира, то младший брат оказался прямиком в осаде. Все, кто был рядом, отодвинулся прочь, а парочка старшекурсников даже незаметно для остальных вооружилась. Гарри, чувства которого были напряжены до предела, уловил эти движения рук моментально.       Вопреки ожиданиям, никто к нему не подошел, не оскорбил и не напал. На него смотрели испуганно, злобно, с любопытством, неприязнью, брезгливостью и разочарованием. Гарри оказался в пустоте из повернутых в его сторону враждебных лиц, молчаливо выносящих ему приговор отщепенца и предателя.       Обстановка накалилась к вечеру, когда по пришествии в комнату мальчиков, темный волшебник не обнаружил там своей кровати, а чемоданы аккуратной кучкой гнездились у входа. — И как это понимать? — холодно спросил у них Гарри, заставив одногруппников вздрогнуть и повыхватывать волшебные палочки. Они молчали. Но парню не были нужны объяснения, ведь было все до банальности просто — они боялись спать с ним в одной комнате.       Раздраженно дернув уголком рта, он уменьшил вещи и сунул их в карман мантии, спустившись в гостиную. Там ситуация была не лучше — студенты прекратили свои разговоры и уставились на Гарри как на восьмое чудо света. Только не прекрасное и невозможное, а как, скажем, на неизлечимую чуму или неведомое злобное чудище из сказок.       Гриффиндорец приземлился в пустующее кресло и рывком подтащил к себе лежавший на столике учебник по рунам, даже не читая, что там написано, а пытаясь сделать вид, что шепотки вокруг, пристальное внимание и тяжелое молчаливое осуждение его ни капельки не трогает.       Что же, первое время можно будет разместиться и в гостиной, не вечно же студенты будут шарахаться от него? Это же попросту глупо: Гарри никогда не проявлял ни к кому агрессии или жестокости, даже с Малфоем их перепалки были по-детски просты и безобидны. Малфой... Но ведь волшебники не Гарри должны бояться, а его старшего брата. Того, кого действительно следовало бы. Так нелепо. Так обидно.       Гарри даже не заметил, когда портрет с грохотом распахнулся, впуская внутрь рассерженного как тысяча чертей Диггори. Гриффиндорцы недоуменно проводили взглядом широкоплечую фигуру ловца, но не предприняли попыток его остановить: вообще-то Седрик был частым гостем в их башне еще со второго курса обучения Гарри.       Когда его вздернули на ноги чьи-то руки, от накопившегося напряжения и злости волшебник схватил их за запястья, крепко обжигая. Он хотел лишь отцепить чужие ладони от себя, а небольшой выброс получился сам по себе. Испугавшись, что мог раскрыть себя перед посторонним, Гарри попытался отпрянуть, но, наткнувшись взглядом на покрасневшее от ярости лицо друга, замер. Диггори так же молча выволок мальчика из гостиной, даже не посмотрев на пораженных и притихших гриффиндорцев.       Они остановились возле первого этажа, переводя дыхание. Гарри продолжал молчать и сверлить хмурым взглядом чемпиона Хогвартса, не зная, что ему может взбрести в буйную головушку. Седрик все еще выглядел обозленным и немного жутким. — Почему ты мне не сказал?! Гарри оскалился и испустил тихое рычание. — Это не твое чертово дело, кем была моя мать. Это никого не касается! Никого не касаются наши проблемы, ее причастность к темной магии и Кроведушцам. Мне насрать, что вы о нас думаете, мы были абсолютно нормальной семьей! И меня не ебет, чего ты себе придумал, будто я должен перед тобой оправдываться за... — Почему ты не сказал, что твоя мама умерла? Гриффиндорец задохнулся словами и даже отошел назад от неожиданности. Внимательно вгляделся в лицо друга и пораженно приоткрыл рот: Седрик злился вовсе не на сокрытие причастности матери к темным магам. Он был в ярости, от того что не смог оказать вовремя поддержки, что узнал из чужих уст о ее гибели. Гарри закусил губу и отвернулся. Такая открытая привязанность вскрывала броню его отчужденности. — Я не читал сегодняшнюю газету, — подрагивающим от эмоций голосом сообщил ему хаффлпаффовец. — Твой брат мне рассказал. Он не мог вломиться в гостиную и самостоятельно забрать тебя, ведь все остальные и без этого настроены против вас. Да и Полная Дама не пустила бы внутрь слизеринца даже с сотнями правильных паролей. Гарри рывком повернулся к нему спиной, скрывая выступившие на глазах слезы. Убийство Джеймсом своей жены — теперь достояние общественности. Мимолетный праздник светлых сил, радость для остальных волшебников. Он дернулся, когда друг аккуратно обнял его со спины в молчаливой поддержке. Никогда раньше Гарри и не думал, что она ему так сильно нужна.       Мальчик лежал на боку, прижавшись к теплому телу спящего брата и смотрел в пустоту ночи ничего не видящим взглядом. Ему не спалось. Седрик проводил его в подземелья, хотя особенно и не горел желанием лишний раз встречаться с Томом. Тот на него даже не глянул, приобнял младшего брата за плечи и увел в свою гостиную. Студенты Слизерина на них даже внимания не обратили, занимаясь своими делами, будто бы и не было на их территории чужака. Но теперь Гарри уже и сам сомневался, являлся ли он здесь чужим? — Ты же хотел стать сильным? Чего же тогда сейчас затрусил? Гарри поморщился и шагнул к наколдованному каменному алтарю, борясь с чувством тревоги. Том задумал провести обещанный Снейпом ритуал по привязке магии крови к его собственной. И делать он собирался это прямо в Хогвартсе. Завел в заброшенный дуэльный зал, опутал его всевозможными чарами и заверил, что даже сам Дамблдор не заметит всплесков темного волшебства. Все это пахло не просто дурно, Гарри был практически уверен, что их непременно схватят. Брату хотелось доверять, но и к своим предчувствиям мальчик старался прислушиваться. — И в чем же он будет заключаться? Твой ритуал, — Гарри запрыгнул на каменное ложе и вопросительно уставился на перевозбужденного от предвкушения и радости брата. — Что это с тобой? — теперь он спрашивал с подозрением. — Ты чего удумал? — С чего ты взял, что я задумал нечто недоброе? — невинно поинтересовался Том и вытащил из-за пояса серебряный кинжал с рукояткой в виде тайпана с распахнутой пастью. Гарри в удивлении распахнул глаза и невольно отклонился от подступавшего ближе слизеринца назад. Старший брат остановился перед ним и слегка нахмурился, что в сочетании с его застывшей улыбкой смотрелось диковато. — Ты что, боишься меня? Гарри, — он протянул руку и ласково заскользил кончиком лезвия по щеке, холодя и щекоча нежную кожу. — Ты боишься меня или того, что я могу за долю секунды тебя убить? Вот теперь мальчик отпрянул по-настоящему, переживая за вменяемость темного волшебника. Из-за резкого движения кинжал оцарапал лицо, и Гарри невольно скривился, утирая покатившуюся вниз капельку крови. Старший родственник на несколько мгновений оцепенел, скользя за ней взглядом. — Что мне делать? Том, — брат тряхнул головой, отгоняя наваждение. — Раздеваться. Нижнее белье можешь оставить. А можешь и снять, — промурлыкал он, подходя к каменному алтарю вплотную. — Я предпочту последнее. Гарри фыркнул и, отвернувшись от извращенного волшебника, начал стягивать с себя школьную форму. В конце концов, он уже пережил самое страшное, разве нет? Оставались лишь разнообразные вариации пережитого, чего его старший брат мог удумать. Оставшись в одних трусах и покрывшись мурашками от холода, мальчик вопросительно уставился на Тома. Тот пытался выглядеть невозмутимым, но его пальцы слегка подрагивали, а глаза заволокло тьмой. — Ложись, — он опустил ладонь на камень, разогревая его, и младший брат благодарно улыбнулся ему. — Постарайся не дергаться, я не могу использовать сейчас посторонние заклинания и связать тебя. — Если начнешь сдирать заживо кожу, то не обещаю, — меланхолично отозвался Гарри, уставившись в потолок. — Нет, мне нравится твоя кожа. — И это единственное, что тебя останавливает? Том демонстративно задумался, постукивая кончиком кинжала по губам. — Мммм, без кожи ты не сможешь мне отсасывать? Не злись, не злись, я пытаюсь заставить тебя расслабиться, — рассмеялся парень на разъяренный взгляд гриффиндорца. — Приступим? Я собираюсь начертать на твоем теле руны. Гарри, это навсегда. — Ты хочешь, чтобы я раздетый и уже готовый к сраному жертвоприношению, взял и передумал? — О, любимый, ты уже не можешь передумать. Я просто не позволю, — Том едва касаясь провел кинжалом от кончика подбородка по шее, груди и до самого живота, остановив движение где-то чуть выше пупка. — Печально, не так ли? Я был тем, кто никогда не позволил бы тебе стать темным волшебником, и тем, кто так страстно этого желал всю сознательную жизнь. А теперь ты уже не можешь отказаться и повернуть назад. — Почему это должно быть печальным? Том надавил холодным оружием на живот, и кончик прорезал кожу, входя внутрь на несколько миллиметров. Гарри невольно втянул воздух сквозь зубы, но удержал свое тело на месте, даже не дернувшись. — Какой послушный мальчик, — пробормотал слизеринец и вонзил кинжал глубже, начиная медленно двигать его в сторону, вырисовывая первую черточку руны. — Печально не иметь больше свободного выбора. Но ты сам в это ввязался. Не время ли платить по счетам за собственное любопытство? — А можно быть менее пугающим в тот момент, когда ты чиркаешь по мне ножом? — напряженно пробормотал Гарри, не отрывая взгляда от темного потолка. — И все-таки тебе страшно, — в восторге произнес Том, вонзая лезвие рядом с первой кровоточащей раной, продолжая чертить. Его начинало едва заметно потряхивать от покорного вида подставленного ему на растерзание тела. — Быть может, это и есть начало моего тайного плана? Он закончил с первой руной и любовно коснулся ее пальцами, размазывая обильно текущую кровь по коже. И тут же занялся следующей, но уже на левой стороне груди. Не было какого-то особого порядка, Том лишь предоставлял свободу магии крови проникать в это тело и так же свободно и без отката выходить. И чем больше на теле рун, тем менее болезнен и неприятен будет выброс темной энергии в пространство.       Гарри закусил губу и зажмурился, когда лезвие распороло более чувствительную кожу у соска. А Том заворожено продолжил, словно мантру: — Быть может, я, наконец, получил желаемое — твою кровь на ритуальном камне. Кровь Лили, нашей матери. Кровь, отданная вместе с жизнью, имеет колоссальную силу, знаешь? Слизеринец надавил на кинжал немного сильнее обычного и прорезал мышцу, заставив испустить младшего брата сдавленный стон. — Жертвоприношение. Ты такой догадливый, любимый. Кроведушцам так сильно нужна твоя кровь, — Том перешел на другой участок кожи для рисунка почти к самой шее. — А ты доверяешь мне настолько, что готов расстаться с жизнью. Гарри внезапно выгнул тело дугой, подавшись вверх, а Том моментально отдернул руку с кинжалом от ключиц. Гриффиндорец насмешливо фыркнул: — Так я и думал. Что? — увидев ярость в черных глазах, он невинно улыбнулся. — Не мог бы ты не дергаться, когда лезвие так близко к твоей шее? — Том предупреждающе резанул его бедро, распахивая на нем кожу и выпуская наружу новые порции крови. — Хочешь, чтобы так же было и с твоей сонной артерией? — Кажется, ты прервал свое жертвоприношение, Томми, — невинная улыбка переросла в широкий оскал, и Гарри ощутил, как его полоснули ножом гораздо глубже, прямо до подкожного жира. — Ты так и будешь покрывать меня бессмысленными шрамами или займешься рунами? У его горла мгновенно оказался кинжал, прорезав на нем тонкую линию. Гарри продолжал смотреть с неестественной улыбкой в бледное разгневанное лицо брата, у которого рассудок вновь качнулся к отметке "обезумевший". — До греха не доводи, — прорычал он и резковато потянул лезвием вверх, оставив на подбородке косую красную линию. — Ведь эти шрамы ты уже не сведешь. — Другие шрамы я тоже уже никогда не сведу, — кажется, будто еще чуть-чуть, и уголки его губ надорвутся от напряжения слишком широкой улыбки, в которой не было ни капли от прежнего веселья или подзадоривания. — Однако ты даже не пытался меня о них предупредить. Том отпрянул немного назад, сведя брови к переносице. Он впервые видел эти странные эмоции на лице брата и решительно их не понимал. Темный волшебник долго смотрел в глаза мальчику, пока тот не отвернулся вновь к потолку. Улыбка стекла с лица, оставив прежнее спокойствие. Гарри дернулся, не ожидая, что его щеки обхватят окровавленные руки, разворачивая его голову в сторону старшего брата. Он нежно коснулся его губ своими, будто прося прощение за что-то, чего и сам не ведает. И Гарри прощал, всегда прощал его неосознанную жестокость. Мальчик улыбнулся уже искренне и ласково коснулся чужого запястья, разрешая продолжить.       Далее Том наносил руны молча, иногда касаясь ран и крови пальцами или губами, слизывая с них кровь. Гарри весь покрывался мурашками от этих прикосновений и сдерживал уже совсем не болезненные стоны — несмотря на ужасающую картину происходящего в дуэльном зале, гриффиндорец начинал ею наслаждаться. И, конечно, он прекрасно ощущал настроение старшего брата. Прищурив приоткрывшиеся глаза, Гарри хмыкнул: — Ты возбужден. Том позволил себе ответную усмешку и накрыл его пах ладонью: — И это ты мне говоришь? — Мне нужно кроветворное, — Гарри накрыл его пальцы своими. — Если, конечно, не хочешь, чтобы я потерял сознание. — Я хочу причинить тебе еще больше боли, — признался слизеринец, а его пальцы на рукоятке вздрогнули, врезав лезвие в плоть чуть глубже, чем нужно. — Это слишком много для просьбы? Гарри прислушался ко своим ощущениям, оценивая состояние своего тела и теперешний болевой порог. — Думаю, я могу это себе позволить. Зелья, Том. Слизеринец кивнул и вытащил из внутреннего кармана мантии несколько склянок с кроветворным, положив их возле головы мальчика, и тоже залез на алтарь, оседлав узкие бедра. Он с наслаждением коснулся покрытой свежими сочащимися порезами груди, скользнув пальцами к животу. — Знаешь, хочу тебе признаться, — Том склонился над ним, облизывая алую жидкость с пылающего тела. — На самом деле алтарь вовсе и не был нужен. Просто ты выглядишь на нем более совершенно. На каменном ложе, весь покрытый кровью. — Ты гребаный извращенец, — Гарри резко потянул его за пряди волос. — Это пиздец неудобно! Старший брат лишь хмыкнул и запустил кончик языка в рану, под кожу, вызвав крупную дрожь по телу под собой. С рунами он уже покончил, и желал насладиться волшебником в полной мере. Руки заскользили ниже, стягивая последний элемент одежды на изрезанном теле. Гарри вновь выгнулся, но уже от болезненного возбуждения. Том, опомнившись, протянул руку к голове мальчика и взял одно из многочисленных зелий, откупоривая крышечку и прислоняя горлышко колбы к губам брата. Тот послушно выпил кроветворное и блаженно улыбнулся, когда головокружение от потерянной ранее крови прошло. — Намного лучше. — Ненадолго, — пообещал ему старший волшебник, найдя ртом наиболее глубокий порез на доступном ему участке тела и с силой втягивая в себя чужую кровь. — Знаешь, я даже почти поверил в существование бога, когда ты согласился на ритуал. — Тебе вовсе не руны нужны были, — Гарри коснулся пальцами чужого лица, смазывая с него разводы алой жидкости. — Ты с самого начала планировал трахнуть меня, пока я истекаю кровью. Том подхватил подушечки пальцев его руки губами, вылизывая их дочиста. — Это делает меня монстром в твоих глазах? Гарри с легкой усмешкой наблюдал, как темный волшебник поспешно расстегивает на себе мантию, а затем и светлую рубашку. Гриффиндорец легко положил ему руки на грудь, медленно провел ими до низа живота и обратно. — Это делает тебя самим собой. Слизеринец рассмеялся на его слова и второй раз за этот вечер накрыл его губы своими, одаривая вкусом крови и жаром своего желания. Гарри скользнул языком по его губам, сплетаясь с чужим, и тихо застонал. Он услышал возню и чиркнувшую молнию на брюках, вновь шорох снимаемой одежды, перед тем как поцелуй прервался. Том прижался лбом к его лбу и заглянул в темно-зеленые глаза своими. — Ты знаешь, я совершенно не хочу сейчас быть нежным с тобой, — шепнул он в приоткрытые губы. — Хочу причинить тебе боль, хочу чтобы ты мне причинил боль. Jeg vil drepe deg. La meg drepe deg. (нор.) — Что? Том не ответил, только отодвинулся немного назад и для удобства приподнял его за бедра, подтягивая Гарри ближе к себе. Он низко застонал, потершись о его промежность давно вставшим членом, а парень в его руках тут же напрягся. — Я хочу взять тебя так, как считаю нужным, — хрипло произнес старший брат, надавив на анус головкой, сжимая чужие бедра пальцами сильнее. — Это будет не так больно, как если бы на тебе не было столько глубоких ран. Гарри просто прикрыл глаза ладонью, смирившись с ситуацией. Он был все еще порядочно возбужден для полноценного отказа. Том на мгновение склонился для благодарного поцелуя в плотно сжатые губы и медленно двинул бедрами, с трудом протискиваясь внутрь и громко застонав от удовольствия. Гриффиндорец сильно закусил губу, ощущая резкую боль снизу, и попытался расслабиться, пропуская в себя чужой член — едва ли сам слизеринец мог свободно и безболезненно для себя в нем двигаться. Гарри громко вскрикнул, когда Том подался назад и насухую толкнулся глубже, испустив еще один несдержанный стон наслаждения. — Б-блять, — проскулил младший волшебник сквозь сжатые зубы. — Блять, больно! — В этом весь и смысл, — шепнул Том, медленно толкаясь внутрь. — Нет, ты должен быть возбужден, любимый. Он сжал ладонью начавший было опадать член и чувственно провел по нему рукой, слегка надавливая большим пальцем на головку. Гарри застонал от смешанных чувств: до этих самых пор он даже не подозревал, что его орган был все еще напряжен. Том повторил свои действия, останавливая движения бедер. Хотелось сорваться на привычный грубый секс, но он не видел в нем смысла, если его брат не будет получать при этом удовольствия.       Когда тело начало привыкать ко второй волне боли, мальчик смог подчинить себе и ощущения от сильных касаний чужих рук, едва сдерживая себя от желания податься навстречу бедрами — он все еще был насажен на член, и лишние движения вновь отодвинут наслаждение в сторону.       Когда Том решил для себя, что его Гарри был порядком возбужден вновь, возобновил движения тазом, не убирая руку с налитого кровью пениса. Гриффиндорец вновь вскрикнул, но уже без прежнего страдания — приятный жар, расходящийся от паха ко всему телу, дополнял боль в раскрытых ранах и растянутом анусе в немыслимом ключе, заставляя разодранную братом душу трепетать. — Будет здорово, если ты перестанешь молчать. Хочу услышать твой голос, — Том склонился над окровавленным телом и вновь припал ртом к ранам, слизывая с них кровь. — Назовешь меня своим любимым старшим братиком? — Д-да пошел к черту, грязный... извращенец! — простонал Гарри срывающимся при каждом толчке голосом. — Ни в жизнь, пока мы... делаем это! — Какой скромник. Том внезапно легко подцепил зубами края раны на груди и слегка их сжал, выпуская наружу дополнительную порцию горячей крови. Гарри не сдержал крика, а из глаз брызнули невольные слезы, которых он даже не замечал на распаленной коже. Слизеринец вылизывал закровившую рану изнутри, едва слышно зарычав от охватившей все его тело волны дрожи. Не сдержавшись, он с силой толкнулся внутрь, увеличивая темп. Теперь двигаться по влажному теплу стало немного легче, чему Том довольно улыбнулся, ускорив и движения пальцев на чужом члене.       Гарри сильно кусал губы, беспорядочно скользя ладонями по мокрому от пота телу старшего волшебника, громко постанывая бессвязные просьбы, которым и сам отчета себе не отдавал. Было настолько же плохо, насколько и хорошо. Ощутив неожиданную резь в боку и холод он не сдержал еще одного громкого крика, распахивая глаза и натыкаясь взглядом на почти звериное выражение лица брата. Тот вновь взял другой рукой кинжал и полоснул им по чистой от ран коже волшебника под ним.       Гарри мучительно хотелось кончить. Уже несколько раз гриффиндорцу казалось, что уже вот-вот и... Боль тоже приходила и отпускала, подобно волнам прибоя, оттягивая момент оргазма и, наоборот, приближая его. Том двигался уже привычно быстро, вышибая из него толчками воздух и хрипло постанывая практически на каждое движение вперед.       Когда старший брат внезапно остановился, Гарри испустил протяжное мычание, призывая не прекращать, но когда почувствовал сильное давление лезвия у себя на животе, дернулся в страхе: кинжал находился в перпендикулярном положении от его распластанного по камню тела. Мальчик испуганно отполз назад, но его настойчиво притянули обратно одним движением руки. — Ты с ума сошел, — в ужасе зашептал он, схватившись за его запястье обеими руками. — Доверься мне, — чужим голосом произнес Том, в этот момент уже не выглядевший как человек. — Просто доверься, я спасу тебя в любой момент. — Ты невменяем, — Гарри продолжал бороться с сильными руками. — Ты убьешь меня! Том прекратил давить на его живот, но кинжал не убрал. — Пей зелье. Гриффиндорец отчаянно закрутил головой: может, он бы и согласился на подобные ужасы, если бы старший брат контролировал ситуацию, но сейчас это сродни самоубийству. Том толкнул его бедрами, проехавшись членом по простате и заставив Гарри ненадолго отвлечься от страха и неприятия. Мальчик выгнулся и простонал еще один отказ, царапая живот о кончик лезвия. — Доверься, любимый, прошу, — Том сам поднес открытое им самим зелье к влажным от слюны и крови губам. — Просто перейди за эту грань вновь. Гарри закрыл глаза, ощущая, как в них вновь собирается влага, и все-таки принял кроветворное, расцепив пальцы с чужих рук. И дрожал он не только от ужаса, но и от странного нетерпения. Слизеринец не стал растягивать боль и одним толчком погрузил нож в его живот по самую гарду. Гарри протяжно закричал от пламенной вспышки боли, а возбуждение накрыло такой лавиной, что перед глазами все потемнело. Том застонал сквозь зубы и отклонился назад, заставив младшего брата сесть на себя сверху, пожирая его голодным алчущим взглядом. — Din død vil bringe meg glede, min elskede, — на грани слышимости зашептал слизеринец. — Hvis du drepe meg i retur, vårt blod vil blande sammen.       Гарри дрожал всем телом, запрокинув назад голову, ощущая ледяное острое лезвие в своем животе столь же отчетливо, что и горячий член в заднице. Все мысли о возможной гибели по неосторожности напрочь вытеснило губительное наслаждение. Дождавшись, пока гриффиндорец не придет немного в себя, Том притянул его к себе за шею и ворвался в рот языком, с наслаждением вбирая в себя стоны, чувствуя, как рукоять его кинжала уперлась ему в живот. — Двигайся, — выдохнул парень в покрасневшие от поцелуев и легких покусываний губы. Гарри неловко оперся ладонями о чужие плечи и приподнялся на подрагивающих ногах, с трепетом ощущая в себе налитый кровью член как никогда сильно. С протяжным стоном опустился на него, а перед глазами полопались фейерверки болезненного наслаждения. Он едва ли слышал громкие стоны брата, набирая медленный темп покачиваний — на большее его в этот момент просто не хватало. Гарри при каждом движении цеплялся ножом за тело второго волшебника, распространяя по телу новые волны эйфорической агонии.       Он не сразу заметил, что к его собственным толчкам добавились чужие руки, помогая направлять его бедра в нужном темпе, а затем Том и вовсе перехватил инициативу, увеличивая глубину и амплитуду толчков, не отрывая своего перекошенного от звериного удовольствия лица от лица мальчика, вбивая в себя его образ навечно. — У меня сейчас сердце остановится, — едва слышно пробормотал Гарри, чувствуя его колотящуюся пульсацию в каждой ране по телу. — Я запущу его вновь, — рыкнул в ответ Том, укусив его за нижнюю губу. — А теперь... Старший брат вновь замер, позволив младшему немного отдышаться. Они уже оба были практически на грани, и до оргазма их разделяли всего пара толчков. Том обхватил руками рукоятку кинжала и осторожно потянул его на себя, пожирая глазами брызнувшую наружу кровь. Она заливала весь низ живота, член, бедра, камень под ними, окрашивая их в цвет безумия. Слизеринец нежно вложил нож в обе руки мальчика и сжал поверх них пальцы, направив лезвие себе в живот. Гарри не сразу понял, чего тот от него хочет, а когда ощутил неладное, отступать уже было поздно: Том медленно погружал кинжал в себя, не сводя с младшего родственника околдованных болью черных глаз, насильно заставляя его проталкивать в себя испачканное в чужой крови оружие. — Психопат, — дрожащими губами пробормотал Гарри, когда небольшая гарда в виде змеиной головы уперлась в кожу живота. — Мерлин, какой же ты ебанутый психопат! — А затем весь дернулся от осознания. — Зелья! — Я не потерял ни капли крови, малыш, — ухмыльнулся Том, немного покрутив руками черенок, тем самым разрывая лезвием узкую рану и выпуская наружу первый поток алого. — Ох, надо же. Теперь это не так? Jeg ønsker å lemleste kroppen din akkurat nå. Слизеринец оскалился в еще более звериной улыбке и резко выдернул из себя кинжал, все еще сжимая в руках чужие пальцы, и так же быстро засадил его чуть выше и левее. Гарри вскрикнул от затопившего его ужаса и попытался выдрать ослабевшие руки из захвата. Однако глаза его смотрели лишь на чужую темную кровь. Кажется, его вновь затрясло, но уже от охватившего нутро желания.       Том отцепил одну руку и призвал два флакончика с зельем, разделив меж собой кроветворное. Бледность лиц моментально сменилась легким румянцем. Старший брат разжал пальцы и второй руки, немного отклонив спину назад. Гарри так и остался в той же позе, судорожно сжимая в ладонях серебряную рукоять. — Давай. — приказал Том. Мальчик, не имея в себе никакого рассудка, потянул на себя черенок кинжала, завороженно поглощая взглядом потоки вожделенной крови, и быстрым движением вогнал лезвие под ребра, вырвав во тьму дуэльного зала двойной громкий стон.       Том опять опрокинул его на остывший камень, подняв небольшой всплеск кровавой лужи под ними, возобновив грубоватые толчки внутри сжавшегося в наслаждении отверстия. Затем выдернул из себя нож, позволив их крови смешаться воедино, и накрыл влажной горячей рукой такой же перепачканный красным член. — Однажды я испорчу тебя окончательно, — диким от возбуждения голосом прохрипел Том, ощущая приближение собственного финала. — И верну обратно к жизни. Jeg vil at du skal ha en orgasme fra din egen død. — Но перед этим когда-нибудь точно убьешь, уже по-настоящему, — Гарри, вспомнив что-то, потянул старшего волшебника за взмокшие темные кудри вниз, выдыхая ему куда-то в рот: — Братик. Том сдавленно застонал, прокусив его нижнюю губу, мощно изливаясь внутрь тела. Гарри хватило лишь на пару сильных движений рукой, чтобы выгнуться и с криком кончить, забрызгав себя семенем. И, не контролируя себя, нырнул в звенящую сдавливающую тишину.       По ощущениям, очнулся он спустя всего пару секунд. Тут же нашарил взглядом вполне живого и даже адекватного старшего брата, который методично втирал в очищенное от пота, спермы и крови тело дурно пахнущую мазь. Сам Том от ран уже избавился. Гарри скосил глаза вниз, но от самого страшного ранения не осталось и следа — экстракт бадьяна вернул после себя чистую кожу, будто в нем и не было никакого ножа. Зато все оставшиеся порезы останутся с ним на всю жизнь, благодаря составу мази: рана моментально зарубцевывалась.       У Гарри даже слов никаких не было, чтобы передать все метавшиеся внутри него чувства. И мальчик просто смотрел на потолок, дожидаясь, пока старший брат не закончит. Не хватало храбрости даже просто смотреть ему в глаза, не умерев при этом еще и от смущения, стыда и раскаяния. — Если так будет проходить каждый наш ритуал, я готов быть твоим наставником вечно, — томно промурлыкал Том, наконец, разрывая липкую тишину. Он, по всей видимости, никакого дискомфорта не ощущал. — Но хотелось бы больше доверия, малыш. — Чуть не сдох, — пожаловался тот. — Чуть оба не сдохли. — С какой стати нам умирать? — лаконично спросил его слизеринец. — Мы темные волшебники или жалкие магглы? — Это не значит, что секс с тобой должен быть на грани жизни и смерти. Мы больные, больные на всю голову. Том рассмеялся сердитому тону младшего брата и оставил легкий поцелуй на закусанных губах. Несмотря на беззаботный и уверенный тон, парень все же волновался за реакцию гриффиндорца, когда его разум не будет сковывать возбуждение. Удивительно, но Гарри оставался вполне спокоен. — На каком языке ты разговаривал? — внезапно спросил у него волшебник. — Что ты вообще говорил мне? Старший брат опять засмеялся, ласково потрепав и без того растрепанные влажные волосы. — Поверь, ты не захочешь знать.