(Не) Феникс

      Перед глазами Линдеманна стояла Элисия. Она кричала, извивалась и трепыхалась, как птица в силках. Но он сам привязывал ее ледяные руки, подкладывал солому, бросал первый факел… Тогда он ничего не чувствовал, кроме слепой ревности и жажды мести. С первыми ее мольбами Тилль дрогнул. Его даже не смутило, что звала Элис не его. Умоляла дать проститься не с ним. Да и пусть, пусть живет не с ним, но живет! Линдеманн закрыл уши руками, но стон оставался в голове. Он проникал по венам в каждый орган, уничтожая его изнутри. Было слишком поздно. Тилль так и не решился кинуться к Элисии, спасти ее. Он оказался слаб. Когда все разошлись, Линдеманн припал к пеплу, повторяя лишь одну фразу: «Птичка моя, окажись Фениксом, воскресни!»       Небеса оказались глухи к мольбам Линдеманна. Он осознал это.       Что он больше не один, Тилль понял не сразу. Тяжелые шаги и безумный, оглушающий смех — все, что запомнилось от Штефана. Но Линдеманн не рискнул попадаться ему на глаза.       «Трус! Уж лучше бы он тебя убил, чем жить вот так. Без нее. Убив ее…»       Проводив взглядом Штефана, Тилль поднялся сперва на колени, затем уже встал во весь рост. Он потряс поседевшей, кажется, от пепла, головой. У Линдеманна получилось уничтожить, растоптать, убить то, что так вдруг ему помешало. Но что теперь? Рванув себя за волосы, Тилль беззвучно вскрикнул и, пошатнувшись, рухнул всем весом на землю, поднимая столп пыли. От него самого без Элисии не осталось ровным счетом ничего: он выгорел изнутри.