Обещание (The Promise)

«Пора с этим заканчивать» — стало первой осознанной мыслью наконец пробравшегося через бесконечные слои тупой боли и головокружения Сириуса Блэка. «Светло» — была его следующая мысль. «Мягко». Ну, хоть что-то здесь было по-другому. Ещё несколько секунд он нежился в состоянии между сном и пробуждением, слишком уставший, чтобы размышлять, чем же было это белое место вокруг. Он не сомневался: с его-то везением это место не могло быть раем. И он не думал, что в раю бывают такие адские головные боли, как та, которую сейчас испытывал он — эта казалась матерью всех головных болей. Он моргнул. Рядом с ним кто-то сидел. Кто-то высокий, с длинными седыми волосами и бородой, с безмятежной улыбкой на лице. Возможно, не стоило так скоро исключать возможность того, что он всё-таки в раю. Он хохотнул, но тут же затих — к матери всех головных болей присоединилась её семья. — С превеликим удовольствием сообщаю, что очень рад вашему возвращению, мистер Блэк. Не составите мне компанию? Нет, не Бог. Чуть пониже рангом. Альбус Дамблдор. — Целитель оставил вам зелье; оно здесь, у меня. Оно поможет вам справиться с головной болью. Сириус снова моргнул, и на этот раз у него получилось приоткрыть глаза, пусть даже совсем чуть-чуть. — Где? — прохрипел он и поморщился, услышав тот скрежет, в который превратился его голос. — Ты в святом Мунго, — ответил Дамблдор, понимая, что его интересовало местонахождение не зелья, но его самого. — Мы очень волновались; у тебя было сильное магическое истощение. Хотя, должен признать, это было потрясающе. Не припоминаю, чтобы ты раньше применял беспалочковую магию. Сириус закашлялся. Дамблдор наколдовал ещё одну подушку, чтобы он смог на неё опереться, и протянул ему зелье. — Не применял. Я понятия не имею, что произошло… — он склонил голову и несколько секунд молча рассматривал свои руки, которые крепко сжимали чашу. Он кинул осторожный взгляд на Дамблдора, заколебался, но всё же с его губ сорвался шёпот: — Гарри? Дамблдор тепло улыбнулся ему. — Юный Гарри в полном порядке, хотя очень за тебя переживает, — он чуть склонил голову, и сверкающие голубые глаза встретились с взволнованными серыми. — Ты спас ему жизнь, Сириус. Даже более того, ты спас его душу. Сириус расслабился и закрыл лицо руками; чаша, которую он поставил себе на колени, опасно зашаталась. — Я думал… — он сделал глубокий вдох, пытаясь усмирить свои эмоции, — я думал, что опоздал, — прошептал он. — Ты подоспел как раз вовремя и превосходно со всем справился. Джеймс и Лили явно знали, что делали. — Да, знали, — подтвердил другой голос, насыщенный слишком большим количеством эмоций, чтобы можно было разобрать интонацию. Сириус рывком поднял голову и встретился взглядом со стоявшим в дверях Ремусом Люпином. Он улыбался, но глаза его были встревожены. — Ты очнулся, — сказал он, и Сириус смог лишь кивнуть. Ремус. Неужели это действительно случилось? Лунатик действительно его спас? Но тогда он… Сириус опустил взгляд. Нет, не стоило предполагать, что… У Луни не было причин ему верить. Уголком глаза он увидел, как Ремус медленно подошёл к его постели. Рядом был только один стул, уже занятый Альбусом Дамблдором, и Ремус на секунду заколебался, но в итоге, ощутимо вздохнув, осторожно опустился на угол матраса. — Я ненадолго вас покину; мне нужно вызвать Артура Уизли, — объявил Дамблдор, поднимаясь со стула. Его голубые глаза весело блестели. — А Артур дома? — немного обескураженно спросил Ремус. — Возможно, вы были слишком заняты и не заметили, Ремус, но сегодня Рождество, — Дамблдор улыбнулся смущённому оборотню и ушёл, попутно тихо прикрыв дверь. — Так значит… уже Рождество, — неловко пробормотал Сириус, избегая встречаться взглядом с Ремусом. — Да, — натянутым голосом ответил Ремус. — Ты был без сознания почти пять дней, — Сириус удивлённо посмотрел на друга. — Такая заваруха получилась: ты ненадолго вообще остался без души, и этот беспалочковый Патронус, и твоя пневмония… — Пневмония? — тупо переспросил Сириус. — Да, после… ну, ты знаешь… когда ты спас меня, — Ремус кинул на него осторожный взгляд. — Спасибо тебе. Сириус взглянул на него в ответ, очевидно, потеряв дар речи, и Ремус пожалел, что больше не мог читать мысли друга так, как в школьные годы. Хотя, возможно, он никогда не умел это делать; как оказалось, Сириус успешно прятал от них очень и очень многое. — Может, мне… — Ремус указал на опустевший стул по другую сторону кровати. — Нет! — рука Сириуса подвинулась ближе к Ремусовой, но остановилась, не успев до неё дотронуться. — Нет, — сказал он уже тише. — Всё в порядке. — Знаешь, мы как будто поменялись ролями, — нервно хохотнул Ремус. — О чём ты? — Ты лежишь в больничной кровати, а я сижу рядом с тобой. Как в старые добрые времена. Только тогда в постели чаще оказывался я, — Ремус глупо улыбнулся человеку, которого некогда готов был назвать братом. Но взгляд Сириуса оставался нечитаемым. — Мне стоило принести шоколад, — почти заикаясь, продолжил Ремус. — Ты всегда так делал… но я не знал, что ты очнулся, — неуклюже закончил он. Это вызвало у его друга слабую тень улыбки, которая тут же пропала. — Ремус, я… я знаю, что этого недостаточно… никогда не будет достаточно, но… прости меня, — тихо произнёс он. В груди Ремуса что-то болезненно заныло, и, даже не раздумывая, он потянулся к лежащей поверх одеял руке Сириуса. — Нет, Бродяга, это ты меня прости! Я никогда не должен был в тебе сомневаться, я должен был тебе доверять… Прости меня, Бродяга, мне так жаль… Сириус посмотрел на него мерцающими чуть ли не восторгом серо-голубыми глазами. — Ты мне веришь, — почти благоговейно сказал он, произнося эти слова как драгоценное сокровище, так, словно не был уверен, позволят ли ему его сохранить. — Да, — поспешно заверил его Ремус. — Как я и должен был с самого начала! Но я не поверил, и мне так стыдно, а потом я увидел Гарри… и он был… а ты был… и ты спас его. Дважды. Или даже трижды, если учитывать Дурслей, а их нужно учитывать, и… и ты спас меня. Я тебя предал, а ты меня спас, — он чувствовал, как из уголков его глаз хлынули слёзы, и попытался их сморгнуть, чувствуя себя глупо. Но всё изменилось, когда Сириус нежно сжал его ладонь и заговорил — как заметил поднявший взгляд Ремус, с той же предательской жидкостью в глазах: — Я первый предал тебя, Луни, — прошептал он, и по телу Ремуса пробежала волна тепла — Сириус назвал его прозвищем детских лет. — Я… я не сказал тебе. О смене. Я не говорил тебе, потому что думал… боялся… что ты можешь оказаться предателем. Ремус кивнул. Об этом он уже догадался, и было больно, но он едва ли мог винить Сириуса за ошибку, которую и сам совершил в куда большем объёме. Сириус не бросал его семь лет гнить в Азкабане. — Я знаю, — стыдливо ответил он. — Но теперь мы можем доказать, что это был Питер, — Сириус сконфуженно на него посмотрел. — Мы нашли его, Бродяга. Мы нашли Питера. Сириус крепко сжал руку в кулак; Ремус встретил его полный ярости взгляд. На секунду перед Ремусом предстал тот вспыльчивый юноша, которого он знал в Хогвартсе. — Где он? — выдавил Сириус сквозь сжатые зубы. — В министерстве. Конечно, он всё отрицает, но ты не волнуйся — у Альбуса есть план. — Эта крыса! — прорычал Сириус. — Жалкий предатель, ублюдочная крыса! Ремус чуть подвинулся на кровати и положил руку Сириусу на плечо, пытаясь успокоить и друга, и себя. — Мы разберёмся с ним, — тихо сказал он, — мы разберёмся с ним, когда придёт время. Сейчас важнее всего ты. Ты и Гарри. Сириус поднял на Ремуса испуганный, едва ли не паникующий взгляд. Сейчас он выглядел таким молодым, таким… хрупким… — Что теперь будет? — спросил он слегка дрожащим голосом. — Альбус вчера поговорил с министром. Ну, на самом деле, думаю, он скорее припугнул его, — неловко усмехнулся Ремус. — Он был в ярости; сказал, что Макнейр выбил из тебя это признание, что ты даже не знал, что подписываешь. Кажется, твой колдомедик это подтвердил. И, конечно, Фадж не заинтересован в том, чтобы встреча дементоров с Гарри появилась на первой странице Пророка. Он подписал петицию об официальном судебном процессе; твоим адвокатом будет Альбус. Обычно он занимает место Верховного Чародея Визенгамота, но объявил, что в этом случае его услуги больше понадобятся защите. Всё ещё не закончилось, Сириус. Но ты наконец получишь то, чего был лишён все эти годы. Шанс на справедливость. Шанс быть услышанным. Шанс доказать им, что ты невиновен. Он не использовал местоимение «нам», и надеялся, что Сириус заметил. У Сириуса закружилась голова; точнее, мозг. Судебный процесс? И Альбус Дамблдор, предположительно, самый сильный маг современности, возжелал его защищать? Дамблдор поверил ему? Он неверяще взглянул Ремусу в глаза, увидел, как по его лицу расплылась мягкая улыбка, та, что так часто украшала застенчивого мальчика, когда они учились в Хогвартсе. Они поверили ему. Мерлин, они поверили ему! Словно по сигналу, в дверь позвонили, и в проёме показалось улыбающееся лицо его нового «адвоката». Мерлиновы штаны, он в жизни не привыкнет к этой мысли. — Не хочу прерывать ваше воссоединение, — сказал Дамблдор, — но пришёл ещё один посетитель, и он желает нанести тебе визит, Сириус. А затем он открыл дверь пошире, и рядом с ним показался взволнованный, слегка напуганный маленький черноволосый мальчик. — Гарри. Он почувствовал, как натянулась кожа на щеках, как расплылась по лицу широченная улыбка, как в уголках глаз выступили слёзы, и он не мог вспомнить ни единого слова, а горло сжалось и не могло выдавить из себя ни звука. И он попросту развёл руки в стороны. Первые два шага ребёнка были робкими, застенчивыми, но после Гарри, похоже, перестал сдерживаться, побежал и вспрыгнул на кровать, обвил крёстного ручонками и прижался к его груди. Сириус сомкнул руки у него за спиной, сжимая мальчика в крепких объятиях. Удержать Гарри. Защитить Гарри. Спасти Гарри… — эхом отдалось в мозгу Сириуса, и он сильнее прижал к себе маленькое дрожащее тельце. — Всё хорошо, щеночек, — прошептал он, гладя крестника по спине и непослушным волосам. — Я с тобой. Ты со мной. Он не обнимал Гарри какую-то неделю, может, две, но это казалось первым разом за целую вечность. Он не мог его отпустить — и не хотел. Он почти потерял его, и теперь никогда не отпустит его снова. Когда он лежал в тюремной камере, в министерстве или на обвеваемом ветрами камне, окружённый дементорами, он даже не мечтал, что наступит такой день, когда Гарри будет в его объятиях, а Ремус будет стоять рядом. Когда, возможно, ему больше не придётся быть одиноким. Как только его ввели в Азкабан, он смирился с тем, что жизнь его закончилась. Это была плата за его ошибки. Ошибки, которые стоили жизни его любимым людям, его семье. А сейчас… Достаточно ли он заплатил? Простил ли его Джеймс, говоря, что в его жизни по-прежнему была великая цель? Давно забытое чувство пробудилось в Сириусе. Желание бороться. Бороться не только за любимых, но и за себя. Он чувствовал, что где-то в уголках души его притаилась известная тьма, но не обращал на неё внимания — только крепче прижал к себе Гарри и взглянул в улыбающиеся, горящие надеждой глаза Ремуса. За это он будет бороться. За них. За свою семью. Позже он не мог сказать, сколько времени они так провели. Гарри не больше его хотел прерывать объятия. Когда Сириус наконец ослабил хватку, чтобы взглянуть крестнику в лицо, по румяным щекам Гарри текли слёзы. Он снова уткнулся лицом в Сириуса. — Я слышал, как ты со мной прощался, — прошептал Гарри. — Что… о чём ты, щеночек? — нахмурился Сириус. — Ты был в тёмном месте и думал, что умрёшь. Ты сказал, что любишь меня… — Сириус улыбнулся сидевшему у него на руках мальчику, но в его глазах по-прежнему отражалось непонимание. Но после, услышав следующие слова Гарри, он ощутимо напрягся. — Ты сказал, что хотел бы всё исправить, но важнее всего то, что я в безопасности… Но это неправда! — всхлипнул Гарри. — Я хочу быть с тобой, Сириус! — прошептал он. — Можно мне теперь быть с тобой? «Я люблю тебя, Гарри. Я бы очень хотел всё исправить. Но ты в безопасности. И ничего в мире нет важней». Полностью ошарашенный, Сириус поднял взгляд на Ремуса. — Он закатил истерику, — пояснил его друг. — Он был уверен, что ты в опасности, что мы должны пойти тебя спасать. Когда мы пришли в министерство, ты уже был в комнате смертников. Если бы он не настаивал так упорно, мы бы опоздали. Он вновь опустил поражённый взгляд на Гарри и встретил широко распахнутые, жаждущие глаза ребёнка, который не совсем понимал последствия того, о чём они только что говорили. Оставалось надеяться, что ему никогда и не понадобится это понять. Его маленький, прекрасный крестник обнимал его с доверием обычного восьмилетнего ребёнка, которое так долго не могло развиться. Он это ценил, наслаждался этим; он ещё сильнее прижал Гарри к груди. Поцеловав макушку мальчика, он пробормотал в копну непослушных волос: — Я всегда знал, что это ты спасёшь меня. Подняв взгляд, он увидел, что Ремус и Дамблдор молча наблюдали за ним, и успел уловить, как они многозначительно переглянулись. Он сдвинул брови. — Как? — спросил он, зная, что смысл вопроса не нужно было объяснять. — Есть у меня одна догадка… — заговорил Дамблдор впервые с тех пор, как вернулся. — Думаю, по той же причине, по которой ты нашёл Гарри в снежном буране и преодолел моё экстраординарно сильное Вяжущее заклятие в доме твоего дяди. Вероятно, по той же причине ты сумел сбежать из Азкабана, и, я уверен, именно эта сила стояла за тем восхитительным колдовством, что ты совершил в подземельях. — Что именно я сделал? — спросил Сириус, чувствуя себя лишним и немного потерянным. — Я и сам не уверен, но, кажется, ты создал что-то вроде длительного стойкого Патронуса-защитника, что само по себе редкое явление, а уж в твоём состоянии да без палочки… Как я уже говорил, восхитительно. — Но я такого не умею, — удивлённо посмотрел на него Сириус. — А это и не обязательно, когда речь идёт о стихийной магии, — пояснил Дамблдор, а после замолк. Пауза прошла, и он задал вопрос: — Сириус, ты знаешь, что такое «магическая клятва»? — Кажется, слышал, но точно не знаю… — он беспомощно пожал плечами. К чему клонил Дамблдор? — Когда волшебник даёт клятву, испытывая сильнейшую решимость или просто положительные эмоции, его магия способна создать некие связи, которые помогут ему при выполнении обещания. Это не похоже на Нерушимую клятву, которая обрекает на мучительную смерть нарушившего её. Это как обязательство, потребность выполнить которое заложена в самом волшебнике. Как я уже говорил, это зависит от решимости, преданности и волшебных способностей мага, но в принципе такая клятва способна создать исключительно сильную связь между тем, кто даёт обещание, и тем, кому его дают. Дамблдор поднял взгляд на Сириуса. — В тот день, когда Гарри прошёл обряд магического благословения, и ты принял на себя роль, звание его крёстного, ты кое-что пообещал, — глаза Сириуса от шока расширились. Как, чёрт возьми, Альбус догадался? — Ты наверняка не заметил, но в какой-то момент, пока ты там стоял, около вас возникла маленькая серебристая искра. Такая клятва, как я только что описал, часто сопровождается видимым всплеском магии. Не знаю, заметил ли это кто-нибудь ещё, но Ремус и Лили точно обратили внимание. — Лили была очень тронута, что ты настолько заботишься о Гарри, что твоя клятва получилась такой сильной, — улыбнулся другу Ремус. — Но никто из нас и не предполагал, что она будет настолько сильна. — Боюсь, я всё же не совсем понимаю… — Это вполне ожидаемо, — улыбнулся Дамблдор. — Боюсь, об этом виде магии известно немногое, так что я могу только выдвинуть гипотезу. Предположительно, когда ты дал Гарри обещание, твоя клятва создала между вами особую связь. Она может давать тебе повышенную чуткость к его чувствам и нуждам, но самое главное — она подсказывает тебе способы защитить Гарри и даёт возможность это совершить, намного расширяя твои обычные способности. Она усиливает твою магию, твои инстинкты и, возможно, даже может создать между вами телепатическую связь, когда один из вас, особенно Гарри, в опасности. Голубые глаза Дамблдора сверкали любопытством. — Сириус, могу ли я полюбопытствовать, что именно ты пообещал в тот день? Немного ошарашенный, переполненный новой информацией Сириус опустил взгляд на прикрывшего глаза, вероятно, дремлющего крестника. Джеймс и Лили стояли на помосте перед разноцветной аркой из летних цветов. В солнечном свете волосы Лили отливали медью; Джеймс был, как всегда, взлохмаченный, но сегодня отличался некой скромностью. Он с гордостью глядел на жену и малыша, лежавшего у неё на руках. Оба широко улыбались Сириусу, а у того подгибались колени. Он глядел на маленького мальчика в руках Лили и чувствовал, что его грудь наполнилась неким чувством, которое вырывалось наружу, словно было слишком большим для него. Он не знал, что с ним такое. Сириус Блэк никогда не смущался и не плакал! Особенно на глазах у стольких людей. Но его по-прежнему изумлял тот факт, что кто-то пожелал доверить ему нечто настолько крошечное, прекрасное, такое ужасно хрупкое… Он поднялся по ступенькам к Джеймсу, Лили и маленькому Гарри. За ними стоял Дамблдор; его глаза сверкали. А потом Лили опустила маленький свёрток Сириусу в руки, и он опустил взгляд на этого потрясающего нового человечка, окинул взглядом крошечные ручонки, ножки, маленький кнопочный носик и мягчайший чёрный пушок на маленькой голове. А после Гарри открыл зелёные, словно весенняя трава, глаза и встретился взглядом с Сириусом. Сердце последнего пропустило удар, и в эту же секунду Сириус отдал его навсегда — сильнейшая, доселе неизведанная любовь взорвалась где-то внутри него. Он ступил под арку, взглянул в яркие глаза крестника, склонил голову и прошептал клятву: — Во мраке, цепляясь за ниточку, я приду за тобой. Не бойся; ты можешь мне доверять, ведь я всегда тебя знал и никому не дам тебя обидеть. Я буду бороться с твоими страхами и охранять тебя от врагов. Я буду носить тебя на руках и всегда о тебе заботиться. Я с тобой. И я буду рядом, рассмешу тебя и утру твои слёзы, потому что я тебя люблю. Поверь мне, я тебя не подведу! Я останусь с тобой, что бы ни случилось. Ничто меня не остановит! Я буду защищать тебя до конца своих дней… обещаю тебе.

КОНЕЦ