Лисий вирус

 Работа, к которой намертво привязан Чуя, требует гасить все свои эмоции, даже если они активизируется под действием гормонов, контролировать которые ну очень, оказалось, сложно. Особенно, если ты уверен, что сводят с ума их вовсе не активизировавшиеся вовремя процессы в организме, а вирус, который он мог подцепить. И да, Чуя адекватен. Но то, что с ним случилось, начиная от событий в лесу и заканчивая последующими, – не способно вписаться ни в один шаблон в голове.  Вся хуйня в том, что ту идиотскую статью, про которую говорил Дазай (и ведь не сочинил, как порой казалось), удалось найти. Да только пользы от нее не было. Стало даже хуже. Статья подавалась в таком ключе, словно ее в самом деле написал какой доктор. Куча заумной лексики, все так расписано, что любой идиот поверит. Чуя себя к таким не относил, но реально не знал, что делать. Он и так уже понял, что иммунитетом к подобным штукам на страдает. Он точно не знал, заразил ли его кто или как это случилось, но ему совсем не понравилось то, что, если верить статье, воздействие вируса усиливается вблизи того, кто мог его распространить. Были ли это духи из леса, кто иной – но Накахара весь издергался, пока они ехали к месту, где должна быть организована засада. Оно далековато от храма, их точкой пребывания была прибрежная зона, но и там рядом лесистая территория, и хрен знает… Радовало лишь то, что Дазай далеко где-то в Токио. К тому же Накахара и его подозревал в злом умысле. Или рассматривал вариант с тем, что его тоже долбануло вирусом. Этот придурок неподвержен чужим способностям, но вот что касается всего иного – мало ли в этом мире всякой дряни – тут и ему может не повезти. Что, если они оба зараженные? На самом деле этот вариант был самым предпочтительным. Ведь он тогда решал еще одну проблему Чуи: тот понятия не имел, что думал Осаму обо всем случившемся. Мучился ли? Сделал ли это сознательно? Сдуру? Как вообще? Его невозмутимая физиономия не давала ответов, а решиться задать вопросы – ну нахуй. До сих пор потряхивало от той неловкости, что он испытал в кабинете Мори. Не дай бог тот еще решит с Коё обсудить, тогда сразу можно просить одолжить у суицидника петлю. Докатился.  Заражение вирусом предвещало возможную потерю собственной воли, подчинение тому, кто его подсадил, а если таким образом ёкай еще и хотел настроить на свою волну, то привязанность к нему можно сравнить с наркотической зависимостью, но Чуя решил, что пока еще не достиг подобной стадии, и, возможно, пока в его случае не все так трагично. Описывались случаи, в которых людей охватывали кататоническое возбуждение или же противоположный ему кататонический ступор. Это, наверно, уже совсем клиника. Возраст зараженного не играл роли, хотя речь в большей степени шла о женщинах. Этот вирус с мудреным названием на всех мог воздействовать по-разному, в зависимости от психотипа человека. Чуя так ни черта и не вник должным образом в умные слова. Вообще он понимал, какой ерундой занимается, но отчаяние безжалостно накатывало на него. Чтение серьезной литературы ведь не помогло, собственный разум вопил: «Да в жизни тебе не могло понравиться то, что Дазай творил своим ртом, очнись!», и как-то надо было утихомирить в себе эту бурю. В статье на самом деле мельком лишь говорилось о том, может ли дух, заразив вирусом, заставить человека тянуться к другому и совершать подобные непотребства, речь больше шла о подчинении воли ёкая, но как-то подробно опять же ничего не пояснялось, и Чуе приходилось лишь вздыхать.  Цучия – та еще гребаная пизда. Накахара знал о нем достаточно, чтобы представлять уровень его опасности для интересов Мори. Жестокая гнида, которая возомнила себя выше всех, вплоть до того, что потеряла всякий страх перед врагами. Может, поэтому он рискнул вернуться в места, где его уже пытались словить. Хироцу-сан сказал, что они на этом и сыграют, устроив нападение. Да только надо быть осторожными. Потому что эти края слишком хорошо знакомы их цели.   У Цучии была здесь вилла. Хорошо защищенная, построенная в европейском стиле, но небольшая и скрытая среди зарослей от посторонних глаз, словно затянутая в гущу леса. Нахождение в котором как раз сейчас дико нервировало. Чуя будто ждал, что к нему выбегут лисьи демоны, те, которых он оскорбил, а они отомстили, и еще чего-нибудь с ним сотворят. Приходилось всеми силами запирать в себе хоть на время внезапно накатившие предрассудки и не терять бдительности. Работу он второй раз не хотел запороть. Несмотря на то, что в кабинете Мори он думал не тем местом, слова его о том, что он не потерпит провала, хорошо запомнил. Так что очень старался сосредоточиться, в чем вполне преуспел.  Время – всего лишь около часа ночи, они развернули слежку тут с вечера, когда стемнело. При этом Чуя нес вахту вовсе не у самой виллы, а у старых пустых домиков в японском стиле, которые, судя по всему, обычно сдавались, но сегодня здесь посетителей не было. Возможно, никогда не было, потому что домики могли использоваться еще для чего-то находясь не столь далеко от главного места обитания Цучии. Он сам, изучая план, решил затаиться в этом месте, и Хироцу-сан не стал возражать, уверенно кивнув ему, правда, перед этим долго вглядывался, чего Чуя не заметил.  Он справится. В голове сейчас лишь одна тупая мысль – хочется курить, но пока он сидит в засаде, время от времени прочесывая периметр, где располагались домики, ничего подобного нельзя. Честно говоря, была вероятность того, что они так без пользы и проторчат тут. Чуя помнил о предупреждении Мори, и будет неудивительно, если Цучию уже спугнули и он не появится здесь, как предполагалось. Разведка докладывала, что на вилле хранятся какие-то важные для него документы-вещи, и он сам непременно прибудет их забрать, возможно, задержится. Никогда не нравились эти любые «возможно».  Парень внимательно прислушивался к любым шорохам, особенно к шумам, что доносились со стороны виллы. Особое внимание уделял проезжающим вблизи машинам. Минут пять назад он слышал некое шевеление. Надо бы выбраться, проверить.  – Эй, Чуя-кун!  Ё-кун вырисовывается прямо из темноты, застегивая куртку до самого горла. Днем с утра выпал снег, но практически сразу же растаял, хотя к ночи температура все же упала до нуля, но в этот раз Чуя не мерз, даже наоборот – чувствовал себя довольно бодро. А вот его коллега, кажется, слегка прозяб. Похлопывал себя бесшумно по бокам, пытаясь и взбодриться, и согреться.  – Покурить не поделишься? – Ё-кун шмыгает носом, хотя это почти не слышно.  – Тише ты! – Чуя думает о том, стоит ли ему подняться выше, но свечение точно привлечет ненужное внимание. Его способность жутко полезна, но эффект неожиданности в ней порой никуда не годится. – Курить? Нельзя.  – Да, блядь, знаю, – в самом деле знает, иначе бы не вздыхал так трагично. – Просто невыносимо уже тут торчать. Вечно нас отправляют на всякую хуйню. Тебе-то чего так не повезло оказаться на следящей позиции вместе с нами?  – К чему такой вопрос? – Чуя знает, к чему, но хочет, чтобы претензии высказывали ему в лицо, хотя его собеседник вроде как не настроен враждебно. Скорее просто констатирует факт.  – Да ты не подумай дурного. В прошлый раз с Цучией погано вышло, не знаю, кто уж так облажался, твой долбанутый напарник ли? Не кажется странным, Чуя, что тебя отправили разгребать дерьмо, а его здесь нет? Говорят, он в Токио, на переговорах, наверно, в уютном офисе прохлаждается. Просто, бля, мы не понимаем, как вы вообще взаимодействовать могли. Знаешь, лично я привык оценивать свой и чужой потенциалы. Мне кажется, для тебя бы могло что-то посерьезнее найтись, не хуже, чем для этого шизанутого. Я знаю, откуда ты попал в мафию, кем ты там был.  – И что это меняет? – Чуе не особо хочется слышать его рассуждения, хотя Ё-кун вроде бы ничего дурного и не имеет в виду.  – Да так, ничего, – вздыхает он. – Торчим тут, даже не уверены, явится ли он. Вдруг передумал? Уверен, все это херня. В прошлый раз набегались. А в этом месте вообще торчим без пользы.   – Даже если так. Что толку спорить с решением руководства?  – Ты бы мог.   Чуя знает, что мог бы. Его покладистость – это тоже своего рода маска. Но он был уверен, что пока что ее стоит носить закрывающей полностью лицо. Мори и так прекрасно представляет, на что он способен, но пусть еще поймет, что для него терпение – в самом деле добродетель, пусть и приходится сейчас дрессировать в себе это качество.  – Сменим местоположение. Тут бесполезно стоять, – Ё-кун пихает его в бок, чуть склоняясь, чтобы ни один посторонний звук не достиг чужих ушей. – Да и здесь местность слишком просматривается. Я бы углубился в лес тогда уж.  В лес. Накахара не хочет в лес. Опять какую-нибудь дрянь подцепит! Он видел здесь в округе много храмов и тории, что вели к ним. Нет уж! Наигрался уже. Кицунэцуки нельзя излечить, пока тот, кто вселил этот вирус не прекратит его действие! Это звучало приговором, и Чуя не хотел бы как-нибудь усугубить ситуацию. Он, отмахнувшись в очередной раз от подкрадывающейся в виде собственной паранойи паники, быстро так прикидывает план расстановки. Нет, этот сектор покидать нельзя, тем более без предупреждения, по рации он мог держать связь только в экстренном случае, чтобы никто не перехватил сигнал, как это случилось в прошлый раз. Если честно, его тоже одолевают сомнения, и он сам подумывал применить свою тактику, но в какой-то момент отказался от этой идеи. Нечто интуитивно подсказывало, что лучше не торопиться с выводами относительно этого задания.  – Я останусь здесь. Цучия нас уже обманывал. Надо подстраховаться со всех сторон. Его охраняют эсперы, я смогу с ними справиться при случае. Твоя способность тоже будет кстати.  – Зря только время теряем, – Ё-кун тяжело выдыхает, поправляет на голове свою изодранную кепку, на которой уже и не видно логотипа, он прислоняется спиной к стене, касаясь при этом своим плечом плеча Чуя, который тоже стоит чуть откинувшись, чтобы оставаться в тени. – Ты же тоже в курсе? До меня просто дошли слухи. О предателе.  – Кто сболтнул?  – Никто. Я просто сам отслеживаю информацию. И замечаю многое.   Ну да, Ё-кун далеко не дурак. Можно представить, как ему обидно до сих пор быть обычным подчиненным, но больно велика конкуренция. Возможно, поэтому он так бесится при виде Дазая. Чуе, конечно, этот рядом стоящий человек куда больше приятен в общении, но Дазай определенно его интеллектуально в разы превосходит.  – Мы так точно всю ночь простоим. Цучия не придет, потому что нас могли уже сдать ему. Зря только время потратим. Можно до вечности будет караулить.  И об этом Чуя думал. И ему тоже это не нравилось. И вдруг резко захотелось домой. Неуютно стало. Светло? Он бросает взгляд на небо. Тучи уплывают на запад, в сторону залива, в полной мере дав насладиться светом полной луны. Она такая яркая, что смотришь на нее, словно под гипнозом. Полнолуние кажется каким-то нехорошим знаком. Надо же, каким уязвимым он вдруг стал к таким вещам. Говорят, люди плохо спят в периоды полной луны. Не замечал, да только со сном и без того последнее время не полный порядок, так как всякая порнуха не прекращает свое наступление, Чуя, измотанный, не особо запоминал свои последние сны уже, но всегда ощущал там кое-чье присутствие. Научиться бы еще игнорировать такие вещи. Только нихера не выйдет, если это все вирус…  Он уже хотел отругать себя за то, что снова поддался мыслям об этой хуйне, да еще и мельком подумал о том, как там сейчас поживает забинтованный придурок, как вдруг насторожился, услышав какие-то шорохи, а затем в дальнем также полном темноты доме, отгороженном высоким забором, раздались уже совсем красноречивые намеки на то, что кто-то туда вошел и будто во что-то со всего маху вписался, а затем раздались звуки выстрелов.   – Черт, там кто-то есть, – Чуя дергается, чтобы включить наушник в ухе и связаться с остальными, но его тут же перехватывают крепко за руку, да как-то больно неприятно. – Надо срочно доложить! Ты чего? Упустим же!  – Погоди, – Ё-кун внезапно как-то напряжен и делает шаг назад, таща Чую за собой.  Накахара прислушивается – чьи-то голоса, а затем вспышка фиолетового цвета. Что это? Кто-то из их отряда применил способность или это некто чужой?  – Сука, блин, там… – теперь уже Ё-кун начинает жутко нервничать, подается вперед, но быстро замирает, а Чуя так и врезается в него на бегу.  – Да выпусти меня, что там происходит…   Когда из-за угла появляется фигура, то Накахара первым делом ловит взглядом пистолет в руке, а дальше уже заостряет внимание на всем остальном, и хочется жутко выругаться! Да ебаный… Нигде покоя нет!   – Что за хуйня, Дазай? Ты здесь за каким хером? – Накахара говорит это негромко, но старается максимально вложить в голос свое недовольство.  – Я быстро умею решать делать, в Токио было скучно, да и Хироцу-сан обратился ко мне за помощью, – вздыхает тот, словно его попросили огромные мешки с рисом перетащить из одного амбара в другой, а те, словно по злому волшебному умыслу, никак не кончаются. – Миссия почти выполнена. Дед молодец, соображает. Правильно вычислил, что Цучия явится не на саму виллу. Вот ведь мерзкое создание. Сначала подставил свою охрану под удар, а сам позорно пытался удрать. Но с несколькими дырами где-то в районе затылка вышло не особо. Но он шустрый, я думал, промажу.  – Промажешь… Да что за пиздец такой?! – Ё-кун дергается вперед, таща за собой Чую. – Этого не было в плане операции!  Дазай смотрит непроницаемо на них обоих, его рука с пистолетом опущена, и до этого он вообще казался каким-то расслабленным, но сейчас видно, как напрягся, его плечи под черным плащом расправлены, выпрямился во весь рост и смотрит неотрывно. Чуя сам напрягается мгновенно. Он и подумать не мог, что так хорошо изучил значения телодвижений напарника, на краткий миг смущает мысль о том, сколь интимно это можно рассматривать, но Чуя не успевает распалить в себе действие заснувшего вируса, что латентно каждый миг питал его своей отравой, как Дазай резко вытягивает руку с пистолетом, целясь в их сторону.  – Выпусти его.  Накахара сначала хочет выругаться, но тут внезапно осознает, что его по-прежнему сжимают за запястье: и указательный, и средний палец Ё-куна просунуты под рукав куртки, касаясь оголенного участка кожи.   – Какого хера? – Чуя спрашивает это немного неуверенно, пытаясь заглянуть в лицо тому, кто так крепко сжал его руку, попытка увенчивается успехом, и вот тут уже совсем неприятно видеть мерзкий оскал. – Блядь, пусти меня! – Чуя дергается, применяя способность, и вроде бы она помогает ослабить хватку, но тут тело начинает словно бы коченеть, и быстро доходит, что не само по себе оно вдруг решило ослушаться разум хозяина.  Отпускает лишь в тот момент, когда пуля рикошетом отлетает от стены прямо возле лица Ё-куна. Дазай не промазал. Он просто предупредил.  – Дернешься или применишь способность, размозжу череп, – Дазай произносит это, сократив расстояние, вычисляет движения, Чуя едва успевает ощутить, как его тело начинает каменеть, – Дазай, когда требуется, довольно проворен, и живо хватает предателя за шиворот, прекратив воздействие и отпихнув к стене. Отпустило, но Чуя не рад.  – Какого хуя, Ё-кун? – сквозь зубы цедит Накахара, уже и без того догадываясь.  – Я не собирался тебе ничего делать. Просто придержать, – отпираться тот не стал, слишком уж очевидно все стало, и – так это или нет, сложно сказать – было ощущение, что появление Дазая, незапланированное и столь спокойное, сбило с толку, и Ё-кун будто бы его боялся. И это при том, что врезать ему не составит труда, хоть его и лишили возможности использовать способность. Но тот с оружием – все знают, что Дазай не колеблется перед выстрелом. А Ё-кун явно подыхать не планировал.  – Давно ты стал крысой и работал на Цучия? – спокойно спрашивает Осаму, не отрывая от него взгляда.  – Еще перед таким куском дерьма я не оправдывался! Чуя, для всего были причины! И лично тебе я ничего не собирался делать. Лишь хотел, чтобы ты не лез и дал ему уйти отсюда без вреда.  Накахара дергается, когда Дазай, внезапно отступив назад, стреляет оправдывающемуся прямо в колено, и крик разрезает пространство, которое где-то тут совсем рядом полнится грохотом – кажется, началась зачистка. Чуя и опомниться не успевает, как Дазай стреляет второй раз, ранив в этот раз упавшего в спину в районе позвоночника. И прицеливается снова…  – Блядь, прекрати! – Чуя не ударяет его по руке, пистолет не выбивает из руки, но пуля уходит куда-то в сторону. – Ты какого хера творишь, уебок?  – Он крыса, – четко отвечает Дазай, ощутимо сдавливая перехваченную руку Чуи, чтобы тот лишний раз не смог воспользоваться способностью, но Накахара все же вырывается и несется к стонущему от вскипающей все сильнее боли телу, которое буквально пронизано волнами дрожи.  – Он даже не пытался напасть на тебя!  – Знаешь, он, думаю, в самом деле хотел тебя увести отсюда, да только вот охрана Цучии, если бы ты не убрался отсюда, прикончила бы тебя, воспользовавшись тем, что ты доверился предателю по глупости, ты бы ничего и не понял, – Дазай, все еще крепко сжимая пистолет, приближается, присаживаясь на колено и отпихнув плечом Чую. Дуло прижимается прямо ко лбу стонущего. – Еще помимо тебя крысы есть?  – Сука, даже если бы были, я бы не сказал! Чуя, убери этого ебаного придурка, я… – говорить четко уже не получается. – Чуя, послушай, в самом деле не думал тебе ничего делать! Никто бы не сделал! Ты мог бы с нами… Не в Портовой мафии… – голос сейчас больше похож на скулеж: от боли и страха.   – Я так понимаю, в твою задачу еще и вербовка возможная входила, ясно все с тобой. В любом случае, уже без разницы. Задание полностью выполнено, трупы уничтожат, с виллой позже решат, что делать, – Дазай не реагирует на стоны Ё-куна и попытки что-то еще объяснить, он вынимает из кармана мобильник, выбирая быстро номер из недавно набранных контактов. – Хироцу-сан? Я… Я закончил, – раздраженно вздыхает он. – Скажите своим людям пройти метров сто, здесь они найдут того, кого искал Мори-сан, ну, и передайте ему, чтобы не бесился из-за того, что я тут оказался, а вас я не выдам, не переживайте, – Дазай замолкает, поднимая взгляд на Накахару, который пытается как-то помочь человеку, которого пока еще не успел толком заклеймить своим врагом. Чуя старается это не замечать, он не слышит даже приблизительно того, что говорят сейчас Дазаю, но зато видит в нем самом какое-то напряжение. – Нет. Хироцу-сан. Насчет этого подозрения не подтвердились. Уверен, – он кивает так, будто его могут видеть, скорее что-то подтверждает самому себе. – Есть сомнения во мне? – в его голосе сквозит такая злая усмешка, что Чуе уже любопытно. Дазай резко поднимается, выпрямляясь. – Прекрасно, я закончил. Чуя, идем, оставь его.   – Он кровью истекает!  – И ему повезет, если истечет ею и сдохнет до того, как его закинут гореть вместе с телами живьем.  – Да похуй мне, Дазай! – Чуя не дает перехватить себя за руку, и вообще ему не нравится, что Дазай еще и пытается это сделать с оружием в руке. Ясное дело, что толку от гравитации рядом с ним нет, но на всякий случай защитить себя надо, а то пальнет еще. – Вали отсюда, я разберусь.  – Чуя, тебе в самом деле лучше уйти, – подает голос притихший Ё-кун, кажется, до этого, пока с ним возились, он мельком терял сознание, а сейчас был на грани.   Эти слова звучат как очередное подтверждение вины, но Накахара все равно все еще не готов взять и бросить раненого человека, может, потому, что пока не осознал предательства, ведь не в его личный адрес оно было направлено, но мафия… Блядь, оказывается, все это очень сложно.  – Не дергай меня, кретин! – Чуя не собирается подчиняться Дазаю, что собирается его увести. – Без тебя тут разберусь, съебись уже!  – Ты совсем идиот или как? – Дазай знает, как его отвлечь: сбивает с головы шляпу – проще простого ведь – и Накахара тут же скалится, собираясь вдарить ему за такое по наглой морде, но Дазай умудряется все же перехватить его свободной рукой, да еще и отпихнуть спиной прямо к стене, заляпанной по низу брызгами крови. Иногда просто от него не ожидаешь такой силы, к тому же Накахара давно уверился в том, что даже без способности превосходит его физически, но сейчас было очень неприятно, особенно удариться головой о ребристую стену. – Эта сука и тебя чуть не подставила, хватит распинаться здесь!  – Никто меня не подставлял! – рявкает Чуя, готовый ему вмазать, но из-за чего зажимается – Дазай вдруг так близко – так близко он был только в тот момент, когда они замерзали в храме Инари, а затем – в ванной комнате. Чуя буквально ощущает, как вирус, внедренный неведомой силой ему в кровь, снова продирает свои глазки и коварно ухмыляется, мол, мне снова пора будоражить твои клетки, сжигать их изнутри, чтобы свести тебя с ума! Как можно внезапно стать таким восприимчивым? Это не он сам, это что-то воздействует на него. И не только дурость Дазая… – Отъебись уж! – Чуя все смотрит на Ё-куна, собираясь все же как-то облегчить его страдания, но Дазай грубо перехватывает его за подбородок и шипит прямо в лицо:  – Замер быстро, смотри на меня! – специально или нет, но он будто пытается вдавить Чую всем телом в стену, а тот, не ожидая такой грубости, подчиняется каждому приказу. – Я объясню тебе, чтобы в следующий раз тщательнее выбирал, с кем общаться, идиот! У меня для тебя новость, Чуя! Знай, Мори первым делом подозревал тебя!  – Что ты несешь…  – Заткнись, пока я не закончил, – Чуя не знает, от чего его пробирает сейчас сильнее: от довольно неприятных слов Дазая, который разговаривает с ним, будто он какой-то починенный самого низшего ранга, хуже – обычная пешка, или же от того, как тело, между делом, будто разум сейчас не занят анализом происходящего вокруг дерьма, реагирует на то, насколько близко к нему оказался снова Дадзай Осаму. Хочется заорать и вырваться, и Чуя вполне может это сделать (правда, без вопля, дабы не позориться), но его словно приклеило к земле. Где силы сопротивляться? – Босс сразу просек, что кто-то сдал план в прошлый раз. Сразу негласно начали проверку. Я не буду рассказывать тебе, о чем он говорил со мной и как это делал, но и в пользу того, что ты мог быть крысой, аргументы у него были. Один из них – мы умудрились выжить. Нас не грохнули в этом долбаном лесу. А что если это не случайности, и тебя просто берегли, к примеру? Так рассуждал Мори. Он следил за тобой, говорил, что вообще ты ведешь себя странно, – Дазай внимательно осмотрел Чую, который напрягся еще сильнее – эти откровения о боссе сейчас больно били по нему, он точно не ожидал подобного. – Он специально отправил тебя сюда. Без меня. И приказал Хироцу отследить. Приказ был – если возникнет хоть капля сомнений в тебе –как минимум, начали бы потом пытать, взяв живым. А там бы босс уже посмотрел. Твоя ценность она, знаешь ли, ничего не будет стоить без доверия к тебе.  – Кто бы мне говорил о доверии! Ты… Ты знал сам! Ты не сказал!  – Ты думаешь, мое положение лучше твоего? Если он воспитать так тебе решил, проверить, что я могу поделать? Я и без того нарушил его запрет, явившись сюда! Даже сейчас ты все еще будешь под его наблюдением, несмотря на то что удалось вычислить того, кто в самом деле работал на два фронта. Придется долго объясняться.  – Но я не предатель! – сильнее смятения охватывает только чувство обиды и несправедливости! Блядь, Дазай точно не пиздит сейчас? Да как? Чуя в жизни не думал наебывать руководство, да тем более таким способом, что просто не достоин даже его, так мелко и низко. А Ё-кун… Смотрит на него, просто чтобы не видеть глаз Дазая. Парень притих совсем, но явно слышит их шипение друг на друга. Черт, он в самом деле шпионил тут? Столько времени? С другой стороны, с чего Чуя вообще мог думать, что он и кто-либо еще могут быть преданы мафии? Вот и урок – не суди по себе, даже если это положительные качества. Дазаю верить не хочется, но его слова не опровергаются, и вообще внезапно становится банально неловко от того, что тот в каком-то смысле прикрыл Чую.   – Нет гарантий, что этот пиздюк тебя бы потом не подставил, – Дазай смотрит вниз, наконец-то отступая. – Все, хватит, тут и без нас разберутся, уходим.  – Я не пойду с тобой. Я хочу поговорить с Хироцу-саном. И… Сразу к боссу…Ё-кун, – Чуя пытается его расшевелить, но тот, стремительно теряя кровь, стал туго соображать. – Блядь, ты кого-то еще из наших пытался переманить, подставить?  – Так он тебе и ответит. Хватит, идем, – Дазай дергает его за плечо, но Чуя отталкивает его.  – Иди нахер. Что бы там ни было, я не оставлю его тут подыхать. Ты сам всегда настаиваешь на том, чтобы провести допрос, прежде чем…  Чуя не успевает даже закончить фразу, как Дазай несколько раз стреляет в тело, и Накахара инстинктивно отпрянул назад, окутанный защитным полем гравитации. Тело Ё-куна, вздрогнувшее несколько раз от проникновения металла, лежит неподвижно, и, кажется, больше помощь никакая не нужна.   – Ты, сука, что натворил? – Чуя стремительно срывается с места, собираясь вмазать ублюдку, но он лишь успевает выбить пистолет из его рук, как Дазай перехватывает его, прежде чем все же оказаться заваленным на спину, но яркая вспышка его «неполноценной» способности так больно ослепляет в этот раз, что Чуя щурится, а затем уже не рискует атаковать: они уже здесь не одни.  Хироцу-сан с отрядом появляется слишком стремительно, и Чуя вовремя соображает, что не стоит прямо у него на глазах устраивать потасовки: не те условия, и вообще все по-прежнему не в его пользу. Дазай явно принимает положительно то, что его не уделали в этот момент, причем не из-за того, что боялся очередной разбитой губы, а просто потому, что ему бы пришлось оправдывать Накахару, почему тот внезапно напал. Особенно учитывая, наличие трупа.   – Дазай-сан? – Хироцу вопросительно смотрит на то, как тот поднимается, пытаясь понять, насколько сильно он пострадал.  – Мы уезжаем, – он крепко перехватывает Чую – опять! – за руку. – Ёсида оказал сопротивление, пришлось добить. Я завтра сам допрошу всех, кто с ним общался. Не спугните раньше времени.  – Чуя-кун? – это явно не обращение, Хироцу даже на него не смотрит, он спрашивает у Дазая, словно тот должен был вынести окончательный вердикт. Блядь, ситуация настолько хуевая, что Чуя в полной растерянности смотрит на своего напарника, а тот игнорирует.  – Идет со мной, – Дазай делает несколько шагов, но все равно замирает, потому что Хироцу еще не закончил.  – Для босса это не ответ.  – У босса слишком много подозрений. Странно, что меня он не запер в таком случае в клетке, – отзывается Дазай. – Чуя идет со мной. Никаких больше вопросов. Никаких подозрений. Если они есть, все вопросы – ко мне.  Вопросов в данным момент тоже больше нет. Дазай не видит, как ему кивают в спину, а Чуя все еще озирается на Хироцу, который так и не удостоил его взглядом, но они быстро уходят, и сопротивляться уже незачем. Без разницы, куда сейчас тянут. Чуе гадко. Давно так гадко не было. Наверно, похожее что-то он испытал, когда Овцы предали его. И сейчас ситуация была иной, но вот это разъедающее чувство. И Ё-кун… Надо было все же закурить там вместе с ним.  – Зачем ты его добил? – спрашивает все же Чуя. – Ни за что не поверю, что из милосердия.  – Он мне не нравился, – голос Дазая звучит уже спокойнее.  – Хуёвый аргумент. Тогда тебе и меня надо пристрелить, – Чуя ляпнул это чисто на эмоциях: и дебилу понятно, что оправдывать некогда друга глупо, но все равно не хотелось так вот, чтобы все закончилось. Тот ведь даже пытался объясниться и, кажется, зла реального не желал.  – Тогда такой: представь, если бы он в показаниях начал говорить о том, что хотел переманить тебя на свою сторону? Если бы наговорил чего лишнее? Такая заинтересованность в твоей персоне – тебе не на руку. А так – об этом знаем теперь только я и ты.  – Вот это еще хуже. Не нужны мне с тобой общие тайны.  Дазай молчит, тянет его за собой, и Чуя сначала думает, что где-то тут есть машина, на которой привезли Дазая, но они движутся по лабиринту улочек, пока не оказываются на главной дороге, с которой видно пляж, правда тут же оба инстинктивно отступают в тень, когда мимо мчится полицейская машина, вызванная кем-то из обеспокоенных выстрелами местных жителей. Дазай что-то бормочет про проблемы Хироцу-сана, а затем быстро ведет Чую вдоль дороги, подсвеченной вдоль бело-голубыми огнями, внезапно сворачивая на дорожку, выложенную старыми досками. Там тоже по краю стоят маленькие фонарики, что излучают мягкий свет.  – Куда ты меня тащишь?  – Переночуем здесь. Это съемный дом, я рано уехал из Токио, ждал вас тут. В Йокогаму на ковер рано возвращаться. К тебе будет много вопросов из-за этого твоего дружка, лучше сделаем вид, что их задавал я, и я же убедился, что ты не враг. Мне проще будет убедить Мори в том, чтобы не сомневаться в тебе.  – Не убей меня своим благородством! – Чуе совсем не нравится быть столь обязанным Дазаю, который в самом деле готов позаботиться о том, чтобы его не замучили подозрениями. – С чего вдруг тебя так понесло? Не ты ли часто вопил, как тебя бесит мое присутствие, а?  Дазай замирает возле входа в небольшой деревянный домик в японском стиле. С виду он кажется старинным, но на самом деле это лишь современная стилизация. Чуя краем глаза замечает рядом какие-то каменные украшения, статуи и, то ли это игра света от ламп, что горят под самой крышей, то ли эти скульптурки в самом деле похожи на фигурки кицунэ! Ему аж дурно становится на миг, и он даже хочет сделать шаг в сторону, чтобы посмотреть.   – Чуя! – Дазай, кажется, зовет его уже не первый раз. – Что ты там такое увидел?  – Что это, блядь, за место? – он пытается оглядеться, нет, правда! Там фигурки кицунэ!  – Я же сказал, съемный дом. В округе все занято…  Дазай не договаривает, Чуя просто удирает от него, чтобы убедиться, что глаза его просто обманывают. Но блядь, нет! Это в самом деле статуи кицунэ! Они не похожи не те, что он видел в заброшенном храме, более грубые, но очертания легко угадываются, и самое жуткое – он пробегает по деревянному настилу чуть дальше – обнаруживая маску кицунэ на одной из статуй. Подкрадывается и – после секундного замешательства – берет в руки. Пустые глазницы выглядят жутко, и хочется зашвырнуть вещь куда-нибудь подальше, но что толку? Уже поздно! Почему опять? Почему опять поблизости Дазай? Чуя еще не отошел от того, что его тут посчитали за предателя, а также и самого предали, а теперь этот странный дом! Надо вернуться в Йокогаму, ну все это нахрен…  Он врезается в Осаму, не ожидая, что тот окажется у него прямо за спиной. Маска выпадает из рук, и оба смотрят себе под ноги.  – Какого хрена, Дазай?!  – Что не так?  – Зачем ты меня сюда притащил? Что вообще происходит? Я не могу поверить, что ты можешь совершить столько телодвижений из-за меня… Что тебе от меня надо, быстро говори, что ты еще задумал?  – Господи, ну ты и болван, Чуя-кун, – Дазай низко наклоняет голову, вымученно выдыхая, – идем в дом. Я уже весь продрог…  – Я с тобой, извращенцем, никуда не пойду.  – Ну ты и ребенок, – Дазай теперь уже склоняется к нему. – Я думал, ты сам допетришь, но с тобой так сложно! Зачем притащил? Ты мне нравишься, Чуя-кун, всё.  Всё – это типа того: твоему сознанию кирдык, и не важно, как ты примешь этот факт. Сломаешься под его давлением, воспаришь ли. Не примешь, оттолкнешь, испытаешь презрение – все это уже твои проблемы, но эти слова сказаны – да так четко, что сомневаться не получится. Дазай, наверно, специально разворачивается и направляется прямо в дом, разуваясь у порога. Двери за собой не задвигает. Накахара стоит недолго, и мчится следом, влетая, едва стащив ботинки, в тускло освещенное пространство без мебели.  – Тебе тоже, видимо, в голову ударила эта зараза! – Чуя чуть ли не врезается в Дазая, который пытался запихать ключи от дома в карман плаща, а тут в него вдруг вцепились. – Это все вирус! Тот, о которым ты сам говорил! Да я в жизни не поверю, что ты, бессердечная тварь, способен что-то чувствовать! Слышишь? Дазай! Это ненормально!  – Почему? И о чем ты вообще?  – Я про тот храм Инари! И про все остальное! – Чуя чуть ли не срывается… О чем он? У него язык не поворачивается называть вещи своими именами. Да и он не верит, не верит просто! Это все колдовство кицунэ, потому что нехер было лезть в этот храм и осквернять его! – Черта с два я тебе нравлюсь! И ты бы в здравом уме ко мне не полез, а я бы тебе по морде дал, если бы… Или это ты все! Черт, может, это с тобой что-то не так, и ты меня заставил, проклял…  – Надо же, в жизни в самом деле случаются ситуации, которые трудно представить себе, – Дазай немного растерян, но, кажется, ему смешно. – Подумать не мог, что услышу подобное в ответ. Искренность наказуема. Ты странный, Чуя. Такой невинный ребенок. Тебе проще представить все сказкой. Честно говоря, это еще сильнее трогает.  – Блядь, ты что несешь? – Накахара поздно реагирует на то, что рука Дазая вот уже несколько секунд гладит его по волосам, чуть задевая кожу на виске.  – Я отдаленно представляю, с чего ты мог все это себе придумать, но позволь мне доказать тебе, что я не играю с тобой.  Кажется, этот дом – настоящая ловушка. Куда коварный лис заманил свою жертву. Надо было сразу догадаться. Дазай сам этот демон, он все это делает осознанно, а Чую дурманит. Как сейчас. Его голос обворожительно мягок, все интонации, паузы, он говорит чуть ниже обычного, звук плотный, из груди – Чуе уже приходилось слышать такой его голос, когда он вел допросы, но сейчас в нем еще больше смертельных ноток, потому что все это звучит соблазнительно и запредельно ласково.  – Не надо ничего, – Чуя хочет шарахнуться от него подальше, но ему снова заглядывают в глаза, тянут за руки, ведут в дальнюю комнату – Осаму тут уже хорошо ориентируется.   Помещение кажется небольшим, свет не зажжен – видимость лишь от того, что горит в узком коридорчике, по которому они пришли сюда; разложен футон, и Чую тянут в его сторону. Нет, он не позволит этому придурку, который пусть сегодня и спас его по все еще неясной мозгу Чуи прихоти, снова провернуть то, что он уже недавно сделал. Но Дазай склоняется, проведя большим пальцем по его губам и прижимается своими, раскрывает их слегка и улыбается от того, как Накахара в этот миг судорожно выдыхает через нос, а потом отстраняется и мотает головой, но при этом тело не особо сопротивляется, когда с него стаскивают куртку, а затем ныряют руками под рубашку, ловко вытащив ее из-под джинсов.  – У тебя руки ледяные, – Чуя дергается, пытаясь убрать его от себя, используя холод как предлог, но ему сжимают пальцы и тянут ко рту.  – Твои тоже, – Дазай выдыхает, пытаясь согреть их пальцы, но затем отпускает и быстро стаскивает с себя плащ, пиджак, и галстук весьма стремительно стягивается через голову.  Чуя мог использовать это как шанс удрать, но в итоге не шевельнулся, и продолжает вздрагивать каждый раз, как его касаются: ладони оглаживают щеки, шею, пальцы задевают губы; Дазай хватает его за руку и подносит к своему рту, вжимаясь щекой, то и дело ловя взгляд постепенно туманящихся голубых глаз, обхватывает свободной рукой за талию, прижимая к себе, из-за чего Чуя неуверенно пытается отстраниться, но шепот у уха заставляет замереть чисто из-за того, что все эти касания и сокращения пространства между ними – слишком перехватывает дыхание, движения становятся неуклюжими, словно что-то подламывает – тут максимум падать и ползти, да и то далеко не отпустят!  – Не бойся, пожалуйста.  – Мне это говорит человек, который меньше часа назад застрелил хладнокровно другого, – Чуя упирается ему в грудь руками. – И я не боюсь, твою мать… Я не могу… С тобой. Я не представляю себе это, не так это должно было быть, не с тобой.  – Ну, я тоже не о тебе всю жизнь мечтал, и вообще думал, что убьюсь еще лет до тринадцати.  – Мне не повезло, – констатирует невесело Чуя, жмурясь и крепко сжимая зубы, когда его шеи касаются губами, а пальцы расстегивают чокер, роняя его на пол.  – Забавно, как ты боишься.  – Блядь, я не боюсь! – звучит почти что уверенно, но Чуя все равно инстинктивно отступает назад, но тут подстава – сзади оказывается деревянная опора, о которую он не сильно, но бьется затылком.   Дазай лишь ухмыляется – это можно чувствовать по движению его губ, что скользят по ключицам, оттягивая ворот рубашки. Касания слабые, не особо уверенные, но Чую они уже в малой степени заботят, потому что он внезапно ощущает, что начинает упираться ему в бедро сквозь ткань брюк. Но если он сейчас даст деру, Дазай опять скажет, что он испугался. Потом еще издеваться начнет. И вечно будет попрекать. И отговорки типа «я с парнями не трахаюсь!» не помогут. Никуда не деться, он не отстанет, и вирус из крови, которая сейчас так приятно струится по венам, никуда не денется, а Чуя уже не в состоянии сдерживать в себе все эти желания. Он потерпит. Что бы сейчас не управляло им, Дазаем, ими обоими, он потерпит. В конце концов, должно же быть в этом что-то приятное. Он что-то читал. Не может сообразить только, как там все описывалось, кажется, он был не особо в восторге от некоторых моментов, и не хотел бы оказаться под кем-то, он, блядь, Дазай уже расстегнул на нем рубашку и движения уже теплых пальцев такие жутко приятные на теле, что вся теория вылетает нахуй из головы.  Его толкают спиной вперед, оттащив от деревянной опоры. Ногам немного прохладно, хотя дом явно прогревали, но до этого особо нет дела, кажется, и так становится жарко, и Чуя отчасти рад, что его таки завалили на разложенный футон, потому что стоять – тело не слушается, а хвататься за Дазая – тот и сам не особо твердо держался на ногах.   Парень все же невольно хватается за край джинсов, когда Дазай начинает их стягивать с него. Черт, это все же не так просто!  – Успокойся, я все равно все уже видел.  Видел он! Не только, блядь, уже видел! Чуя все равно не подобного желал! Ему стыдно лежать сейчас вот так, позволять другому парню себя раздевать, смотреть на себя. Дазай не вызывает у него физического отвращения, в этом он уже давно себе признался, но позволять ему такие вещи… Он инстинктивно поджимает ноги, пытаясь закрыться от чужих глаза, но этот гад не дает!  – Чуя, не закрывайся, я хочу посмотреть на тебя…  – На что, твою ебаную мать, там можно смотреть?! – сам глядит куда угодно, только не на Дазая. Поздно или не поздно еще удрать? Это невыносимо! Ну? Чуя косится на него. Чего этот пидор на него так пялится? На себя бы взглянул! Чуя слишком нервничает из-за всего происходящего, где-то на заднем плане его еще не отпустила ситуация с подозрениями начальства и предательством Ё-куна, какой тут нахер секс, извините? У него даже еще не встал, но Дазая будто это и не заботит. Он прикасается так, будто некоторое время назад не сотворил ничего подобного, чуть шире пытается развести бедра Чуи, он несильно сжимает в ладони расслабленный орган, оттягивая крайнюю плоть и чуть поглаживая краешком пальца головку, другой рукой водит по животу, бедрам, задевая ягодицы. Вид у Осаму какой-то благоговейный – дорвался почти до самого запретного. Накахара и вымученно терпит, и в то же время едва сдерживает себя, чтобы не подставиться больше под руки, что его так аккуратно оглаживают. Дазай чуть склоняется и прижимается губами к коже прямо надо волосками на лобке, Чуя, зачем-то тянет руку, зарываясь пальцами в мягкие локоны, но тут же злобно бормочет:  – Сделай уже то, что хочешь, хватит меня мучить!  Его партнер кажется опьяненным, но как-то еще контролирует себя, смотрит с усмешкой, но и еще с чем-то таким, что можно трактовать, как чистейшее желание. Он отодвигается, чтобы освободиться от одежды, а Чуя таращится в потолок, стараясь не идентифицировать шорохи с тем, что происходит. Он не будет снова смотреть на его обнаженное тело, ни за что. Там нет ничего для него привлекательного, и это будет единственный раз, когда он позволил себе оказаться в одной постели с парнем. Чуя дает себе слово!   Чисто из любопытства он задирает голову, не понимая, куда там делся Дазай. Чего он возится в углу? Перекатившись на бок, Чуя поджимает к себе колени, все еще ощущая импульсы в тех местах, где обжигали касания. Он смотрит не на Дазая, а на его тень, что поднимается, а затем движется на него. Злобный дух. Жутко. Это все вирус. Подчинил его чужой воле. Чуя закрывает глаза. Может, прокатит и он так и пролежит, не разлепляя век до самого конца?   Он чувствует – Дазай склоняется над ним. Целует в щеку, потому что до губ не может достать. Посмеивается над ним, это бесит, и Чуя все же пытается как-то извернуться, чтобы уж совсем не позориться, но это только в мыслях легко решиться. Да и он совсем теряется, когда его начинают целовать уже не в шею и плечи, а водят языком прямо по груди и животу, что дико щекотно и в то же время приятно. Все же рискует взглянуть на своего не особо умелого любовника, под стать ему самому. На самом деле хорошо, что видимость нечеткая. Он бы не выдержал, если бы свет, что попадает сюда из коридора, был ярче. Дазай слишком близко, но сейчас его шрамы неудобно разглядывать, да и Чуя не думает об этом на самом деле. Он зачарован, когда его ногу отводят чуть в сторону и целуют бедро, опять все ближе приближаясь к уже куда сильнее напряженному члену. По телу проносятся приятные искры, когда Дазай берет снова в руку плоть, стремительно наливающуюся кровью, и крепче сжимает пальцы. Если честно, кажется, что наблюдаешь это со стороны. Возбуждает, но не понимаешь, что собственное тело так реагирует. Чуя не осознает, в какой момент начинает толкаться ему в руку, потому что этих слабых и неуверенных движений недостаточно! С одной стороны, он серьезно не готов к тому, чтобы Дазай взял и набросился на него, сметая страстью, скорее, он сам пока пытается понять, что надо делать, от того все так тягуче медленно, но это уже начинает раздражать!  – Почему ты не спишь с девушками? – вдруг спрашивает Чуя, когда его целуют в выпирающую тазобедренную кость. – Ты гей?  – Хм, не сказал бы, – Дазай поднимает голову. Надо же, он весь разрумянился, и Чуя ловит себя на мысли, что выглядит это охуенно, и он реально хочет, чтобы Осаму сейчас взял в рот, только язык не повернется это произнести. – Просто прежде них мне попался ты, и я решил: сойдет!  – Ну ты и сука! – Чуя хотел лягнуть его ногой, но у него сейчас плохо с координацией, и его легко перехватывают и подтягивают к себе близко, чего он совсем не ожидает, Дазай еще и встает на колени, и Чуя теперь не может отвести глаз от его эрегированного член – даже в полумраке сладко будоражит.  Мозг в этот момент орет о том, что он совсем обезумел – докатиться до такой стадии принятия всей ситуации, а что-то еще, с чем Чуя не успел до этого критического момента смириться, сладко внушает ему, что он хочет этого юношу, что сейчас касается себя, чуть прикрывая глаза, а потом пытаясь собраться и не кончить раньше времени. На еще более долгие прелюдии его точно не хватит, и Осаму отклоняется назад, что-то нащупывая у себя за спиной. Чуя чуть приподнимается на лопатках, пытаясь понять, что он там творит.  Кажется, реальность происходящего доходит до него поэтапно. И каждый раз – словно в лед опускают. Что толку, что он что-то там читал, чтобы иметь хотя бы представление? Пока не увидел тюбик в руках Дазая, то даже не вникал в суть процесса, а сейчас накрыло. Словно каменный, Накахара взирает на то, как прозрачная масса льется на пальцы, и постепенно, словно в замедленной версии воспроизведения фильма, доходит, что сейчас будет. Чуя дергается, когда его бедра нежно сдавливают сухой рукой, словно успокаивая, хочется попросить его переждать, но возбуждение давит сильнее на голодный до ласки организм, да и Дазай настойчив, и из груди Чуи рвется прерывистый вдох от того, как теперь холодные пальцы всего лишь касаются напряженных мышц ануса снаружи. Ну что за подстава! Чуя, соглашаясь на все это, не проследил в своей голове весь процесс. И сейчас ему кажется жутко унизительным то, что Дазай собирается ввести свои пальцы вовнутрь. Это же, черт… Никто его там никогда не касался. Он сам этого не делал. Осаму убирает волосы с лица, он и сам не особо к такому морально готов, и Чуе немного радостно видеть его в таком состоянии, теперь он точно знает, что есть вещи, где эта прошаренная во всем мумия может жутко сомневаться. Искуситель из него тот еще, и эта мысль как-то успокаивает, немного отрезвляет от умозаключений насчет всякого колдовства и прочей херни, но все равно Чуя уверен – в здравом уме с ним бы такого не случилось, и он больно сглатывает, когда вовнутрь проникает один палец, а затем, не дав опомниться, второй.  Херня, все это херня! Господи, да как такое может нравиться? Заднице холодно, мерзко влажно, звуки так вообще жесть, и вообще все это очень пошло, и он упорно не хочет видеть, как это все смотрится, особенно тогда, когда Дазай снова начинает водить рукой по члену, который болезненно напряжен и не привык, чтобы так тянули время. И хрен пойми, что тут больше всего возбуждает!  Чуя вцепляется в простыни сильнее, когда его начинают растягивать яростнее. Осаму тянется ближе к нему, целует снова в шею, неуверенно в губы, которые Чуя так и не раскрывает, сам не зная тому причины. Это так ужасно, наверно, выглядит – то, что они сейчас делают. У них совесть вообще есть? Чуя вообще-то приехал сюда работать, у него репутация зависла на волоске, а он разлегся под другим парнем, который сгибает внутри него пальцы, задевая в какой-то момент чувствительное место, и спину аж выгибает от неожиданности. Чуя слегка ошалело распахивает глаза, а Дазай, кажется, даже не понял, что сделал, лишь сам плотнее попытался к нему прижаться. Чуя хочет еще, но из-за этого чувствует себя окончательно испорченным, и не смеет даже звука издать, боится двинуться лишний раз, хотя эти чёртовы длинные пальцы – их хочется глубже, но он, наверно, окончательно спятил, если желает подобного!  – Я уже так не могу больше, ты просто изверг, – возмущается он, выдыхая чуть ли не через каждый слог, куда-то в шею Дазая, даже не замечая, как цепляется руками за его спину, что кажется совсем хрупкой.   – Я не хочу, чтобы ты потом возмущался, что я сделал тебе больно, – Дазай все же чуть отстраняется, чтобы взглянуть на него, – но, если честно, терпеть уже невозможно!  – А так еще хуже, – Чуя отворачивается. Он перетерпит. И не все так страшно. Пальцы Дазая выскользнули из него, но нега, что успела уже расползтись по телу, все еще наполняет собой, и это приятно, и должно быть, вроде бы, еще приятнее. Стыд – это можно пережить. Блядь, многие так ебутся, никто еще от стыда не подох с первого раза. Ну да, не многие это делают с собственным напарником, с которым вроде как с первой встречи отношения не задались, хотя они научились вместе работать. Но это все херня. Ничего такого…  Чуя упорно занимался самоубеждением, пока случайно не перевел взгляд на то, как Дазай проводит рукой по своему члену, на который уже надел презерватив. Сначала мелькает мысль о том, что хорошо, что у этого болвана хватило ума подготовиться, далее – блядь, он реально готовился? Он взял это с собой?! Где достал-то?! Какая нахуй разница, где достал, когда только сейчас доходит, что самый момент переживаний еще не прошел. Черт, он точно думал о сексе, когда соглашался на все это? В том смысле, он до конца додумал процесс? Это же совсем не то, чем начиналось: поцелуи, касания… У Чуи паника практически! И бешенство от осознания своей полнейшей неопытности и наивности! Как так можно было вообще, он же знал, он читал, прокручивал в голове. Спасибо хоть, что Дазай сам находится в процессе постижения, а то будь он уже отлаженной секс-машиной, то точно бы не затыкался, комментируя каждую судорогу в теле, что собирался оттрахать.  – Поймаю, если попытаешься удрать, – хмыкает этот гад, обмазывая свой член смазкой, а затем выдавливает еще, и Чуя недовольно скалится от очередного контраста температур на своей коже.  – Заткнись уже и давай закругляйся!  – Я едва ли начал! – он сам придвигается и разводит Чуе ноги – невыносимо смотреть на всю эту пошлость, и Накахара запрокидывает голову, но и секунды не выдерживает, приподнимаясь на локтях, не желая никаких неожиданностей.  Головка члена упирается в проход, а потом проталкивается, раздвигая складки, и сначала вроде бы ничего, но затем Чуя падает плашмя на спину, едва сдерживая в себе скулеж, потому что это охренеть, как странно, да еще и не особо приятно. Дазай, кусая собственные губы почти до крови, делает еще одно движение, старается плавно, но Чуя все равно дергается. Там дальше узко, там дальше уже больно, не говоря уже о том, что ни капли не возбуждает! Привыкнуть особо не дают, Дазай и сам через силу терпит, поэтому больше не жалеет и входит глубже, вдавливая пальцы в бедра, чего Чуя особо и не чувствует, давясь собственными всхлипами.  Сука, это просто пиздец! Скольжение внутри только раздражает, и он весь напрягается, не находя в себе мужества расслабиться. Его целуют в щеки, но он отворачивается, упирается руками в чужие плечи, словно оттолкнуть от себя хочет подальше, но ни одному жалобному стону вырваться не позволяет.  – Тебе больно? – спрашивает сквозь хрипы в собственном голосе Дазай.  Мотает головой. Слезы из глаз – сильнее зажмуривается! Ни за что! Ни за что он не покажет ему, что больно, что страшно, что хочется нахер отсюда удрать, и это все вообще жуткая ошибка и болезнь, и вообще Чуя ненавидит теперь всю эту религиозную мифологию, все ненавидит. Особенно Дазая, что шепчет ему что-то ласковое, и это еще хуже! Нет-нет, не больно, но всхлипы буквально дерут горло.  Чуя зря считает, что его напарник такая уж безжалостная и эгоистичная скотина. Осаму внимательно следит за ним, пусть ему и мутит жутко голову, но он не позволяет себе двигаться быстрее, даже выходит на какой-то миг, давая возможность прийти чуть в себя. Добавляет еще смазки и проникает снова. Уже чуть легче, но грудная клетка Чуи все равно нездорово вздрагивает. Он так мужественно терпит, что хочется его расцеловать, но тогда контроль точно потеряется и будет больнее, чем есть.  Они оба слишком напряжены, вкупе с неопытностью все движения хаотичны, Чуе сложно довериться и расслабиться, а Дазай просто понятия не имеет, как сделать так, чтобы стало наконец-то приятно. Ведь должно быть! Он отстраняется, оглаживая нежно вздрагивающее тело, все же мельком рассматривает лицо Чуи, который за все это время так и не смог глянуть в ответ, а потом ложится рядом с ним. Накахара приоткрывает глаза в надежде, что пытка закончилась, и он уже готов схватиться за простыню, чтобы стереть всю эту гадость между ног, но Дазай прижимается со спины, заставляет приподнять ногу и снова входит сзади, но уже все же как-то легче. Кажется, Осаму все-таки немного приноровился: движения становятся ритмичнее, и Чуя вдруг ловит себя на том, что снова ощущает то чувство, что зацепило его, когда пальцы заполняли пустое пространство. В этом что-то есть, и что-то уже похоже на приятно, но он все равно старается не издать ни звука, кусая собственную ладонь.  Движения ускорились, и головка члена попадает несколько раз по простате. Звук сдавленного голоса столь сладкий, что Осаму моментально реагирует:  – Не молчи, пожалуйста, – шепчет он ему на ухо, зарываясь носом во влажные волосы, но Чуя мотает головой, сжимая зубами собственную ладонь, жмуря слезящиеся глаза. Нет-нет-нет! Собственные стоны – так стыдно! Но, мать вашу, это было так приятно, и, когда импульсы снова долбят по нему, уже не получается давиться всеми этими рвущимися наружу всхлипами. Тем более, когда так крепко прижимают к себе, и Чуя запрокидывает голову назад, тяжело дыша, подставляя шею под уже более грубые и требовательные поцелуи, когда оба даже не понимают, что потом останутся следы. Чмокающие звуки оглушают его, сводят с ума – и похуй: он стонет, цепляясь одной рукой в плечо обхватившего его Дазая, а другой сжимает собственный член. Все это по-прежнему непривычно, но теперь уже не имеет значения.  Он все еще не может переселить себя и попросить, чтобы – вот здесь, прямо сюда, сильнее, но Дазай уже сам отключился и двигается рывками, не сдерживая себя, пока не кончает, чего Чуя даже толком не заметил, он лишь скулит от того, что в нем замерли, и чужое напряжение пронзило собственное тело. Дазай с каким-то рычанием выдыхает воздух возле его лица, чуть приподнимается на локте и тянется рукой к члену Чуи, сжимая крепко, что чуть ли не больно, и это почти сразу смешивается с тем ощущением, что он испытывал прежде, но в разы сильнее, что, показалось, будто на миг отключило.  Смотреть, как Дазай сдавливает его член, из которого вытекают остатки спермы – выше сил, когда накатывает полное осознание всего, до чего Чуя докатился, но – он смотрит неотрывно, как пальцы массируют плоть, размазывают перламутровые капли. Стыдно, стыдно, стыдно! Но Чуя в жизни сейчас не заикнется просить о том, чтобы отпустил, потому что его еще не отпустило, его еще трясет, и сука – ему хорошо от этого так, что он ненавидит себя сильнее, чем когда-либо в жизни. Осаму водит рукой, оглаживая пальцами головку, пристроил подбородок на чужом плече и таращится. Ощущение, что он просто в восторге от зрелища.  – Я мог бы и сам это сделать, – зачем-то бормочет Чуя.  – Мне показалось, если я помогу тебе кончить, это должно быть приятно, – немного неуверенно произносит Осаму, отстраняясь от него наконец-то, покидая тело и пытаясь сесть, но что-то не особо выходит. Он хватается за бедро Чуи, пытаясь хоть как-то удержать равновесие и прийти в себя.  – Не вымазывай меня в этом!  – Но она твоя, – Дазай задумчиво изучает свою руку, а Чуя в тупом раздражении прячет лицо в простыни.   Он старается не прислушиваться к копошению рядом, не думать о том, как Дазай стаскивает с себя презерватив, не думать о том, что они сейчас сделали, не думать… Блядь, как можно не думать, когда саднящая задница слишком хорошо напоминает, не говоря уже о том, что это на самом деле меркнет на фоне обалденных ощущений в теле, что нещадно долбят, пронзают все чувствительные точки. Зараза так сильно поразила организм, что, видимо, справится с этим будет невозможно. Это точно все демоны. Физическое удовольствие смешивается еще и с тем, что Чуя прежде никогда не испытывал: его обнимали, целовали, пусть и смазанно, но само отношение… Дазаю правда нравилось все это делать? Он сам даже толком ему не отвечал, и теперь Чуя еще и ненавидит себя за то, что все, на что его хватило, – прикинуться бревном. Никакой собственной инициативы! Но он как-то сразу поддался чужому напору, ухватился за то, что можно просто отдать себя в руки, что с таким рвением тянулись к нему, и вот результат. Но Дазая, кажется, эти метания рыжего не особо смущали. Может, он так и хотел, черт его разберет.   – Чуя, – не сразу доходит, что его зовут.  Накахара не реагирует отчасти от того, что все еще слегка будто бы оглушен, но податливо поворачивается, когда Дазай его пытается перевернуть на спину, ну или хотя бы оторвать лицо от футона.  – Ты обиделся? – Осаму спрашивает это не прям с беспокойством, с каким-то его оттенком, который нельзя разобрать, но видно, что ему в самом деле важно это знать. Он склоняется к губам, но Чуя все вертит головой. – Я хочу поцеловать тебя нормально, повернись.  Как легко и просто он говорит о своих желаниях!  Проще в самом деле просто сдаться. Губы солоноватые от пота – Чуя ощущает это, когда впервые приоткрывает свои, разжимает зубы и совсем не сопротивляется, разрешая себя поцеловать наконец-то по-настоящему, увлекаясь настолько, что жалеет, что не сделал этого, пока любовник был внутри него. От такой мысли одолевает очередной приступ головокружения, ясность желаний в очередной раз ослепляет, но Чуя только крепко охватывает его за шею и выгибается, прижимаясь крепче, хотя хочется поторопиться в душ – избавиться от нервирующей липкости. Честно говоря, все это немного мерзковато, и влага между ног – ладно, он потом будет все это анализировать. Целоваться оказалось слишком приятно, чтобы отвлекаться от этого процесса, касания мягкого языка в собственном рту – Чуя хочет больше, поэтому, к плохо скрытой радости Осаму, проявляет активность, скользя своим языком по чужим деснам, хотя вялость все же подкрадывалась – слишком вымотался, а впечатления под конец дня окончательно добили. Дазай его иссушил буквально, но, когда Чуя обрывками вспоминал о том, что тот рискнул подставиться перед Мори, чтобы прикрыть его зад (а потом нагло присвоить себе), хотелось верить, что слова, сказанные прежде, действительно имели какой-то вес. Чуя не влюбился внезапно, грудь полна смятений, он не уверен в том, что в самом деле до всего этого дошел сам, но получить такую долю внимания от того, от кого вовсе не ожидаешь – самолюбие зажигает на танцполе.   Вирусы, вирусы… Кажется, против них нет средств.  – Это все из-за тебя, – бормочет Накахара, сжимая сильно кое-чей зад, потому что эти поцелуи в грудь слишком невыносимы. Так влажно. – Ты виноват. Ты или лисы… Богиня нас обоих, наверно, прокляла и обратила во грех…  – Боже, Чуя, ну тебя и несет, – Дазай отстраняется и кое-как поднимается, пытаясь сообразить, где тут была ванная комната.  – Это ж сдуреть надо было, чтобы с тобой… Я не такой.  – Мы трахнулись – теперь это вечно будет с тобой. И трахнемся еще раз – я тебе обещаю.  – Пидорас, – блядь, надо встать, надо смыть с себя всю эту дрянь, он не хочет спать на вымазанных простынях, но так лень! Слышно, что Дазай куда-то побрел. Чуя шарит рукой, пытаясь нащупать край одеяла, чтобы прикрыть себя, но ни черта не выходит, приходится приподняться. Опускает глаза ниже. Нет, он пока еще не способен все это адекватно переварить, но странно – внутренней катастрофы вроде бы не переживает. Или просто не осознал. Проводит рукой по животу, ниже, но тут же отдергивает руку, слыша, как Дазай возвращается. Блядь, невозможно все равно спокойно на него смотреть, когда он в таком раскрытом виде.   В Чую летит полотенце, теплое, и он сначала вытирает лицо, а потом, разворачиваясь спиной, пытается убрать эту чертову смазку. По-хорошему бы в душ. Блядь, она везде! Дазай излапал его вымазанными в этой штуке пальцами, даже на плечах! Почему никто не предупредил, что за мигом удовольствия следует столько возни? И этот опять чего-то к нему лезет, но Чуя уже так не дергается испуганно от поцелуев в спину. Дазай сам тянет его лечь, забирая полотенце из замерших рук. Он тянет одеяло, укрывая их обоих, уже в последний момент соображая, что свет так и остался гореть, но второй раз встать себя точно не заставит.  – Утром я захочу убить тебя, – Чуя не сразу понял, что сказал это вслух.  – Утром ты еще раз захочешь меня, – хмыкает Дазай.  Поспорить бы, но слишком приятно то, как Осаму водит по нему рукой, прежде чем замереть с чувством выполненного долга. Быстро отрубается, гад, упахался весь. Чуя, впрочем, и сам проваливается тут же в сон.  С рассветом часто наступает прозрение. И вот Чуя, сгорбившись под одеялом, сидит и ждет, когда его раздавит чувство глубочайшего стыда, и он начнет сокрушаться. Но единственное, что его пока реально тревожит – больная спина и задница. И он мельком думает о том, а не будет ли каких последствий? Мало ли? Откуда ему знать, вдруг чего… Не хотелось бы. Он сдохнет, если придется идти к врачу с подобным и объяснять причины. Прислушивается к себе – да вроде не смертельно, должно пройти. Вроде успокоил себя и вернулся к старым тараканам в голове. Он уже не знает, что это вирус или собственная дурость, одержимость ли, миф, кицунэцуки, фантастический бред, но реальность не искажена – она все время была правильной, и вот он момент кульминации – он сидит и тупо улыбается. Похож на больного психа сейчас. Никто не видит – можно и позволить себе, хотя прикрывает рот рукой, а потом замирает пальцами на губах, касается подушечками внутренней влажной стороны нижней губы. Ему не с чем сравнить, но это было жутко приятно, хоть и слюняво.   Вздрагивает, когда Дазай, одетый в брюки и рубашку, вбегает в дом с уличной прохлады, ежась, но, судя по всему, очень взбодрившись.  – Вижу, ты продрал глаза. Честно говоря, не думал, что ты так любишь поспать, Чуя, – ухмыляется он, что-то кидая рядом с ним на татами.  Накахара сначала смотрит на него как-то мрачно, про себя думая о том, какой у него вдруг бодрый настрой, обычно он ходит и выводит всех из себя своим готовящимся на тот свет видом, а тут прям цветет. Краем глаза смотрит, что там такое ему бросили, и едва не шарахается в сторону, разглядев маску кицунэ.  – Нахера ты это припер сюда?!  – Ну, она валялась там. Там в одной из комнат еще есть всякие. Здесь много туристов бывает, хозяева домика специально тут создали этакую атмосферу древней Японии, там на заднем дворе даже подобие храма есть, но он не настоящий, а еще они предоставляют в аренду одежду в японском стиле, это, видимо, часть атрибутики. Для мацури самое то.  Чуя вполне принимает это объяснение, но что-то ему не легче. Почему его угораздило попасть именно в такой дом, когда он так сильно накрутил себя на эту тему?  – Ты все нес какую-то ерунду про кицунэ, духов и прочее, и я только утром сообразил, что не сказал тебе. Все перебрал в голове. Ты говорил, что видел тогда кого-то в том храме?  – Видел, – кивает Накахара.  – Конечно, хрен знает, может, эти духи и боги нас правда окружают, – Дазай садится рядом на татами, беря маску в руки, от Чуи не ускользает то, что в его сторону то и дело стреляют глазами, хотя он почти скрылся под одеялом – прохладно. – Ты потом даже не спрашивал, как Хироцу-сану и остальным удалось нас найти…  – Блядь, – перебивает Чуя.  – Что такое?  – Вспомнил про Ё-куна… Вот ведь сука.  – Из-за него мы бегали по лесу. Он сдал нас тогда.  – Ты нарыл на него?  – Не сказать, что нарыл. Но стал наблюдать за ним. Мне не нравилось, что он общается с тобой, – откровенно заявляет Дазай. Замолкает. Чуя удивленно таращит на него глаза: ему показалось, или его напарник даже сейчас не пытается скрыть ревность? Да ладно! Нет, это просто его тупое чувство собственничества! Это Чуя уже проходил! Оно обрушилось на него с самого начала их знакомства, с того дурацкого спора и ебучих шуток про собак. Осаму считает его своей игрушкой, не более! Только сейчас это как-то иначе выглядит. Это ощущается интуитивно, и Накахара уверен, что не ошибается, но уточнить боится почему-то. Пока с него достаточно и такой откровенности.  – Так что там, как нас нашли? – Чуя сам возвращает Дазая к началу разговора, боясь, что он сейчас что-нибудь скажет такое, что опять придется рефлексировать до конца дня.  – Итако.  – А?  – Мне кажется, ты видел там в храме итако. Просто Хироцу-сан сказал, что это именно живущая в горах старая шаманка подсказала им, что обнаружила каких-то мальчишек и направила, куда идти.  – Погоди, они же… Слепые. Как она передвигается по лесу?  – Без понятия, но она там бродила одна, без сопровождения, думаю, слепота ей не особо мешает ориентироваться, к тому же, вдруг она правда с духами общается? Ты говорил, она что-то бормотала. Хироцу-сан сказал, что они тоже не сразу поняли, что она хотела им объяснить, когда столкнулись с ней, но бабуля все же может считаться относительно адекватной. Я, кстати, сам видел ее. Мы ее чуть не сбили, когда поехали – она дорогу переходила, ты просто тогда не заметил.  Вот так информация. Чуя смотрит перед собой, пытаясь как-то сопоставить факты. Все выглядело таким странным, будто его правда хотели заколдовать. Она вела себя странно, подходила близко, касалась их, но ничего такого не сделала. Он видел ее близко. Слепая. В самом деле: ему показалось, что она как-то странно смотрела.  – А лисята? Там были лисята.  – Чуя, я не могу дать ответы на все твои вопросы. Мало ли, что там водится в этом лесу помимо итако, может, в самом деле кицунэ? Ты сосчитал их хвосты? Может, ты им очень приглянулся, у вас много общего, и они решили тебя заколдовать? Как думаешь? – Дазая явно это все забавляет, и становится немного обидно. – А, может, с тобой и раньше что-то было не так? С чего-то меня потянуло к тебе!  – Со мной как раз все было нормально. Это все твоя… дурость, – Чуя прикусывает язык, не хочет говорить, что за это время сам подозревал, что Дазай может не просто быть заражен, а оказаться каким-нибудь злобным духом.  – Ну не знаю, я бы на твоем месте проверился. О, точно! Найдем эту итако! Если она занимается обрядами, как они делали это раньше, то местные жители точно в курсе, можно поспрашивать, отправим тебя к ней на исцеление! – вы посмотрите, ржет сука, издевается!  Исцеление. Хорошее слово. Чуя так внезапно осознает – все его мысли о вирусах… Если бы Дазай тогда не начал болтать всякие глупости, он бы и не додумался такое нафантазировать. Смотрит на Осаму – что в нем так сильно могло обворожить? Итако. Да, может, она могла бы изгнать из него злых духов, освободить от чужого влияния. Только вот, кажется, чужое влияние – оно не призрачное, и влияет вовсе не своей колдовской силой, а тем, что подвластно многим людям в той или иной степени. И все равно сложно это все признать.  – Чуя, ты реально думал, тебя кто-то проклял? – Дазай расплывается в еще более коварной ухмылке, щуря глаза. О нет, только не это выражение лица! Теперь он точно будет припоминать при каждом удобном случае!  – Это все не могло случиться в здравом уме, – бормочет Накахара, ощущая, как краска расползается по всему телу. И вообще он вдруг осознал, что голый здесь сейчас только он, причем одеяло не спасает от этой мысли. – От тебя тем более проще ждать какой-нибудь гадости, нежели довериться. Тем более так, когда мы…  Ай, язык все равно не поворачивается назвать хоть как-то вслух то, что тут произошло.  – Я точно совру, если скажу, что мне не нравится подкалывать тебя, – Дазай дергает его за ногу и тут же уворачивается от пинка, злорадно смеется, а потом еще и пытается стянуть одеяло. – Но в этом случае, – Чуя одеяло не отпускает, поэтому Осаму просто забирается под него руками, и лапает за бока, что взвизгнуть хочется! – стал бы я так делать, ты же капризный! Приручай потом тебя снова!  – Без животных сравнений никак? – Чуя все пытается увернуться, но не особо выходит.  – Хер тебе.  – Хер будет тебе, если не угомонишься! И вообще, наверно, пора двигать отсюда! Я опять вчера облажался! – Чуя все отодвигал эту мысль от себя, но она, скрытая пластами других, все же копошилась себе, подавала признаки жизни. – Блядь, это очень хуево, что Мори-сан подозревал меня. Он ведь даже предупредил меня о том, что есть предатель. Неужели специально так намекал, проверял… Черт, он хотел, чтобы я грохнул Цучию, и снова – проебался.  – Думаю, ко мне претензий будет не меньше, – скучающе отзывается Дазай, его вся эта ситуация колышет в меньшей степени. Чуя так прикидывает: блядь, если представить, что Дазая все это время интересовал больше он сам, чем дела и мнение босса, то снова хочется лопнуть от чувства собственной значимости, да только все же это не особо весело. – Но насчет тебя – думаю, босс прислушается к моим доводам.  – С чего ты взял, что он не решит, что ты специально меня покрываешь?  – Покрываю? Неправильно, Чуя. Покрывать тебя не в чем, ты и правда наивная маленькая собачка, ай, не бей меня, которая попалась, да и не твоя эта вина, я и сам не был до последнего уверен, пока не увидел вас с этим придурком вчера вместе. К тому же: смысл покрывать тебя? Или ты хочешь всем поведать о том, что тебе все же нравятся мальчики в лице меня?  – Я не сказал, что ты мне нравишься, – Накахара смотрит в упор, размышляя о том, стоит ли дать Дазаю в нос. Он опять обмотался своими бинтами. Видел ли кто-то его еще без них. Хочется коснуться мест, где были шрамы. Ой, нет, хватит пока что…  – Ладно, спишем все на эти твои придумки с вирусами. Как это забавно все же…  Даже нет смысла просить заткнуться. Накахара смотрит, как Дазай собирает по полу их одежду, размышляет о всей этой херне, что напридумывал. А вдруг и не напридумывал? Все еще не особо верится, да и не смирится он все равно так легко, и вообще не особо представляет, во что теперь все выльется. Хм. Можно даже использовать в своих целях. Может, однажды Чуя пожалеет, что пустил все на самотек, спрогнозировать развитие невозможно.  До конца еще не смирился, Чуя упрямый, и вообще пока уверен, что не переживет, если кто-то узнает, Дазай, кажется, проще ко всему относится, возможно, просто не желая истязать себя, а брать… Ладно, от излишней рефлексии лучше не станет. Дазай пялится на него, когда он пытается сообразить, что делать, что прежде все же стоит дойти до ванны. Не в одеяле же отправляться. Под его взглядом. Ну и похуй. Накахара тупо забивает и топает, сверкая голым задом. Пусть смотрит. Если сильно захочется, может присоединиться. Чуя не будет против.