Любовь-Морковь

Услышав громкое сопение с нотками нарастающего храпа, Юнги убирает руку с Чимина и откидывается на подушку, растирая ладонями лицо. Он глупо хихикает, пытаясь унять подступающую истерику и утихомирить своё громко бьющееся сердце. Юнги ощущает себя прямо-таки победителем по жизни. Впервые отважился на такой отчаянный шаг — признание любимому человеку в чувствах, и это несмотря на то, что ему уже почти под тридцатник, а тут... на тебе — соулмейт отрубается в самый ответственный момент! По крайней мере, абсурдность и неловкость ситуации сглаживались тем, что сам Чимин успел поведать о своих чувствах к соулмейту. Осознание этого факта невероятно грело душу Мина, и он готов был простить своей половинке, что тот вновь не вовремя отключился. Честно говоря, Юнги готов был расцеловать саму хозяйку судьбу за то, что подкинула ему этого чертёнка, который в короткий срок смог изменить всю его жизнь. И хотя в первое время пришлось тяжело из-за странного поведения и нападок собственного соулмейта, но, в целом, парень был безумно счастлив, что Чимин такая оторва (иначе бы Юнги умер с тоски, это точно). Мин осознал, что ему действительно нужен такой взбалмошный, взрывной, открытый, дерзкий человек, а не тот надуманный и романтизированный образ из старой книги. Боже, и как он только мог додуматься до скромной и податливой девушки! Нет, такая ему точно не нужна! Ещё немного полюбовавшись на расслабленное личико спящего соулмейта и поводя по нему указательным пальцем, Юнги отметил, что даже громко храпящий и со стекающей дорожкой из уголка рта слюны, Чимин был краше всех на свете. Ласково чмокнув его в висок и подоткнув по бокам одеяло, Мин аккуратно выбрался из постели и собрал свою разбросанную в порыве страсти пижаму. Он на цыпочках выбежал из комнаты и осторожно прикрыл за собой дверь, чувствуя себя невероятно влюблённым. Ему до жути хотелось сделать пробуждение своего соулмейта самым романтичным, и Юнги, впопыхах, напялив на себя пижаму, помчался на кухню, чтобы приготовить завтрак в постель. Классика всегда в моде! Быстренько поставив варить кофе в турке, Юнги кинулся замешивать тесто для любимых кексов Чимина. С морковью, естественно, не иначе! Парню хотелось петь и танцевать, настолько его переполняли чувства и воспоминания о том, что между ними, наконец, произошло. Мин прикрывает глаза и стыдливо заливается румянцем, прокручивая на повторе сладкие стоны Чимина в своей голове. Ух, как бы ему хотелось ощутить горячее тело своего соулмейта в руках прямо сейчас. Теперь ведь они принадлежат друг другу, так? А, значит, он имеет полное право касаться Чимина, когда угодно и где угодно? Юнги очень хотелось кинуться сию же секунду назад в спальню и затискать своего любимого, но парень всё-таки решил побыть романтиком и довести начатое до конца. Завтрак в постель ждёт! Запихав в духовку формочки с тестом и разлив по чашкам кофе, Мин хлопает себя по лбу и выбегает из дома, направляясь к оранжерее. Чтобы первый их завтрак после совместно проведённой ночи был более запоминающимся, Юнги срывает несколько чайных полураскрытых роз и на всех парах несётся назад. Он обрезает стебли и ставит цветы в высокий бокал, наполняя его водой. Вот так, романтично и прямо как в фильмах. Дождавшись приготовления морковных кексов и красиво всё уложив на поднос, Мин водружает в центр импровизированную вазу с цветами и отправляется в спальную комнату. Практически бесшумно проникнув внутрь, Юнги ставит поднос на тумбу и присаживается рядом со спящим Чимином. Тот, видимо учуяв любимое морковное лакомство, морщит нос и принюхивается, приоткрывая один глаз и сканируя пространство на предмет знакомого запаха. Мин улыбается и придвигается ближе, он даже осмеливается склониться над Чимином и, ни секунды не раздумывая, целует его в щёчку с тихим: «Просыпайся, соня, пора завтракать». Тут Чимин приоткрывает второй глаз и, поворачивая голову вбок, видит на тумбе поднос с двумя чашками ещё дымящегося кофе и небольшую горку любимых морковных кексов. Его брови приподнимаются, когда он замечает полураскрытые розы, и хрипло интересуется: — Это мне что ли? Чимин так натурально удивляется, будто ему в жизни не дарили цветы, хотя может и не дарили, Юнги этого не знает наверняка. Он выпутывается из одеяла и придвигается к тумбе, рассматривая чайные бутоны. — Я подумал, что это утро должно быть особенным и запоминающимся, поэтому… вот, — растерянно чешет затылок Юнги, и его щёки безбожно розовеют. — Ох, бля-я-ять… Видимо я был очень хорош, раз заслужил цветы и завтрак в постель, ммм? — довольно тянет Чимин, пошло ухмыляясь и поигрывая бровями, чем ещё сильнее вгоняет Мина в краску. — Вкуснотища-то какая! — довольно бубнит Пак, закидывая целый кекс себе в рот. Мин придвигается ещё ближе и внимательно смотрит на то, с каким аппетитом Чимин поглощает его стряпню. Тот натурально попискивает, подёргивая своим носиком, и с превеликим удовольствием набивает щёчки, запихивая кексы в рот один за другим. Ну как настоящий хомяк, ей богу, и чего это Юнги раньше не замечал этих повадок и путал Чимина с крысой или же мышью? Наблюдая, как Чимин, расправившись с доброй половиной лакомства, взмахом одной руки утирает своё лицо и уже хватается за чашку с кофе, Мин реально удивляется, что не сразу понял, какой невероятный у него соулмейт: до жути милый и очаровательный, слегка неуклюжий и нетерпеливый. Только вот парень понимает, что его сердце принадлежит теперь лишь этому проказнику. Не успев схватиться за свою чашку и сделать пару глотков, Юнги ловит чужой хитрющий взгляд, облизывающий его с головы до ног. — Давай допивай, сладкий, — Чимин полностью выпутывается из одеяла и подползает ближе к Мину, утыкаясь носом в его шею, — я помню, что мы должны были сходить вместе в душ… Так что, поторапливайся, мне уже не терпится стянуть с себя эту чёртову сетку. И потереть тебе спинку, конечно… Юнги чуть ли не давится кофе и медленно сглатывает горький напиток, ощущая горячее дыхание и влажные губы на своей шее. Чимин такими выпадами точно доведёт его до ручки. — Эм, а ты не хочешь ещё немного… поспать, например? — Мин ещё полчаса назад мечтал вновь прикоснуться к своему соулмейту и заобнимать его до смерти, но сейчас чувствует себя застигнутым врасплох таким откровенным предложением. Всё-таки ему ещё придётся поработать над тем, чтобы не реагировать на пошлости Чимина как пятнадцатилетняя школьница, которой мальчики впервые лезут под юбку. — Да я уже преотличненько выспался. И тоже очень хочу, чтобы это утро запомнилось нам надолго. Мину ничего больше не остаётся кроме как полностью сдаться своему возлюбленному, который уже с нескрываемым вожделением пялится на Юнги, слабо потираясь о бёдра и вновь расстёгивая маленькие пуговки его пижамной рубашки. Пак не церемонится и действует довольно проворно, в пару мгновений освобождая торс соулмейта от ненужной тряпки, затем сползает с его колен и тянет за руку в ванную комнату. Мин чувствует невероятный прилив возбуждения, концентрирующийся внизу его живота, а штаны приподнимаются вместе с образовавшимся в них стояком. Чимин хихикает, бросая взгляд за спину, и резко тормозит, прижимаясь спиной к груди своего соулмейта. Юнги испускает тихий стон, врезаясь причинным местом аккурат в упругие ягодицы, и обнимает Чимина, крепко стискивая в руках его талию. Этот маленький чертёнок знает, как довести Мина до белого каления, и вовсю пользуется этим! Все действия Пака обжигающие, провокационные, и он совершенно не стесняется откровенно пользоваться своей сексуальностью, сводя собственного соулмейта с ума. Чимин бессовестно протискивает руку назад между их телами и с силой сжимает отчётливо выпирающий бугорок в штанах Юнги. Пак довольно мычит и одновременно с этим проходится пальчиками свободной руки и по своему возбуждению, успевшему налиться в полную силу. Юнги сквозь зубы шумно выдыхает, стискивая пальцами чужие бока, и, медленно расцепляя руки Чимина, разворачивает его лицом к себе. Мин усмехается, видя, какой Пак уже разгорячённый, с затуманенными глазами, поблёскивающими похотливым огоньком, и нежно розовым румянцем на своих кругленьких щёчках. Парень не удерживается и припадает к манящим губам соулмейта, сразу же проталкивая язык внутрь чужого рта. Юнги запускает пальцы в мягкие светлые волосы, слегка оттягивая их у корней, и наслаждается тем, как Чимин несдержанно стонет, пытаясь перенять первенство в борьбе их языков. Они задают безудержный темп, пожирая друг друга, как изголодавшиеся звери. Юнги нетерпеливо, но ласково скользит ладонями по узким плечам, не отрываясь от жарких и страстных поцелуев, и спустя пару мгновений стаскивает лямки сетчатого комбинезона и оголяет тело соулмейта до самых бёдер. Им приходится ненадолго оторваться друг от друга, чтобы глотнуть свежего воздуха, а заодно и продвинуться вглубь ванной комнаты. Губы Чимина после их поцелуев кажутся ещё пухлее обычного, они не только стали больше, но и приобрели глубоко алый цвет. Юнги ненадолго зависает, любуясь истерзанными им же губами, а после присаживается на корточки и осторожно стаскивает с ног соулмейта чулки. Парень замечает едва заметный шрам на бедре и с нежностью проводит по нему кончиками пальцев. Зная, что он сам и стал виновником оставшегося на карамельной коже следа от металлической ловушки, Мин припадает губами к тому самому месту и тихо шепчет: «Прости». Юнги будет извиняться ещё тысячу раз и вряд ли когда-то забудет о том, что причинил боль своему соулмейту. Расчувствовавшись и погрузившись в не самые приятные воспоминания, Юнги осыпает короткими поцелуями шрам на чужой ноге, ведёт губами по неровностям кожи, а спустя пару минут чувствует горячие капли, упавшие на его лицо. — Юнги, вот что ты со мной делаешь? — хнычет Чимин, роняя слёзы. — Ох, Чимин… — теряется Юнги. — Из-за тебя я стал таким сентиментальным! Как вообще можно плакать в такой ситуации?! Я давно простил тебя, давай забудем об этом. Сейчас пора решать другие проблемы, — Пак хитренько улыбается, смахивая непрошенные слёзы, и одним рывком стаскивает штаны с Юнги вниз, а после с размаху впечатывает Мина в дверцу кабинки, от чего та предательски дребезжит и чуть прогибается под массой тела двоих парней. Чимин немедля проталкивает язык в чужой рот, глубоко засасывая соулмейта, и наощупь отодвигает дверцу, придерживая Мина за талию. Они вместе вваливаются внутрь кабинки, кто-то из них выкручивает вентили с горячей и холодной водой, ни на миг не разрывая их мокрый развязный поцелуй. Юнги всё же находит в себе силы, чтобы оторваться от сладких губ возлюбленного и притянуть его под тёплые струи воды. Мин на секунду задерживает взгляд на греховно выглядящем Чимине: блондин учащенно дышит с полураскрытым ртом, то и дело слизывая с губ струящуюся на него сверху влагу, смотрит томно и похотливо из-под полуопущенных век, сопротивляясь струйкам воды, и, о боже, он совершенно беззастенчиво ласкает себя прямо внизу, ухмыляясь и стараясь при этом не отводить глаз от своего соулмейта. У Юнги лихорадочно бьётся сердце, и в паху так сладко тянет от маленького развратного представления Чимина. Мин до боли прикусывает свою щёку изнутри и, кажется, его рассудок затуманивается полностью, напоследок советуя действовать, а не подвисать на том, как его соулмейт постанывает от собственных рук. Юнги делает шаг вперёд, вплотную прижимаясь к разгорячённому влажному телу, прикрывает глаза и губами натыкается на одну из выпирающих ключиц. Он бережно поглаживает чужую спину, продолжая рассыпать поцелуи, и одновременно с этим нашаривает позади них бутылочку с гелем. Пока Чимин довольно мурлычет, обхватывая маленькими ладошками чужой член и прижимает его к своему, Юнги уличает момент и схватывает мочалку с крючка. Он с силой закусывает губу, чтобы позорно не взвыть в голос, и чуть не роняет мочалку, ощущая давление и до умопомрачения нежные прикосновения пальчиков его соулмейта. Мин старается глубже дышать и пытается воззвать к своему разуму, но приятная дрожь удовольствия практически выбивает из него дух, норовя разжать его пальцы и выпустить все предметы из рук. Он еле как отстраняется, оставляя чуть выше ключицы Чимина краснеющий след, и приближается к чужому уху, приказывая себе не сорваться и не наброситься на своего соулмейта. Мин опаляет горячим дыханием ушную раковину, прикусывает мягкую мочку, слегка посасывая маленькое колечко в ней, и хрипло выдает: — Куколка, развернись для меня. — К-куколка? — Чимин даже выпускает из руки их члены — настолько он ошарашен услышанным прозвищем. — Когда я впервые тебя увидел, ты был с ярким макияжем на твоём милом личике и в юбке, — ухмыляется Мин, понижая голос, — самая настоящая куколка. Очень, очень красивая и сексуальная… Пак, возможно, и хотел бы немного поистерить и поорать за такое паршивое прозвище (это Чимин-то куколка?! Юнги, вообще, видел свою фарфоровую кожу?!), но он лишь глухо стонет, сдаваясь напору властного и немного грубого голоса Мина, и беспрекословно поворачивается в тесном кольце полуобъятий своего соулмейта. Юнги словно издевается, наблюдая за тем, как выгибает и потряхивает Чимина от его незатейливых действий: он обильно поливает спину гелем, медленно растирая его мочалкой по нежной коже, то и дело проходясь с нажимом по чужим позвонкам. Пак тонко скулит и готов спустить прямо сейчас при каждом последующем прикосновении прохладных пальцев вперемешку с губами, мажущими кроткими поцелуями по тем местам, где прошлась жёсткая мочалка. Он и не знал, что у его соулмейта такие наклонности, так же как и не ожидал хлёсткого шлепка по своей многострадальной заднице, тут же выбившем из него весь дух. Чимин чуть ли не ударяется лбом о стеклянную стенку душевой кабинки, вовремя вытягивая руки вперёд, и прокусывает свою нижнюю губу до крови от такого резкого и нахального выпада со стороны Мина. Нравится. Чимину всё это слишком нравится. Позади слышно, как удовлетворённо хмыкает Юнги, и Чимин не успевает обернуться, как в ту же минуту ему надавливают мочалкой сильнее на поясницу, заставляя тем самым прогнуться и упереться грудью в стенку. После Мин нетерпеливо пропихивает свою ногу меж чужих бёдер, раздвигая ноги парня пошире, и зажимает того между своим горячим телом и стеклянной поверхностью, наваливаясь на него и тут же атакуя заднюю часть его шеи укусами. Пак буквально давится слюной, всё ещё пребывая в неверии от того, что происходит и что с ним вытворяет его соулмейт. Юнги же будто руки развязали и вытащили его потаённые желания из спячки наружу: он жмётся сильнее, руками беспорядочно, но с особой нежностью касается тела Пака, попутно смывая чёртову пену с него. Мин будто знает, где нужно нажать, пощекотать или же просто погладить. На особом прикосновении к v-образной линии внизу живота Чимин не выдерживает, и громкий судорожный стон вырывается из его горла. Юнги времени не теряет и, хватая Пака за бёдра, вжимается собственным возбуждением, проезжаясь членом между ягодиц, поддразнивая своего соулмейта. Пак пытается перенять инициативу и тянет пальцами свою ягодицу в сторону, скользя пальцами вглубь, раскрываясь сильнее, чтобы пригласить, наконец, Юнги внутрь себя, но тут же обе его руки перехватывают и пригвождают к стене. — Тц, какая плохая куколка. Держи руки так, — Мин опускает свои руки и хватает с полки бутылочку увлажняющего масла. Он щедро смазывает пальцы и выливает немного субстанции между упругих ягодиц соулмейта. Приставляя кончик скользкого пальца к пульсирующему колечку мышц, Юнги аккуратно надавливает на него и медленно проталкивается внутрь. — Сладкий, прошу… У тебя потрясающие пальцы, но меня не надо растягивать. Я хочу твой член, — у Пака выдержка никуда не годится, и он отчаянно подвиливает задницей, противореча собственным словам и пытаясь насадиться на длинный палец Юнги. Мин на такое нетерпение лишь хмыкает, шлёпает Пака по ягодице и нежно оглаживает вход вторым пальцем, аккуратно проталкивая его внутрь. Издевательски скребя чувствительные стеночки внутри чужого ануса одним пальцем, Юнги потирается своим членом о мягкие ягодицы соулмейта и ловит тихие маты и громкое шипение, обещающие ему «райскую» жизнь, если он не прекратит эти свои шалости и не приступит к делу немедленно. В очередной раз, раскрыв было рот, чтобы вылить новые угрозы на Мина, Чимин давится воздухом и прогибается до хруста в спине — а ведь Юнги всего-то извлёк из него свои пальцы и лишь на головку оказался внутри канючащего и изнывающего от возбуждения парня. — Бля-я-ять, да, — взвизгивает Чимин, содрогаясь от небольшого толчка внутри. Перед глазами тут же появляются тёмные мушки, а по бокам вверх скользят сильные жилистые руки Юнги. Мин усмехается, перехватывая чужие запястья, и с размаху входит полностью в своего соулмейта, заставляя того испустить глубокий низкий стон с тяжёлым выдохом под конец. Замерев на минуту и ощутив всю прелесть ничем не скованных ощущений, Юнги присвистывает, утыкаясь Паку в затылок. Он тяжело дышит, опаляя горячим дыханием шею любимого, и мокро целует, стараясь отвлечь напряжённо дрожащего парня. По телу Мина разливается блаженное тепло, насыщая всё вплоть до кончиков пальцев, и его буквально возносит к самим облакам. Он делает на пробу несколько тягуче медленных поступательных движений, ловя умопомрачительные стоны Чимина, и вскоре набирает куда более быстрый темп. Охренеть! Как, оказывается, круто трахать своего соулмейта без резинки! Юнги явственно чувствует, как Чимина потряхивает, и насколько ему хорошо, он будто читает его мысли, то и дело меняя углы проникновения и касаясь поочередно каждой из его эрогенных зон. Шея, грудь, ключицы и даже поясница не остаются без ласки и внимания со стороны Мина. Чимин даже не успевает подумать, а губы и пальцы парня уже на нужном месте, чтобы подразнить ужасно набухшие соски или же оставить смачный засос на шее под линией роста волос. Блядский Юнги и чёртова соулмейтская связь! Чимин уже видит цветные вспышки перед глазами, слюна медленно стекает из уголков его рта, и он еле как держит дрожащие над головой руки, норовящие опуститься и обнять Юнги позади себя, чтобы ещё теснее прижаться к нему. — Ох, сладкий… Юнги… — еле слышно шепчет Чимин, скользя ладонями по стене. Юнги обожает слышать своё имя из уст любимого, тем более таким просящим, нуждающимся и сексуальным голосом. Это срывает все затворы, и он жёстче вбивается в податливое тело возлюбленного, безошибочно попадая прямиком по простате. Пак громко стонет, подёргивая бёдрами в такт, и у него начинает кружиться голова от водоворота таких острых ощущений, затягивающих его в самый эпицентр неземного наслаждения. Он едва замечает крепкую руку Юнги, обхватившую его член и судорожно водящую вверх-вниз, ему хватает пары минут, чтобы, наконец, дойти до оргазма и излиться со звонким криком в чужую ладонь. Одновременно с этим, Чимин чувствует, как и сам Юнги сотрясается позади, наваливаясь на него и обхватывая за талию. Мин не успевает выйти и несдержанно изливается внутрь, наполняя горячей спермой мягкую задницу Пака. Они оба тяжело дышат и никак не могут прийти в себя, но Юнги находит в себе силы, чтобы выскользнуть из тела своего парня и развернуть того к себе лицом. Он бережно прислоняет Чимина к стене и ловит его мутный взгляд, пытающийся сконцентрироваться на чужом лице. Мин глупо улыбается, поглаживая разрумяненную щёчку соулмейта, и накрывает его губы своими, сливаясь в страстном поцелуе. Чимин немедля принимает его и переплетается с ним языками, хватаясь обессилевшими руками за его шею. Проходит ещё пару минут, прежде чем они отстраняются друг от друга, обрывая тянущуюся ниточку слюны между ними. Юнги хрипло смеётся, утирая свой подбородок и с лёгкостью произносит: — Я так люблю тебя, Чимина.

***

— Ну и что тебя беспокоит? — Да ничего, нормально всё у меня, — бубнит Чимин. — Ты не съел ни одного своего любимого кекса, — Юнги озадаченно следит за кислым и крайне удручённым выражением лица Пака, что сжимает в руке телефон. — Так, что случилось? — Я, наконец, написал папе, — грустно вздыхает Чимин, продолжая тискать свой телефон. — Вот только он не ответил. Не стоило мне тогда так из дома сбегать, он волновался, наверное… Юнги в курсе, что случилось в семье соулмейта перед тем, как тот сбежал. Его также, как и самого Мина когда-то, не захотели понять и принять. Поэтому Мин поступок Пака не осуждал, но говорил не раз, что лучше отцу написать и поговорить обо всём. Юнги как никто другой понимает, что в Чимине кипит юношеский максимализм, навеянный отчасти плохой компанией, с которой тот по глупости связался, и их суждениями о том, как правильно жить. Но также Чимина угнетали и запреты общества, ограничивающие свободу и самовыражение. Однако, как Юнги уже понял, спустя столько времени совместного проживания, Пак далеко не закоренелый антагонист и нарушитель порядка. Он, не смотря на свой возраст, достаточно здраво оценивает не только свои возможности, но и жизненно важные ценности. Конечно же, вдали от родительского дома парень первое время приспосабливался как мог, убеждаясь, что сам может со всем справиться, и никто ему не нужен. Но, в конце концов, оказавшись под крылом своего соулмейта, Чимин понял, что ему нужна поддержка: ему нравилось чувствовать себя нужным и приносить пользу другим. Он осознал, что всё, что творил до своего побега — это лишь способ привлечь чужое внимание. И Чимину стало очень стыдно, что причинил столько боли, беспокойства и волнения своему отцу. Его вредный характер и взбалмошное поведение в течение последних пары лет доводили родителя до отчаяния, а иногда и до диких приступов головной боли. Его отец, Пак Соджун, перепробовал и кнут, и пряник, да только Чимина так просто не возьмёшь. И в один из дней его просто заперли в квартире, отобрав ключи и телефон, наказав хорошенько подумать о том, какие выкрутасы тот вытворяет, и кем он после этого станет. Чимин лишь фыркнул презрительно, сказав, что так просто не сдастся и не пойдёт на поводу устаревших взглядов общества и отца в том числе, поэтому, собрав свои скромные сбережения, вылез в окно и, спустившись по карнизной трубе, сбежал из дома. Амбиций было через край, да ещё и открывшиеся резко видения из жизни своего соулмейта придавали ему уверенности в завтрашнем дне. Чимин нет-нет да появлялся пару раз в месяц на занятиях и даже умудрялся как то сдавать зачёты, при этом не попадаясь на глаза отцу, который хотел встречи с ним, иногда подстерегая у ворот учебного заведения. Через знакомых парень передал, что с ним всё хорошо, но домой он не вернётся. Слишком сильно была задета гордость и яркая индивидуальность Пака младшего. И вот теперь, найдя своего соулмейта и практически полностью обосновавшись в его доме, Чимин в кои-то веки задумался, что нужно помириться с отцом, навестить того и сообщить о том, что он обзавёлся родственной душой, которая приняла его говённый характер (со слов Пака старшего, сам Чимин считал свой характер просто потрясающим!) и дурные привычки. — Чимини, дай ему время, он обязательно позвонит. Ведь ты сам говорил, что отец искал с тобой встречи, поэтому, наверняка, обрадуется, что ты первый вышел на связь. Он, может, занят сейчас, — успокаивает Юнги, приобнимая соулмейта за плечи и прижимая к себе. — Или обижен и видеть меня не хочет… — вздыхает Чимин. — Может и так. Но ты его любимый сын, уверен, он простит тебя, когда вы поговорите. — Если мы поговорим… — Когда! И перестань строить из себя пессимиста, я знаю, что ты не такой. Просто вымогаешь моё внимание и ласку, хитрая куколка! Но так и быть, я настолько люблю тебя, что решил освободить денёк от работы и посвятить всего себя тебе! Не успевает Мин договорить, как Чимин радостно взвизгивает и тут же запрыгивает парню на коленки, стискивая его шею и совсем не целомудренно целуя в губы. Что поделать, такой уж любвеобильный у Юнги соулмейт! Вечером же Пак старший всё-таки перезванивает Чимину, и они договариваются о встрече на следующий же день. Перед часом икс парень крайне нервничает, но Юнги успокаивает его, говоря, что тому всегда есть куда вернуться, что есть место, где его любят и всегда ждут. Чимин настолько растрогался, что чуть не задушил своего соулмейта в объятиях. Прорыдав на плече любимого достаточно долго, Чимин чуть не опоздал на встречу, пулей выбегая из дома и обещая написать Мину, когда всё решит с отцом. Спустя пару часов Юнги получает смс-ку о том, что всё прошло более чем удачно, и Чимин погостит пару дней у отца. Юнги такого поворота, конечно, не ожидал, но был счастлив, что у любимого всё наладилось с отцом. Вот только к ночи его сердце заныло, а запястье с именем стало странно покалывать. На душе не было привычного спокойствия, парня немного потряхивало от того, что он будто не чувствовал себя целым. Юнги старался убедить себя, что всё это ерунда, но какое-то чувство опустошения его всё равно не покидало. «И кто, если не лучший друг сможет объяснить, что это такое?» — с такой мыслью на третьи сутки отсутствия Чимина Юнги нагло ворвался в соседний дом, чуть не сбив в дверях Чонгука, который собирался на прогулку. — Эй, Хосок! У меня к тебе важное дело! — громко зовёт Юнги. — Давай выходи, я знаю, что ты дома. Буквально через минуту на шум выползает сам хозяин дома и, замечая страдальческое лицо друга ещё со второго этажа, молниеносно спускается с лестницы. — Боже, да что случилось-то, Юнги? — взволнованно оглядывая Мина, Хосок замечает капельки пота, скатывающиеся со лба и висков друга. — Ты опять что-то натворил со своим хомячком?! — Что?! Да нет, конечно! Но это и правда связано с Чимином, — грустно вздыхает Юнги. — Его нет уже хрен знает сколько времени, а моё запястье горит так, будто там ожог какой-то, а не надпись, — мямлит парень, протягивая вперёд руку ладонью вверх. — И состояние странное какое-то, не пойму, что не так… — Не драматизируй, его нет всего пару дней, — не смотря на слова, Хосок с видом настоящего профессионала рассматривает чужое запястье, с осторожностью ворочая им, и едва касается кончиками пальцев надписи. — Что ж, я читал о таком. Возможно, что у вас очень сильная эмоциональная связь. Наверняка, вы понимаете друг друга с одного только взгляда, и мысли читаете не разговаривая, так? — Эмм… — Юнги зависает, пытаясь вспомнить что-то подобное, — э-э-э, ну, вроде было что-то такое… Иногда… В памяти почему-то всплывают в основном только события интимного характера, ведь Чимин иногда делился тем, что Юнги будто угадывал все его желания, удовлетворяя его по всем фронтам. Но такое в основном происходило, когда они оба были возбуждены… В повседневной жизни Мин чего-то подобного припомнить не мог. — Как правило, соулмейты проявляют такую способность в моменты, когда они особо чувствительны и находятся, к примеру, в состоянии экзальтации, — видя недоуменный взгляд Юнги, Хосок тут же исправляется, — короче говоря, твой соулмейт в восторге от тебя или же ты пиздец, как его возбуждаешь, а может даже всё вместе взятое… — Чон лыбится, как ненормальный, напоминая свою дрянную лисицу. Вот уж точно соулмейты! — Так, я не понял, ты помочь мне пытаешься или выведать подробности моей интимной жизни?! — возмущается Юнги. — Эта шкура блохастая очень, ОЧЕНЬ плохо на тебя влияет! — Я просто говорю то, что пишут в книгах! Нахрена мне про твой секс знать? Или ты хочешь чем-то поделиться? Я всегда готов выслушать, ты же знаешь, — ржёт Хосок, замечая сердитое лицо друга. — Хорош придуряться! Мне что делать-то с этим?! — Юнги тычет рукой в лицо друга, а затем валится на диван, устало плюхаясь в подушки и жалобно стонет. — Хосока, дай мне какую-нибудь мазь что ли, рука отвалится скоро, ну ей богу! Чон безудержно хохочет, чем привлекает внимание Тэхёна, который, как по заказу, тащит очередную тарелку своего кулинарного пиздеца. — О, приветик, Юнги! Слышал, твой соулмейт хочет тебя 24/7, ты, наверное, рад, что не помрёшь девственником, и твоя пипирка не отсохнет раньше времени? — щебечет Тэ, накрывая маленький кофейный столик на троих человек. Гостеприимство у него в крови, не иначе! Юнги смеряет лиса презрительным взглядом, но молчит, чтобы не выдать какую-то колкость — они вроде как стали ближе друг другу, да и Чимин Тэхёна обожает до безумия. — Ты бы позвонил ему, и развлеклись бы на здоровье, ну ей богу, как маленькие! Современное общество давно балуется виртами и секстингом! Глядишь, полегче бы стало и ты бы не ныл тут, что рука отваливается. Хороший секс — залог преотличного здоровья и настроения, я тебе точно говорю! — Тэ откровенно хихикает, поигрывая бровями и разливая по чашкам чай. Сами-то они с Хосоком и чем похлеще занимаются, но Юнги об этом знать не обязательно, а то вон как его щёки раскраснелись. — Тэхён, блять! Угомонись уже! И без тебя тошно! Чимин, вообще-то, уехал к отцу! А ты предлагаешь извращениями заниматься, пока он под родительским кровом?! — Ну, Чимин точно не был бы против, — пожимает плечами Тэхён. — Вообще, он дело говорит, Юнги, — улыбается Чон, отпивая из чашки чай. — Лекарств не существует, у твоего соулмейта молодой организм и, вероятнее всего, его гормоны очень активны, как у подростков в пубертате. Либо у него просто ненасытное либидо. Либо ты настолько горяч и сексуален, что он постоянно хочет… — Всё, заткнитесь оба! Я понял, — Юнги отчаянно потирает виски и не находит ничего лучше, чем и в правду воспользоваться советом рыжего пройдохи. Почему бы и нет? Наверняка, Чимин со своим звериным дружком обсуждали что-то подобное, а зная Чимина… он от такого точно не откажется! Сейчас Юнги только кусочек пирога отведает и можно бросаться в сексуально-виртуальный бой! — Привет, ребят! Юнги не у вас случайно, а то меня дома что-то никто не встречает, — как только Мин отпивает глоток душистого чая, пытаясь успокоить своё ноющее сердце, так всё и выплескивает обратно, слыша знакомый звонкий голосок. Чимин нагло вваливается в дом и, едва завидев темноволосую макушку своего соулмейта, на всех парах бежит к нему. — Сладкий, а ты чего не встречаешь? Я тебе весь обзвонился, волнуюсь! А ты тут чаёк попиваешь! Или чего покрепче? — отчитывает Чимин, заглядывая в чужую чашку и делая пару глотков. Тэхён восторженно рукоплескает, приветствуя прибывшего друга, и тут же несётся за ещё одной чашкой. — А я… я, — заикается Мин, вскакивая с дивана, и крепко обнимает соулмейта за талию, — я так скучал. Хосок тихо сидит на кресле, стараясь не издавать ни звука и не мешать такому трогательному воссоединению соулмейтов (три дня разлуки — это и вправду вечность!). Юнги слишком долго ждал свою половинку, и теперь щедро вознаграждён нужным ему человеком. Тэхён в дверях кухни смаргивает скупую слезу и поджимает губы, чтобы не разреветься в голосину. Слишком романтичный момент для его чувствительной натуры. Первым отмирает Чимин, задорно щёлкая Юнги по носу: — Сладкий, там во дворе машина стоит. Меня ждёт. Мин удивлённо приподнимает бровь, поспешно выпаливая: — Ты что, опять уезжаешь? Как? Куда? Зачем? — Ага, уезжаю. Точнее, переезжаю, — Чимин прижимается к любимому, закидывая руки на его шею, — от папы к тебе. Там мои вещи, их нужно выгрузить. Юнги настолько широко улыбается, что даже задумывается о том, может ли его лицо треснуть от такого счастья. Он только открывает рот, чтобы вылить тираду безграничной радости от услышанной новости, как его вновь прерывают. — О, Чимин, приветики. Вернулся? Хорошо, что вы все здесь, — неожиданно до полной кучи в дом влетает Чонгук, таща под ручку какого-то мужика в строгом костюме и в очках. Он врезается в спину внезапно остановившегося Гука, но все же выдавливает приветствие и поклон, как полагается. — Эм, Гуки, это как понимать вообще? — отмирает Хосок, переводя взгляд на своего брата и, кажется, его учителя философии (?), истории (?). Он тут же подскакивает к пришедшим и отдирает руку Чонгука с переводящего дыхание преподавателя. — Извините, господин Ким! Чонгук иногда такое дитя несмышлённое, не понимает, что можно и что нельзя, как себя вести со старшими… — Всегда вообще-то! — вторят на заднем плане Чимин и Тэхён. Хосок сердито стреляет в них глазами и вновь обращается к преподавателю: — Мой брат что-то учудил в школе? Или вы просто в гости решили зайти? Может чай? Тот побледнел совсем и, кажется, будто вот-вот грохнется в обморок, обводя глазами всю компашку, пристально уставившуюся на него. — Наливай чая, хён. А можешь и чего покрепче, будем праздновать собрание парочек! — говорит Чонгук, довольно прижимаясь к преподавателю. — А? — Хосок, честно говоря, вообще ничего не понял. Остальные присутствовавшие, к слову, тоже. — Это мой соулмейт, хён! На фоне разбитая чашка, дергающийся глаз Хосока и счастливый визг Тэхёна вперемешку со свистом Чимина. Юнги как всегда невозмутим, а может, больше всех в шоке, что их мелкий Гуки, которого он помнит ещё в подгузниках, стал обладателем такого взрослого соулмейта. — Гуки, ты же говорил, что твой соулмейт байкер, — цедит Тэхён, когда все более-менее отошли от новости. — Извините, конечно, господин Ким, но вы на байкера не очень-то смахиваете. — Эм, да, конечно, я всё объясню, — краснеет преподаватель и задирает рукав пиджака вместе с манжетой рубашки. Там, в самом деле, Хосок замечает имя своего братца, который нагло ухмыляется и показывает свою надпись, подтверждающую их связь. — Я преподаю литературу в основное время, но иногда играю в постановках в местном театре, ну хобби такое… «Литература, точно!», — думает Хосок, вспоминая, что Чонгук рассказывал о своей любви к этому предмету и восторгах по поводу нового преподавателя. Ну, теперь понятно, почему Гуки так внезапно воспылал любовью к литературе. — Да, Намджун-хён последние пару месяцев играл байкера, вот я и подумал… — Вот это пиздец! Ой, не то хотел сказать! Ну, надо же какой поворот, — гогочет Тэхён, подскакивая к Хосоку, которого, по всему видимому, штормит от таких новостей. — Я, эм, я сам недавно узнал, — сипит Намджун, нервно теребя пальцы. — Вы ничего такого не подумайте только! Это никак не отразится на учёбе Чонгука, в школе об этом никто не узнает. Я обязательно дождусь его совершеннолетия, чтобы попробовать вступить с ним… эм… во взрослые… отношения… Если вы не против, конечно… — Ну, хён, ну ты чего? — Чонгук мягко толкает кулачком Намджуна в плечо и жмётся под его бок. — Кто тут вообще против-то может быть? Хосок оттаивает в объятиях своего соулмейта, прокашливается и открывает было рот, но его нагло прерывает Тэхён, затыкая своей ладонью. — Так, Гуки! Мы, конечно, против твоего соулмейта ничего не имеем, но пока школу не закончишь, даже думать забудь, как забраться к нему в трусы! — тыкает Тэхён пальцем в сторону Намджуна, доводя того до нервного кашля. — А то молодёжь нынче проворная пошла, им гуляний за ручку мало, понимаешь ли! Уж я-то знаю, о чём говорю! — И чтобы дома не позже девяти был! И буду следить за твоей успеваемостью! Будешь плохо учиться или прогуливать — посажу под домашний арест! — добавляет Хосок, ничуть не реагируя на страдающий взгляд брата. — Ого, вот это ты тиран, любовь моя, — удивляется Тэхён. — Как же мне повезло, что я тебя встретил, будучи взрослым самостоятельным парнем! А то бы так и помер от спермотоксикоза с такими-то правилами! — Тэхён! — негодует Хосок. — Как же хорошо, Гуки, что ты школу через два месяца заканчиваешь. Уж, надеюсь, продержишься! — успокаивает Тэхён Чонгука, хитро подмигивая. — Эм, я дико извиняюсь, — прокашливается Чимин, — Гуки, я конечно, очень рад за тебя, но, может, вы всё-таки поможете разгрузить мои вещи? А то Юнги придётся дом продавать, чтобы оплатить простой машины. Ты ведь этого не хочешь, да, сладкий?