***
Димайс, он же Сергей Дмитриев, был достаточно смышлёным малым, но скрывал это, создавая впечатление полного придурка. Ему проще было жить, пропуская все через призму беззаботности, и, самое главное, безнаказанности. Постепенно это переросло в достаточно тяжелую привычку спускать все на похуях, решительно игнорировать все еще звучавший в красной башке голос разума. Так он, собственно, и расстался с единственной девушкой, что терпела его ебанутый характер. Вернее, потрахался с ее знакомой на камеру, а та слила. Казалось бы, и тут должно быть до пизды. По крайне степени, было. Но с наступлением холодов стало невыносимо, а крышу от одиночества срывало окончательно. Парню впервые в жизни попросту хотелось тепла, тот шугался этой мысли, но постепенно осознавал ее. Тоска по гребанному ощущению, что он не один в хате, убивала его, но еще больше боли приносил факт, что он один в принципе. Поначалу тот целыми днями дымил в открытую форточку, гонял в колонке плейлисты, которые собирал когда-то по бесконечным тусовкам. Друзья изредка рисовались в дверях, но не задерживались, лишь цокали языком, говоря, что у него так и депрессия разовьется. И уходили. У них была своя и не менее тяжелая жизнь, поэтому готовы были впускать они туда веселого Димайса, а вот страдающего нет. Серёжа скучал по времени, когда был так занят сведением треков на коленке, а так же подкатами к левым тянкам, что на раздумья не хватало времени. Он просто не успевал осознавать, что упускает что-то важное… Такое важное, но одновременно простое. Лю… Нет, окончательно превращать себя в разбитого и брошенного всеми подростка парень был просто не готов. Он рьяно называл этот период метафизическим кризисом, а себя — нытиком. Ему просто нужно найти новую цель, приоритет и увлечение. И увлечение ТОЧНО не в романтическом смысле, нет, ниже падать некуда. И все же первый снег Дмитриев встречал обессилено скуля на кровати, не понимая, как он докатился до такой жизни. Рядом на ноутбуке автотюново постанывал голосами Обладаета и Платины трек «Бентли, бенз и бумер». Знакомые ребята из его плейлистов, хули, выручайте. — Я не люблю, когда мне больно… — проговорил парниша одновременно с исполнителем, сверля безбожно белый потолок, — Я люблю, когда мне… Похуй. Те печально читали о шлюхах, разбитом сердце и прочих атрибутах уважающего себя репера. Очевидно, что трек был посвящён каким-то неудачным отношениям с их пассиями, что якобы до глубины души ранили их. Интересно так, как же таких независимых парней смогли пошатнуть какие-то лихие девчонки, если по законам природы должно быть наоборот? Ну, по крайней мере, Димайс был точно уверен, что в его случае именно он разбил малышке сердце, только теперь… Нет уж, давайте о другом. Интересно, кто, залечивает их, судя по всему, глубокие и до сих пор кровоточащие душевные раны? Новая будущая бывшая? Или даже они друг другу… Серёжа даже легонько улыбнулся от мысли, что будет, если он заставит кого-нибудь из популярных русских реперов выйти из шкафа. Какая волна хайпа захлестнет парня с его разоблачением. Да хоть этих вот пидоров вывести на чистую воду… А что, из них бы вышла такая гей-пара! Ну-ка… Погуглив, Димайс совсем раскис, так как красивая теория не клеилась. Да и идея с вынужденным каминг-аутом сразу разонравилась, ибо вместе с популярностью на него польется хейт за его влезание в личную жизнь… Мы ж в толерантной стране живем, епта. К слову, о личной жизни. У Облы, судя по многочисленным доказательствам фанатов, была девушка Лиза из нового состава группы «Серебро». Любопытный экземпляр! Корнилова была той еще соской, Димайс сразу отметил это, оценивающе пробегаясь по найденной инсте девушки. «Вот это сиськи!» — чуть ли не присвистнул парень, — «Когда они трахаются, Обла сотряс может получить.» Дабы окончательно удостовериться, что мисс Серебро не оставила Назара калекой на всю жизнь, тот быстро нашарил того в ее подписках. И да, Обладает тоже был тот еще соска. Разумеется, у него не было шикарных размеров как у его бабы. Но Димайс определенно уловил то, что заставляет девушек падать в обмороки от появления того на сцене. Обладает плавно балансировал на канате поджарой мужской красоты над бездной смазливой педиковатости. Еще бы чуть-чуть и эти строгие ломанные линии его лица превратились бы в утонченные, а объемный разрез рта в пухлые, пошлые губы. И с этой тонкой грани, в которой мерзавец с септумом засел, Димайс просто выпал в осадок. Чувственные проглядывающие мышцы, длинные и выразительные конечности… Да, уж, Лизе явно повез… Лиза очень хороша, прямо-таки находка. Но, мать твою, достаточно ли хороша для такого? Димайс немного притормозил свои мысли, словно бы они могли кому-то транслироваться кроме него. Ему стало даже как-то стыдно, что он внезапно стал думать как малолетняя фанатка Назара или, еще хуже, как педик. Нужно рассуждать более логично и… сухо. Наверняка девчонка уже себе руки по локти отгрызла от раздираемой изнутри ревности, ведь претенденток на ее место хоть отбавляй… А ведь некоторые могут быть и похлеще нее, да-да, оглянись, братан, вокруг баб полно… Как бы комплекс неполноценности у Лизы не развился, она же еще так юна. К слову, о возрасте. Десять лет — слишком. Рано ей спать с греческим богом. Пусть найдет себе более лайтовую версию, более молодую и дерзкую. Например… Тот аж подпрыгнул на кровати от внезапной гениальной мысли, что снизошла на его крашенную голову. Раз уж у него нет больше никаких преград в виде девушки, то он может провернуть самую смелую авантюру в мире, если, конечно, постарается. И почему авантюру? План по спасению Лизы из «Серебра»! Что если подкатить к девушке одного из самых влиятельных реперов России?***
Парень одного из самых влиятельных реперов России отважно помещал в открытую пасть стиральной машины одежду. Иногда останавливаясь на той или иной шмотке Назара, Гриша выдавая, растроганное «оу», вспоминал какой-либо момент, связанный с ней. Вотяков в первый раз разрешил стирать свои драгоценные вещи в этом железном монстре, поэтому сейчас сидел на краю ванной и мысленно прощался с их качеством. Он неуверенно поглядывал поверх телефона на счастливую мордашку Будапештова. У того и вправду было замечательное настроение, которое тяжело было бы испортить. Стоит ли говорить, что Вотяков искренне наслаждался тем, что тот радуется таким простым вещам. И то, что тот рядом. — О мой бог! — Гриша разрыл кучу и прижал к груди цветастый свитшот, завопил, — Ты не выбросил его! Я сейчас кончу! — Бля… — «Щас начнётся» не успел закончить Вотяков, как Будек в три прыжка настиг свою жертву вместе с вещью. — Надень! Надень! Надень! — Ни за что, я не знаю, зачем я это купил! — Обла чуть не упал спиной назад в ванную, — Я как пидор в нем! Где ты вообще это откопал?! — Ты и так пидор, надень живо! Аргумент сработал, хотя на самом деле Обла просто не хотел лишний раз спорить, портя их идиллию. Все равно под шумок он избавится от этой хуйни, а пока, сделав кислую мину, Обла натягивает на себя приступ безумия одного французского дизайнера. Буда ликующе оглядывает того, пальцем просит покрутиться, присвистывает. А потом делает два шага назад, дабы находится на безопасном расстоянии, и выдаёт: — Реально пидор. В него тут же летит сначала круглая мочалка, далее Назар хватает объект потяжелее, но Гриша все же очень ловко уворачивается от баночки с маской для волос, геля для душа, а потом и резиновой уточки. — В тебе с твоей ловкостью умирает гениальный теннисист… — ворчит Вотяков, разочарованно уходя в телефон. — Если не убьешь, то летом так и быть… Станешь моим тренером. — собирая раскиданные по ванной вещи Будапештов посылает воздушнй поцелуй расплывшемуся в лыбе Назару. Он знает, что тот всегда мечтал подтянуть кого-нибудь из близких в любимый вид спорта. — Лиза жалуется, что какой-то еблан ей строчит в директ всякую любовную хуйню на протяжении недели. — через некоторое время выдает мистер спортик. — А она разве не привыкла? Я думал, у нее много поклонников… — на последнем слове Гриша сделал кавычки руками, закрыл Люси и начал жмякать наугад по разным кнопочкам, надеясь, что включит правильный режим. — То-то и оно. Она говорит, что рандомные челы пишут ей любовной хуйни больше, чем ее парень. — То есть ты… — умозаключил Гриша, потянулся и выгнулся, опираясь на стиральную машину, хрустя затекшей спиной, — Что ж… Скинь ей хуй. — Гриш, — Назар бесшумно оказался прямо за спиной того, но замялся, — Она не хочет хуй, она хочет, чтобы ей сказали, что… — Любят ее? — Будапештов, уже привыкший к «девушке» своего парня, спокойно развернулся к тому, щелкнул по носу, — Ну, напиши. Скажи, что отпиздишь того чувака, лол. — Чего? — испуганно прошептал Назар, а Гриша лишь рассмеялся и уронил голову тому на плечо. Назар сладко вздохнул, ощущая его волосы на своей шее, но кайф близости быстро закончился. — Если бы я тебе сказал, что какой-то мудак пристает ко мне, то чтобы ты сделал? — Гриша отодвинулся, обошел того, и, собираясь уже выйти из ванной комнаты, повернулся вопрошающе. — Захуярил бы. Спрашиваешь. — Назар воинственно хмыкнул. — Вот! Это же баба, им надо вечно доказывать, что она для тебя драгоценность. — Ляхов хихикнул, — И лишний раз сказать, что любишь… Они обожают эту хуйню! Тот вышел из ванной, а Назар опустошенно вздохнул, складывая руки на груди. — Да ладно, блять, серьёзно что ли?! — Ты что-то сказал, не? — послышался крик из коридора, — Я пойду до магаза схожу, тебе че-нить взять? — Мармеладных мишек. — из ванной комнаты показалось обиженное лицо Вотякова, — Ты на долго? — До магаза, сказал же. — Гриша, завязав кроссовки, беспечно улыбнулся тому, — Все хорошо, бэй? — Ага. Вали уже, дай отдохнуть. — в привычной форме выдал Назар, махнув на него рукой и ушел в гостиную. Услышав, как закрывается дверь, он обессиленно плюхнулся на диван, переворачиваясь на спину. Потолок как потолок. Иногда ему кажется, что он рассматривает его в одиночестве слишком часто для человека, имеющего как миниму двоих людей, кто по идее его вторые половинки. Вернее, одна — по идее, другой… Тоже «по идее» в последнее время. Виски неприятно, ой как ебано сверлила одна мысль, что вот уже неделю не давала покоя Вотякову. До тура оставалось всего ничего, какие-то полмесяца с хвостиком. Альбом записан, в календаре было помечено, что ровно через неделю ему предстоит увидеть свет, а свету его. Все решено, расписано, а это Вотяков обожает больше всего на свете. И все же, если Назар оставался один на один со своими мыслями, он все же слишком много беспокоился. Благодаря разъездам Гриши в Москву и Тюмень, такие загоны стали систематическими. И, казалось, тому абсолютно поебать на очередной подведенный итог периода жизни Облы, что-то гораздо меньшее по объему чем предыдущий релиз «ICE CREAM», но одновременно с этим важнее, масштабнее и волнительнее. 3D19. И все близкие друзья, кому выпала честь оценить епишку до релиза, отчаянно махали руками на Вотякова, мол, оставь как есть. Он лишь смущённо пожимал плечами, мол, хочет как лучше, а те называли его гребанным перфекционистом, говоря, что лучше уже материал не сделаешь. Тем более вносить новые штрихи за неделю — безумие чистой воды. Что-то случилось? Назар отмахивался. Все заебись. Просто хочется добавить или убрать что-то. Убрать? Блять, да пожалуйста! Он взрослый, независимый и сильный, он не любит слишком близко переплетать свою личную жизнь и творчество. Удобно же штамповать песенки про шмотье и кеш, падающий с небес, а дома пиздострадать из-за одного ехидного мальчика. Но сейчас… Сейчас ему хочется чуть ли не удалить нахуй, стереть из памяти их общий с Будой трек, что они писали в Москве на хате у того. Москву Вотяков терпеть не мог, но выкуренный там на пару с Гришей однажды ранним утром косяк был самым сочным в его жизни. И эти паузы на отредактированной дорожке трека, которые они никак не могли объяснить битмейкеру… Это перерывы на долгие, жадные поцелуи, когда они буквально сожрать готовы были друг друга, словно предвещая то, какая холодная зима скоро придет. Холодная зима наступала у всех.***
Платина и Кристалл смотрели на друг друга крайне внимательно и серьезно. — Малыш, мы все сможем. — Улан с контролируемой нежностью проводит по его щеке, зарываясь пальцами в белые патлы, — Тыщу раз уже так делали. — Ты уверен, что на тысячу первый ты захочешь вернуться? — тот легко уворачивается от прикосновений, убирает руку того, но не отпускает, крепко сжимая. — Я буду хотеть к тебе вернуться всегда. — парень улыбается, — Но для начала — расстояние и время. Платина пытается так же убедительно давить лыбу в ответ, но выразительные и бесконечно печальные голубые глаза сдают его, как последние предатели. Познякус, разумеется, и видит, и чувствует, но уступить ему сейчас и позволить себе остаться — это безжалостно подписать их отношениям приговор. Хотите знать, что происходит? А ведь Кристи очень метко все обозначил — нужно время и расстояние. Все крайне просто: люди часто надоедают друг другу, и какими бы сильными их чувства не были в начале, они полностью перекрываются бытовухой и глупыми ссорами. Практику «Соскучишься — приезжай.» Улан и Роберт выдумали еще когда в школе учились, так как даже будучи еще просто лучшими друзьями, те гордо решили никогда не рушить их союз. И чтобы сохранить и пронести его через года, иногда нужно, как абсурдно бы не звучало, разлучаться. Роберт сразу же ее возненавидел — изначально ему было просто влом сидеть одному за партой и курить за школой. Но когда он уже будучи старше осознал свои чувства, расставаться с ним становилось удушающе невыносимо, даже если они до этого откровенно начинали ебать друг другу мозги. Улан, понимая, что если установить правила равные для обоих, то Роберт прибежит к тому через минут двадцать, мол, все, отдалились, пора и обратно. Поэтому Кристалл провернул нереальную юридическую лазейку — возвращаться должен он сам. Он любит своего человека не меньше, чем тот его, но соображает определенно лучше. Жалко, что двум голубым глазкам благие намерения этого дела никогда не докажешь. Улан закатывает глаза, целует того быстро и непринужденно, словно стараясь развеять облако меланхолии, что сгустилось над башкой его парня. — Я позвоню, когда буду в Москве. — Обязательно позвони. Или я дав… Улан затыкает того поцелуем, но быстро отдаляется, шутливо грозит пальцем. — Я не забуду.***
Гриша, поднимающийся на лифте, думал о том, насколько все это неправильно. Вокруг столько пацанов, да боже, баб, а он влюбился в самого нахуй занятого человека во вселенной, который через короткий промежуток времени уедет кататься по России на два ебанных месяца. Мнения Гриши о том, что он останется в ледяной Москве никто, блять, как обычно не спрашивал. Заебись тема, он даже новый год будет праздновать без него… Охуеть, просто охуеть. А Гриша? А Гриша пусть нахуй идет, вот так значит? Ну, ничего! Еще посмотрим у кого-то тут в груди вечная зима… Стук в дверь, нетерпеливое: «Блять, открой уже, заебал!» — и вуаля! Дверь открывается, а на пороге приветливо улыбается… Никита. — Привет, заходи! — продолжает искрить радостью тот, не замечая озлобленные глаза гостя. Или замечая, но предпочитая не сменять маску счастливого безумия. — Здарова… — буркнул Гриша, но порог таки пересек, входя в квартиру. На кухне тот безучастно елозит ложкой в кружке, мешая уже четвертую порцию сахара, и, очевидно, не намериваясь прикасаться к напитку. — На тебе лица нет, братан… — Святковский в своем стиле несильно бьет того в плечо, садясь рядом и гыгыкает, — Ну че там? — Моему парню на меня поебать! — внезапно рявкает тот, обиженно долбанув по столу. Кружка вместе с адским варевом подскакивает, но, слава Богу, не разливается. Гриша даже ухом не повел, а вот Оффми заботливо отодвигает от того чай, на случай если тот опять психанет. Но Ляхов лишь откидывается на стул, запрокидывает голову и закрывает лицо руками. — Я, блять, стараюсь заранее отвыкнуть от него, ну, точнее… — Гриша на секунду сбавляет тон, дабы сообразить, но в итоге все равно продолжает лаять, — Я не хочу отвыкать, а надо! Святковский делает непонимающее лицо, но не прерывает того, надеясь, что все объяснится само. — Про Лизу-хуизу базарит без умолку, просто, бля, во! Я ж говорю, он даже не замечает, что я отдаляюсь намеренно! — Чего-чего? — Никита, потерявший надежду после этой фразы что-то понять, таки интересуется, — Что значит «отдаляешься намерено»? — Значит отъебаться от него в воспитательных мерах! — Гриша громко матюкается на венгерском. Приблизительно и смягченно это переводится на русский как «жесть полная», но я не ручаюсь. — Вот че ты разорался, а? — внезапное появление еще одного голоса рядом заставляет Буду расцепить руки. И, вы, возможно, уже догадались, кто, морща нос раздраженно, сел за стол напротив. — Я же сказал тебе, — Рокет подпер рукой щеку и скучающе окинул того взглядом, — Не психуй раньше времени, пусть сам приползёт. Гриша обижено отвернулся и ничего не сказал, лишь закатил глаза. — Охуеть, — только сообразил Святковский, кто подсказал тому эту идею, и ошарашено посмотрел на Диму, — И это твой план? Дать Грише доконать его перед отъездом?! — Ты глупый или что-то? — Дима моментально переключился из спящего режима в боевой, — Я напротив сказал, чтобы тот к нему не лез и вообще минимализировал их няшество! — Ебла-а-ан… — Никита с размаху ударил себя по лбу, — Ты хоть представь, чтобы ты чувствовал, если бы на носу альбом, тур, расставание, а твоя половинка внезапно охладела?! — Пусть растапливает, нехуй всегда таким пассивным быть! — Рокет скрестил руки, отплевываясь ядом. Гриша поперхнулся. Никита хотел было что-то сказать, но покосился на Ляхова, и продолжил. — То есть по твоему заебись тема катать по России с недотрахом? Ты знаешь, чем может закончиться это у Наза… — тот не успел договорить, ибо Рокет со всей силы хуйнул его ногой под столом так, что тот подпрыгнул. Сладкий-пресладкий чай вылился весь до последней капли на рубашку Никите, который тут же подскочил и, матерясь, убежал в ванную. Дима озабоченно посмотрел на Будапештова, на котором и так «лица не было», а теперь его лицо словно в минус ушло. — Бля, прости его. — Дима, осторожно обойдя мокрую липкую лужу, подсел ближе к тому и положил руку на плечо, — Он бывает таким тупым, аж убить охота нахуй! — А, сука, если он пра-а-в?! — Гриша оттянул свои патлы и завыл, — Кто ж его знает-то, Господи! — Ой, хватит, а? Ты и знаешь. — Рокет закатил глаза и усмехнулся, — Он наверняка думает аналогично про тебя. Как бы пояс целомудрия не приобрел. — Ой, да пошел он нахуй! — попытался вновь рассердиться Гриша, но Дима помотал головой отрицательно, мол, прекращай это дело. — Привык, что за романтику ты отвечаешь. Вот реально — потрави его немножко, пусть позлиться, а то слишком спокойный. — Королев улыбнулся улыбкой настоящего юного садиста. Он знал толк в дрессировке самолюбивых мужчин, пожилому был уверен, что и в отношении Назара дает правильные советы. И эти советы НИ РАЗУ не разорвут отношения людей. В этот момент из ванной комнаты вышел Святковский, сверкая голым торсом. Тот уже, судя по улыбочке, снова был веселым и беззаботным. — Наговорились, девочки? — тот подмигнул Диме, тот попытался замахнуться тому по жопе, но его руку перехватили. — Нет, съеби! — Королев укусил того за пальцы, тот взвизгнул и разжал их. — Ага. — глухо ответил Будапештов, и, словно игнорируя ответ Димы, вышел из-за стола в коридор. На немой вопрос Никиты, что случилось, Дима что-то уклончиво ответил, тем самым вызвав громкий и заливистый смех у Святковского. Впрочем, Гриша даже если бы и хотел, то не смог бы распознать о чем те двое воркуют. Натянув куртку наполовину, тот быстро прикрыл дверь за собой, дабы не вызвать лишний шум и тем самым не привлечь внимания жителей квартиры. Настроения не было оставаться надолго у таких специалистов по делам интимным, если они так заинтересованы друг другом, а не клиентом. Кстати, чтобы получить такие приемы в двух не санкционированных психологов на квартире, вам не нужно стараться много. Всего лишь прижать к стенку Мишу, что выболтал абсолютно все, что знает. Знал он побольше Тейпа, Кристи и Платины, так как в момент «ссоры» Никиты и Димы находился на кухне. Спрашивается, почему ссора в кавычках? Очень просто, ведь ее по факту не было, была охуительная договорённость сыграть драматичный конец отношениям. Двое аферистов рассчитали всё, кроме Миши, что наливал в это время гостям чай на кухне с открытым окном. Туда же прелетели тихие переговоры Оффми и Рокета о том, что нужно сначала громко разораться на друг друга, потом по очереди выйти и вместе уехать. — Охуеть! — только и смог выдать тогда Будапештов, медленно разжимая пальцы на воротнике рубашки Струева. Тот кивнул согласно, но печально вздохнул. Ляхов был слишком в шоке, дабы распознать это как: «Нет, он и Дима ни-ког-да не будут вместе.» Зато как же раскраснелся Оффми, когда Гриша, внезапностей прибывший на его хату, громко завопил: «Привет, Дим, я тут с твоим бывшим побазарю?» …Ожидая машину у падика, Будек довольствовался тонкой женской сигареткой с ментолом, сверля уведомление о сообщении от Вотякова. Тот был на страх и риск записан как «Зарчик» с тремя розовыми сердцами. «Вот похуй, буду и здесь игнорить, даже не чекну! И потом: точно же ничего интересного он не мог мне написать…» — озлобленно подумал Гриша, сплевывая никотин в сторону. Интересно или нет решать вам, но вот что значилось в сообщухе, который обиженный сам не зная за что Ляхов читать не стал. «охуено ты в магаз на полтора часа ходишь, бэй. я на студии, хочу слышать голос своей девушки на 3D19)))))веселого времяпрепровождения!»