Я не ненавидела Аристию.
Правда.
Меня больше бесил автор, который не мог нормально прописать персонажей и их отношения, заставляя злобно скрипеть зубами от тупости главных героев.
Аристия была приторно-идеальной: то милая невинная девочка, то храбрый рыцарь, то хитроумный политик, подогнавший всех под свой каблук. Всё это так не сочеталось между собой, представляя непонятную мешанину, что в конце концов положительного отношения к ней не осталось совсем. После той холодной девушки, гордой и высокомерной, пусть и с нагнетаемым ореолом мученицы, «улучшенная» Аристия откровенно проигрывала. А уж её путь «преодоления» травмы прошлой жизни и вовсе вызывал желание побиться головой об стену и вспомнить прочитанные книги по ПТСР. Да кто вообще может так легко оправиться от абьюза?!
В общем, ничего удивительного, что многим больше зашла обновлённая Джион, резко скакнувшая от наивной девчушки до вцепившейся в предоставленную возможность выжить и отомстить женщину, нежели «хорошая» девочка Тия. За ней просто-напросто интереснее наблюдать.
Я же Аристию не понимала, да и не особо-то хотелось. Для меня она была персонажем глупого романа, на которого я не собиралась тратить своё время и нервы. К сожалению, жизнь имела на меня свои планы, безжалостно устроив эту нежеланную встречу с самой что ни есть реальной Аристией ла Моник.
Спасибо, господь, удружил.
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга круглыми глазами, не решаясь и звука подать. Наконец среброволосая девочка прервала неприятную тишину, исполнив вежливый реверанс.
— Аристия ла Моник приветствует леди Ласс, — голос у неё негромкий, но не лишенный девичьей звонкости. Я практически не контактировала с детьми после окончания школы, но, полагаю, так и должно быть? Под её настороженным взглядом я склонилась в ответном поклоне, продолжая украдкой наблюдать за ней.
— Розалия де Ласс приветствует леди Моник, будущую Луну империи, — представилась я и тут же замерла. Погодите, а разве по этикету не я должна сначала поприветствовать Аристию? Она ведь невеста кронпринца, поэтому по статусу выше. Или нет? Я не помню…
В кабинете опять воцарилась тишина. Золотые глаза неотрывно наблюдали за мной, заставляя невольно передёрнуться. Внимание этой девочки ужасно нервировало, учитывая, что впечатление милого ангелочка она совсем не производила. Моник смотрела на меня, словно ожидала нападения. Почему? Исходя из воспоминаний Розалии, они ни разу не встречались, поэтому вариант, что между ними произошла какая-то неприятная ситуация, не подходит. Да и младшая Ласс сама по себе была тихим и неконфликтным ребёнком, она явно бы не стала нарываться на ссоры. Мнимое соперничество за титул кронпринцессы? Да, до рождения Моник Розалия была вполне реальной претенденткой на роль невесты принца ввиду отсутствия иных вариантов, в любом случае Аристия является лучшим вариантом для этого. Наличие близкородственной связи и пророчества никто не отменял. Так чем она заслужила такое отношение? Если только…
Если только само существование Розалии для Аристии является неожиданностью.
Может ли быть так, что это перерождённая Аристия? Возможно, что в первой временной линии никакой Розалии де Ласс не существовало (по канону так точно), поэтому наличие её в этой линии явно не вписывается в привычный уклад Моник. А ещё есть вероятность, что Вита в храме мог наговорить ей чего-то, что мне отнюдь не даёт плюсика в карму…
Продолжительное молчание начинало напрягать и думать о худшем, и я уже хотела начать разговор старым и всегда срабатывающим «Сегодня чудесная погода, не так ли?», как раздался стук в дверь, после чего в кабинет зашёл один из рыцарей первого отряда, судя по цвету формы.
— Леди Ласс, леди Моник. Его Величество император желает пригласить вас на чаепитие во внутреннем саду дворца Вера, — а вот раньше ты прийти не мог? Не было бы тогда этой неловкой тишины.
Провожающий нас рыцарь шёл не так быстро, видимо, подстроившись под наш шаг, поэтому я могла спокойно осмотреться. От обилия белого цвета в глазах болело, а стук каблуков туфелек эхом отзывался в ушах, резкой болью отдаваясь в висках. Не зная, как избавиться от этого ощущения, я украдкой кинула взгляд на Аристию. На первый взгляд девочка выглядела спокойной, но, присмотревшись, я заметила, как упорно она смотрит вперёд, будто не решаясь оглянуться. Значит, её всё-таки тревожит собственное нахождение во дворце? Ну, с таким-то прошлым неудивительно…
За разглядыванием главной героини я не сразу обратила внимание, что наш сопровождающий остановился, склонившись в приветственном поклоне перед кем-то. Ох… Вот только тебя здесь не хватало!
— Розалия де Ласс приветствует Его Высочество, младшее солнце империи, — с трудом сдержавшись от обречённого вздоха, сделала реверанс. Почему мне сегодня так везёт, что я встречаюсь уже со вторым неприятным мне персонажем?
Вот тут я не буду врать и честно признаюсь, что Рувелиса я, мягко говоря, недолюбливаю. Тут уже смешались и первое впечатление, оказавшее сильное влияние, и отвращение к образу «печального и одинокого». Серьёзно, этот переход от «находящегося под наркотиками» мудака до «верного влюблённого юноши с тяжёлой судьбой» такой странный. Да, технически, это две разные личности. Да, человек не ответственен за поступки себя же из параллельного мира. Но, чёрт подери, как же он меня бесил! Мне было жаль маленького ребёнка, который не получил так необходимую каждому человеку дозу нормальной и искренней любви, жаль практически сломавшегося мальчика, перед глазами которого был, как он думал, избалованный субъект всеобщего обожания. Комплекс неполноценности не та вещь, с которой можно легко справиться. Но в обеих временных линиях этот повзрослевший эгоистичный мудак вызывал лишь желание врезать по его наглой морде.
…Ладно, возможно, я просто придираюсь. Старая-добрая проекция личности персонажа на читателя. Кто не хотел примерить на себя роль любимого героя, побыть на его месте?
Вообще, это довольно распространённый ход среди писателей — сделать так, чтобы читатель начал ассоциировать себя с главным героем. Рассказать о нём, прописать какие-нибудь черты, присущие каждому человеку, объяснить его мотивы и желания, дать прочувствовать саму личность героя — всё это даёт пропуск эмпатии. Читатель начинает отождествлять себя с персонажем, по ходу действия интересуясь у самого себя: «А как бы я поступил себя на его месте? Сделал бы также, либо по-другому?» Чем лучше прописан персонаж, тем больше вероятность у читающего ощутить эмоциональную близость с ним, поверить в его реальность. Одним из самых действенных способов добиться подобного результата: заставить героя страдать. Таким образом читатель проникается сочувствием, особенно сильным, если описанная проблема пробуждает в нём его собственные страхи, тем самым как бы находя между собой и страдающим персонажем общее.
Если рассматривать это на примере тех же азиатских женских романов, то здесь можно привести классическую ситуацию «главная героиня и злодейка». Есть героиня, с которой читатель ассоциирует самого себя. Она прошла много испытаний, у неё есть препятствие к счастливому концу — её соперница. Злодейка — антипод героини, персонаж также имеющий свои переживания и мечты. У неё есть мотив поступать именно так, ведь каждый желает быть счастливым. Для героини она совершенно чужой человек, мешающий получить желаемое, то есть зло. Для читателя, ставящего себя на место героини, она тоже зло. Что делают с теми, кто является злом? Правильно, ненавидят. Вполне нормальное, пусть и являющееся эгоистичным, поведение.
Так и я попала, когда после нескольких глав манхвы прониклась сочувствием к страдающей Аристии. Невольно представляя себя на её месте, я начинала чувствовать ненависть к мучителю Рувелису и раздражающей девице да якобы причине всех несчастий Джион, которая на деле и сама являлась жертвой обстоятельств более тяжёлых, чем та же Моник. И именно из-за последующих изменений в личности Аристии я начала чувствовать антипатию к ней. Внезапная смена характера в местах, необходимых сюжетом, попытка показать её то невинным цветочком, то хитроумной девицей, которая может нагнуть всех и вся, а также неожиданное чудесное исцеление от последствий грёбанного эмоционального абьюза. На её фоне Джион со своими реальными проблемами и адекватным развитием смотрелась намного выигрышнее.
Что же касается Рувелиса… Скажем так, для меня он был непрописанным персонажем. Если в манхве ещё были сцены, позволяющие хоть немного прочувствовать его, то после прочтения самого романа я закрепила за ним звание картонки. Сочувствовать ему как персонажу у меня просто не получалось. Карсейну — да. Аллендису — да. Джион — тоже да. Да даже Рувелису из первой линии! А всё почему? Потому что экстры, раскрывающие их как персонажей. В этих ответвлениях были расписаны их мысли, желания, мотивы. Их можно было понять. А что досталось Рувелису из второй линии? Только фансервисные экстры, в большей части которых он изображён похотливым животным, да основная история, в которой представлен образ этакого идеального принца, символа влажных мечтаний желающих сказки малолетних школьниц да считающих что упустили свой шанс на счастливую жизнь взрослых женщин. И я не говорю, что чувствовать физическое влечение плохо, даже если и часто, совсем нет: это вполне нормально, особенно при «розовой» поре отношений. Но неужели нельзя было прописать и другие эмоции, которые помогли бы проникнуться Рувелисом как персонажем?
А теперь этот ненавистный мне герой стоит передо мной, и я ещё должна ему высказывать уважение из-за его более высокого, чем мой статуса. Угх, такой удар по гордости…
— Леди Ласс, — протянул принц, внимательно вглядываясь в моё лицо. — Вы немного изменились с нашей последней встречи.
Что.
Я могу понять, что они могли встречаться, родственники как-никак. Но можно ли допустить вариант, что у оригинальной Розалии и Рувелиса были более тёплые отношение, чем у обычных знакомых? В тех отрывках воспоминаний, полученных от настоящей владелицы тела, не было ничего такого. Не может же здесь быть один из тех сюжетных поворотов, когда попаданца уличает в обмане самый неожиданный персонаж? Не может же ведь…?
Когда я бросила взгляд в сторону Аристии, то поняла, что ситуация хуже некуда: лицо девочки побелело настолько, что и только выпавшему снегу в этом цвете не сравниться, в широко раскрытых глазах радужку почти не было видно из-за расширившихся зрачков, а тело сотрясала крупная дрожь. Ох, чёрт. Да у неё сейчас паническая атака начнётся!
— Леди Моник, — спокойно начала я, осторожно взяв её руки в свои. Не дождавшись реакции, я позвала её ещё раз: — Аристия, — добившись её внимания, слегка сжала её дрожащие пальцы. — Повторяйте за мной. Вдох. Выдох. Всё хорошо, Вы в безопасности.
Аристия послушно повторила за мной, чтобы вновь дёрнуться в сторону, когда перепуганный принц сделал шаг в нашу сторону. Шикнув на него, я постаралась перевести внимание ребёнка на себя. К счастью, у меня это получилось.
— Вдох. Выдох. Умница, — мягко похвалила её, успокаивающе поглаживая маленькие ладошки.
С паническими атаками я в прошлом почти не сталкивалась, но порядок оказания первой помощи запомнила быстро.
Отвлечь внимание от возможной причины возникновения приступа. Сосредоточить его на себе. Говорить мягко и спокойно, чтобы у человека появилось чувство защищённости, что он совсем не один. Помочь нормализовать дыхание, чтобы устранить гипервентиляцию лёгких.
— Тия!
Вздрогнули от неожиданности мы все вместе. Синее пятно мелькнуло перед глазами, остановившись перед всё ещё бледной Аристией. Я посмотрела на взволнованного среброволосого мужчину и неуверенно отступила. Девочка на секунду бросила на меня испуганный взгляд, но всё же обернулась к своему отцу. А у кого ещё могут быть серебряные волосы, кроме как у маркиза Моник и его дочери? Я оглянулась и увидела не менее растерянного Рувелиса. Похоже, что он и сам перепугался от странной реакции Аристии. Послышались шаги и за поворотом показались новые действующие лица: Аркинт, пожилой мужчина, судя по всему являющийся императором, и два рыцаря, один из которых оказался тот самый наш сопровождающий. Похоже, что именно он и позвал помощь.
— Что здесь происходит? — требовательно спросил император, пройдясь взглядом по Моник, мне и наконец остановившись на принце. Рувелис замялся, не зная что ответить, и я поспешно влезла в разговор.
— К сожалению, точно я не могу сказать¸ Ваше Величество, — я стушевалась, почувствовав, как несколько пар глаз скрестилось на мне, — но леди Аристии внезапно стало плохо, и мы пытались ей помочь, — причину я, конечно же, не озвучила.
— Прошу прощения, Ваше Величество, — без каких-либо церемоний маркиз Моник поднял дочь на руки, с помрачневшим лицом обернувшись к Миркану, — но на сегодняшнее чаепитие мы не сможем остаться.
Император лишь понимающе кивнул:
— Не стоит извиняться, маркиз. Здоровье леди Аристии намного важнее. Я отправлю к вам имперского лекаря.
Смотря вслед двум спешно уходящим фигурам, я очнулась только после того, как ощутила чьё-то прикосновение на плече. Подняв глаза, я столкнулась с полным беспокойства взглядом Аркинта и легонько покачала головой, давая понять, что со мной всё в порядке.
Чаепитие прошло так себе. Взрослые всеми силами пытались отвлечь нас от произошедшего, задавая разные вопросы про учёбу и развлечения, а император мимолётом пытался вызнать у нас отчего же Аристии стало плохо. Не говорить же ему «Ох, знаете, Ваше Величество, леди Моник впала в панику от одного только взгляда на вашего сына. Забавно, правда?» Рувелис, судя по его мрачно-задумчивому виду, причину недомогания тоже вычислил. Полагаю, теперь бедный мальчик будет упорно раздумывать на эту тему. Серьёзно, говорю это без особого сарказма. Да и повёл он достаточно адекватно для человека, который в первый раз столкнулся с панической атакой. И ведь не стал с самого начала высокомерно вопрошать «Чего ты, наглая невидаль, игнорируешь меня?», как это было изображено в каноне.
На мгновение поймав взгляд Рувелиса, я снова уткнулась в чашку. Поскорее бы сегодняшний день закончился.
***
Я с тяжёлым вздохом плюхнулась на мягкую кровать. Тело неприятно ныло, требуя нормального отдыха после тяжелого дня. Что ж, какие выводы можно сделать?
Это не сон.
Да, я поняла это ещё раньше, но нормально осознать смогла только сейчас.
Я попала в один из прочитанных когда-то женских романов.
В ненавистный роман с глупыми и однотипными главными героями, которые здесь оказались — о ужас! — обычными людьми с необычными проблемами. А, уточнение: реальными людьми, а не вымышленными персонажами.
«Интересно, — внезапно подумалось мне, — а если бы я во время одного из бомбежей настрочила бы огромный гневный отзыв и перевела на корейский, оставив его на какао, то переродилась бы в главного злодея и получила бы Систему в помощники, как в тех китайских яойных новеллах?»
Я издала нервный смешок, тут же передёрнувшись. Нет, не надо мне такого. А то оказалась бы в теле герцога Дженны, а потом думай, как спасать свою старую задницу. Бррр…
Мне нужно было понять, что делать дальше. Вряд ли я смогу оставаться в стороне. Не после произошедшего сегодня во дворце. Слишком подозрительной была моя реакция на состояние Моник. Розалия — ребёнок, который вряд ли до этого сталкивался с подобными ситуациями, чтобы не только не растеряться, но и помочь пострадавшей. Тут отговорками «Я читала про такое!» не отделаешься. И хотя свидетелей моего промаха было немного, вопросы всё равно могут возникнуть. Рувелис мою реакцию видел и, будучи парнем неглупым, явно задумался об этом. Да и он не является единственной проблемой: моё существование само по себе для Аристии было неожиданностью, она бы в любом случае попыталась наладить со мной связь и оценить возможную угрозу. А если ещё и Вита ей что-то в храме наговорил…
Столько вопросов, а ответы где искать? Почему я вообще не могу отсидеться в стороне, как обычный второстепенный персонаж? Ах да, это же реальность, а не книга. Вот за какие грехи мне это…? В какой-то момент ко мне закралась предательская мысль забить на всё и попытаться уйти в тень, чтобы не участвовать во всей этой мути. Но как бы мне не нравилась эта идея, я искренне сомневалась в её реализации. Печально…
Мои глаза медленно закрылись, и я незаметно для себя погрузилась в сон.
