что дальше?

      В баре шумно. Даже для Славы. И людей многовато. Кто-то хлопает его по плечу, кто-то по спине, кто-то даже уже поздравляет. Ну-ну, пац, я конечно в себя верю, но жид-то тоже — хочет сказать Карелин, но его слова тонут в потоке смеха от очередной глупой шутки над носатым. Слава смотрит на эти смеющиеся рты, слушает смех, почти вымученно улыбается, хотя от выпитого улыбка прилипла надолго и без спроса. Славу пробирает где-то в позвоночнике и нагревается живот, когда он осознает что шнобель тоже где-то здесь. Да, так чувствуется ненависть. Самое знакомое чувство из всех. Карелин выцепляет его взглядом после недолгих поисков. Федоров выглядит заебанным в край, но довольно бодрым. И хоть синяки под глазами выдают бессонные ночи, из него сочится уверенность.        Что, учил текст? Или только писал его этой ночью, гнида? Это вообще неуважительно по отношению к оппоненту, еврей.       Слава оглядывается по сторонам словно он мог сказать это вслух. Вообще кого ебет как и когда этот додик готовился. Карелина не ебет. Хоть год, хоть ночь — он разъебет эту маменькину Оксану. Федоров пару раз оглядывается, будто почувствовал взгляд Славы и тот старается придать себе вид последнего похуиста. В принципе, вид с ним с рождения. Потом до Гнойного доходит — Мироша ищет, но не чей-то взгляд, а конкретного человека и это не Слава. Поэтому он позволяет себе понаблюдать за своим визави ещё немного. Маркул рядом что-то лепечет жиду, сначала раздраженно, но Фёдорову кажется до пизды, и сам Маркул, и его история. Потом Марк смеется, но пока по-дружески не шлепнет еврея в плечо, тот не реагирует. Да и осторожную жиденькую улыбочку на этот шлепок вряд ли можно было бы назвать реакцией, но Маркулу видимо, достаточно. Слава, не смотря на свою неподдельную неприязнь к «крестному отцу рурэпа», кажется испытывает к нему гораздо больше сочувствия, чем весь его окситабор вместе взятый.       До Славы доебывается какой-то парняга и явно что-то хочет донести. Карелин раздраженно свешивает голову на бок, не испытывая должного интереса, но с тонной иронии. — Пойдёшь? — видимо не в первый раз вопрошает тот. — Куда? — Покурить. — Не. Сам. Я потом.       Хули приебался вообще? Слава оглядывается на место, где стоял минуту назад Янович, но того и след простыл. Надо же. Шнобель найти не трудно. Он стоит возле стены, рядом с туалетом, где меньше народу и закрыв одно ухо, слушает кого-то в телефонной трубке. Ох, ебать! И улыбается. Самой простой улыбкой, что бывает у мужчин. Так улыбаются для самых любимых женщин. Мама, сестра, дочь, жена. Еврей правда лыбится. Любопытно. Федоров кивает, продолжает улыбаться. Мерзко.       Неохотно Слава замечает что после разговора Федоров становится спокойнее и уже как будто расслабляется. Слава хочет (непроизвольно хочет) знать что за человек на том конце, что вселяет в еврея столько уверенности. И как вообще кто-то может быть таким масштабным в чьей-то жизни? И до Славы доходит — еврей был напряжен не из-за батла, а из-за ожидания этого звонка.       Вдруг Карелин понимает ещё одну вещь — его поймали. Сам жид. Ну заябок. Но на удивление Гнойного еврей не насмехается и не корчит ему рожи (блять, а в какой вселенной он бы стал). Федоров кивает ему в приветствии. Мило, блять, мило. Карелин салютует ему пластиковым стаканом с пивом и ехидненько ухмыляется.       Пошёл нахуй, жид. Ты не вечный. А если и так, твоя вечность закончится сегодня.       Когда лысый объявляет начало батла Федоров подбрасывает брови, словно он не ожидал. Был не здесь и вдруг позвали по имени. Он смотрит на Славу, будто в поисках ответа. Мол, бро, я все просрал, я начинаю или ты? Потом только ухмыляется и заносит руку за спину. Привет, биполярочке, видимо.       Зачитывает Янович как всегда с энтузиазмом и как всегда глубоко веря в еботню, которую несёт. Но вот хватает и толкает Славу чуть чаще, чем предыдущих оппонентов. Хули надо, Мироша? Я по девочкам.       Сам Слава читает как из автомата стреляет. Каждый панч проходится по жиду и на мгновение застывает где-то между ними. Хитрый лис успевает обдумать все, о чем читает КПСС. Сука, слушает быстрее, чем я читаю — думает Гнойный и продолжает хуярить в него как бешенный. Вот тебе за концептуальность, которой ты выложил себе путь к трону. От твоей концептуальности несёт дерьмом. Вот тебе за корону, вот тебе за империю. И держи леща за самолюбование.       Слава понимает что возможно первый раунд вничью, но впереди ещё два, в которых он расхуярит жида по слащавым лицам его любимой БМ. Надеюсь, Марик, вам на дорожку дали салфеточки — говна не меренно.       Весь второй раунд жид словно забывает про оппонента и разрывает в клочья стаю «Слова». Слава не может не согласиться с объективно вонючим и премерзким вскрытием гнойника. Да, за Дениской будет немало хуевого. Но еврей, ты что ли на руку чистый?       Карелину хочется встряхнуть оппонента и крикнуть ему в невозмутимое хлебало: эй, петушара, я здесь! Зачем ебать Дениску? Все мы не без греха.       Фёдорову в ответ достается хуева туча предъяв. Абсолютно обоснованных, и от которых жидок усмехается. Хули лыбишься, страпон вытащил? Карелин понимает что возможно перевесил судейство в свою сторону, но злится. Эта улыбочка жида, словно выебавшего весь бар, раздражает.       Когда Оксана зачитывает третий раунд Карелин понимает — разъебал. Он разъебал императора. Ему надо лишь формально озвучить свой раунд, красиво подать. Пизда Мироше, его империи, его трону. Пизда крестному отцу рурэпа. Кольцо целовать? Поцелуй теперь меня в зад — вместо этих слов Гнойный улыбается. А когда уж зачитывает свой раунд под крики толпы — копает отдельно два на два на еврейском кладбище. Для тебя, дорогой, устраивайся поудобнее.       Судьи объявляют очевидное. Слава шутит про водичку, но Федоров лишь снисходительно улыбается и отдает свою бутылку. Жмёт руку как-то очень по-спортивному, благодарит за достойное соперничество, поздравляя хлопает по плечу и уходит к бару. Слава хочет следом. То ли доебаться, то ли подбодрить. Хуй знает. Замай орет что-то прямо на ухо. Отъебись. А Янович что-то печатает в телефоне и усмехается. Чего? Слава-то думал разъебал. В пух и прах. И прах этой империи развеял в любимом императором городишке, но хуй там. Под ним даже трон не пошатнулся. Люди к нему подходят и жмут руку, он, как принцесса Диана, кивает каждому и улыбается. Так не пойдёт. Что за? Федоров хлопает себя по карманам и находит видимо пачку сигарет. Идёт к выходу. Толпа перед ним рассеивается как вода перед Моисеем. Ирония, а?       Холодный для лета Питерский воздух быстро приводит Славу в чувство. Федоров стоит, сокрытый в темноте, недалеко от уличного фонаря и затягивается. — Сигу-то не зажмёшь?       Гнойный встаёт перед мужчиной, к которому все ещё испытывает некую неприязнь, но теперь чуть больше интереса. Тот молча протягивает ему пачку. — Согласился на интервью у Дудя? — ехидно усмехается Слава, но Янович не понимает и хмурится. — Я видел как ты печатал что-то… — и лишь сказав вслух, понимает как это звучит. — Я так и понял что ты вышел без сиг покурить явно не из-за проебанной пачки. — Неторопливо стряхивает пепел и выпускает дым вперёд. — Написал кое-кому что проебал. — Ц, скучно. Хотя и неожиданно.       От этого Янович чуть слышно посмеивается. Смешно тебе, блять? — А чего ты ожидал, Слав?       Слав.       Федоров говорит это так, словно Карелин был ему младшим товарищем всю школу. — Я чего ждал? — Угу, — кивает и выпускает дым. — Не знаю. — Ну хочешь поплачу? — Иди в пизду.       Они стоят в тишине совсем недолго. Янович тушит сигарету, аккуратно бросает бычок в урну. Интеллигент ссученный. Слава демонстративно кидает бычок вперёд, крученым и не скрывая удовольствия, смотрит как светящийся огонёк вращается в воздухе, улетая все дальше. Федоров смеётся этому инфантильному протесту. А Славе становится холодно. Совсем немного. — Иди внутрь, Слав, тут холоднее чем кажется.        Сказано без сарказма и прочей мудистски. Гнойного передергивает от этого. Хули вообще строит из себя папку? Поэтому зажигает ещё одну из пачки, которую так и не вернул. И на это Оксана снисходительно улыбается. Как родители на баловство своих детей. — И что дальше? — как последняя шельма спрашивает Слава. — В каком смысле? — удивляется Янович. Слава только пожимает плечами. — А что дальше? Не просри победу. — Слава хмурится. — Не обязательно спасать планету, но можно постараться не проебать свою жизнь. — Это ещё, блять, че значит? — Ты можешь чуть больше, Слав.       Че заладил — Слава да Слава? В пизду иди. — Премного благодарен Ваша Светлость. Где целовать за столь прекрасные слова? — Да бля, — смеется хрипло и устало, — желательно бы меня вообще не трогать. — Как ты меня на батле? Это вообще че было? Тебе предъявить за домогательство? — Только если не понравилось.       Снова ухмыляется и смотрит прямо перед собой. А потом его хитрое лисье лицо, хладнокровное к миру и Славе в частности, добреет. Озаряется. Слава прослеживает за взглядом. Из такси вылезает девушка. Самая обыкновенная: в черных свободных спортивных штанах, длинном болотного цвета худи. Волосы ее по лопатки. Она светлая и широко улыбается, увидев Фёдорова. — Поздравляю с заслуженной победой, — Янович тянет руку, чтобы пожать, а Слава не выкупив, протягивает сначала пачку сиг. — Сегодня все твое, — шутит жид и жмёт руку, не забирая пачку. — Доброй ночи, Слав.       Федоров идёт к девушке быстрее и она переходит на легкий бег. А через мгновение оказывается в его объятиях. Слава слышит как она говорит про опоздавший Сапсан и ее извинения. А ещё видит как Федоров убирает волосы от ее лица и внимательно слушает. Она вдруг замечает Славу. Янович говорит что именно эта нескладная цапля его и разъебала, и ФедоровскаяАлисаИзГоргорода машет в приветствии, и улыбается. Карелин отчего-то улыбается ей в ответ искренне и тоже машет. Ну пиздец. Федоров обнимает девушку по-хозяйски одной рукой и она льнет к нему как будто в хилых объятиях жида ей ничего не грозит.       Слава понимает — вот. Он не думал, но если кто-то ждёт тебя и принимает любым — твоя империя не рухнет. Мирон принял сегодня поражение спокойно, как и принял бы спокойно свою победу. Как он сказал? Слава просто груша к американцу. Эта груша вернётся сегодня в никуда. Один. Вот и все. Вот что будет дальше. Никаких тебе хэппи-эндов. Розовых соплей. В этом и разница. Славе нужна была эта победа. Слава пришёл ненавидя и бастуя. Мирон пришёл свободный и спокойный. Мир стар и истины его тоже стары — все победы твои и проигрыши тоже твои. Но если нет никого с кем бы ты мог это разделить — все бессмысленно. Борьба и погони Окси не остановились на одной женщине. В нем все ещё горит и все ещё остро, но теперь он спокойно стоит перед любым исходом. Вот что будет дальше. Янович продолжит своё шествие по рурэпу, создаст пару проектов, протолкнет пару талантов, запишет пару альбомов, рискнёт карьерой пару тройку раз, возможно будет против в открытую — ведь ему больше не страшно. Он не один.       А Карелин, че блять. Ему похуй. Вот докурит сигу и пойдёт бухать. Потом..? Потом дожить надо.