How can you see into my eyes like open doors Leading you down into my core Where I’ve become so numb Without a soul my spirit sleeping somewhere cold Until you find it there and lead it back home Wake me up Wake me up inside I can’t wake up Wake me up inside Save me© Evanescence «Bring me to life» А ты видишь меня насквозь, Даже самые страшные тайны. Мои дух и душа давно врозь. И их вряд ли ты встретишь случайно. Умоляю, если ты сможешь, Отыщи меня и разбуди. Если в сердце мрак уничтожишь, Тогда и веру в меня найди. -Lisyona-
Утро субботы. За 14 часов до возвращения Снейпа
Гермиона и Джинни всё воскресенье клевали носом после бессонной ночи. И если Джинни была предоставлена сама себе, то Гермионе повезло меньше. Мальчики атаковали её с самого утра, взбудораженные и шумные, а их голоса давили ей на перепонки, отдаваясь гулом в тяжёлой голове. — Герм, ну ты где? Это же прекрасно! Это, безусловно, странно, но классно, — Рон возбуждённо ерзал на стуле, размахивая вилкой чуть активнее, чем всегда, — Снейп дал тебе допуск. Снейп! Ты опоила эту мышь чем-то дурманящим, признавайся, — дурашливо воскликнул он, пронзая своей вилкой несчастный кусок ветчины уже раз пятый. — Прекрати так называть Профессора Снейпа. Просто, вам не кажется, что он изменился? Стал более лояльным, что ли… к Гриффиндору в целом, — неуверенно закончила Гермиона. — Держи карман шире! — усмехнулся Рон, — недавно он снял с Элоизы Миджен тридцать баллов и довел бедняжку до слёз с формулировкой «скажите спасибо, что снял с вас всего тридцать баллов и Мистера Маклаггена вчера вечером». Да она чуть со стыда не сгорела под хохот слизеринцев. Этот упырь застукал её и Кормака, обжимающимися на третьем этаже за статуей Эмерика Смелого во время своего дежурства. Козёл, — с чувством припечатал Уизли, качая головой. — Козёл, — согласился Гарри, задумчиво глядя на пустующее кресло Снейпа за общим столом, — Но при всем при этом, отношение к нам у него изменилось. Нет, Рон, — опередил Золотой Мальчик тираду, готовую сорваться с губ лучшего друга, — Конечно, Снейп снимает баллы, язвит, но всё же что-то поменялось. Профессор не издевается надо мной, что уже подозрительно, он спас Гермиону этим летом, начислил ей баллы, взял в ученицы по собственной воле, — тут Гермиона напряглась, пытаясь придумать что-то правдоподобное. Иногда Гарри был очень внимательным, — и дал разрешение на посещение Запретной Секции, зная, что Гермиона просит его для нас троих, включая меня! Да он все годы только и пытается поймать меня на горячем, а тут даёт официальное разрешение ввязаться в очередную авантюру. Что-то здесь нечисто, — пробурчал Гарри, расстроенный тем, что не может уловить тайный смысл, лежащий на поверхности, а примеряет всё на себя. Наверное человеку, находящемуся всегда в эпицентре событий, просто невдомёк, что интересы Снейпа могут лежать совсем в другой плоскости и не нести под собой никаких инсинуаций. Гермиона выдохнула. — Подумай, Гарри, Профессор каждый раз спасал нам жизнь, несмотря на то, как он к нам относится. Директор не ожидал увидеть меня живой этим летом, он не приказывал Профессору спасать меня. Вы можете оба говорить что угодно, но я принимаю сторону человека, способного на поступок, идущий вразрез здравому смыслу. Вы бы только видели этого Лестрейнджа. Меня ждала незавидная участь, — Гермиона сосредоточилась на своем кубке, разглядывая, как капли влаги стекают по запотевшему металлу и не глядя на друзей. Ей было обидно, что они не могут понять, не могут отблагодарить профессора хотя бы за то, что она, Гермиона Грейнджер, сидит сейчас рядом с ними. — Признаться, ну, я это... думал об этом, — серьёзно заявил Рон, — В одном ты права. Мы всегда будем перед ним в долгу за то, что ты с нами. Это мы должны были защитить тебя, — Уизли покраснел под её удивлённым взглядом и поспешил занять свой рот картошкой. — Не злись на нас. Рон прав, — зелёные глаза лучились заботой и смущением, — Просто я разделяю эти два понятия. Я терпеть не могу Снейпа-учителя, просто до дрожи, и считаю его предвзятым и неприятным типом. Однако я, скрепя сердце, уважаю его деятельность шпиона, — тихим шепотом добавил Гарри, — Вот и сейчас я думаю, как он там, рядом с Волан-де-Мортом, — он посмотрел на пустующее место, заставив друзей поморщиться при упоминании тёмного волшебника, — И всё равно Снейп что-то задумал, как и Малфой, — протянул он, заставляя Гермиону с удивлением посмотреть на него, а Рона закатить глаза. — Опять двадцать пять, — фыркнул Уизли, — Тебе пора перестать видеть заговоры на каждом шагу. Гарри кажется, что хорёк что-то задумал. Малфой перестал задирать нас, точнее, делает это всё реже и реже, да и без огонька, — пояснил Гермионе Рон. — Его отца упекли в тюрьму, сам он ходит бледный и осунувшийся вряд ли от большого счастья. Малфой постоянно шушукается с Ноттом и Забини. Понимаешь? Больше никаких тупых охранников. Меня это напрягает, — упрямо гнул Гарри, — Помяните мои слова, Малфой стал Пожирателем Смерти, — зловеще закончил он, вызвав волну веселья со стороны Гермионы. — Да брось, Гарри. Мы же говорим о Драко Малфое. Ему восемнадцать лет, ну какой из него Пожиратель? Положение их семьи пошатнулось, конечно, он сам не свой, это легко объяснить, — заметила Гермиона, думая про себя, что просто не представляет себе Пожирателя Смерти, слушающего маггловскую музыку с MP3-плеера. Не хотелось признавать, но инцидент с Амортенцией пролил свет на Драко, осветив его под другим углом. Гермиона никогда не представляла себе, что этот Принц может быть вполне себе обычным мальчишкой с такими же интересами, страхами, мечтами. Это было непросто переварить, но и закрыть на это глаза было невозможно. Что-то изменилось. Поэтому и Джинни, и Гермиона, не сговариваясь, не рассказали друзьям об унизительном инциденте с Малфоем в главной роли, ограничившись информацией о девичнике. — Гермиона, ну ты же спишь на ходу, — кажется, Рон что-то говорил. — Простите, бессонная ночь, — Гермиона пожала плечами и бросила взгляд в сторону Рыжей, пребывающей в каком-то трансе. Наверное, она сама выглядит точно так же со стороны. — Давайте заглянем в библиотеку и прошерстим её от пола до потолка, — горел энтузиазмом Уизли, повергнув друзей в лёгкий ступор. — Гарри, ущипни меня, — тихо попросила Гермиона, — Никогда не слышала от Рона ничего подобного. — Боюсь, что это не он, Герм. Инопланетяне? — предположил Гарри. — Чего? — Рон насупился и посмотрел на веселящихся друзей, — Ой, да ну вас и ваших «имплантов» или что это там было. «Сувениры» ждут. Интересно же. — Ну, раз ты поел, то идём. Посвятим это воскресенье Запретной Секции, — согласился Гарри. — А вечером сыграем в шахматы и полетаем! — воодушевился Рон. — Ну уж нет, Рональд. Сегодня ты торжественно вступаешь в ряды Г.А.В.Н.Э. и раздаешь значки в гостиной Гриффиндора, — ядовито заметила Гермиона. И под возмущенный ропот Рона, друзья покинули Большой Зал.***
В библиотеке стояла оглушительная тишина. Друзья весь день шерстили полки в поисках малейшего намека на крестражи. Большинство из них были как в книге «Волхование всех презлейшее» и гласили: «Что до крестража, наипорочнейшего из всех волховских измышлений, мы о нем ни говорить не станем, ни указаний никаких не дадим…». Иначе говоря, сведения были скудны, как никогда, и информацию приходилось собирать по мельчайшим крупицам. Каждая новая деталь воспринималась с воодушевлением, но чем дальше — тем мрачнее сгущались тучи. Гермиона, Рон и Гарри настороженно смотрели на маленькую неприметную потрёпанную книжонку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся старинным дневником Герпия Злостного, первого создателя таинственных крестражей. Текст был витиеват и сложен для современного английского языка, поэтому друзья вчитывались в строчки до боли в глазах.Чего страшится каждый? Очевидно: Она Судьбы безмолвный компаньон. Та, что идёт и ухмыляется ехидно. Ей подчинится всякий, вот закон. Но я – не все, и преклониться не согласен, Я Ей не дам ни капельки себя. Ведь над своей судьбою сам я властен! Нашел спасенье, душу раздробя. И Самый Страшный Грех меня не гложет, Коль так смогу Её перехитрить. Души моей никто не уничтожит, Я смог ее надёжно схоронить.
— Ничего не понимаю, — проворчал Рон, — Ну бред же. Чудак только бумагу измарал, а по сути ничего и не сказал. Больше похоже на стихотворения Джинни. — Ну не скажи, Рон. Этот Герпий жил во времена Шекспира, — задумчиво протянула Гермиона и, видя непонимающий взгляд, отмахнулась, — Просто непривычная манера изъясняться. А судя по этому неровному почерку и жутким рисункам, колдун был явно не в себе. Но лирики здесь должно быть не так уж много. Если мы посмотрим на другие подобные стихотворения в его дневнике, то это больше похоже на прямую инструкцию и конкретику. Вот смотрите. Чего боится каждый? Она. Думаю, тут всё понятно, и это… — Смерть, — кивнул Гарри, — Давайте не забывать, что Дамблдор сказал, что это поможет победить Волан-де-Морта. А больше всего на свете Реддл боится смерти, — задумчиво протянул он, — Что значит «душу раздробя»? — Душа — это цельная штуковина. Её нельзя раздробить, — вставил Рон, второй раз за день удивляя друзей, — Ну вы что? Во всех детских сказках сказано, что «главное сохранить свою душу чистой и незапятнанной», — пожал плечами Уизли. — Эм, у магглов в сказках главное победа добра над злом, Рон, — неуверенно произнес Гарри, — По крайней мере в тех сказках, которые я смог прочитать у Дадли в его старой комнате. — Да, Гарри, у нас действительно тема души поднимается больше в религиозных текстах. Понятие души подменяется нравственностью. Но всё это одно. Душа бессмертна, нематериальна и нетленна. Какой смысл её дробить? — Гермиона подперла рукой голову, пытаясь разглядеть в тексте тайный смысл, ещё один ключик. — У меня голова болит, когда она так изъясняется, — пожаловался Рон Гарри, — Ну да, какая может быть душа у Того-Кого-Нельзя-Называть? Уж её-то в чистоте он явно не держал. — Это всё сказки, Рон. Душе всё равно, хороший ты человек или плохой. Это совсем другой уровень сознания. Душе тяжело навредить, если только… — Гермиона замолчала, обдумывая что-то, а мальчики с интересом уставились на неё. Им было слишком хорошо знакомо это выражение лица подруги в моменты озарения, — Ну конечно! Мерлин, — прошептала она в ужасе, — «и преклониться не согласен…нашёл спасенье от неё». Что, если Герпий действительно смог раздробить душу? — Переведи для простых смертных, будь добра, — буркнул Рон. — Смотрите. Если мы умрем, то нашу душу это не тронет. Она будет жить вечно в космической материи, в другом теле, в атмосфере, в загробной жизни. Кто во что верит, научных фактов здесь нет. Но наше сознание уходит в небытие, жизнь обрывается, и мы никогда уже не станем сами собой. Представьте, что вы смогли совершить это насилие над природой и оторвать кусок от своей души, спрятав его в известное вам место. «Я смог её надёжно схоронить». Понимаете? — Ты хочешь сказать, что если бы я мог спрятать кусок души, то, при желании, я смог бы обрести свой разум вновь? После смерти? — Гарри с удивлением посмотрел на подругу, — Ты ведь понимаешь, что это… катастрофа? — шепотом закончил он, вскочил и принялся ходить вдоль стола, — Слушайте. «Я был вырван из тела, я стал меньше, чем дух, чем самое захудалое привидение… Чем я был, не знаю даже я». Именно это он сказал своим приспешникам там, на кладбище. Я помню всё от слова до слова, — с горечью добавил Поттер, — Значит, он действительно умер тогда, в ту ночь, когда погибли мои родители. Но Волан-де-Морт не сгинул полностью. Где-то был припрятан кусок его души, а Петтигрю смог вернуть Лорду его тело, но разум-то сохранился и до этого. Так что же нашел Питер в лесах Албании, если не клочок души Волан-де-Морта? — Гарри смотрел на витраж, в котором отражались их лица, на которых читался страх. — Это звучит очень логично, хоть и абсурдно, — тихо отметила Гермиона, — Неудивительно, что об этих крестражах почти нет информации. Это же Темнейшая Магия из всех возможных вариантов. Раздробить душу. Ну кто же на это пойдет? — Так, давайте успокоимся. Возможно, что мы близки к истине. Но объясните, чем же чревата эта мысль? — Рон стушевался под взглядом Гермионы Грейнджер. — Ты только представь, что может заставить твою душу расколоться, Рон. «И Самый Страшный Грех меня не гложет». — Убийство, — бесстрастно проронил Гарри, и библиотека погрузилась в тишину. — Но если Дамблдор всё ещё ищет «сувениры», — Рон переводил взгляд с мрачного Гарри на взволнованную Гермиону, — Значит, есть ещё крестраж. — Этот мутант столько людей угробил. Кто знает, может, их сотни, этих «сувениров», — Гарри вопросительно взглянул на Гермиону. — Очень вряд ли. Разделить душу — это уже не жизнь. Разделить её на три части — безумие. Количество должно быть ограничено разумным числом, но как узнать наверняка? — задала она риторический вопрос, — Я всегда гадала, почему, судя по твоим рассказам, Волан-де-Морт, — решительно выговорила она страшное имя, — так странно выглядит? Теперь многое встаёт на свои места. Он похож на монстра Франкенштейна, потому что ничего человечного там и не осталось. Душа не может существовать в такой убогой форме, а значит, нам придётся сначала обезвредить все бомбы, прежде чем перейти к главному детонатору. И друзья задумались каждый о своем, и думы эти были безрадостны.