«Во всем и во всех есть две стороны: черная и белая. Важно лишь то, какую сторону выбрал ты. Это определяет всё» © «Гарри Поттер и Кубок Огня»
Было странно наблюдать за тем, как Драко тонет. Северус наблюдал это всю неделю после того злополучного дня, когда госпитализировали Панси Паркинсон. И если Малфои всегда были непотопляемой флотилией, то сейчас их корабли терпели сокрушительное поражение один за другим. Драко нельзя было спасти. Не сейчас. Северус с сожалением признал, что мальчишке придется опуститься на дно, потерять всё, чтобы иметь хотя бы призрачный шанс на вторую жизнь. И пока вода, что точит камень, оставляла бреши в борту судна под звучным названием «Драко Малфой», Северус Снейп выжидал, когда крушение будет необратимо, чтобы помочь крестнику смягчить своё падение. Надлом произошёл резко и неожиданно, и зельевар успел к месту катастрофы почти под финальные аккорды корабельного оркестра, хвала следящим чарам. Он, конечно, ждал, что Драко может выкинуть какой-нибудь фортель, но Северус никак не ожидал найти слизеринца на полу в туалете для девочек в луже собственной крови, обезображенным до боли знакомым заклинанием, в компании Поттера, который всегда находится в эпицентре проблем, созданных им же. Но он успел, одной рукой доставая палочку, а второй отталкивая плохо соображающего Поттера, не терявшего попыток остановить кровь, от тела крестника. — Драко, — позвал он блондина, проводя палочкой вдоль тела и отмечая про себя подрагивающие веки и небольшой отклик в пальцах крестника в ответ на его голос. — Всё будет хорошо. Держись, — больше для себя, чем для него пообещал Снейп, чувствуя непонятную злость. Нихрена хорошо уже не будет, но мальчишке не нужно это сейчас слышать. Дождавшись, когда последний порез послушно затянется, оставив необычайно бледного, обескровленного, но живого Драко Малфоя лежать на холодном полу, Северус наколдовал носилки, заставив их повиснуть в метре над полом, и аккуратно отлевитировал тело на мягкую поверхность. — Ждите тут, Поттер. И не дай вам Мерлин мозгов слинять отсюда, — отрывисто бросил он, поборов в себе порыв впечатать гриффиндорца в стену. Драко был важнее. — Я доставлю Мистера Малфоя в больничное крыло, а после нас с вами ждет приятный разговор, — пообещал он, вложив весь яд в свой тон. Он не был уверен, что Поттер услышал хоть что-нибудь, когда он оставил его в туалете Плаксы Миртл. Он также не был уверен, что хочет знать, откуда Поттер вообще прознал о Сектумсемпре. Но в своем умении компоновать факты в единую картину не приходилось сомневаться, и при сложении восторженных дифирамб со стороны Слизнорта о талантах юного зельевара Гарри Поттера, которые он списал на слабость Горация к «Избранному», и его неожиданных познаниях в Темной Магии, сомнений не оставалось — мальчишка нашел его потерянный учебник по зельеварению. Это не могло быть совпадением, в школе не было ни единой книги с упоминанием Сектумсемпры. Вот только учебник был потерян давно, хоть он и предпринимал тщетные попытки найти его. Какова была вероятность, что книжку отыщет именно Поттер? Это открытие немного вывело его из равновесия, словно он вернулся в свои школьные годы, а Джеймс Поттер прочитал его личный дневник на подобие тех, что так любили вести девчонки. Впрочем, растерянность быстро сменилась гневом, стоило ему оставить Драко на попечение Мадам Помфри, дав ей несколько указаний, и вернуться в туалет Плаксы Миртл, преобразившийся до неузнаваемости. И почему-то это разозлило его ещё больше. И только чудом Северус заставил себя не схватить гриффиндорца за грудки, чтобы встряхнуть паршивца как следует. — С Малфоем всё будет хорошо? — спросил Поттер, нервно переминаясь с ноги на ногу. Кажется, парня всё это здорово напугало. — Я, конечно, скажу, что Мистер Малфой будет жить. Но, Поттер, не вздумайте даже подумать о том, что этот инцидент можно отнести к категории невинных шалостей, — Северус нависал над парнем, попавшим в своеобразную ловушку между преподавателем и раковинами. — Вы должны быть благодарны мне, что я успел вовремя. Ещё две минуты, и даже Дамблдор не вытащил бы вас и ваше непомерное эго из этого ДЕРЬМА, — рявкнул Снейп, заставляя Поттера вздрогнуть. — Я… я благодарен, сэр, — усилие, с которым Золотой Мальчик пытался быть вежливым, было почти осязаемо. — Я не тащу вас за шкирку к директору только потому, что знаю — Гарри Поттер может делать что угодно, даже использовать Темную Магию и приносить животных в жертву посреди Большого Зала — Альбус Дамблдор всё равно встанет на сторону нашего Героя, — продолжал Северус, чувствуя, что распаляется всё больше. — Любой другой ученик вылетел бы из школы быстрее, чем сумел бы произнести «Сектумсемпра», но вы, должно быть, чувствуете себя безнаказанным. — Это не так! — запальчиво возразил Гарри. — Я даже не знал, что это заклинание из Темной Магии! Мне… я… — Да, расскажите, где же вы раздобыли это заклинание, — вкрадчиво поинтересовался Северус. — Я прочитал об этом где-то. — Ложь, — зашипел Снейп, сокращая расстояние между ними. В пальцах неприятно покалывало, а желание стереть эту самоуверенность с лица Поттера было грандиозным. — Я знаю весь арсенал школьной библиотеки, Поттер, надо придумать что-то поубедительнее. — Мне рассказал о нем… один мой друг. Я не могу назвать его имени. Он только сказал, что оно от врагов, он не просил меня использовать его на практике, так что это моя вина. Я понятия не имел, что произойдет то, что произошло. И я рад, что с Малфоем всё будет в порядке, — прямо ответил гриффиндорец, глядя в черные глаза со смесью уверенности и стыда. Но Северуса неприятно поразило не это. Поттер читал его учебник, применял весь его школьный опыт на практике, использовал их против него самого, и смел считать его, Северуса Снейпа, другом! Пора было открыть мальцу глаза на правду. — Кто бы что ни говорил мне, Поттер, но вы даже переплюнули своего непутевого отца. Хотя, тот бы погнушался использовать Темную Магию, считая это уделом слизеринцев… — Не смейте так отзываться о моем отце! — закричал в ответ гриффиндорец. — Ваш отец был самым заносчивым и самовлюбленным болваном, которого я встречал. Но вы, Поттер, просто превзошли его по всем пунктам. Нашли старый потрепанный учебник по зельеварению, а, Поттер? — увидев, как вздрогнул от удивления мальчишка, Снейп удовлетворенно кивнул. — Испробовали пару приемов на зельеварении и стали новой звездой? Очень достойно. Наверное, и мои заклинания вроде Оглохни, Левикорпус, Обезъяз пришлись вам по вкусу. И это всё замечательно, вот только называть меня другом, Поттер, очень и очень опрометчиво, — почти шепотом закончил Снейп, чувствуя яд и угрозу в своем голосе. Монстр с интересом поднял голову где-то глубоко внутри. Надо остановиться. — Нет, — выдохнул Поттер и даже головой помотал для пущей убедительности, — это учебник Принца-Полукровки. При чем тут вообще вы?! — в голосе парня зазвучало отчаяние, и это пришлось по душе Северусу. — Вот немного справочной информации обо мне, Поттер. Моя мать была чистокровной волшебницей с фамилией Принц, а мой папаша был магглом-алкоголиком, от которого я унаследовал самые приятные черты моей внешности и фамилию. В школе меня это не особо устраивало, и, выбирая из двух зол меньшее, я любил брать фамилию матери. Так и появился «Принц-Полукровка». Мне это казалось очень звучным именем, пока я не повзрослел. И это приводит нас к поучительному выводу: не нужно доверять книгам, Поттер, потому что ваш воображаемый друг вполне себе может оказаться… — Кем-то вроде вас, — с отвращением выплюнул Герой. — Да, — легко согласился Снейп. — Спросите у Мисс Уизли, уж она-то знает, какое зло в себе может хранить безобидная на вид книжка. Впрочем, вы же не умеете учиться на чужих ошибках. И, так как исключение вам не грозит, потому что вы — наш Мессия, то я буду вашим личным кошмаром, Поттер. Назначаю вам взыскание каждую среду на протяжении этого учебного года. — То есть, до рождественских каникул? — аккуратно уточнил Гарри, видимо, решив поскорее закончить эту неравную дуэль. — Учебного, Поттер. Если вы решите покинуть школу после Рождества, то не только сделаете мне самый лучший подарок, но и освободитесь от оставшихся месяцев наказания, — язвительно добавил Снейп. — Вы не можете наказать меня до мая! — задохнулся гриффиндорец. — Мне напомнить, что вы только что чуть не убили Драко Малфоя? Попечительский Совет будет в восторге. Я прямо вижу эти заголовки газет: «Гарри Поттер почти убил отпрыска семейства Малфоев, а значит — у него все шансы совладать с Сами-Знаете-Кем». Хоть убейте Поттер, я не верю в то, что вы Избранный. Смысл этой байки для людей в том, что вы — ангел во плоти, одним своим добрым сердцем и мягким взглядом уничтожите одного из самых сильных магов всех времен. Впрочем, если вы еще почитаете мой учебник, то вполне можете подвесить Лорда за лодыжку. Вот он удивится! — Я. Могу. Идти? — почти выдавил Поттер, яростно сжимая кулаки. — Конечно. До среды, Мистер Поттер. Палочку можете не брать, — обнадежил его Снейп, давая понять, что впереди его ждут такие приятные занятия, как потрошение жаб и разделывание флоббер-червей. И уже глядя в спину удаляющегося студента, Снейп добавил: — Минус пятьдесят очков с Гриффиндора.***
«И едва он это сказал, как в голове его образовалась картина: Джинни, одетая в белое платье, венчается с высоким, безликим, но очень неприятным незнакомцем. Казалось, в один головокружительный миг Гарри понял все: ее будущее полно свободы и не обременено ничем, а у него… он видит впереди одного лишь Волан-де-Морта» © «Гарри Поттер и Дары Смерти»
У Гарри Поттера был тяжелый вечер и очень долгая ночь, чтобы переварить события вчерашнего дня. Он никогда прежде не причинял вреда другому человеку, никогда не был так близок к тому, чтобы убить, почувствовал огромное разочарование и досаду от потери «незримого друга», даже наставника, оказавшегося Снейпом (!). А вечером его ждал довольно тяжелый разговор с Гермионой, подавленное молчание Рона и убийственные взгляды Джинни. К чему же он пришел за ночь? Обвинил во всём Снейпа, конечно же. Разве это он, Гарри, виноват в том, что написал это заклинание на полях своей книжки? Разве это он его создал? Какое чудовище вообще могло придумать что-то настолько ужасное? Да и Малфой почти не пострадал: Снейп помахал палочкой, и все раны затянулись моментально, не оставив и следа. То, что Малфой не чист на руку и замышляет что-то плохое, успокаивало совесть Гарри. Но вот то, что Принц-Полукровка оказался самозванцем, стало для него настоящим ударом. В те дни, когда друзья отдалились от него в силу своих причин, Поттер нашел в этом учебнике своё утешение. Ему казалось, что они с Принцем очень похожи. Он доверился своей интуиции, которая нарисовала ему картину несчастного, но талантливого и доброго парня. Реальность же стала ему жестоким уроком, уроком доверия. Снейп умел ударить словами так больно, что это преследовало тебя по пятам, не давая возможности спать и есть. Обидные слова жгли кожу, отравляли всё его существо, потому что, при всей своей жестокости, в них частично была заложена правда. Правда всегда неприятно колет глаза, а правда под соусом «а-ля Снейп» была попросту непереносима. Ему нужно было действовать, сделать что-то, что уравновесит всё это зло и боль, успокоит его расшатанные нервы, даст ему сил не сдаваться и идти по намеченному пути. Именно поэтому он торчал сейчас в пустой тесной нише, занавешенной гобеленом, в одном из оживленных коридоров Хогвартса, где туда-сюда сновали студенты, у которых образовалось «окно» между уроками. Он знал, что у него нет аргументов для спора с Гермионой, понимал, что уже достал Рона своими подозрениями, поэтому у него оставался лишь один человек, до которого он мог попытаться достучаться. Вот только в суматохе понедельника Гарри никак не мог поймать её, не говоря уже о том, чтобы остаться наедине. Выглядывая из своего укрытия раз в несколько минут, Гарри пытался разглядеть знакомую фигуру, переживая, успеет ли он перехватить её. Впрочем, это была единственная дорога к Больничному Крылу, к тому же уроков сейчас у неё не было… Ага! Вот и она. Гарри вытащил руку и схватил мимо проходящую девушку, резко потянув её на себя. Дейзи Маккиннон была, мягко говоря, удивлена и напугана, а Гарри пришлось напомнить себе, что не каждая рыжеволосая девушка — Уизли. — Эээм, прости, пожалуйста. Я случайно, — невпопад оправдался Гарри, выпуская настороженную и смущенную третьекурсницу наружу. Очень неловко получилось. Вторая попытка не увенчалась успехом. Впрочем, лучше бы это была рыженькая третьекурсница, чем обладательница роскошных кудрей в лице Ромильды Вейн, которая и не думала смущаться. — О, Гарри, привет, — с придыханием воскликнула брюнетка. — Что мы тут делаем? — заговорщически улыбнулась она, и Гарри стало как-то не по себе, словно это она затащила его в ловушку. — Ромильда, привет. Прости, я тут кое-кого жду. Я обознался, — растянул он губы в ответной улыбке. — Может быть, это судьба, — прямо и нахально заявила девушка, и Гарри понял, что просто так её отсюда не вытолкнешь. — Прости, но я жду тут кое-кого. — В этой нише? — Гарри не очень понял, почему это место показалось ей странным. — Ну да. Я жду Джинни, так что… — О! — девушка даже приоткрыла рот от удивления. В глазах мелькнуло не то изумление, не то обида, не то любопытство, а может и всё сразу. — Джинни Уизли? Вы типа встречаетесь? — Нет, конечно. Мы просто друзья, — поспешил заверить её Гарри, пока девушка вновь осматривала тесный закуток. — Яяяснооо, — протянула она с видом заговорщика. — Ладно, не будем заставлять Уизли ревновать. Пока, Гарри. Ромильда стрельнула на прощание всепонимающим взглядом, и Гарри уже было решил покинуть своё дурацкое убежище и попытать счастья где-нибудь в другом месте, как вдруг увидел Джинни, идущую вдоль нужной стены, погруженной в свои мысли. Была не была. Гарри сделал третью попытку и выдернул её из толпы. — Ай! Гарри? — Джинни, а это была наконец-таки она, немало удивилась. Впрочем, удивление быстро сменилось на холодную маску отчужденности. — Дурацкая шутка. Я спешу. — Я пытаюсь поговорить с тобой уже почти сутки, но не могу тебя поймать. Нам нужно поговорить. Клянусь, я не отниму у тебя много времени, — попросил гриффиндорец, но получил резкий отпор. — Гарри, давай не сейчас. Я правда очень спешу, и вообще… — Ты злишься из-за Малфоя, я знаю, — перебил он Рыжую, видя, как ползут вверх её брови. — Да, я в курсе, что вы встречаетесь, или что там у вас, — поморщился Гарри, словно это было ему неприятно. — Ты злишься на меня за то, что твой бойфренд, — он почти заставил себя сказать это, — лежит в Больничном Крыле по моей вине. Но мне правда очень нужно поговорить с тобой до того, как ты увидишься с ним. — Так ты всё знаешь, — немного растерянно протянула гриффиндорка, но быстро взяла себя в руки и решительно мотнула головой. — Даже думать не хочу, как ты узнал. Уверена, мне эта история не понравится. И очень хорошо, что ты в курсе, потому что мне есть, что тебе сказать! Пора повзрослеть, Гарри Джеймс Поттер, и перестать задирать людей… — Людей?! — Перестань задирать Драко. Ваши стычки вышли уже на новый уровень, раз он лежит в Больничном Крыле. Какой дрянью ты его вообще проклял? Я ничего не поняла из шипения Гермионы, но одна только её реакция и то, что меня вчера не пустили к нему, говорят о многом! О чем ты вообще думал? — бушевала Джинни. — Что вы не поделили в этот раз? Кабинку для туалета? — Ты думаешь, я бы напал на него, если бы у меня был другой выбор?! — Гарри был вне себя от возмущения и на автомате ткнул в гобелен, — Оглохни, — и тут же сморщился, вспомнив, кому принадлежит это заклинание. Зато их теперь не подслушают. — Ты в курсе, что он собирался запустить в меня Круцио?! — Джинни уставилась на него так, словно видела в первый раз в жизни. — Неправда. — Правда, — мрачно заверил её Гарри, чувствуя, что движется в правильном направлении. — Я среагировал машинально, потому что этот чертов псих собирался использовать Непростительное. А, впрочем, надо было ему позволить сделать это, чтобы его упрятали к его папаше, — гриффиндорец постарался успокоиться, увидев смятение в её глазах. Джинни не должна страдать за этого белобрысого придурка. — Послушай… — Нет, я ухожу. Джинни попыталась отдернуть гобелен, но он потянул её назад. — Ты — единственная, кто должен выслушать мои бредни, потому что тебе не всё равно, — мягко попросил Гарри, заглядывая в её растерянные карие глаза, и это почему-то сработало. — У тебя есть пять минут, — сдалась Джинни. — Он стоял в этом туалете и его сотрясали настоящие рыдания, готов поклясться. Поэтому он так взбесился. — Какой вздор… — Выслушай. Я не переношу его, это правда, но Малфой был не в себе. Ты видела его когда-нибудь в моменты слабости? Ты ведь понимаешь, о чем я. — К чему ты клонишь? — Я не буду ходить вокруг да около. Тебе не кажется странным то, что он вообще сунулся в туалет Плаксы Миртл? Туда, где Панси Паркинсон нашла проклятое ожерелье? Просто постарайся не беситься, ладно? Отбрось свои чувства. Вот факты о Драко Малфое: его отец — Пожиратель Смерти, который сидит в Азкабане, его семья под наблюдением у Министерства, а сам Малфой никогда не был ангелом. Вдруг он примкнул к шайке своего отца? — Стоп. Гарри, серьёзно, Гермиона права — ты страдаешь паранойей. Поверь мне, — Джинни порозовела, — у Драко нет метки. — Ладно. Допустим, он не получил метку, но это ведь не мешает ему исполнять волю Пожирателей, учитывая то, что половина его родословной состоит в их рядах! — И по твоей версии, он отравил Панси и теперь ходит на место преступления и льёт слёзы, если они вообще были? — фыркнула Джинни. Гарри посмотрел на неё с благодарностью. Это было больше, чем могли выдержать Рон и Гермиона. — Вполне возможно. Может быть, он переживает из-за Паркинсон, потому что это была не её смена, — торжествующе произнес гриффиндорец, доставая туз из рукава. — На её месте могла оказаться Падма, или Энтони, на крайний случай, и тогда гадёныш не испытывал бы муки совести. — Так, я поняла, к чему ты ведешь. Это всё теория заговора. Могу тебя уверить, Драко не мог этого сделать, он был в тот вечер со мной, — решительно заявила Джинни. — Прибавь к этому то, что покушение, судя по записке, берет своё начало от отравления Гермионы, а в то время у Драко имеется железное алиби в виде недееспособности, так как он был младенцем! — выплюнула Джинни, раздраженно переступая с ноги на ногу. — Ладно, давай открывать все карты. Гермиона и Снейп, — Гарри с удовольствием заметил, как вздрогнула девушка. Да-да, не стоило недооценивать его неосведомленность. — Не так уж хорошо вы храните свои секреты. — Рон..? — Счастлив в своем неведении. И, поверь, я ему очень завидую. Гермиона рассказала мне о той ситуации, которая сложилась после нападения Пожирателей на неё этим летом. Она так же сказала, что её отравление — это дело рук Волан-де-Морта. То есть, эти два случая никак не могут быть связаны. Логично? — Допустим, — немного подумав, согласилась Джинни. — Тогда почему же в записке, что нашли рядом с Панси, было написано «С Грейнджер не получилось, но сейчас точно сработает»? Понимаешь? — Нет, Гарри, не особо. — Неправда. Ты просто не хочешь понимать. Гермиону отравил кто-то по приказу Волан-де-Морта, а Панси отравил кто-то другой. И этот другой откуда-то это знает, раз без страха приписывает себе второе преступление! А знаем об этом мы, друзья Гермионы, в число которых, по какой-то странной иронии, стал входить Драко Малфой, — торжествующе закончил Гарри, пытаясь прочесть чувства на лице Джинни. — Лааадно, — медленно протянула девушка. — Твоя прекрасная теория заключается в том, что Драко, зная о том, что никто не найдет концов в первом покушении, спокойно связал эти два события для устрашения и собственного прикрытия? — Гарри готов был ликовать. — Именно так! — Вот только для чего было нападать на Панси? Ладно-ладно, на Падму, на Энтони, или ещё кого? Если наш неизвестный отравитель действует по приказу Темного Лорда, то почему покушения не направлены на тебя, Гермиону или на Рона? В чем смысл? — Рыжая победно усмехнулась, когда он не нашел, что ответить. — В этом и проблема, Гарри. Ты подтасовал все факты так, чтобы они укладывались в твою идею фикс, но при ближайшем рассмотрении вся история не стоит и выеденного яйца. Парень и девушка какое-то время сверлили друг друга взглядами. — Ты его любишь? — Прости? — Драко Малфоя, гада во втором поколении. Он — тот, кто нужен? — Ты что-то имеешь против? — Я беспокоюсь. — Не стоит, Гарри. Я сама о себе позабочусь, у меня есть голова на плечах, — резко ответила Джинни. — Хорошо, я должен был поделиться с тобой своими подозрениями, а дальше ты сама сможешь решить, как тебе быть, — вздохнул Поттер немного разочаровано. — Естественно, что ты не примешь мою сторону, считая меня предвзятым… — Так и есть, — уже мягче заметила Рыжая. — Может быть, — не стал спорить Гарри. — А может быть, необъективна ты, что тоже вероятно, — с легкой иронией заметил он. — Ты можешь считать, что я зациклился, сошел с ума и пытаюсь докопаться до Малфоя, но скажи мне честно — ты доверяешь ему на все сто процентов? — Да, конечно! — И он ничего от тебя не скрывает? Рассказывает тебе всё? Никаких несостыковок, недомолвок, спорных моментов? Гарри хватило пары секунд её смятения, чтобы найти подтверждение своим догадкам. — Это последнее, что я скажу, Джин. Я — полный профан в отношениях, девушках и романтике, это правда, вы меня все уже давно обогнали, — хмыкнул Гарри. — Я увлекся недавно одной девушкой… — Флегмой, — мгновенно отреагировала Джинни. — Не называй её так, — мягко попросил Гарри. — Она рассталась с Биллом, а не с тобой. Так вот, я даже на свидание её позвал, узнал, что тоже ей нравлюсь, — гриффиндорец густо покраснел и поправил очки. — Вот только на этом всё. Мы не сможем быть вместе. — Прошла влюбленность? — Джинни вопросительно подняла бровь и сложила руки на груди. — Нет, в том-то и дело. Я вдруг представил себя рядом с Флёр, и в этих мыслях я был очень счастлив, — лицо Гарри озарила мягкая улыбка. — Но мне пришлось отказаться даже от мысли об этом, чтобы сохранить надежду. Понимаешь, на меня в этой войне есть кое-какие планы, — он криво улыбнулся, и Джинни до боли прикусила нижнюю губу, кивнув ему в знак того, что она понимает. — Я не могу даже тебе рассказать всего, а ведь ты мне почти как сестра. Вся моя жизнь — это тайны, которые я должен хранить в секрете. Неясно даже, выживу ли я в этой войне. — Гарри… — Это правда. Никто этого не знает. Мы недавно чуть не потеряли Гермиону. Так могу ли я подвергать девушку, далекую от эпицентра событий, опасности? Имею ли я право отвлекаться на что-то, когда моя голова должна быть забита другими вещами? И самое главное, если я предлагаю девушке разделить со мной эту опасную дорогу, то как же быть с доверием? Я прекрасно понимаю, что не могу раскрыть ей даже сорок процентов того, что должен. Это не отношения, это верный путь к расставанию. И вот теперь, когда ты прониклась ко мне сочувствием, я прошу тебя не злиться за мой совет: беги от Драко Малфоя, если ты уверена, что он закрыт от тебя хотя бы на десять процентов. Ты не заслуживаешь такого отношения, а Драко Малфой может таить в себе угрозу, и ты должна это понимать. Девушка думала о чем-то своем, морща лоб и порываясь что-то сказать. — Он просто не самый простой парень, — выпалила Джинни и закатила глаза. — Я не должна была этого говорить. Это всё твоя душещипательная манера подачи. — Я начинаю пользоваться этим, — улыбнулся парень. — Непростой «парень» у нас у Гермионы, — они оба нервно хихикнули. — Но у неё и выбора, по её словам, нет. Просто… не дай ему разбить твоё сердце. Я же знаю, для тебя это не просто очередное увлечение. — С чего ты взял? — Ну, тогда бы ты вряд ли выбрала Драко Малфоя из всех парней в школе. Подумай об этом, задай правильные вопросы, и, если я не прав, то я постараюсь пережить это, — улыбнулся Гарри. — Ладно, я больше не буду тебя отвлекать. Тем более, Ромильда может вернуться. — Ромильда? Вейн? Откуда ей знать, что мы тут? — Скажем, я не сразу смог поймать именно тебя, — сконфуженно признался гриффиндорец, видя, как расширяются от удивления карие глаза. — Вот черт. И что ты ей сказал? — Что жду тебя… — Гарри Джеймс Поттер! — Что?! — Ты прав, ты ничего не смыслишь в девушках, — застонала Джинни. — Знаешь, люди обычно разговаривают в помещениях побольше, чем эта ниша, если ты, конечно, не Мальчик-Который-Выжил, — нервно улыбнулась она. — Теперь пойдут слухи. — О чем? — не понял Гарри. — Расскажу, когда подрастешь. Ладно, нам пора выбираться отсюда. Гарри и Джинни отдернули гобелен, выбираясь наружу, морщась от яркого дневного света, бьющего в глаза. Казалось, что никто и не заметил их в бесконечном потоке студентов, спешащих по своим делам. Но стоило им сделать несколько шагов, как откуда-то сзади раздался свист. Блейз Забини крикнул что-то приветственное в адрес Джинни и подмигнул ей, возвращаясь к прерванному флирту с Ромильдой Вейн. Гарри не понял, что произошло, но Джинни помрачнела ещё больше, помахав на прощание ему рукой и уходя в сторону Больничного Крыла. Гарри оставалось только надеяться на то, что этот разговор был не зря. Всё это было не зря. Пусть он не является сейчас хозяином своей жизни, но он всегда будет рядом, будет начеку, потому что Драко Малфой причастен ко всему происходящему, и он докажет это.***
«Если заглушить боль на некоторое время, то когда почувствуешь её снова, станет больней вдвойне» © «Гарри Поттер и Кубок Огня»
Она сидела на полу комнаты для девочек в полном одиночестве, решив прогулять урок по Уходу за Магическими Существами. Прежде, Джинни ничего подобного не делала, но сегодня был особенный день — первые похороны в её жизни. По закону жанра у неё обязательно должна была играть грустная музыка на заднем плане, а рядом сиротливо стоять полупустая бутылка огневиски. Что же, пришлось обойтись без этого, она ограничилась сидением на полу в ворохе барахла, которое она безжалостно вытащила из-под кровати, сопровождая эту картину тихими всхлипываниями, которые она слышала словно со стороны. Одно из многих её замечательных качеств состояло в том, что плакала Джинни редко. Она иногда думала, что это наличие шести братьев закалило её. Но сейчас она дала себе вволю поплакать — не каждый день хоронишь своё сердце. Предчувствие неминуемой беды нависло над ней ещё очень давно. И вот теперь она здесь, на панихиде своих чувств, сидит и глотает соленые слезы. Это ведь нормально — разбитое сердце в семнадцать лет. Это просто возраст, когда-нибудь она будет вспоминать это с улыбкой и отпустит его без чувства сожаления и утраты. Вот только почему при мысли об этом её слезы перерастают в истеричные всхлипывания? Совсем недавно она лежала на груди у Драко Малфоя, до смерти боясь за жизнь Гермионы и за себя саму. Смерть тогда подобралась так близко, явив на свет её страхи потерять близкого человека. Стал ли Драко Малфой для неё близким человеком? Моргана свидетель — она влюбилась по уши. Была ли это первая её влюбленность? Нет. Но почему именно этот парень вытаскивал из неё всё её нутро с её откровениями, страхами, чувствами, мыслями, не прилагая к этому абсолютно никаких усилий, словно она всегда искала его, а обретя — смогла осесть и успокоиться, словно найдя свою тихую гавань. Так почему же никто не предупредил, что расставание подобно смерти? Она проделывала этот трюк не один раз и с Майклом, и с Дином, но всё, что она испытывала тогда — это тяжелый осадок с налетом грусти. Почему в этот раз так больно? Первым гостем на поминках стал Гарри Поттер. Милый, добрый Гарри. Кто, если не он первым придет на помощь? И дело здесь было не в Гарри Поттере с его домыслами и обвинениями, а в том, что чувствовала она сама, но боялась сказать или даже допустить мысли о том, чтобы копнуть глубже. Ей, той, которой всегда было проще сказать в лоб, нежели ходить вокруг да около, сорвать пластырь разом, узнать горькую правду. Сейчас же она стала человеком-оправданием, перманентно закрывающим глаза на шероховатости и несостыковки. Похоронить Драко Малфоя, того, которого ей посчастливилось узнать, было невыносимо, но потерять самое важное — себя, было ещё страшнее. Возможно, Джинни прекрасно понимала, что любой их разговор, претендующий на серьезность, может закончиться провалом. Чертовым провалом в череде неудач её жизни, и она шлифовала и шлифовала, сглаживала углы, не обращая внимание на боль от острых, как бритва, щепок, впивающихся под ногти. Это было так на неё непохоже! Когда он стал недоговаривать — она списала всё на то, что каждый человек имеет право на секреты. Когда он стал юлить и откровенно врать — она успокоила себя тем, что они вместе всего ничего, и Драко совсем не обязан исповедаться ей при каждом удобном случае. Когда он пропал на неделю — она списала всё на шок от страха за друга. Когда он сбежал от неё, словно она была отвратительной саламандрой — она была зла, как самая настоящая ведьма, из тех, в кого магглы наряжаются на Хэллоуин. Казалось бы, это был не то, что первый тревожный звоночек — это был настоящий набат, трезвонящий на манер похоронного марша её иллюзиям. Последовавший за этим инцидент с Гарри и Драко смыл все её сомнения и треволнения, уступив место щемящему чувству нежности и страха за дорогого человека. Но Гарри Поттер сделал это за неё — дернул за пластырь, открыв множество незарубцевавшихся ран, сочащихся вопросами без ответов. Гриффиндорец хотел добиться одного эффекта — вовлечь её в свою параноидальную идею. Не вышло. Но знал бы он, что его другие слова, на которые он и не делал ставок, так точно попадут в цель, задевая за живое. Как только Гарри скрылся за поворотом, улыбка и напускное спокойствие испарились с её лица безвозвратно — девушка развернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась в башню Гриффиндора, прочь от Больничного Крыла. Пациент, самый важный пациент в её жизни, был мертв, унося с собой частицу её самой. И пусть в неё кинет камень тот, кто посчитает, что она ничего не сделала, чтобы спасти его, спасти их. Джинни взвалила на себя роль целителя, упрямо накладывая повязку за повязкой на несостыковки и трещины, игнорируя собственные раны. Когда тебе семнадцать — ты веришь в то, что раны затянутся сами собой. Не срослось. Не затянулось. Пациент был отравлен, но в бесконечных попытках подобрать нужный антидот Джинни натыкалась на глухую стену нежелания поделиться с ней хоть крупицей жизненно необходимой информации. И когда ей было больно, грустно, весело и радостно, гриффиндорка уходила в мир пергамента, чернил, покусанных перьев и перепачканных пальцев. Забавно, что Джинни Уизли писала стихи. Для неё было больше характерно носиться с квоффлом над квиддичным полем, травить шутки в гостиной Гриффиндора на потеху всем, отпускать саркастичные замечания и не давать себя в обиду. От этого рисование и поэзия так не вязались с тем, что привыкли видеть окружающие. Но никто даже не задумывался о том, каково это — быть младшим ребенком, единственной девочкой в семье с шестью старшими братьями, двое из которых были Фред и Джордж, идущие сразу за четырех. Ей пришлось стать сильной, чтобы противостоять шуткам и проделкам братьев, не плакать при падениях, что случались ежедневно на заднем дворе их дома, когда мальчики брали её в свою команду. Заплакала — вышла из игры, а этого ей очень не хотелось. Чтобы иметь свой голос, нужно было придать ему силу и весомость. Джинни Уизли сама воспитала в себе «своего парня», чтобы чувствовать себя на своем месте. О, нет, её никогда не обижали намеренно, и она убила бы за любого из своих братьев, даже за Перси, но как мало мальчишки знают о том, что может ранить маленькую девочку. Ведь всё же она была ею — девушкой: нежной, ранимой, чувствительной, просто не выставляла это напоказ. Рисование и стихи были её страстью, отдушиной, куда такая прямолинейная девушка могла излить свои чувства и переживания, не слетавшие с её языка. Когда она впервые поймала себя на мысли о том, что Драко Малфой занимает слишком много места в её голове, тогда и родилась эта тетрадка, её собственный альманах эмоций: от раздражения к симпатии, от ненависти до влюбленности, от настороженности к поражению. И сейчас девушка забралась с ногами на заправленную постель, листая свою маленькую историю с десятками пустых страниц, которые ей ещё предстояло заполнить, проводя кончиками пальцев по шершавой бумаге, как перфекционист жалея о каких-то своих порывах и любуясь тем, чем по-настоящему гордилась. Но из песни слов не выкинешь, и нет смысла вырывать листы бумаги. Первые страницы были пропитаны влюбленностью. Она пошла на риск, и это было самым разумным поступком для неё, словно она запустила руку в яму со змеями, а достала что-то поистине стоящее. Когда они были вместе, Драко преображался, быть может для неё, а возможно и из-за неё. Её переполняла эйфория от «запретных отношений», от самого факта, что у неё, Джинни Уизли, есть свои секреты. Их роман начинался очень бурно, воздух буквально искрил от предвкушения чего-то волнующего, и они наслаждались прекрасным сегодня. В этот период она и написала одно из своих стихотворений, прекрасно помня то чувство эйфории, переполнявшие эмоции, которые просто требовали выхода.У меня есть секрет. Да, он груб и высокомерен, И почти всегда, ухмыляясь, презрительно щурится, Он заносчив, дерзок, чрезмерно самоуверен, Но он очень красив и наивно по-детски хмурится. И я не скажу никому, что на самом деле Серебро его глаз для меня — самый тёплый цвет, Как руки его, обнимая, меня согрели, Я не скажу никому. Ведь это секрет. Никто не узнает, что он может быть добрее, Что в нем есть заботливая и нежная сторона, Что он был чужим, но внезапно стал всех нужнее. У меня есть секрет. И я в Него влюблена.
С течением времени, вопросов становилось всё больше, а ответов меньше. Она прочувствовала на практике — просто не будет. И вся эта загадочность становится обузой, бременем, сулящим неопределенность. По мере того, как они должны были сближаться — они, напротив, начали отдаляться друг от друга, и причина была скрыта от неё. С каждой новой страницей стихи становились всё глубже, наверное, они даже больше были ей по душе, как писателю, но меньше, как девушке, которая нырнула в ту самую яму со змеями, радостно и беззаветно, а в итоге обнаружила в ней двойное дно, а может быть, тройное, и так до бесконечности, кто его знает. И всё то, что она замалчивала, Джинни всё же выплескивала на страницы потрепанной книжки. И, Мерлин, насколько же видна разница! Она никогда не перечитывала свои стихи, и теперь знала почему. Вот, например, из последнего:Иногда, если ты не касаешься моей руки, Я начинаю в тебе нуждаться почти до дрожи, Ты стал мне важен не «потому что», а «вопреки», Ведь с тобой я счастливей. Надеюсь, что ты со мной тоже. У любого из нас свой путь, он тернист и длин, Мы выросли, и каждый носит свой ад под кожей, Но это не значит, что ты с ним один на один. Я с тобою честна, будь честен со мною тоже. Я уверена: главная битва — с самим собой, У Добра и Зла мотивы порою схожи. Для меня любой выбор верен, пока ты со мной. Я тебе доверяю. Доверься и ты мне. Тоже.
Она буквально просила о помощи, только вот кричать нужно было совсем в другую сторону. А, впрочем, вряд ли это что-то изменило бы. И, словно поддаваясь неясному порыву, Джинни выхватила откуда-то полупустую чернильницу и перо, размазывая остатки слез по щекам рукавом мантии. Занеся перо, словно острый кинжал над последним разворотом книжки, девушка решительно вонзилась в несчастную страницу, вырезая хлесткие, местами нежные, сожалеющие, но такие искренние порывы в попытке написать лучшую эпитафию их отношениям, то, что он смог бы понять и прочувствовать. Наверное, это было лучшим, что она писала до этого. Парадокс писателя — чем тебе хуже, тем лучше получается. Что же, больше ничего не держало её в этой комнате. Осталось последнее и самое сложное — явиться на опознание.***
«Ему так сильно хотелось избавиться от всех своих чувств, что если бы он мог вырвать изнутри свое сердце со всеми внутренностями, все то, что внутри него содрогалось и рыдало, он именно так бы и сделал» © «Гарри Поттер и Дары смерти»
Первым, что он увидел, когда проснулся, была она. Джинни Уизли. На душе стало сначала очень тепло, но через пару секунд он вспомнил, при каких обстоятельствах они расстались в прошлый раз, и радость испарилась без следа. — Привет, — его голос, хриплый после сна, словно наждачная бумага разрезал воздух. Её припухшие веки, мертвенная бледность и искусанные губы резко бросились ему в глаза. — Что такое? — может, она переживала за него? — Никто же не умер, верно? — попытался пошутить Драко, но пожалел об этом, когда девушка вздрогнула. — Привет, — девушка вымученно улыбнулась. — Как ты себя чувствуешь? Выглядишь вполне нормально. — Снейп меня подлатал отлично. Вот только я проспал больше суток, пока он в меня вливал зелья, — пожаловался Драко. — А сегодня стараюсь побольше спать, чтобы, как сейчас — открыть глаза, а ты тут, — улыбнулся он, наблюдая, как девушка прикрывает глаза, словно ей тяжело смотреть на него. Очень плохой знак. — Я знаю, я должен объяснить. Джин, я убежал тогда… У меня крыша поехала, я ничего не соображал. Не думай, что дело в тебе. Клянусь, я выйду из этого пансионата милосердия, и всё наладится. — Думаешь? — безэмоционально спросила она, и Драко понял, что его ждет, видимо, долгий разговор. Справедливо. — Я понимаю, что ты злишься. Проси, чего хочешь, и прости меня. Я же правда извиняюсь! — Да, для тебя это уже большое достижение, — кивнула Джинни. — Драко, я больше так не могу, — выпалила она на выдохе, и его сердце пропустило удар. «Ну уж нет!» — Ну уж нет! Ты думаешь я не знаю, как начинаются такие разговоры? Неужели я так сильно ранил твои чувства своим бегством? Брось, это был дерьмовый день, но всё не так критично. — Чувства? — Джинни казалась какой-то отстраненной и безумно далекой, и он почти начал задыхаться, словно понимая, что не догонит её, если она решит бежать. — Да, ты их задел, но не своим бегством. Это не решение одного дня, Драко. Просто мы с тобой достигли точки невозврата. Это больше походило на лекцию у Снейпа: сухо, холодно и по делу. — Что, блять, за точка невозврата? Что ты себе придумала? — его голос становился более резким, теряя ту мягкость, к которой привыкли они оба. Но страх толкает на странные вещи. В случае с ним, он сворачивался в клубок, словно ёж, выставляя свои колючки, дерьмовый характер и высокомерие, словно забрало от её жестоких слов. — Давай просто сядем и решим все наши проблемы, как цивилизованные люди, мать твою. «Только не бросай меня». Джинни какое-то время молча изучала его лицо, прежде, чем начать. — Я, наверное, возненавижу себя за это, но разве я могу тебе отказать? — криво улыбнулась девушка. — Это простая игра, Драко, и у неё только одно правило — честность. «У меня с этим пиздец какие проблемы, родная». — Ладно, — Драко начал чувствовать обреченность, словно заразившись этим от неё. Что он вообще может ей рассказать? Ехидный внутренний голос принял облик Снейпа и злорадно прошипел: «Ничего». — Вопрос всего один. Что тебя гложет? Настолько, чтобы неделю избегать меня, уходить в себя, когда ты думаешь, что я не вижу, сбегать от меня, хранить одному тебе известные секреты и пытаться проклясть кого-то Непростительным… — Ну конечно. Поттер, — ощетинился блондин. — Что, он уже рассказал, как напал на меня? — Он, кстати, полон раскаянья, а вот ты не спешишь мне сообщить, что хотел наложить на него Круцио. Блять, он ведь действительно почти произнес своё «Круцио». — Я был не в себе. — Отчего? Оттого, что мои кружева свели тебя с ума, и ты умчал на всех парах в туалет освежиться? — Джинни могла быть очень жестокой. — Что ты вообще там делал? Давай, это легкий вопрос. — Чертовски сложный вопрос, а времени подумать нет. — Мне действительно нужна была комната с зеркалом, водой и унитазом. Меня тошнило, — и это было правдой. Отчасти. — Мы были в Выручай-Комнате на восьмом этаже, а ты решил посетить неработающий туалет для девочек на первом? — кажется, у неё было больше времени подготовиться к этому разговору. — Это по пути к Поздемельям. Я там живу, — выкрутился он, чувствуя, что этот маневр будет его единственной победой на сегодня. — Ладно. Ты отравился? — Нет. — Но тебя тошнило, и тебе было плохо, я сама видела. И это возвращает нас к началу этого диалога. Что тебя тревожит? И что он мог? — Я не могу тебе сказать. Нет, не злись, — попросил он, когда девушка снова прикрыла глаза. — Ты можешь доверять мне. Я не причиню тебе вреда. И в этом ты можешь быть уверена. — Забавно. Ты говоришь сейчас так, словно ты опасен, — карие глаза очень внимательно изучали его лицо, а после небольшая ухмылка появилась на её губах. — Кажется, я начинаю верить в теории заговора. — Что? — Неважно. Ты затронул мою тему дня. Доверие. Я считаю, что это самое важное, что может быть между двумя людьми. Ты согласен? — и, не дожидаясь его ответа, она продолжила, глядя куда-то поверх его плеча. — Я доверяю тебе. Доверяла. На все сто. Проблема в том, что ты не доверяешь мне. — Это не так… — Хороший парень не стал бы ввязываться в отношения с девушкой, если бы знал, что не может ей доверять. Молчание было почти болезненным. — Значит, я не очень хороший парень, — не стал спорить Драко. Она ускользала от него, как вода сквозь пальцы. Сейчас ей стоит сказать «прощай», и это будет концом всего светлого, что есть у него. А самое главное — он не может ничего ей противопоставить, фантомный Снейп шипел ему на ухо, что это теперь его жизнь, его новая реальность. — Ты ведь так и не ответил на мой вопрос, а просто перевел все стрелки на Гарри. — Я не буду отвечать на это, потому что это чушь собачья. Спорим, это твой дружок Поттер тебя надоумил, чертов придурок? — вспомнил слизеринец обвинения в свой адрес в злополучном туалете. — Да, — призналась Джинни, делая над собой усилие и открывая глаза. Их пустота выбила его из колеи. — Гарри нёс такой бред. Уверена, он во многом неправ, но даже в его словах было больше правдивых фактов, чем в твоих. «Блядский Поттер». — Гарри, — лицо Драко презрительно скривилось. — Почему Поттер всплывает в этом разговоре уже третий раз? Он промыл тебе мозги, настроил против меня! Что теперь? Джинни и Гарри равно любовь до гроба? — Драко сам не знал зачем несёт это. Просто он проиграл, и ему не оставалось ничего, кроме как пытаться обвинить в этом кого-то ещё, кроме самого себя. — Если бы я была терпеливой девочкой, готовой к таинственным, полным загадок, отношениям, то обязательно бы сидела и сохла по Гарри Поттеру, — флегматично заметила она, заставляя его побледнеть от ярости. — Но я выбрала другого парня, а в итоге снова наткнулась на тайны, секреты и «для твоего же блага». Я не буду сидеть на скамейке запасных, Драко… — Правильно! Если бы этот мир был нормальным, то ты бы вышла замуж за Поттера, а я спокойно бы принял волю матери и взял в жены Асторию Гринграсс. И мы все были бы счастливы, в зоне своего комфорта, без секретов, тайн и дерьма, — выпалил Драко и тут же пожалел об этом. — Астория? Так у тебя всё уже решено? — бесцветность её голоса начинала злить его. «Нахуй она мне сдалась, эта Астория». — Она — достойная партия. Поттер? — передразнил её он. — Ты ведь меня совсем не слышишь, — покачала головой Джинни и решительно поднялась со стула. — Знаешь, это 10 из 10, Драко. Я надеялась, что ты убедишь меня, что все мои проблемы надуманные. Но. Это всё. Ты и я. Тебе придется принять это, как факт. «И что я могу тебе противопоставить, Джинни?». — Ты не сможешь. Не рассказывай мне, что ты не чувствуешь, что это самое, блять, настоящее, что у нас когда-либо было. — Я всё могу, Драко. Это моя суперсила. Я не скована обязательствами, меня не обещали сосватать за Принца Уэльского, и секреты у меня не ровня твоим тайнам. Я всё могу, потому что мне плохо и больно, и, оказывается, уже давно. Она уже была на полпути к выходу из лазарета, но вернулась, решительно доставая небольшую не то тетрадь, не то книжку. — Это тебе. Я… писала их, когда думала о нас. «Не уходи, я же сдохну так, Рыжая». — Буду читать на ночь, — фыркнул он. Драко Малфой, которого она знала, ушел, забился куда-то в угол, чтобы защитить себя, её, что-то хорошее, что было у них. Он больше не мог позволить себе чувствовать это. Быть ублюдком — проще. — Прощай, — её глаза опасно заблестели, а губы сжались в тонкую линию. — Я не умею красиво говорить, патетичные речи — это тоже не про меня. Я умею только говорить то, что думаю, а то, что я чувствую, обычно выливается в стихи. Прочти только после того, как я уйду, ладно? Не люблю, когда мои стихи читают в моем присутствии. Я кое-что написала тебе сегодня. Надеюсь, что ты разберешься со своими проблемами, и верю, несмотря ни на что, что ты хороший человек. «Если ты уйдешь, то я, наверное, умру. Кажется, я люблю тебя, Джинни Уизли. Надеюсь, что я вырываю себе сердце не зря, если это защитит тебя. Кажется, из нас двоих, ты — сильнее». — Да, Уизли, иди, — всё, что сорвалось с его губ. Джинни положила книжку на прикроватный столик, быстро нагнулась к нему и поцеловала в щеку, чтобы в следующий миг развернуться и пулей вылететь из Больничного Крыла. Вот так просто. Драко даже не стал останавливать её, потому что она была права — крыть ему нечем. Может быть, эта девочка была достаточно сильной и мудрой, чтобы сделать за него то, что он сам должен был осуществить. Быть может, отпустить её — означало спасти её, что бы она там ни говорила. И, передумав насчет книжки, он открыл её на последней странице, где еще не до конца высохли свежие чернила, оставляя отпечаток на форзаце. Читая и перечитывая безжалостные слова, он вдруг резко осознал — Джинни Уизли попрощалась, и ей больше нечего сказать ему. Она попрощалась с ним ещё тогда, когда писала это, а у него не было полномочий, чтобы перевернуть ход событий. Быть может, ему теперь каждую ночь придется лежать и придумывать альтернативный сценарий сегодняшнего дня, в котором она не достаёт этот сборник, а позже — избавляется от своего крика души. А пока, в реальности, эти строчки долго будут жечь ему душу.Здесь много правды, ведь искренность — это красиво. Уходить, не прощаясь — нечестно и несправедливо. И знаешь, я почувствовала это удивительно остро, Но именно ты оказался человеком, с которым мне стало просто. Каждый живет, как хочет, и расплачивается за это сам, А значит, поступкам верить надёжнее, чем самым сладким речам, Меня учили бороться за тех, кто мне дорог, до самых последних сил, И с тобой я была бы на это готова, но… если бы ты разрешил. Пойми, Доверие — вещь обоюдная, его нельзя обещать. Я устала срывать бесконечные маски, пытаясь тебя узнать. Я побеждена и обезоружена, ведь доверие — это нож. Ты нас держишь в своих руках, выбирай: защити или уничтожь. Говорят, что когда перестанешь мечтать, мечты сразу начнут сбываться, Что твоё остаётся с тобой тогда, когда прекращаешь за это драться. Иногда нужен крайне отчаянный шаг, чтоб суметь во всем разобраться. Если ты боялся меня потерять… То теперь можешь не бояться.