Испуганный крик молодой учительницы слышал, кажется, весь этаж. В коридор моментально выползли ученики и несколько преподавателей, столпившись вокруг бессознательного тела. И без того тёмные волосы юноши сейчас казались абсолютно чёрными из-за крови, лужей растёкшейся под головой. — Это Руслан. Руслан Тушенцов, — прошептал кто-то, и толпа зашумела в бурном обсуждении, но быстро была разогнана по кабинетам грозным рыком одного из преподавателей — единственного человека, который не растерялся при виде ученика в луже крови.
Кашин недовольно поморщился от всплывших в памяти воспоминаний. Прошло уже около трёх недель с этого происшествия. Школа давно перестала обсуждать случившееся. Да и вспоминать, кажется, тоже. Только Данила не забыл. Не мог после того, как не остановил своих же товарищей. Но теперь думать об этом и обвинять себя нет смысла, потому что лежащему в больнице Тушенцову это не поможет.***
Руслан аккуратно сжимает сигарету избитыми фалангами пальцев и выдыхает едкий дым, заполнивший собой не только балкон, но и прокуренные за последний месяц лёгкие юноши. Никогда бы он не подумал, что, всегда презирающий курильщиков, вдруг сам присоединится к их числу. Последняя сигарета дотлевает теперь в сугробе, а окно с грохотом закрывается, заставляя снег, скопившийся на козырьке балкона, комом полететь вниз. Шатен возвращается в свою неуютную квартиру, желая скорее оказаться под одеялом, чтобы хоть как-то согреться. Только вот тонкая ткань никак не согревает, поэтому Руслана будет знобить всю ночь, как обычно бывает при приступах. А наутро он снова первым делом выйдет на балкон, открывая новую пачку сигарет, после чего перебьёт оставшийся вкус никотина во рту крепким кофе, который ему, кстати, противопоказано пить. Но Тушенцову уже всё равно, что ему там можно, а что нельзя.***
Белые хлопья снега в медленном танце падают вниз, покрывая собой землю. Данила недовольно фыркает и трясёт головой в попытке стряхнуть раздражающие снежинки с рыжей макушки. Но, видя выходившего из нужного подъезда мужчину, Кашин оставляет это дело, успевая забежать внутрь прежде, чем железная дверь со скрипом захлопнется. Руслан, кажется, совсем не ожидал увидеть на пороге своей квартиры рыжеволосого. Точно не после того, как он разорвал их отношения пару месяцев назад. Тем не менее, парень не возмущается незваному гостю. Просто не может сделать этого, когда сильные руки заключают его в такие родные и уютные объятия, а тихое «Прости», сказанное в самые губы, заставляет мокрые дорожки слёз сорваться вниз по щеке. В тот вечер Кашин так и не покинул ту мрачную, но родную квартиру, где жил один потерянный, отвергнутый всем миром юноша, с вечно холодными руками, которые рыжеволосый любил согревать в своих всегда горячих ладонях. И если бы Даню спросили, за что он любит этого человека, то рыжий без раздумий произнёс: «За его руки вечно холодные и глаза глубокие, как бездна, в которой потонуть вполне возможно». Должно быть, после этого его сочли бы сумасшедшим, но он бы даже отрицать не стал. Данила вправду давно уже с ума сошёл. Ещё тогда, когда впервые Тушенцова в его пухлые губы целовал, зажимая в кабинке школьного туалета. И одному лишь Кашину дозволено видеть такого чувственного, льнущего к нему Тушенцова, которому всегда, как бездомной собаке, ласки не хватало, ведь та пасть скалит, только стоит к ней приблизиться, и шатен точно также на всех огрызается, потому что просто устал людям доверять. Но Даню он всё равно вновь прощает. Всегда будет прощать, потому что любит. Любит так, как никого никогда не любил и уже не полюбит. — Люблю, — одними губами шепчет, к широкой груди прижимаясь и постепенно засыпая от нежных прикосновений к тёмной макушке. — Я тоже, Русь, я тоже...