Издевка судьбы

Вита. Чьи-то громкие причитания и рыдания прервали мой сон. Кажется, это голос Виктории Сергеевны ворвался в мою спальню через открытое окно.  — Боже мой, да что же там опять случилось-то, — пробубнила я, укрывая Ису свободным краем одеяло. Сегодня ночью она пришла ко мне с подушкой и, заявив, что ей грустно спать одной, с щенячьими глазками попросилась ко мне. Разве я могла отказать ей? С неохотой встав с постели, я накинула на себя халат и завязала растрепавшиеся волосы резинкой в хвост. Сколько там времени? Правильно, восемь утра. Для меня, любящей поспать подольше — рань несусветная. Но каждый день я вынуждена вставать в пять, поэтому из выходного дня я старалась выжать максимум времени для сна. И кто посмел меня разбудить?!  — Не дай Бог кто-то не умер, — бубнила я, спускаясь по лестнице вниз, — тогда убивать буду я, чтобы был веский повод для моего пробуждения! Выйдя на улицу, я прищурилась — солнце било по глазам. Виктория Сергеевна, плача и смеясь одновременно, обнимала и целовала какого-то мужчину, лица которого я не видела — он стоял спиной. Рядом с ними стояла Даша, которая тоже ревела в три ручья, но улыбалась. Костя, ласково обнимавший её за талию, утирал ей слезы.  — Что происходит? — прокричала я, чтобы меня услышали. — Что, опять кого-то грохнули, а я не в курсе?! Мне опять придётся влезть в чью-то шкуру?! Слушайте, достаточно того, что уже есть, зачем усугублять? Стоявший ко мне спиной вздрогнул, будто звук моего голоса обдал его кипятком. Что за странный тип?  — Мама, — чуть хрипло проговорил он, отстраняясь от Виктории Сергеевны, — отпусти. Он повернулся и… Я вскрикнула так, что птицы, сидевшие на деревьях, разлетелись во все стороны. Я и сама испугалась, честно говоря. Не знаю, чего больше: своего крика или того, что пришедший оказался Кириллом. Небритым, осунувшимся, худым, но всё же Кириллом. Сердце забилось втрое чаще, заставляя чаще вдыхать и совсем не выдыхать. Теперь я точно знала, что это не игры разума — я чувствовала его всей душой. Вот только никак не могла уговорить себя повернуться и посмотреть на него. Мужская рука мягко легла мне на талию, и я оказалась прижата к телу Кирилла. Он прижался губами к моей макушке.  — Ты как цунами, — прошептал деспот, обнимая меня всё сильнее.  — Почему? — чуть слышно спросила я, не веря, что спустя два года разговариваю с тем, кого уже отчаялась увидеть.  — Так же обрушилась на мою голову своими слезами. Я не видела его лица, но уверена, что он улыбался. Накрыв его ладони своими, я заметила, что руки дрожат. И у меня, и у него.  — Кирилл, — проговорила я, повернувшись к мужу и повиснув на его шее. Да так и не смогла перестать повторять его имя, как заведенная проговаривала заветное «Кирилл». В его объятиях я чувствовала покой. Покой, который потеряла с его исчезновением и обрела вновь с его возвращением. Мы никак не могли насмотреться на друг друга. Слова были излишни — мы научились понимать друг друга на эмоциональном уровне, хоть это и было непросто, учитывая такие разные характеры. Мы разные, очень разные, но одинаково сильно любимы друг другом.  — Вита… А… Иса? Я ахнула. Конечно! Нас ждёт самая важная и трогательная встреча — отца и дочери.  — Она спит, но я могу разбудить её, — торопливо пообещала я.  — Покажи мне её. Взяв Кирилла за руку, я понеслась в дом. В спальню деспот входил так аккуратно, будто шёл по минному полю. Улыбнувшись так, как умеют улыбаться только любящие отцы, смотря на своё чадо, Кирилл присел на край кровати. Иса трогательно причмокнула во сне губками, добавляя ситуации сладкого сиропа. Смотря на Кирилла, трепетно поглаживающего дочку по волосам, так, чтобы не разбудить, моё сердце разрывалось на части от давно не испытываемого счастья. В этот миг я будто забыла всю горечь, что пережила за эти два года: боль от похищения деспот, шок от воскрешения Кости, слёзы за Дашино замужество, нежелание брать на себя полномочия управляющей, тяготы и трудности. Теперь всё было так, как и должно быть.  — Пусть спит, — прошептал Кирилл, — тем слаще ожидание от встречи. *** Я что-то напевала себе под нос, лежа на диване в гостиной и поглаживая Кирилла по голове, пристроившегося у меня на груди. Он только вышел из душа, его немного разморило от горячей воды и, кажется, деспот медленно засыпал.  — Мой хороший, — приговаривала я, — мой ненаглядный, мой любимый, мой родной.  — Вита, не делай так. Мне страшно становится, — зевнув, пробормотал Кирилл и закинул руку мне на талию.  — Почему?  — Потому что ты даже в праздники мне столько хороших слов не говорила. Это странно, значит, грядет штурм.  — А сегодня больше, чем праздник, — мурлыкнула я, целуя его, наверное, в сотый раз, — сегодня ты домой вернулся.  — Ага, — вздохнул Кирилл. Я мельком взглянула на него, намекая на то, что надо бы рассказать, где его держали. Но деспот явно не хотел об этом говорить. Ну и ладно, главное, что рядом — живой и почти здоровый, не считай огромной ссадины на затылке. Даша сказала, что Рома чем-то треснул ему по затылку, чтобы вырубить и привезти в отключке. Вздохнув, я провела рукой по гладкому лицу мужа — побрился. Без зарослей Кирилл был более привычным. Он, конечно, и раньше нередко ходил с щетиной (да почти всегда, ленился взять бритву и пройтись по подбородку), но она, будучи в пределах разумного, даже шла ему. Сейчас же деспот вернулся похожим на лешего, слава Богу, это не успело отрасти до состояния бороды.  — Я и сам не знаю, где меня держали, — проговорил вдруг Кирилл, — ты же об этом думаешь?  — Да, — чуть соврала я, умолчав о том, что мысли были заняты скорее тем, что я соскучилась по его лицу и глазам. Надо же, такая красота — и мне досталась. Сама себе завидую.  — Не знаю. Привезли как скотину — с завязанными глазами. Это было что-то очень похожее на тюремный изолятор — жесткая деревянная койка и ни одного окна. Я почти от света отвык. И когда назад везли, тоже дорогу увидеть не позволили — по башке дали и как мешок с мукой в машину погрузили. Я хотела сказать что-то утешающее и ободряющее, что теперь-то всё хорошо, теперь мы вместе и больше никогда не расстанемся. Вообще-то я была из тех девушек, которые любят фразы посерьёзнее, но сейчас мне хотелось разбрасываться именно такими — легкими, ванильными и нежными. Как безе. Но на лестнице появилась проснувшаяся Иса. Она несколько раз изумленно моргнула, смотря на отца.  — Спускайся, — шепнула я, улыбаясь. Она отрицательно мотнула головой. Кирилл, заподозрив неладное, открыл глаза и поднялся. Моргал он не менее изумленно, чем Алиса — не ожидал, что она так сильно выросла.  — Иди, — вновь позвала я, — не бойся. Папа приехал, Иса. К тебе приехал.  — Иса, — восторженно проговорил имя дочери деспот, будто не веря, что мог сотворить такую красоту. Встав с дивана, он медленно и осторожно побрел к дочке. Наверное, воссоединение Кирилла и Алисы — самое прекрасное, что я видела в своей жизни. Он аккуратно и нерешительно коснулись друг друга, будто чего-то боялись.  — Иса, — вновь повторил Кирилл и я отчётливо слышала, как дрогнул его голос. — Ну что же ты… Он взял дочь на руки и трепетно прижал её к груди. Алиса вдруг стала такой маленькой, такой хрупкой в его руках… Да и сам момент настолько трогательный, что хотелось рыдать. Моя сладкая Иса, мой любимый деспот… Моя семья. Не разбитая, целая. Алиса, чуть помедлив, обняла отца за шею и поцеловала его в щеку. Кажется, моя прекрасная девочка заплакала — на коже Кирилла остался влажный след. Я подошла к ним и Кирилл, не глядя, притянул меня к себе. Одной рукой я обняла его, другой — Ису и поняла, что такое быть счастливой. *** Воссоединение Исы и Кирилла было тем ещё слезоточивым зрелищем, но у меня был свой отец, забывать о котором нельзя.  — Вита, что происходит? — нетерпеливо спросил папа.  — Сейчас-сейчас, — прощебетала я, мчась впереди него, — сюрприз, папочка. Ты будешь в восторге! Он нервно дернул руками — так и хотел сорвать с глаз повязку. Папа непременно сделал бы это, не веди его Кирилл. Сюрпризы он всегда не любил, но этот ему понравится, я уверена.  — Кирилл, что она задумала? — отец попытался сменить тактику, но не тут-то было.  — Терпение, — отозвался мой муж.  — Сюда! — воскликнула я и распахнула дверь в свой бывший кабинет, который отремонтировали и переделали под вкусы моего отца. Там уже ждали Даша и Костя. Неделю назад они вернулись из свадебного путешествия и Даша, весьма ожидаемо, оказалась беременной. Я аккуратно сняла с папиных глаз повязку и чуть радостно запищала. Но он не понимал, что происходит.  — Что это, Вита? Кирилл? Мне кто-нибудь объяснит?  — Да, — я довольно кивнула головой. — Ты же помнишь, что владелицей компании два года была я?  — Забудешь тут.  — Право собственности на компанию я по справедливости передала Кириллу.  — Так? Мы что, отмечаем то, что Демидовы вернули своё? Поздравляю, Кирилл. Деспот благодарственно кивнул.  — Не совсем, — снова улыбнулась я. — Смотри, папа. Это кресло генерального. Иии… Оно твоё, папочка! Оно твоё! Даша и Костя радостно захлопали в ладоши, когда заветные слова были сказаны. Отец неверяще посмотрел на Кирилла.  — Кирилл, — папа сделал паузу, — это что, шутка такая?  — Нет, Станислав Михайлович.  — Папа, это Кирилл предложил руководить тебе тут всем. Ты же так хотел этого! Здорово, правда?  — Да, но я… Я немного не понимаю… По папе было видно, что он действительно растерялся и даже не мог по-человечески радоваться. Одна из причин такого решения заключалась в том, что Кирилл хотел как можно сильнее отсрочить возложение на себя столь серьёзных обязательств. Не хотел всё время посвящать компании. Но не только.  — Я решил, что следует вернуть вам то, к чему вы так долго шли, но вас этого лишили, — проговорил Кирилл, вспоминая, что авария, в которую попал отец, могла быть подстроена, — вы это заслужили. К тому же, Станислав Михайлович, я уверен, что вы справитесь гораздо лучше, чем я. Папа потрясенно молчал, смотря на кресло, как на дракона. На его губах заиграла неуверенная, но радостная улыбка. Папа наконец-то возвращался в свою сферу, где он был силён — в бизнес. Теперь его жизнь станет как прежде и даже лучше! Потому что… Я ткнула Костю под рёбра. Самое время сказать.  — Папа, — протянул брат, — есть ещё кое-что. Мама узнала раньше, но тебе я хотел сказать сам. Отец выжидательно посмотрел на Костю.  — Или, может, Даша захочет сказать? — спросил он, влюбленно смотря на жену. Девушка тотчас покраснела и засмущалась. Я даже не знала, что Даша — наша хамоватая и уверенная в себе Даша — может так стесняться.  — В общем, кто-то скоро станет дедом, — с гордостью произнёс Костя. Но папа был настолько потрясен, что не сразу отреагировал на сказанное.  — Что? — переспросил он.  — Даша беременна, папа, — со счастливым писком расшифровала я, — у Даши и Кости будет ребёнок! А у тебя внук.  — А, может, ещё одна внучка? — улыбнулся он и, подойдя к Даше, аккуратно обнял её. — Я рад. Поздравляю, — со всей искренностью произнёс он. Наш отец был довольно скуп на проявление эмоций, но на Дашу посмотрел с такой отцовской любовью, что она широко улыбнулась и утерла выступившие слезы.  — Вита? — прошептал мне на ухо Кирилл.  — М?  — Ты… Не расстроилась? Я понимала, о чем он говорит, я-то до сих пор не беременна. Но разве я могу расстраиваться из-за того, что Даша и Костя счастливы?!  — Всему своё время, — улыбнулась я и подставила мужу щеку для поцелуя, — и у нас получится. И у нас будет ребёнок. *** Десять лет спустя.  — Ты только глянь, — усмехнулся Кирилл, опуская окно в машине с моей стороны, — что творит! Я посмотрела туда же, куда и Кирилл. Спектакль развернулся в школьном дворе, и одно из главных действующих лиц — наша Иса. Она стояла с насмешливым видом, сложив руки на груди и прицокивая. Какой-то парень крикливо обвинял Алису в том, что она жестоко не отвечает на его чувства. Он ещё и истерично размахивал руками, но Исе не было до этого никакого дела. Да уж, выросла. И если в природе существовали девочки-сердцеедки, которые без труда влюбляли в себя любого, то наша была девочкой-сердцеломкой. Никому она не ответила взаимностью, а скольких парней довела до слез своим равнодушием — посчитать страшно.  — Всё сказал? — нетерпеливо спросила Иса, заметив отцовскую машину. Не дождавшись ответа, она повернулась к нему спиной и пошла к нам.  — Это потому, что ты сука, Алиса! — отчаянно прокричал бедолага. Девушка не растерялась. Ловко повернувшись вокруг своей оси, она успела показать провокатору два средних пальца, а затем побежала к нам. У неё за спиной болтался полупустой рюкзак (принцессы не носят учебники, их таскают влюбленные холопы), кудрявые волосы, собранные в хвост, трепались туда-сюда. Интересно, чей ген проснулся в ней? У Юли и Кирилла волосы прямые.  — Привет, пап, привет, мам, — Иса наскоро расцеловала нас и устроилась на заднем сиденье автомобиля.  — И это всё? — поморщился Кирилл. Дочь удивленно посмотрела на него.  — А что ещё? — удивилась она и нервно покосилась на меня. Обидеть папу — самый большой страх Исы. Она так даже пакостей братьев не боялась и даже была к ним равнодушна. Но папа — это святое.  — Всё хорошо, — успокоила я её, — не обращай внимания на папину корону. Ему же в ножки кланяться надо, — съязвила я.  — Чего?! — возмутился муж, медленно выезжая за пределы школьной территории. — Когда это ты, женушка, в ножки мне кланялась?! Неплохо, конечно, было бы, но возле твоих ног ползал только я! Пришла моя очередь возмущаться.  — Не было такого, наглый врун!  — Было. Я подкатывал, а ты так красиво меня динамила — ммм, диву дашься.  — Что? Кто? Ты? Подкатывал?! Как же я пропустила эти чудные моменты?!  — Ты была слепа, Линковская, не замечала такого чудесного парня и его ухаживания.  — Когда это?! Иса звонко засмеялась. Наши разборки её всегда забавляли.  — Когда мы поженились.  — То есть свое хамство ты называешь ухаживаниями?  — Я хамил элегантно, специально для тебя, женушка. Согласись, я был классный. Ох, как он себя любит. Уметь надо.  — Да ты и сейчас, папа, не хуже, — похвалила его Иса, погладив по плечу. Кирилл послал дочери воздушный поцелуй.  — Да, — согласилась я с улыбкой, — не хуже. Я покосилась на Ису, которая помогла пресечь наши препирания и протянула ей руку. Сжав её, Алиса подмигнула. Смотря на дочь, я поражалась её схожести с Юлей. Всё-таки Иса выросла очень похожей на неё: те же большие глаза, те же аккуратно очерченные скулы и приятный овал лица и небольшие, но красивой формы губы. Только нос ей достался от отца — прямой и тонкий. Все страхи относительно того, что Кирилл не будет любить Ису из-за её схожести с Юлей, оказались напрасны. Деспот, напротив, гордился дочкиной красотой, а Юлю будто позабыл.  — Так, — проговорил Кирилл по приезде домой, — попрощаемся с мелкими, и поедем.  — Хорошо, — согласилась я.  — Куда это вы? — «проснулась» Иса.  — От вас подальше, достали, — с язвительной улыбкой ответил Кирилл, посвящая её в наши планы о недельном отпуске.  — Значит, моё наказание перестаёт действовать? — с надеждой спросила Иса. Кирилл наказал её ещё неделю назад. На прошлых выходных Алиса упросила отца отпустить её погулять попозже, не до 11 вечера, как обычно, а до 12. Деспот нехотя, но согласился, при условии того, что она всегда будет на связи и вернётся не позже обозначенного времени. Иса имела неосторожность не уследить за временем и вернуться на двадцать минут позже. Кирилл же с десяти вечера поджидал её чуть ли не в прихожей, а, дождавшись, всыпал таких крепких словесных люлей, что даже я решила не выходить из дома вечерами без него. Деспот орал, как невменяемый и ничем его было не успокоить. Иса бесконечно просила прощения и даже разрыдалась, не выдержав напряжения, хотя она, как и её бабушка, плакать не любила. Только тогда Кирилл успокоился, но наложил запрет на выход из дома после пяти вечера. А когда уж тут гулять, если уроки у Исы заканчивались в четыре? Рамки наказания Кирилл не обозначил, мол, когда душеньку отпустит, тогда и снимет запрет. Я понимала, что сделал он это не из природной вредности (хотя доля этого тут была), а под эмоциями и волнениями. Кирилла эта ссора и самого не радовала и в пять утра я обнаружила его на кухне. Но, как ни странно, не у холодильника, а с успокоительным в руках. В первый раз за свои тридцать семь лет Кирилл прибегнул к помощи этих таблеток.  — С чего бы наказание перестает действовать? — спросил он, удивленно выгнув бровь.  — Ну… Я подумала…  — Не думай, Иса, у тебя, как и у мамы, не получается. Я хлопнула его по плечу. Грустно вздохнув, Алиса поплелась наверх в дом.  — Если ты не будешь пускать её гулять, то она не познакомится с хорошим парнем и не выйдет замуж, — предприняла я попытку смягчить Кирилла, взяв его под локоть и ведя в дом. Муж хохотнул.  — Во-первых, вспомни, сколько хороших парней она продинамила. Вспомним племянника Ильи: чем плох? Девятнадцать лет парню, а он уже работает. И что? Он убегал из нашего дома с круглыми глазами и обещал на пушечный выстрел к Исе не подходить. Когда она была маленькой, я боялся, что мне придётся вырыть вокруг дома ров, а самых настырных и глупых отстреливать. Но Иса весьма успешно отстаивает себя сама, умничка папина.  — Это первый аргумент. А второй?  — А во-вторых… Не выйдет, ну и не надо. Хорошо же, когда она у нас под боком?  — Конечно хорошо, — вздохнула я, — но так не будет всегда, как бы мы того не хотели.  — Ну, тогда нарожаешь ещё парочку? Про запас?  — Конечно, — пожала я плечами, — это же совсем просто, как банкомат деньги выдает, так и я тебе детей выдам.  — Договорились.  — Да иди ты! Сам себе рожай!  — Природа от такого удовольствия избавила. Едва мы переступили порог гостиной, нас едва не сбили с ног два шаловливых мальчишки.  — Ну! — прикрикнул Кирилл. — Хоть смотрите, куда бежите, себе ведь лбы разобьете! Одному из них было уже девять лет — сыну Даши и Кости. При таких-то родителях он получился редким красавцем, и имя было под стать его внешности — Мирон. Красивое, но очень уж непривычное. Однако Дашу было не переубедить. Или она рожает Мирона, или отказывается рожать вообще, будет беременной до конца жизни ходить — так она и заявила на девятом месяце. Костя, не в силах с ней бороться, махнул рукой. Мирон значит Мирон, черт с ним. И, хоть брат хотел девочку, но сыну тоже был очень рад и безмерно его любил. Ещё бы! Он ведь от Даши. Казалось бы, они могли попытаться родить девочку, но почему-то оба наотрез отказались, заявив, что им хватит одного. Второго звали… Рома, ему шесть и он наш. Не знаю, почему я решила так назвать сына, невзирая на плохие ассоциации. Просто тогда мне казалось, что никакое другое имя нашему ребёнку не подойдёт. Все остальные имена казались блеклыми, а это — ярким, выделяющимся. Загорелась, хочу — и всё тут. Поэтому мы с Кириллом дружно забили на Астахова и решили во что бы то ни стало воспитать НАШЕГО Рому не таким. Кто бы только знал, каким трудом мне дался этот ребёнок. Два года я истязала себя лечением, бесконечными таблетками и процедурами. Наступил момент, когда я отчаялась и даже утешения Кирилла не помогали. Я решилась на искусственное оплодотворение и за день до того, как нужно было заключать контракт с клиникой, я решила сделать тест — на всякий случай, для успокоения души. Наверное, мои рыдания слышал весь дом. Но оказалось, что забеременеть — это лишь полбеды, ребёнка нужно выносить. Мой организм упорно не желал это делать. Несколько раз я едва не теряла сына и чувствовала себя чуть лучше, чем покойник. Кирилл за те девять месяцев чуть не поседел и всё время пытался запретить вставать мне с постели. Боялся. Всё время твердил, что я не только ребёнка, но и себя такими темпами убью. А всё обошлось. И в положенный срок Кирилл расхаживал по роддому с гордым видом, держа в руках сына. Для него всё было в новинку, но Кириллу явно нравилось возиться с маленьким пищащим комком. Всё-таки стать отцом в двадцать лет и в тридцать один год — совершенно разные вещи. К тридцати годами деспот полностью созрел для того, чтобы наконец нянчить малыша. Было ли обидно Исе, которая ещё помнила отношение отца до её почти пяти лет? Не знаю. Она никогда мне этого не показывала, но с братом помогала с удовольствием. Имея помощников в лице Кирилла и Алисы, нам и няня почти не нужна была. Они вместе кормили малыша, вместе переодевали его и качали на руках. А гулять с коляской вчетвером по парку — сплошное удовольствие. И мамой быть в такой семье — сказка. Да и женой тоже, что уж тут скрывать. Подрастая, Рома становился всё больше похож на Кирилла. От меня он тоже взял немало, но гены мужа доминировали чуть больше. А какая их главная схожесть? Правильно. Ярко-голубые, ослепляющие красотой глаза. Виктория Сергеевна говорила, что это неизбежно. Все старшие мальчики Демидовы имеют такой цвет глаз, проверено поколениями. Конечно, у вторых и третьих сыновей тоже могут быть голубые глаза, но они будут куда более бледными.  — Какой он неугомонный, — вздохнул Кирилл, поднимаясь наверх.  — Как и ты. Не знаю, огорчаться или радоваться, но у него твой характер.  — Каким образом определила? Тебя порой тоже на месте не удержишь, лезешь, куда не надо. А вообще-то надо направить Ромину энергию в нужное русло. Подыщем ему секцию?  — Займемся этим после отпуска. Он к музыке тянется, отдадим на какой-нибудь инструмент. Кирилл не возражал и толкнул дверь в нашу спальню.  — Я кого-то вижу, — улыбнулся Кирилл и наклонил голову к плечу. Подойдя к кроватке, он тронул сына за ножку и тот, спрятавшись за ладошки, заливисто расхохотался. Матвею всего девять месяцев, он только недавно научился смеяться, но как задорно у него это получалось! Вторая беременность была огромной неожиданностью (первую-то еле вымолили) и грянула как гром среди ясного неба. В день, когда я вернулась домой и с растерянным видом показала Кириллу снимок узи… Он ничего не сказал мне. Он положил снимок на стол, пожелал детям спокойной ночи и ушёл из дома. Не обрадовался, совсем не обрадовался. Деспота не было дома всю ночь, и я в расстройстве нарыдалась до тошноты, да такой, что весь следующий день провела над унитазом. Даша пыталась успокоить меня и уверяла, что Кирилл просто растерялся, Виктория Сергеевна обещала оторвать ему голову и почти умоляла, чтобы я пожалела и себя, и ребёнка. Костя же просто поехал искать Кирилла. Вернулись они вдвоём довольно быстро, через полчаса.  — И что мы будем делать? — спросил он, расхаживая по комнате с Ромой на руках.  — А есть варианты? — опасливо спросила я, стараясь снова не пуститься в слёзы.  — Не думаю, — он пожал плечами, — только один.  — Какой?  — Кроватку к той стене поставим, а года через три, если это будет мальчик, подселим его к Ромке. Если девочка, то уж отдельную спальню выделим.  — Тогда какого черта ты ушёл?!  — Это неожиданно, Вита. Неожиданно и страшно, потому что твой организм несёт огромный урон от беременности. Мне нужно было привести мысли в порядок.  — Привел?  — Да. И кое-что решил.  — Что?  — Что это наш последний ребёнок. Я сделаю всё, чтобы ты больше не забеременела, Вита, и думай что хочешь. Но третьей такой беременности ты не перенесёшь, вторую бы пережить. Я согласилась с ним. У нас есть три ребёнка, этого достаточно для того, чтобы больше не терзать своё тело. Несмотря на то, что моя беременность Кирилла не сильно обрадовала, второго сына он ждал с таким же трепетом, что и первого. Матвея деспот любил так же сильно, как и Ису, как и Рому. А вот младший сынок был похож на меня. Как и говорила свекровь, папины глаза Матвей не унаследовал, ему достались мои, серые. И не передать словами, как радовался Кирилл, когда, посмотрев на мою детскую фотографию, убедился, что Матвей — моя копия.  — Иди сюда, — ласково проговорил муж сейчас, доставая сыночка из кровати, — иди, папин любимый. Ты же знаешь, что я тебя люблю? Очень люблю. Кирилл никому так не признавался в любви, как признавался детям. Может, когда-то он и был паршивым отцом, но сейчас изменился.  — Мам? — в спальню заглянула Иса и завела за собой Рому. — Вы уже уезжаете?  — Да, я только возьму сумку.  — Мы попрощаться хотели. Кирилл отдал мне Матвея и крепко обнял старших, поочередно поцеловав их. Не остался обделенным и младший.  — Ну всё, мам, давай мне Матвея и идите уже. А то я расстроюсь опять.  — Мы же не на год уезжаем, Иса, — улыбнулась я, но знала, что срок отъезда значения не имеет. У Алисы это шло из детства — она была слишком привязана к нам и плохо переносила разлуку.  — Уходим, — ухмыльнулся Кирилл и подхватил меня на руки. Я взвизгнула, но муж не обратил внимания и выбежал со мной на руках, как мальчишка. Усевшись в машину, он посмотрел на меня, как тринадцать лет назад, когда я поняла, что он влюблен. Также нежно и с той же горячей любовью. Она не утихла даже через года. Да, определённо, выбор в сторону Кирилла был самым верным в моей жизни. Я потянулась к его губам, чувствуя ужасную тягу к мужу. Я влюблена в него. Я хочу его. Я люблю его. Я обожаю его.  — Как я счастлив, что ты моя, — прошептал Кирилл, касаясь моей нижней губы и закрывая глаза от удовольствия. — Я люблю тебя.  — Я обожаю тебя, — вторила я. Наши губы слились в чувственном поцелуе, разжигающим в сердце огонь. Этот мужчина, мой любимый мужчина — лучшее, что случалось со мной в жизни. Мы пережили с ним все: смерть и воскрешение, смех и слезы, любовь и ненависть. Жизнь — она такая, похожая на качели, но мы научились качаться на них с удовольствием. Но, пожалуй, главная издевка судьбы заключалась в том, что когда-то я думала, что нам с Кириллом не по пути. Какая чушь, не правда ли?