Дом со скидкой и дедушка в придачу

      Как и стоило ожидать, утро принесло с собой муторное, тошное похмелье. Не с вина — Тиль практически не пил накануне. Едва початую бутылку Вилбур, хозяин «Графского герба», услужливый и по-своему порядочный (или просто не желающий из-за мелочей терять хороших клиентов) принёс из общего зала в Тилеву комнату. Сейчас, в золотом свете анвильского утра, она так и манила выпить, стряхнуть уныние…       Но похмелье от Велвина Бенируса, конечно, вином не вылечить. Даже и самым лучшим. А ещё горше отзывались собственные нелепые фантазии: теперь-то, при безжалостном дневном свете, совсем было непонятно, с чего навоображал себе всякого. Ясно, что скучающий молодой аристократ искал всего-то собеседника на вечер… И вряд ли захочет повторить общение. Это с утра тоже стало очевидным и закономерным.       Тиль бы вообще решил, что вечерняя прогулка с невероятным Велвином Бенирусом ему приснилась; такой улыбки не могло быть у живого человека, она всплыла из глубин забытых фантазий. А если и был Велвин на самом деле — то разве такой хоть посмотрел бы на невзрачного неразговорчивого босмера?..       Впрочем, доказательство реальности давешней прогулки всё-таки имелось. Корень Нирна, заботливо выкопанный в четыре руки с берега анвильского пруда и пересаженный в широкую глиняную миску, раскинул на подоконнике резные, с голубым отливом, листья. Тиль боялся на него дышать лишний раз: цеплялся, как за тонкую невидимую нить, ведущую к Велвину. И старался не думать, что эта нить — всё, что ему останется…       — Надо рвать, — решительно объявил сам себе Тиль ближе к полудню. Имел в виду, пожалуй, всё и сразу: и придуманные отношения с Велвином Бенирусом, и затянувшееся анвильское безделье, и всякие глупости. — Рвать надо.       Деньги таяли, а надежд Анвил не оправдал — и, в общем-то, это было предсказуемо тоже. Оставаться в порту и перебиваться зельями от дурных болезней для пьяной матросни душа не лежала. Город — с приличной публикой и интересными заказами — гильдия магов держала цепко и конкурентов терпеть не собиралась; и был бы ещё кто-то с именем, с репутацией — может, и удалось бы договориться. Фелена Реласа, гильдейского алхимика, Тиль всерьёз не принимал: тот не скрывал, что варит по учебнику десяток простых зелий, а к большему и не стремится. Уделать такого в настоящем соревновании, в честной игре — ступки с пестиком хватит, ну и головы на плечах. Да только этот шанс на честное состязание никто бродяге без имени и дома давать не собирался.       Тиль вытащил из-под кровати сумку, открыл, задумавшись. Зыбкое чувство, что решение-то ещё не принято, вот сейчас самый-самый момент, когда всё может поменяться, скрутило внутренности в комок.       В дверь постучали. Уверенно так, настойчиво, явно не собираясь уходить.       Не раздумывая, ведомый интуитивным чувством важности момента, Тиль распахнул дверь — и замер, будто ударившись о невидимую стену.       На пороге стоял Велвин Бенирус. И был даже красивее, чем ночные мечты о нём.       — Доброе утро, — улыбка его сияла так, что, казалось, сейчас от неё солнечные зайчики побегут. — Тиль, я хотел извиниться за вчерашнее. Можно войти?       И, пока Тиль ловил ртом воздух, как рыба на берегу, решительно прошёл в комнату.       — Я бываю немного… слишком болтливым, — улыбка Велвина стала смущённо-виноватой, но глаза смотрели лукаво. — Вчера не дал тебе и слова вставить со своими разглагольствованиями. А ведь я же собирался познакомиться, узнать о тебе, спросить… Ух ты! Что это?       Тиль моргнул и незаметно ущипнул себя за ухо. Велвин обрушился сокрушительной реальностью — и ненароком обрушил и с трудом взращенную решимость бежать из Анвила. И, как вчера, обескураживал потоком слов, заставляя мысли метаться голодными чайками, а язык — распухать и неметь.       — А… это? — с трудом, но всё-таки удалось ухватиться хоть за одну из мыслей. Конечно, ту, которая была ближе и понятнее остальных. И о которой проще было говорить. — Это сумка. Ну, для путешествий. Бродячие алхимики с такими ходят. Хотя правильнее сказать — зельевары, у многих нет сертификатов гильдии, и формально они… но тебе это, наверное, неинтересно.       Велвин отвлёкся от разглядывания сумки и теперь взялся разглядывать уже Тиля.       Немедленно захотелось в эту самую сумку влезть и крышку за собой закрыть.       — Тиль, ты шутишь? — недоуменно спросил Велвин. — Конечно, мне интересно. И как в неё всё помещается, и про жизнь бродячих алхимиков, и почему они зельевары… Да и вообще, я за вчерашний вечер от тебя столько слов не услышал — а я ведь именно послушать хотел.       — Правда? — искренне изумился Тиль. — Ну… Тогда ладно. В общем, когда у тебя нет тёпленького местечка — при дворе, или в отделении гильдии, или собственной лавки в крупном городе, то что остаётся?       Велвин задумался, потом пожал плечами:       — Путешествовать?       — Бродяжничать, — поправил Тиль.       Раньше, совсем недавно, когда-то самое тёплое место, мечта любого алхимика, у него было, менее удачливых коллег он называл бродячими зельеварами, не трудясь скрывать презрение. Действительно, разве сравнится такая сумка, в которой только самое необходимое собрано, с собственной лабораторией, с дорогими хрупкими приборами, с изобилием ингредиентов из всех уголков Тамриэля? Что за жизнь — в любую погоду бродить между мелкими деревушками и фермами, предлагая немудрёные зелья от простуды или яд от вредителей?       Успел, оказывается, подзабыть за сытые спокойные годы.       А руки — помнили.       Сумка, стоявшая на кровати, была отличная, за это Тиль готов был ручаться. Надёжная боевая подруга, верный спутник в дороге. Дом, лаборатория и заработок — упакованные так компактно и продуманно, что умещались в не такой уж и большой рюкзак из толстой, отлично держащей форму кожи… Не рюкзак даже, а квадратный короб с лямками.       — Главное, конечно, аппараты, — стараясь не смотреть на Велвина, чтобы не краснеть и не сбиваться на каждом слове, как слабоумный, начал Тиль. — Ступка и пестик — без них алхимику никуда. В дороге главное — лёгкость и прочность, остальным можно пренебречь.       Велвин слушал зачарованно, заглядывал Тилю через плечо в сокровенное нутро сумки и явно робел: протянул было руку потрогать, но отдёрнул неуверенно.       Тиль, улыбнувшись, передал ему ступку.       — Моя — керамическая, но укреплённая металлом снаружи, — пояснил он. — Небольшая, конечно, но бродяге большая и не нужна, на пару зелий хватит. Тут насечки для измерений, один бок вытянут — так удобнее высыпать порошки. В сумке, чтобы не болталась, крепится внутренними ремнями к стенке. Такие же крепления и для остальных инструментов: два по задней стенке, два по передней.       Любопытный Велвин, получив разрешение, тут же полез изучать, как сумка устроена изнутри. Тиль вернул ступку — и под страхом смерти бы не признался, что у неё есть имя — на место и вытащил её соседку.       — Не разобьёшь, — пояснил он растерявшемуся Велвину. — Обычно реторты хрупкие — так, конечно, перегонка идёт чище, нагревание быстрей. Но эта зато — эльфийское стекло, как на доспехах, только чуть тоньше. Не смотри, что выглядит неказисто — стрелу с десяти шагов выдержит, даже не треснув, да и греет не хуже лабораторной.       А ещё её звали Изольда, и именно ей Тиль поверял все свои секреты, с ней разговаривал часами, не сомневаясь, что как-то по-своему она его понимает, и вообще считал её чем-то вроде друга. Лучшего и единственного.       Но, конечно, было проще откусить себе язык, чем рассказать эту нелепость Велвину Бенирусу.       Осторожно — и даже почти нежно — вернув Изольду на место и закрепив ремнями, Тиль также показал всё ещё не сбежавшему Велвину и перегонный куб с кальцинатором, и маленькие разборные весы с набором гирь, и песочные часы. Всё было сделано — на Тилев взгляд, конечно, — просто идеально. Пусть не так красиво и загадочно, как у того же Реласа в гильдии, зато куда функциональнее и точнее.       — А в этих карманах что? — не отставал Велвин.       — Фляжки, — пояснил Тиль. — С тем, что в дороге или на богами забытой ферме не найдёшь. Выпаренная вода, спирт, очищенное масло. Немного, но в городах можно пополнить запасы. На другой стороне — редкие ингредиенты, каких тоже на обочине не найдёшь. Но вообще, если есть знания и желание — заменить можно почти всё, алхимия — это как музыка, в которой немного нот-свойств, но извлечь их можно отовсюду и сложить во что угодно…       Велвин наконец оторвался от сумки и снова посмотрел на Тиля. И на миг показалось, что в его светлых глазах отражается восхищение — и зависть.       — Вот, — скрывая смущение, продолжил Тиль, — всё, что нужно для работы, крепится вдоль стенок. В середине ещё остаётся место для остального: смены одежды, чашки с ложкой, ножа…       А ещё у сумки было надёжное, чарами закрытое второе дно — и там, бок к боку, лежали рядком крупные золотые монеты. И — куда ценнее денег — тетрадь с собственными наблюдениями, экспериментами и выводами, упакованная в вощёный мешочек.       — А карманы снаружи для чего? — не отставал Велвин. — Их тут столько, что и не сосчитать…       — Для всего, — буркнул задумавшийся Тиль. — Ну, правда для всего, что в пути попадается. Набредёшь, например, на поляну с паслёном — прямо на ходу нарежешь цветков, сложишь в карман, и в нутро сумки лезть не надо. Грибы попадутся — их в другой карман. Семена какие-нибудь — в третий. Для пучков, как чертополох, например, верёвочки приделаны — связал букетом и к сумке подвесил.       Сейчас-то сумка выглядела — аккуратной, пожалуй. Строгой, чистой и пустой, почти новой, разве что на сгибах кожа потёрлась немного и кое-где темнели пятна — следы от давних экспериментов и разбившихся в дороге флаконов.       А совсем скоро станет другая: пропылённая, резко пахнущая сразу всем на свете, с распухшими карманами, увешанная связками трав и нитями сушёных грибов…       — Тяжёлая, наверное, — вздохнул Велвин.       — А ты подними, — невинно предложил Тиль.       Велвин покосился недоверчиво, примерился, потянул за лямки — и едва не упал.       — Зачарована на «перо», — усмехнулся Тиль. — Почти и не чувствуешь её. По крайней мере, поначалу.       Велвин ещё поигрался — дитя дитём, — поднимая тяжелённую на вид сумку то одной рукой, то другой. Попробовал даже примерить, повесил за плечи, покрутился на месте, сам над собой хохоча…       — Чудеса, — вздохнул Велвин, откладывая наконец так понравившуюся ему игрушку и по-свойски садясь на кровать. — Неужели можно жить только с такой сумкой?       Представить этого светлого улыбчивого красавца в бархатном алом костюме — и с такой вот сумкой за плечом, бредущего по пыльной дороге от фермы к ферме, у Тиля не получилось.       Зато самого себя — очень даже получалось.       — А почему нет? — удивился Тиль. — Если в обжитых местах, то легко. Фермы и деревушки на каждом шагу, своих алхимиков там нет. Как бродячий заглядывает — к нему очередь. Кров дадут, накормят, даже денег заработаешь немного — и дальше идёшь. У простых людей и заказы обычно простые, всё под рукой. Это гильдейские алхимики на муку или там тыквенное пюре не посмотрят даже, нос воротят. А бродячий зельевар не хуже сделает из того, что в каждом доме на грядке растёт.       — А если бандиты? — заинтересованно спросил Велвин. — Сумка ведь сама по себе — завидная добыча, стоит наверняка немало. Как с ними быть?       Тиль насупился, отвернулся. Конечно, ни Велвин, ни ему подобные всерьёз щуплого босмера не принимали, скажи «отбивался» — обхохочутся. Да и, в самом деле, в настоящие переделки попадать случалось редко.       — Что в этой сумке самое ценное, Велвин? — негромко спросил он.       Тот призадумался.       — Инструменты, наверное? Или редкие ингредиенты?       Тиль усмехнулся. Где уж таким, как Велвин, понимать нехитрые мудрости простых фермеров и бандитов придорожных, недалеко от тех же фермеров ушедших?       — Самое ценное — сам алхимик, — пояснил он. — Без зельевара весь его скарб не только бесполезен, но и опасен. А лечебные отвары нужны всем — и мирным обывателям, и грабителям, и стражникам в одиноких патрулях. Зельеваров обижают редко, если уж совсем богами обделённые. И продать на чёрном рынке такую сумку — дело непростое: воры тоже понимают, что без нас, — «нас» вместо «них» вырвалось само собой, хотя, казалось, прочно уже забыто, — всем тяжко придётся. Ну, а на крайний случай… Сюрпризы, конечно, у каждого свои, без них никак.       Тиль забрал у Велвина сумку, устроил на кровати.       — Вот тут, под откидной крышкой, — он провёл пальцами по потайному карману, — лежит флакон с парализующим порошком. Полезут открывать нахрапом, не зная секрета — флакон разобьётся, а воришка свалится, как чучелко, и полежит пару часов. По карманам внутри тоже лучше не шарить наугад: зельевары — народ изобретательный и злопамятный. Но, конечно, главное тут.       Тиль развернул сумку боком, показал незаметный кармашек с завязкой-петелькой.       — Обычно тут зелье невидимости, — пояснил он. — Если есть колечко с «обнаружением жизни» и чуйка на опасность — зельевара просто не увидят, пока он сам не захочет.       Конечно, обо всех сюрпризах сумки рассказывать он не собирался, но… Но Велвину Бенирусу хотелось выкладывать всё. Хотелось, чтобы смотрел с уважением, чтобы оценил по достоинству, чтобы… чтобы что, спросил себя Тиль. Проникся романтикой бродячей жизни и в спутники попросился?       Угу. Конечно. Прямо в своём наутюженном бархатном камзоле и расшитых туфлях тончайшей нежной кожи.       Держи карман шире, бродячий зельевар Тильдрамион. Все пятьдесят три кармана своей сумки, считая потайные, шире держи.       Велвин в задумчивости покосился на сумку, потом на самого Тиля.       — И ты так… бродяжничал? — недоверчиво спросил он. — Прости, но ты не похож…       Тиль смутился. Хорошо это или плохо, что не похож в Велвиновых глазах на бродячего зельевара? По правде, уже не похож: оброс жирком и лоском, обленился, расслабился на тёплом местечке… Ну да дело наживное, ноги не забывают дорогу, а плечи — лямки походной сумки.       — Было дело, — признался Тиль. — По молодости упрямился, не хотел под гильдию идти или куда-нибудь к аристократам, вместо фокусника придворного. Потом, конечно, успокоился… А, ладно, это точно не интересно тебе. Но вот видишь, сумка снова пригодится.       Велвин почему-то надулся, нахмурился, как обиженный ребёнок.       — А я думал, тебе Анвил понравился, — протянул он. — Неужели бродячая жизнь лучше осёдлой?       Тиль пожал плечами. И лучше, и не лучше. С одной стороны — сам себе хозяин, сам себе указ. Да и интересно, чего уж. В дороге такое узнаешь и такому научишься, чего и за сто лет в лаборатории не поймёшь. А с другой… ну да, спать под кустом и есть что придётся, по неделе не мыться, ноги в кровь стирать и варить день ото дня одни и те же, до оскомины опостылевшие, лечилки да противоядия…       — Мне-то Анвил понравился, — вздохнул он наконец. Потому что, как ни крути, а остался бы тут, если бы мог. — Да вот я ему — не очень. Работы нет, а деньги из воздуха не возьмутся. Пора и…       «Пора» тяжело упало в воздух, как приговор.       Велвин моргнул немного рассеянно — и вдруг почти даже со злостью вскочил с кровати, оттолкнув от себя сумку.       — Ты же талантлив, Тиль! — возмутился он. — Ты же наверняка куда лучше этого гильдейского прохиндея, как его там! Почему тебе не находится место в Анвиле?       Сердце дёрнулось и тяжело бухнуло куда-то в желудок. Тиль мог в ответ только растерянно смотреть… и тихонько плавиться от незнакомого прежде чувства.       Велвин Бенирус считает его талантливым! Слушает рассказы и искренне восхищается!       Правда, толку с этого всё равно немного.       Любимая сумка показалась вдруг тяжеленным камнем на шее, с каким только с моста в стылую воду бросаться.       — Почему так выходит, Тиль? — явно о чём-то своём задумавшись, спросил Велвин. — Почему люди не замечают сокровищ, но готовы вестись на яркий блеск пустых стекляшек?       Тилю стало неловко: Велвин был настолько в себе, говорил о чём-то своём, наболевшем, что казалось — подслушивает сейчас что-то слишком личное, не для его ушей предназначенное.       — Ну, дело в репутации, наверное, — протянул он, всё-таки решив, что Велвин ждёт ответа. — По одёжке встречают и всё такое. Была бы у меня своя лавка, или хоть рекомендации… А с рекомендациями с последнего места у меня не задалось…       На самом деле, не задалось — это мягко, очень мягко сказано было. Чудом награду за голову не назначили, по правде-то. Ну да дело прошлое, а жизнь надо как-то начинать сначала — и никаких больше королевских интриг, политики и придворных войн. Никогда. Лучше уж в самом деле бродяжничать.       А Велвин, пока Тиль предавался невесёлым воспоминаниям, взял себя в руки. Смотрел теперь совсем по-другому, куда прохладнее и словно бы оценивал, взвешивал что-то…       — Я пойду, пожалуй, — негромко сказал он. — Спасибо за рассказ, Тиль. И… спускайся в зал к обеду. Возможно, у меня будет для тебя одно предложение…       Тиль посмотрел на закрывшуюся за Велвином дверь, почесал в задумчивости нос.       Всё странней и странней.       Но думать и прикидывать — а особенно на что-то надеяться — он себе запретил. Велвин Бенирус, как Тиль успел убедиться за неполный день общения, был совершенно непредсказуем. И его предложение может оказаться чем угодно: от рекомендательного письма к анвильской графине до… ну, например, до покупки новых щегольских туфель, чтобы в дороге поражать всех своим великолепием.       Тиль встряхнул головой и, отогнав посторонние мысли, занялся сбором сумки.