ID работы: 8827625

Любите Кэти

Гет
R
Завершён
162
автор
Размер:
117 страниц, 8 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
162 Нравится 98 Отзывы 57 В сборник Скачать

8. Пять галлеонов и три сикля

Настройки текста
Примечания:
      Меня зовут Кэти. Кэти Белл, не Кэтрин. И не Катарина, упаси Мерлин. Просто Кэти.       Мне семнадцать лет, мой день рождения третьего мая. Я забираюсь на диван обычно с коленями. Не люблю оставлять ноги на полу, в то время как мой зад сидит на мягкой поверхности. Это было бы нечестно по отношению к ногам.       Я помню. Я все это помню. Порядок.       В больничной палате я одна. Приходящие медики напоминают мне, что я не осталась одна в своей голове. Вообще-то в изолированной от внешнего мира палате большая текучка целителей и медицинского персонала. Из постоянных — доктор Сарри с пышными усами и сестра миссис Грейсон. У миссис Грейсон всегда белоснежный длинный фартук. Он так накрахмален, что готов вот-вот пустить трещины, стоит только миссис Грейсон наклониться, чтобы влить в меня еще пару глотков бодроперцового зелья. А у доктора Сарри пышные усы, да. Когда он что-то говорит, часть звука теряется в усах.       Когда я выползла из размытого состояния, в котором смешались все краски, чувства и воспоминания, палата не была так скудна на предметы интерьера. На стенах еще висели выцветшие колдографии животных в деревянных рамочках. В углу возле раковины располагалось зеркало с громоздкими кованными деталями по бокам. По всей видимости, кто-то посчитал это милым. Еще был металлический столик на колесиках с медицинскими склянками. Впоследствии я это все разбила — стоило мне только увидеть кусочек собственного отражения. Вернее, то, что от него осталось под слоем уродливых волдырей от ожогов. Вдобавок порезала руки и извозила весь кафель кровью.       Персонал и доктора туго натягивали на руки перчатки из драконьей кожи перед тем, как приступить к моему осмотру. Смотря на перчатки, я вспоминала куртки близнецов Уизли на Кингс Кросс, и мое палатное течение жизни озарялось точечным уколом тепла, что давала жизнь до проклятия. Колдомедики долго не могли распознать род проклятия и опасно ли оно для окружающих. Ни я, ни кто-либо не понимали, с чем имели дело, но на всякий случай поили меня перцовым зельем для поддержания иммунитета и надевали на руки перчатки, стараясь лишний раз ко мне не прикасаться.       И все-таки проклятие обрело название в медкарте. Огниевы чары, такие дела. Звучит безобидно. Со своей привычной концентрацией на занятиях Флитвика, которая позволяла унестись мыслям за пределы замка, я бы без заморочек поставила это заклинание в один ряд с чарами изменения цвета.       Перчатки на руках колдомедиков со временем пропали: эта дрянь от человека к человеку никак не передается, но вот к перцовому зелью прибавились еще несколько склянок, которыми, заходя в палату, начинала греметь миссис Грейсон. И еще, пожалуй, медный таз под кроватью, куда меня периодически выворачивало от противных горьких снадобий.       Событий, происходящих в этой палате, было не так уж и много, потому что большую часть времени я спала. Зелье в зеленой бутылочке погружало в крепкий и долгий сон, во время которого я даже не переворачивалась на кровати. В итоге пробуждение встречало меня вмятинами на лице от наволочки, затекшими конечностями и пятнышком на подушке от слюней. Коричневая склянка содержала что-то вроде обезболивающего. Сейчас бы все играло для меня в совершенно иных красках, если бы не это зелье. Красная пузатая банка — это любимое перцовое зелье. Снейп бы не мешкая добил меня за то, что я ориентируюсь в зельях по цвету баночек. Всего бутылочек было семь штук, но после череды первых трех зелий на действие остальных я была не в состоянии обращать внимание, потому что с очередным спазмом желудка проклинала все на свете.       Концентрация зелий становилась меньше, а отрезки бодрствования от недели к неделе — длиннее. И наступило новое испытание — оставаться наедине с собой.       Развлечений было немного. Ладно, их вообще не было. В целях моей же безопасности ко мне не пускали посетителей. Я бы хотела увидеть своими глазами, что Лиана не пострадала, что ее волосы все такие же длинные и магловский плеер всегда при ней. Персонал несколько раз заверял меня, что проклятие не коснулось Лианы ни коим образом, и я хотела верить их словам, но получалось из рук вон плохо. Липкая тревога перестала пускать свои путы лишь тогда, когда я собственными глазами увидела конверт с почерком Лианы, в котором она красноречиво отзывается об администраторе на входе в Мунго, чей безэмоциональный голос, говорящий, что «к сожалению, посетителям к мисс Белл вход в палату воспрещен», довел ее до белого каления. А еще она познакомилась с моей матерью, которая постоянно была возле моего Отделения. Исходя из этого знакомства, Лиана оценила свои шансы на Джейсона, как катастрофически малые.       В голове у меня происходило откровенное дерьмо. Я ощущала себя словно водолаз, спустившийся глубоко в море. Тяжесть ботинок намертво придавила к илистому дну, вокруг — холодная звенящая тишина. Трос, которым меня тянули на поверхность, был проносившимся и хилым, отчего я не верила в возможность оказаться снова на привычном плане.       Воспоминания и тягучий животный страх, который я испытала после прикосновения к ожерелью, всегда приходили, не заявляя о себе. Все то, что накрывало меня, напоминало лоскутный коврик: этот лоскуточек вселял страх за свою неудачливую плоть, другой лоскуточек гнобил за неготовность к Империусу, еще один — отвращение и горький привкус от картины в зеркале, которой мне хватило увидеть единожды, чтобы она отпечаталась на сетчатке глаз. Другой самый красивый лоскуточек — это Элсбет и все ее шрамы, которые я систематически всколупывала вспышками обострившегося себялюбия. Друзья, на которых я взвалила неумение открываться другим людям и приняла это на долю их эгоизма. И где-то там еще лоскуток — Фред. Мохеровый, оттенка «вырви глаз». Милый Фред, привыкший выражать свое отношение к этому миру через шутки, подколы и сарказм. И все это добро прошито нитками отчаяния.       Мне присылали письма. Однажды прочтение письма и попытка ответить на него закончилось, о неожиданность, истерикой. На самом деле я привыкла скрывать под показательно насмешливым тоном то, что действительно задевало за живое. Все началось с чернильницы. Из нее выскочила клякса, которая в моих глазах начала расползаться до небывалых размеров сначала под недоумение, а потом и под страх. Страх, отсылающий прямиком в миг, когда густая тягучая масса засосала мое вопящее от страха сознание в Хогсмиде. В общем дело кончилось успокоительным с моей последующей отключкой и запретом на самостоятельное чтение писем.       Доктор Сарри разрешил все же вести переписку в весьма своеобразном виде — через посредника. Так, я сидела спиной к молодой ассистентке миссис Грейсон, пока та читала письма и писала надиктованные мной сухие ответы. Порой я чувствовала по интонации, как она смущается, когда Ли в письме, наполненном квиддичем, внезапно опускает пошлую шутку, или старается сохранять хладнокровие, когда Лиана, не стесняясь выражений, ругает персонал за то, что они не пускают ко мне и из раза в раз кормят одной и той же информацией.

***

— Думаю, этот момент настал, — произнесли усы доктора Сарри. — О чем вы? — я переводила взгляд от доктора-усы к улыбающейся миссис Грейсон. — Действие проклятия уже настолько ослабло, что теперь ты готова возобновить прежнюю социальную жизнь. Не сразу в омут с головой, конечно, а постепенно. — Социальная жизнь? — повторила я как попугай. — Иначе говоря, теперь ты можешь выходить за пределы палаты и, — он выдержал паузу, — принимать посетителей.       У меня во рту пересохло. — Кэти, все действительно позади. Доктор Сарри, мы можем показать ей?       Доктор кивнул головой. Я сидела на кровати в больничной ночнушке вылинявшего цвета и чувствовала себя птенцом, которому сказали, что он готов к самостоятельной жизни. Вот только он не готов.       Миссис Грейсон вынесла из-за ширмы плоский прямоугольный предмет, прикрытый белой простыней. Еще один кивок доктора, и простынь волной спорхнула с предмета, оказавшимся зеркалом. Я вдавила пальцы в край кровати. — Что за… черт. Как? Я не понимаю…       В зеркале сидела девчонка, как две капли похожая на меня: чуть осунувшаяся, а лицо от больничных стен приобрело молочно-землистый оттенок. Слова летали в голове как снежинки. Как бы я ни силилась, я не могла поймать их и удержать. — Моё лицо? — я дотронулась трясущимися пальцами до лица.       С тех пор, как я увидела отражение после пробуждения и впала в состояние, наполненное прогорклой пустотой, я не видела больше своего лица. Все отражающие поверхности от меня тщательно прятали, даже на стекла окон наложили антибликовые чары, но сознание запомнило до каждой впадинки и покраснения сморщившуюся кожу лица. В ее обличии легче было узнать какую-нибудь рептилию, а не охотницу гриффиндорской команды по квиддичу или просто девицу с ветром в башке Кэти Белл. — Действительно твое лицо, — подтвердил доктор Сарри, поворачиваясь к зеркалу. — А теперь и мое появилось. — А шрамы? Когда они исчезли?! — Их и не было, мисс Белл, что мы неоднократно и говорили, — ответила миссис Грейсон. — Огниевы чары изменяют представление о реальности. Не в том плане, что люди отрастили крылья или мисс Скитер стала порядочным репортером. Нет, это проклятье на редкость персонализировано. Оно причиняет психологические увечья, исходя из индивидуальных предпосылок, то есть оно распознает самые уязвимые места человека и воздействует на них.       Я прохрипела в ответ нечто нечленораздельное. — Думаю, ты в том или ином ключе думала о своей внешности? — Эм, все думают о своей внешности, разве нет? — Да, ты права. — Но… почему вы не сказали мне раньше о действии проклятия? Я думала, мое лицо гноем бубонтюбера обмазали… Эти мысли отравляли мне жизнь. — Видишь ли, таким образом мы контролировали действие чар. Если бы мы доказали тебе, что все в порядке и ты бы в этом убедилась, то чары нашли бы другое уязвимое место. И это могло привести к фатальному исходу. — Но они больше не вернутся? — спросила я с тревогой.       Доктор Сарри почесал усы. — Я бы хотел гарантировать это, Кэти. Но не могу.

***

      Последний день в больнице открывал калитку к свободе. От чрезмерного желания наконец-таки свалить из больницы я резко подскакивала с намерением переложить вещи или лишний раз прислушаться к шагам в длинном коридоре, в надежде услышать знакомые размашистые шаги доктора Сарри или торопливую походку миссис Грейсон. В своих метаниях я была как венгерская хвосторога, посаженная в клетку.       После томительного ожидания вытянутая фигура доктора Сарри наконец-то появилась в палате, теряясь в помятой после ночной смены мантии. Достав одну из медицинских карт, он проверил результаты последних анализов. За время нашего знакомства я научилась ловить все звуки и полуноты, застревавшие в терниях его усов. — В общем-целом, мисс Белл… Думаю, нам с вами придется попрощаться.       Все мое существо на долю секунды вернулось в начало, когда не проглядывался конец пути. Сейчас я дошла до конца, осталось повернуть ручку двери и войти в привычное русло — и вот я снова там, где и должна быть. Ни в туманном прошлом, ни в подвешенном будущем, а здесь — в настоящем. Сижу и мну рукав свитера. — Само собой вам придется наблюдаться в дневном стационаре, скажем, раз в полгода. Проклятие было, как вы знаете, редким, и оценить его влияние на организм в полной мере колдомедицина не может.       Я энергично закивала, словно от этого зависело благополучие всех оленей на планете. Или выдр. — Ваши родители подписали документы на выписку еще вчера, — он достал из недр мантии покоцанное перо и поставил завитушку на пергаменте, — так что теперь вы свободны, мисс Белл.       Я пропустила мимо ушей это странно-несуразное «родители» применительно к Элсбет и Джейсону и с трепетом взяла протянутый документ на выписку.       Ручка чемодана оттягивала пальцы. Под ободряющий кивок миссис Грейсон я направилась к выходу из больницы.       Холодный декабрьский дождь встречался с тем, что должно было стать снегом, и оседал на тротуары месивом из грязи и пыли. Несколько шагов и вот — ты уже не в просторных стерильных хоромах больницы, а в шумном и спешащем городе, и за спиной взирают на Лондон пропылившимся взглядом старые манекены. Я отошла под козырек ларька, прячущего от глаз магглов больницу Св. Мунго, чтобы не промокнуть. В мелькающих по оживленной улице тенях я старалась рассмотреть мать или хотя бы вышагивающую глыбину в лице Джейсона.       Сегодня пятница — день, когда дают талон на выписку и отправляют восвояси таких же, как и я. Меня окружали, как врезавшиеся в рекламный баннер на ветру пластиковые пакеты, чужие моменты встреч. Улыбки, объятия или же дежурные кивки.       Детский голос окликнул слева какую-то Кэти. Похоже, приблизился уже мой момент встречи. Элси махала рукой, сидя на плечах Джейсона. Мама и Джейсон же, стоя на другой стороне улицы, силились выхватить меня взглядом сквозь сито дождя.       Учитывая, что последний месяц они видели меня только в больничной сорочке, я вышла из своего микро убежища под козырьком бутика прямиком под валящие осадки и нелепо помахала им рукой, словно это была не моя родная конечность, а мармеладный червяк, оказавшийся вместо нее.       Мамин взгляд подобно прожектору маяка выцепил судно под названием Кэти-обожаю-принимать- в-толчке-пакеты-из-чужих-рук-Белл. Обливаемая снегодождем я улыбнулась, и в этот миг, клянусь, даже проступил кусок солнца сквозь хмурое лондонское небо. Защитный купол накрыл меня.       Может, в этом и есть смысл семьи?

***

      Джейсон поставил на середину стола крытое блюдо в виде двух примыкающих друг к другу чешуинок шкуры дракона, переливающихся в свете лампы зеленым перламутром. Я мяла джутовую салфетку под тарелкой и рисковала отхватить желудочный обморок от божественного запаха, который покрывал меня со всех сторон. В Мунго кормили неплохо, но однообразно, от чего к концу моего пребывания в больнице вся еда казалась пресной.       Элси ерзала на детском стуле, стремясь устроиться поудобнее, Джейсон крутился в фартуке на кухне, гремя стаканами, Ух чистил перья с такими звуками, будто колупает мертвого голубя. Да, кстати, Ух успешно прошел курс по перевоплощению в благовоспитанную птицу под руководством Джейсона и стал спокойным и уравновешенным. Я было подумала, что из него сделали чучело, но нет, он вполне себе прекрасно летал и млел как воробушек, когда Джейсон чесал его под клювом. И только Элсбет сидела спокойно, сложив подбородок на руки, улыбалась и обводила картину маленького семейного празднества взглядом.       Из небольшой столовой на Барден стрит, 56 открывался вид на остальные комнаты первого этажа. Столовая представлялась чем-то вроде солнца, из центра которого исходили лучи в виде примыкающих комнат. Взгляд подмечал запакованные коробки, которые так и не мигрировали в Румынию. Первым делом Элсбет и Джейсон увезли дерево, вторым делом — текстиль, а где-то на третьем пункте в моих руках оказалось проклятое ожерелье, и переезд пришлось отложить. — Вниманию наших гастрономических ценителей, — Джейсон выдержал паузу, после чего поднял верхнюю крышку блюда, высвободив густой пар, — представляю блюдо дня — паприкаш.       Уголки губ Элси сползли вниз, словно их кто-то потянул за шнурок. — Пап? — Да, тыковка. — Это выглядит как детская неожиданность, — серьезно сказала Элси. — Не позволяй глазам обмануть остальные органы чувств, — Джейсон снял фартук и, потерев ладони, присоединился к трапезе. — Элси, — обратилась Элсбет, — что мы говорили об уважении к труду других людей? — Не оскорбляй вкусы людей и не обесценивай чужой труд, — пробубнила Элси. — Вот именно. — Но это же папа, — удивилась Элси, — с ним можно честно. И Кэти всегда говорит честно, почему я должна говорить не то, что думаю?       Джейсон и Элсбет ухмыльнулись и перевели взгляд на меня, предлагая вступить в обсуждение. — Да, пожалуй, — потянула я, накладывая себе что бы там ни наготовил Джейсон и силясь не уронить подливку на холщовую скатерть. — «Не оскорбляй чужие вкусы» и все дела, но, как по мне, так говорят любители говна.       Челюсть Элсбет прекратила жевательное движение. — Не парьтесь, я шучу, — поспешно добавила я, не желая рушить атмосферу, воцарившуюся за столом. — Свое мнение — это важно, но чувство такта никто не отменял.       В противном случае тебя могут просто огреть.       Забавно, я ведь правда так считаю, но не всегда мои поступки подчиняются этим словам. Особенно в отношении близких. — Твоя прямолинейность очаровательна, Кэти, — салютуя мне вилкой, сказал Джейсон. — Элси, этот кусочек был сделан специально для тебя. Смотри, какой он маленький и славный? Вот та-ак. Ну, что теперь думаешь?       Элси пожевала кусочек телятины, после чего одобрительно кивнула. — Значит, это… — я силилась вспомнить название, звучащее на забористый лад венгерского языка, но моим ушам это блюдо было явно не по вкусу, в отличие от вкусовых рецепторов. — Что это, в общем?       Поддерживать климат за столом — это определенно мое. — Это Паприкаш, — жуя, повторил Джейсон. — Блюдо венгерской кухни. Делаем ставки, что есть в соусе? — Сливки? — Почти. — Знаю-знаю! Это сметана. — Да, сметана дает блюду кислинку. В этом главное отличие сметаны от сливок в соусе, помимо консистенции, — пояснил Джейсон. — Еще что? — Лук. Болгарский перец. Томатная паста, — продекларировала Элси, раскапывая в соусе овощи. — Вода, — набивая рот, сказала я самое очевидное. — Вода — основа жизни, не стоит ее недооценивать. — Человек без воды может прожить целых три дня! — заявила Элси. — Поэтому не вода, а воздух — это основа жизни. И он тоже есть в соусе, если на то пошло.       Я улыбнулась. Когда она вырастет, то утрет в Хогвартсе нос многим. Краткий миг, когда еще можно несмело фантазировать о светлом будущем. — Важнейшее правило выживания — правило трех, — вещал Джейсон, — человек сможет прожить без кислорода три минуты, без воды — три дня, без еды — три недели. Однако все эти тройки будут крайне мучительными.       «Столкнувшись с черной магией, человек и трех секунд прожить не сможет», — пронеслось в мыслях.       Темная клякса мелькнула в подкорке сознания. Я сдавила рукоятку столового ножа со всей силы — лишь бы остаться здесь, лишь бы не провалиться снова в разрастающиеся густые кляксы. Привкус соуса на языке, треск огня в камине, кондиционер для белья, которым еще пах свитер. Доктор Сарри говорил, что нужно цепляться за ощущения — физические, визуальные, запах, вкус — только бы не дать кляксам заполонить все… — Я наелась, — ножки стула, на котором сидела Элси, проехались по паркету, резко выдернув меня в реальность, — папочка, было…       Нож вылетел из моей руки, упав на пол. — …вкусно. — Кэти? — спросила Элсбет. Мышца на ее шее как-то тревожно дернулась. — Элси, беги в комнату, — Джейсон улыбнулся, не спуская от меня взгляда из-под кустистых бровей, — ты, кажется, обещала показать Кэти свою книгу драконов, когда она поправится?       Элси медлила, задержав взгляд на том месте, где сидела я.       Вдох-выдох. Все пучком, все хорошо. Ну, пожалуйста… — О, вот только уберите эти кислые физиономии. Я, может, тоже хочу, чтобы вы со мной поразговаривали, как с Элси, — я предприняла попытку пошутить и улыбнулась, но вышло так, словно мне под нос сунули протухший паштет. — Все хорошо. Это… еще случается, но очень редко. Элс, порядок, я в порядке. — Элси, если Кэти говорит, что все в порядке, то все точно в порядке, — подбодрил ее Джеймс. — Моя книга еще не готова, там осталось несколько драконов… Я их сейчас дорисую и принесу, — Элси подпрыгнула, открыв очередной детский источник нескончаемой энергии, и убежала на второй этаж в комнату. Она бегала как маленький пингвинчик, забавно тряся копной кудрей и поправляя периодически скатывающиеся очки. — Пообещай, что если станет хуже, то ты сразу же скажешь нам, — едва фигура Элси исчезла за лестничным пролетом, произнесла Элсбет. — Да, — прикрыв глаза, ответила я. — Ты уверена насчет возвращения в Хогвартс? — спросил Джейсон. — Конечно! — Но если что-то… пойдет не так, то помощь в Хогвартсе может подоспеть не сразу, — наращивала обороты Элсбет. — А вдруг ты будешь не в замке, а на поле для Квиддича? А если это вообще случится на высоте в несколько футов?! — Хватит! — выпалила я. — Хогвартс — это единственное, что осталось от моей жизни в прежнем состоянии!       Опять мои слова попали в цель, хоть и не метили в нее. Воцарилось тягучее молчание. Джейсон смотрел на запылившуюся картину с утками, выкинуть которую ни у кого не поднималась рука. Элсбет сидела, постукивая пальцем по колену.       Внутри поднялась лавина бессилия и неприязни. Сидя дома в столовой, я уже ощутила жжение линзы, сквозь которую на тебя смотрят как на недобитую зверюшку. Из этой зверюшки должны были сделать шубу, только она вырвалась из тисков грозного предзнаменования судьбы и дала деру. Хогвартс стоит цел и невредим, Гриффидор все также вставляет шпильки слизеринцам, но я знаю, что стоит мне появиться в замке, как на меня выльется ушат сочувствия, которое я не хочу принимать. Слава Мерлину, Моргане и всем остальным магам, от которых остались только магические кости, подростки в большинстве своем пока еще не обрели глубокую эмпатию к недобитым, но живым. Понятие «живой» превалирует над «недобитый», как, впрочем, и над понятием «личные границы», которые сильно изменились. — У меня в голове многие шарики встали на место, но мне еще сложно доверять, — я наполнила легкие воздухом настолько, насколько это возможно, — однако… я хочу доверять. Доверие — процесс обоюдный, поэтому и вы должны перестать во мне видеть девчонку, от которой одни проблемы. Это не избавит от этих проблем, но мне нужен тыл, где меня полностью принимают… — О, милая… — подбородок Элсбет дрогнул. — Прости, что не могла дать тебе этого раньше.       Мгновение, и она вскочила со стула, чтобы обнять меня.       Я думала, что ее объятья как океан — бескрайние, волнующие и недоступные пониманию, но нет. Они оказались спасательным кругом в этом самом океане, цепляющим продрогшего зеваку, вывалившегося за борт. — Прости. От того, что я заваливаю тебя своей тревогой, я пытаюсь сделать легче только себе, успокоить себя в том, что я хорошая мать для тебя или что могу ей побыть хотя бы немного, но получается только хуже. — Нет, подожди, — отстранилась я, чтобы, заглянув ей в глаза, продолжить: — Я думаю, что… ты — мать, которая слишком много клевала себя за то, что не может быть идеальной. Дело в том, что мне никогда и не нужна была идеальная мать. Я просто хочу, чтобы ты искренне говорила, что чувствуешь, что любишь, а что терпеть не можешь.       Последние слова потонули в моем бубнеже, потому что я чувствовала, что слезные железы вот-вот взорвутся от напора на них. — Я очень хочу принять тебя. Очень, — шмыгнув носом, сказала я. — И я на самом деле не такая негативная и враждебная… Просто доверяй мне, пожалуйста… — О, Кэти… Да, нам надо поплакать вдвоем. Ты такая взрослая, я просто поражаюсь.       Мои слезы тонули где-то в кашемире ее свитера. Сеточка голубых вен на молочной коже век, сухая кожа на щеках. От нее пахнет летучим порохом и спешным утром. Ну, знаете, утро, где встаешь и в бешеном ритме куда-то бежишь. Мы не разрывали объятия, которых обеим не хватало так давно. Сегодняшний вечер с паприкашем не был однозначным ответом на все вопросы, но он был началом пути, первым звеном в цепи, ведущей к тем отношениям, которые мы не смогли выстроить раньше, но в которых отчаянно нуждались. — Ну вот зачем вы меня пытаетесь растрогать? — подал голос Джейсон. — Я же растрогался, дракон мне в задницу.       Джейсон накрыл нас своими крепкими объятиями. Возможно, у меня треснуло ребро. Размах его рук как раз был создан с прицелом на то, чтобы разом покрывать нас обеих. — Теперь я тоже в вашем клубе анонимных доверителей, и не пытайтесь отвертеться от меня, — сказал Джейсон где-то над ухом. — Да, — вспомнила я, — и вы переедете наконец в Румынию к твоим драконам, Джейсон. Можете считать это официальной угрозой от моего лица.

***

      Сталь Лондонского неба обтекала мощеную вытянутую улицу. Косая Аллея была мрачна. Особенно мрачна, потому что я видела ее полной жизни в канун отъезда студентов в Хогвартс. Дети с родителями перетекали по извилинам аллеи, перебегая из магазина в магазин, подобно горячей карамели. Сейчас же Косая аллея напоминала трюм, с которого готовы бежать даже крысы. Стоя с Элсбет в магазине мантий и вдыхая пары аромазелья с восточными пряными нотами, я осознала, что Косая аллея — главная артерия магического Лондона. Пока прощупывается пульс в ней, мы можем дышать как прежде. А то и чувствовать биение на всю катушку.       Все краски Косой Аллеи, не сговариваясь, перебежали в несуразное здание с аляповатым сочетанием оранжевого фасада и крыши цвета молодой травы. Над вывеской маячила ростовая фигура, в приветствующем жесте снимая шляпу. Она неуклюже поворачивалась и была угловатой, но все же в ней с легкостью читалось сходство с близнецами. Даже неказистость выглядела жутко обаятельной — в этом вся соль близнецов.       Джордж и Фред завалились ко мне в палату с потоком безбашенной свободы, как первые жаркие дни в июне после экзаменов. Подколы, встретившие с порога, поток новостей, которые они рассказывали на перебой, — и я уже боялась, что от неувядающей улыбки у меня потом будет болеть челюсть. Костюм-тройка, где каждый отдельный элемент был из арсенала оттенков «вырви глаз», что вполне отражало их — ярко, противоречиво, но до одури обаятельно. Между рассказами про «Вредилки» они умудрились вкратце пересказать курс трансфигурации и вручить конспекты со своими лекциям. За полгода, что мы не виделись, они здорово поменялись. Либо же это одна из граней моей тоски по друзьям и тем дням, которые остались в воспоминаниях. Тогда я снова почувствовала себя живой, собственный смех казался мне мелодией. Молочный коктейль не станет коктейлем, если его не взбить как следует.       Под картиной встречи с близнецами лежала еще одна, краски которой я не могла проявить полностью. Мы не могли.       Мы осторожно касались взглядами, пытаясь увидеть мелочи, которые упустили за долгие месяцы. Я напитывала память деталями: мозоль на правой ладони, легкая щетина, любимая небрежная поза вразвалку. Солнце бликами оседало на рыжие волосы и спину, обтянутую костюмом. Джордж был в роли буфера, рассказывая все подряд и непринужденно втягивая нас в диалог. Конечно же, великолепный Джорджи, жуя яблоко, наблюдал за нами, как за сопливыми детишками в песочнице, но, слава Моргане, не торопил и не старался любой ценой оставить наедине.       А потом в палате появилась миссис Грейсон с очередным намерением влить в меня половину запаса зелий больницы Св. Мунго и наскоро выпроводила близнецов. — Ты хочешь туда зайти? — вырвал меня голос Элсбет из мыслей. — Что? — встрепенулась я и уставилась на манекен, словно меня спалили за чем-то непотребным. — Я же вижу, как ты смотришь туда.       Она выбирала между коричневыми и бордовыми перчатками, откидывая в сторону пару за парой. Без понятия, в какой миг она успела подметить мой туманный взгляд, направленный сквозь витрину на магазин близнецов. — Нет, мне просто интересно, как там внутри… Ладно, да, я бы хотела зайти. Элсбет легким движением отмела несколько вариантов перчаток, а затем, приподняв бровь, поинтересовалась: — Там работают те два рыжих парня, которые приходили к тебе в палату? — Ага, — я поправила съехавший с манекена котелок, — мы учились на одном факультете и играли в одной команде по квиддичу.       Элсбет кивнула, намекая на продолжение, но не обязывая. — Мы плохо попрощались в Хогвартсе. Сейчас у меня нет обиды, но я не знаю, что чувствуют они. В частности, один из них. — Они мне напомнили Джейсона, — Элсбет улыбнулась своим мыслям, — жизнь бьёт ключом, оптимизм головного мозга. — О нет, я не буду их сравнивать. Даже не подумаю.       Элсбет рассмеялась. — Нельзя учесть мнения всех, Кэти, но я думаю, эти ребята, а если точнее, один из них, определенно стоят того, чтобы высказать свое мнение. Возможно, вам стоит обговорить ситуацию, и всем от этого станет легче. А еще это я подкатила к Джейсону. — Что?! — Просто говорю как факт. Ни к чему не относящийся. А чему ты удивляешься? — Ну, Джейсон, он такой… альфа-самец. Везде первый и лучший. И общается со всеми, как со старинными приятелями, даже если видит в первый раз, — выпалила я, припоминая, какое впечатление он произвел на Лиану. — Теперь я наконец-таки знаю, что ты о нем думаешь. — Жесть, — только и произнесла я.       В стерильной прохладе Мунго я лежала после отбоя и не могла уснуть. Вместе со светом луны в воздухе летали мысли. Много мыслей. Проклятие встряхнуло ил в моей голове, который я нацелено не теребила, боясь найти там то, от чего станет еще невыносимее. В небесной канцелярии мне дали второй шанс — быть может, в качестве испытания или же просто по приколу, дабы посмотреть, как быстро я загоню свою жизнь в очередной тупик. Тогда я связала пару волшебных нитей воедино. И осознала всем своим естеством: твоя самооценка не должна складываться из того, что ты кому-то нужна. Ты нужна в первую очередь себе, потому что только ты сможешь сделать себя счастливой: своими мыслями, своим отношением к происходящему, поступками — порывистыми и несуразными или обдуманными и расчетливыми. Ты не сблизишься с семьей, постоянно вытаскивая шипы. И Фред… не упадет январским снегом к ногам, если я не скажу, что он мне нужен. — Думаю, мне нужно зайти туда, — произнесла я. — Как понимаю, моя помощь не нужна?

***

      Дверной колокольчик коротко звякнул.       «Ну и какого черта ты приперлась сюда без плана, Кэти? Вот что ты скажешь?»       Эта мысль пригвоздила меня прямо в дверном проеме. Терзаемая муками выбора я обратила на себя внимание круглощекого мальчишки, который отвлекся от разглядывания аквариума со взрывающимся желе и уставился на меня. Наверняка подумал, что я сожрала с пробного стенда какую-нибудь хитрую штуковину и сейчас начнется представление в виде светового шоу на моем лице, или же я просто облюю все вокруг.       «Ты идешь не в логово к русалкам, Белл, выдохни. Это всего лишь твои друзья. Поменялись бы вы местами, то ты бы их не выгнала. Хотя с твоими-то бурями в настроении…»       Я медленно выдохнула, представив, будто задуваю маленькую свечку перед собой и прошла дальше.       Что же, теперь ясно, куда заползли все те крошки людей, которые сновали по Косой аллее. В этом теплом небольшом помещении, наполненном звуками жужжания различных вредилок и разноцветными огоньками, ползающими по всей площади магазина, легко закрадывалось в головы запуганных волшебников чувство, что ты можешь справиться с любыми проблемами, пока в твоей жизни есть такие яркие проблески счастья. Последнее пристанище надежды, а надежда, как известно, способна долго призывать к себе.       Я двинулась вдоль двух стеллажей, обставленных товарами. Фейерверки на любой вкус, кошелек и больную фантазию. Коробки с фальшивыми волшебными палочками. Подальше стояли крошечные склянки с зельями.       В момент прохода между палочками и зельями я поняла, что мы необратимо повзрослели. Фред вошел в поток, для которого и был создан: непредсказуемый, динамичный, состоящих из тех же ярких красок, какими усыпан весь магазин. А я? Ловлю расползающиеся кляксы и перепроверяю целостность перчаток, а заодно шарфа, потом и всего остального. Ведь одна крохотная дырочка в перчатке может закончить недописанную книгу жизни, перечеркнув все главы.       Нет. Нет-нет-нет. Я не готова. Мне нужно подготовиться. Я не хочу экспромтом. Стянув края шапки чуть ли не до шеи в желании спрятаться, я резко развернулась к выходу.       Скрываясь за звуками жизни магазина, фоном упало короткое обрывочное «пять галлеонов и три сикля». Голос Фреда в дальнем конце магазина. Капля, расползающаяся сотней кругов и заглушающая нарастающий шум в голове. — Пять галлеонов… три сикля… — пробормотала я.       Ужасно знакомое и до боли не узнаваемое.       Картинка перед глазами зачем-то набекренилась, я попыталась выпрямить положение, но в итоге сбила плечом коробки, на которых стояли еще коробки. В итоге на меня упала мини-лавина коробок, пара из них — прямо на затылок. — Джорджи, Мерлин не по приколу наделил тебя руками и вестибулярным аппарат…       Я почувствовала голос Фреда спиной, ресницами. Катышками на свитере, шрамом от бладжера. И почему это зажигание всегда было таким быстрым? — А я не Джордж, — на выдохе сказала я, разворачиваясь к Фреду.       Пауза. — Вижу, — протянул Фред, силясь проморгаться.       Редко кому-либо удавалось ввести Фреда в ступор. Единственное, что мне пришло в голову, так это нацепить непринужденный вид и ляпнуть: — Обычно меня зовут Кэти, но прямо сейчас ты можешь звать меня пить сливочное пиво.       Я прикусила кончик языка. Черт, нужно было спросить у Элсбет, как она сделала этот маневр с Джейсоном. Ну, с подкатом. Сделай, а потом подумай — мой девиз.       В иступленном ожидании я разглядывала знакомые черты, находя в них предмет воздыхания еще милой и жизнерадостной охотницы-четверокурсницы и объект привязанности язвительной шестнадцатилетней девчонки, слабо умеющей выражать нежные чувства. А кто я сейчас? Странная мысль, пробивающая колким, но приятным зарядом тело: Фреду тоже нужно что-то увидеть в моем лице. Во мне самой. Я раскрутила намокший от растаявшего снега шарф. И вот, смотри, — я не потерялась в витках колючего шерстяного шарфа. — Ты это репетировала что ли, Белл? — улыбнулся Фред улыбкой, от которой у меня кишечник мигом набивался розовым пухом. — А что есть еще в вашей настольной книге пикапа? — Это конфиденциальная информация вообще-то. Но да, ты меня поймал. — Поймал? А я не раз говорил Вуду, что внутри меня цветет и пахнет одаренный охотник.       По лицу Фреда ползали отблески световых шаров, свисающих с потолка. Мне хотелось до зуда в пальцах побыть этими световыми крапинками, скользящими по вороту рубашки и по лацканам жилета, но я лишь мну шарф, стоя среди опрокинутых коробок. — Матерь котья! Кэти? — сбоку от Фреда появилась взъерошенная шевелюра Джорджа, а потом и все тело в мантии, будто сделанной из одного гигантского фантика. — Кэти Белл?       Мерлин, храни Джорджа хотя бы за то, что он частенько проявлял себя как порыв ветра жарким летним днем и возвращал мои улетевшие мысли в реальность. — Джордж? Джордж Уизли? — начала было подыгрывать я. — Ой, или ты Фред? Вы так похожи, вечно я вас путаю. Вы, наверное, родственники? — Да брось, мы с ним встретились только в «Хогвартс Экспресс» на первом курсе, — махнул на Джорджа Фред. — Если бы ты заранее сказала, что пожалуешь к нам, то мой братец весь бы магазин перемыл и коробки по цветам радуги разложил. — И это меня в чем-то упрекает человек, который до шестнадцати лет понятия не имел, что одежда стирается с добавлением порошка. — Мой ум был занят более насущными вещами. Кэти, как думаешь, чем был занят его ум в шестнадцать лет? — подмигнув, спросил Джордж. — Тогда был Турнир Трех волшебников. Все думали о нем, а вы думали, как на этом заработать, — пожала я плечами. — Ответ на шесть баллов из десяти. Он думал о ненаглядной Кэти.       Резкое молчание, обрамленное тонким писком карликовых пушистиков со стеклянного стеллажа. — Ты дурак что ли? — тихо спросил Фред.       Джордж, переводя взгляд с Фреда на меня, смотрел на нас глазами фермера, любующегося первыми шагами новорожденных ягнят. — Он думал о Кэти и о всех гриффиндорцах, — вывернул Джордж, — потому что Гриффиндор это одна большая семья.       Фред повел ладонью по лицу. А я поняла, что хочу через года три рассмеяться над этой ситуацией, подмечая ласково-издевательские нотки в голосе Джорджа и серьезность Фреда, скрывающую смесь смущения и желания не показаться дурачком. Сейчас же и я чувствовала себя детсадовской девчонкой, которую пристыдили за то, что сломала чужой песочный куличик. — Упс, я тут как противная бабушка-лошадушка, смущающая своими бестактными комментариями розовощекого юнца, — Джордж пихнул Фреда в бок. — Вы же хотите меня попросить, чтобы я ушел? — Нет, — отрезал Фред, махнув палочкой в сторону двери подсобного помещения, откуда вылетела утепленная мантия, — уходим мы. — Куда это вы уходите? — спросил Джордж, подняв бровь.       Он явно сомневается, что мы способны и заказ в пабе сделать без его помощи. — Кэти сказала, что хочет сливочное пиво, а я хочу свалить от братца с обострившимся приступом няньки.       Натягивая по пути мантию, Фред стремительно двинулся по направлению к выходу, подталкивая и меня заодно к нему. — Эй, и прикупите мне бургер! Я заслужил, — вдогонку крикнул Джордж.       Я успела лишь махнуть рукой и набрать в рот воздуха, прежде чем Фред крепко взял меня за локоть и мы трансгрессировали.

***

— Ваш пиво-экспресс прибыл.       Фред поставил две кружки сливочного пива на единственный занятый стол на веранде. Окраина Лондона не баловала забегаловку полчищем клиентов, отчего веранда, несмотря на живописный вид, пустовала. Я смахнула пыль со стола и скамеек, пока Фред добывал нам пиво.       От этого «нам» слабело в коленях стремительнее, чем от первого в жизни глотка «Огденского». — О да! — не удержалась я от восклицания, хлебнув напитка из налитой до краев кружки. — Как давно я его не пила.       От блаженства я прикрыла глаза и, вытянув ноги на скамейке, облокотилась о стену. Фред покачал головой и спрятал улыбку за глотком пенного. — Эй, ты смеешься. Я вижу. — Смеюсь, потому что ты смешная. — И в каком же месте я смешная? Уточняю ради сбора информации. — Ты не выглядишь сейчас так пафосно, как думаешь, — ответил Фред и добавил шепотом: — Прости, Белл. — Не обламывай кайф, — откликнулась я, закатив глаза. — Значит, сбор информации? Тогда я отвечаю тем же.       Я подняла бровь, призывая Фреду к продолжению. — Так что с Румынией? Пикси нашептала, что твоя семья собирается переезжать. — Да, но не я. Я не особо верю в переезды, — ответила я. — Зачем в них верить? Они либо есть, либо нет. — Люди думают, что будут счастливы в другом месте, но они берут с собой себя. А это девяносто процентов всех проблем. — Интересная теория, но она не работает под эти времена. — В любом случае Хогвартс я планирую закончить. Румыния как запасной план. Теперь мой черед. — Так у нас состязание? — спросил Фред. — Боюсь, что да. Почему именно это место? — Это маггловский паб, но для знающих здесь всегда рады отлить сливочного пива или достать из-под стойки огневиски. По выходным здесь оживленнее. — Хорошо, что ты притащил нас не в «Три метлы». Боюсь, меня бы там опять засосало в туалете, — усмехнулась я без толики иронии в глазах. — У тебя неплохо выходит шутить про тот день. — Но никто почему-то не смеется, и я в том числе. — Насчет «Трех метел». Я расстроюсь, если не встречу там МакГонагалл и она лично мне не пожмет руку за то, что я выкурил из школы Амбридж, а это, с вероятностью, близкой к единице, не произойдет. Так что здесь я берегу свое эго, Белл. — Можно дополнительный вопрос? — Ну я не знаю, Кэт… — начал было отшучиваться Фред, но что-то в моем выражении лица напрягло его. — Да, я готов. На все сто. — Что ты продал за пять галлеонов и три сикля? Просто, когда я зашла во «Вредилки»… Ты за кассой назвал эту сумму.       Фред озадаченно посмотрел на меня, вскользь оценивая мою дееспособность. — Это так по-идиотски звучит, прости, — поспешно добавила я. — Не важно. — Ты это говоришь тому, кто больше, чем на половину, состоит из идиотских шуток и к тому же зарабатывает на этом деньги. Каждые идиотская идея или вопрос достойны внимания.       Я ухмыльнулась уголком губ, отмечая про себя, что в этом весь Фред, — живущий идеями разной степени абсурдности. Это то, чего я себе никогда не могла разрешить в полной мере. Если я наслаждалась, то не во всю силу. Будто какая-то часть меня запрещала мне это делать, удерживая на тяжелых цепях. Сейчас я уже не знаю, держат ли меня цепи, или же оковы сняты, а я просто смирилась. Смирилась, что не надену полупрозрачное летнее платье, что не позволю себе протянуть руку на вопрос Снейпа классу в гробовом молчании. Или сказать Фреду, что я чувствую. В полной мере, напропалую. — Батончики, — сказал Фред. — Штук шесть. И две фальшивых волшебных палочки.       Я мысленно проговорила про себя этот небольшой список. Брехня какая-то. — Могу я спросить, что это значит? — Давай это будет отложенный вопрос. — Конечно. Голоса в голове — они ребята капризные. — Тебе ли не знать, Фред. — Я с ними в полной гармонии. Фред хлебнул сливочного пива. — Мой черед. Когда ты только поступила в Мунго, мы к тебе пришли и встретили там твою маму. Она спросила, кто из нас Фордж.       Мои глаза случайно вылетели из орбит, хоть ладошку подставляй и лови. Воображаемой резинкой от пижамных штанов я почувствовала шороховатый пергамент письма, отправленного в порыве Элсбет. — Что ты ей наплела о моем альтер-эго? — Фред внимательно следил за моей реакцией, и я понятия не имела, что он все-таки там увидел. — Хочу надеяться, только то, какой я красивый и харизматичный.       Мерлин, Фред, знал бы ты, как близок к истине. — У нас с ней иногда возникали недопонимания. Наверное, она что-то напутала. — Ты знаешь всю мою семью, а я о твоей — ничегошеньки. Вернее, я знаю только то, что вижу. То, что ты не распечатываешь письма из дома, а сразу прячешь их в карман. Не спешишь на праздники домой и все такое. Я уже думал, что у тебя семья тиранов, но все доводы сломались, когда я увидел в Мунго твоих родителей.       Я опустила кружку на стол и провела пальцем по каемке. Ведь это правда, я всегда вставляла что-то нечленораздельное в общие беседы про то, кто как провел каникулы. Или притворялась, что увлечена трансфигурацией, которую терпеть не могла. — Эй, Кэти, я же это так — несерьезно. Шутка. Как и всегда.       Я посмотрела на Фреда. — Маму однажды забрала работа, и я не могла ей этого простить, потому что искренне считала, что у нее есть выбор. Выбор, который она сделала не в пользу меня. Все обиды всегда липнут друг на друга как снежный ком. Но нужно только немного умереть, чтобы все начало вставать на свои места, — я кисло усмехнулась. — А еще у меня есть отчим, у которого талант нравиться всем, кроме своей заразы-падчерицы. Он, кажется, на самом деле хороший, не убежал от мамы, несмотря на то, какие я им палки в колеса вставляла. У них есть общая дочь — Айселина, Эйси — моя сводная сестра.       Ради всех святых, уберите это покалывание в нижних веках. — А еще у меня есть отец. Теоретически. Оказалось, он был Пожирателем смерти. Одним из первых приспешников, ну, Его. У меня было столько надежд на отца, которого по сути и не существовало, — я покачала головой. — Вот он появится из камина и заберет меня в страну, где нет проблем. В итоге я его нашла не в чудо-стране, а в картотеке Министерства.       Почему исповеди в книгах читаешь, затаив дыхание, а на деле все выходит так несвязно и даже жалобно? — Знаешь, в нашей гостиной возле камина я могла себе позволить о многом забыть. — Но почему ты нам ничего не рассказывала? — Я боялась? — произнесла я как вопрос, потому что никогда не отдавала себе отчет, почему же я бежала от диалога о своих переживаниях.       Фред поднялся из-за стола и, засунув руки в карманы брюк, уставился на заснеженные сопки, простирающиеся вдаль. Впериться взглядом в спину Фреда — единственное, что я могла.       Опять этот загнанный зверь внутри пытается убедить меня, что от одного неверного слова и действия все развалится. Но разве в «Трех метлах» развалилось все из-за этого? Вряд ли. Не все в жизни будет зависеть от твоих слов и поступков. — Представь, как это выглядело для нас: вот, она все четыре курса готова на все наши с Джорджем дикие выходки, спорить с непробиваемым Ли, даже Лисс обожала с тобой зависать, не говоря про Энджи. А потом что-то в ней затухает, и она начинает отстраняться со скоростью света. И как ты ни силишься ее удержать рядом, не выходит.       Его слова силком переваривались внутри меня. Что-что, а попадать в цель Фредди умел отменно. — Чего, Кэти, чего ты боялась? — Фред посмотрел по сторонам, пытаясь найти на веранде ответы.       Жаль, что ответов на веранде не было. Они сидели только внутри меня. Как Джин в бутылке. — Стать неинтересной, наскучить своим нытьем, — безэмоционально перечисляла я, словно речь шла не обо мне вовсе. — Начать выбиваться из общего оптимистичного настроя было бы приговором для меня. Ведь вы и ценили меня всегда за то, что я была своей в доску. Я бы лишилась камина в гостиной. И я бы лишилась тебя совсем, Фред. — Подожди… — Что? Скажешь, что вам нужна была сопливая подружка? Нет, Фред, вы хотели веселиться и беззаботно проводить школьные годы. Я тоже этого хотела. Так хотела, что даже начала верить, что это действительно так.       Я закрыла глаза, чтобы утихомирить поток эмоций, который подхватил меня. — Боюсь, Фред, я совсем не та, кем казалась.       Последние слова я обронила в отчаянном бессилии, будто мой баллон с жизненной силой внезапно опустел. — Я всегда верю тому, что знаю сам. Я знаю Кэти Белл, которая читает женские романы, закрывая их в обложки старых запылившихся книг. Если она чем-то и увлечена, то ей нравится это на все двести процентов. Будь это квиддич или маггловедение. И ты очень забываешь, что я тебя видел на поле. Ты даешь себе пару часов предаться поражению, а потом переключаешься и выкидываешь плохую игру из сердца.       Палительная речь Фреда взяла меня в крепкие тиски. Ненавижу оптимистов, потому что сама не могу нести в себе этот запал оптимизма. Он вечно тухнет, как зажженная спичка на сквозняке. Весь негатив в моей жизни с изящной легкостью давил хорошее. — Мы заслуживали шанса. Шанса попытаться понять. — Если ты меня сейчас пытаешься обнадежить, то это может сыграть злую шутку. — Я даже не знаю, смеяться или нагнать на себя самую серьезную серьезность, — Фред коротко улыбнулся. В невозможности больше сидеть на скамейке, я встала и подошла к периле, встав плечом к плечу к Фреду. — У меня есть еще один вопрос. — Да ну. Всего лишь один? — раздался голос Фреда рядом. — По тяжести он как десять вопросов. — А мне точно не нужна подготовка для такого вопроса?       Я потерла лицо ладонью, пытаясь составить в уме формулировку вопроса. — Эй, экзаменатор, соберись. — Вы с Энджи общались после того случая в гостиной? — Случай в гостиной? Не напомнишь, что там произошло?       Я яростно засунула руки в карманы куртки, понимая, что Фред делает то, что привык делать в неприглядных для себя ситуациях. Да и в приглядных тоже. — Ах да, когда ты поцеловала меня, а потом сделала такое лицо, словно увидела Почти Безголового Ника без трусов? — Она дорожила тобой. В особом смысле, не как мной или Ли, — сказала я, пожав плечами. — Все шло к тому, что мы расстанемся. Я хотел сделать это помягче, но тут на сцене появилась Кэти Белл, буквально выбив дверь с ноги. — Она отправила мне в Мунго письмо и очередную головоломку. Она никогда не отчаивалась, пытаясь сделать из меня Эйнштейна и при этом видя, что я не самая способная подопытная. — А что в письме? Надеюсь, она меня обчухала, как последнего подонка, а потом смогла отпустить. — «Поправляйся, Кэт». Ничего информативного, — я покачала головой, кутаясь в шарф.       Во всей этой ситуации у меня отсутствовало чувство реальности, словно я смотрю на себя со стороны. Еще три часа я и подумать не могла, что буду расспрашивать Фреда про Энджи, находясь где-то на окраине Лондона. — И к чему ты это спросила? — Это выбор, перед которым я не хотела оказаться. У меня есть чувство, что я поступаю неправильно. — Не колупай себя. Энджи сильная. И если для тебя это что-то значит, то они с Джорджи отправляют друг другу записульки, о которых он мне, между прочим, ничего не говорит. — Чего? — изумилась я. — Да, застукал пару раз филина Анджелины возле нашего магазина. — Вау, Джордж и Энджи. Это нужно переварить. — Если там действительно есть тайная интрижка, то я только рад ей. Они бы подошли друг другу. Джорджи лучше меня, он не упертый осел и сможет по достоинству оценить Анджелину. — Звучит так, будто ты был стремным парнем, — произнесла я, улыбнувшись, хотя изнутри ломился невысказанный вопрос.       Никто не озвучит за тебя самые важные вопросы. Останови непрекращающийся поток мыслей, Кэти, и просто выпали. Сколько раз мысли забирали важные действия? Ах да, ведь ты не узнаешь этого никогда. — Это во многом правда, — произнес Фред, вертя в ладонях перчатку. — Я не мог дать то, в чем нуждалась Энджи. Она не могла дать то, в чем нуждался я. Обоюдное недопонимание работает даже тогда, когда ты об этом и не подозреваешь. — Голоса в моей голове интересуются: а мы бы подошли друг другу? — я зачем-то попыталась свести вопрос в полушутку, но вышло туго.       Там витало нечто большее, чем морозный воздух пригорода Лондона. — Ты мне нравишься, Кэти. Больше, чем просто нравишься. И я хочу, чтобы ты была в моей жизни не просто другом. Мы не совпадем идеально, иногда будем выносить друг другу мозг, а Джордж мирить нас как младенцев в песочнице, но я хочу попытаться. — Ты мне тоже нравишься, — набрав в легкие весь воздух веранды, произнесла я.       И даже сама не поверила, что смогла.       Какова эта фраза на вкус? Облегчение. Тебя не сбило с ног, кишки не скрутились в морской узел, а язык не отсох. Или ты наконец-то сняла неудобный лифчик. — Сейчас будет какое-то «но»?       Сняв маску вечного поставщика шуток и приколов, он все равно выглядел как воплощение всего, что я любила. И это чертовски страшно: найти в человеке столь многое. А если человек исчезнет из твоей жизни, оставив тебя в этом подвешенном состоянии и с зияющей дырой в груди… Какой фракции порох останется от тебя: мельчайший или еще меньше, чем мельчайший?       Но не начинать нечто лучшее, боясь того момента, когда оно кончится, — ужасно глупо. Учитывая, что маггловская медицина при хороших раскладах отводит нам шестьдесят или семьдесят лет жизни, каждый шанс стоит того, чтобы попытаться его ухватить.       Это страшно, но еще страшнее через годы жалеть об этом. Вот оно «но».       Неведомый порыв, который всшерудила моя дремавшая уверенность в себе, смел «но», и я потянулась к Фреду.       Губы к губам. Сливочное пиво и морозный вкус. Я легонько коснулась губ, вполсилы, сдерживая себя, чтобы букет гормонов не снес мозги напрочь.       Слегка отстранившись, я уловила выдох Фреда на своих губах. Я подняла ресницы, встретив замеревшее выражение его лица. — Сделай так еще раз, — тихо проговорил он.       Едва последний звук слетел с его губ, я опять поцеловала его — напористее, увереннее. Оторвавшись от поцелуя, я снова подняла взгляд на Фреда, словно ожидая инструкции. — И еще раз…       Едва я коснулась его губ своими, как Фред ответил мне. Мирок изошелся мягким плюшем и окситоциновым взрывом. Я слабо понимала, как еще стою на ногах, поэтому закинула руки на плечи Фреду. Его руки окутали меня вокруг талии и прижали ближе.       Морозно. Горячо. И долгожданно… Наваждение тает, стекая вниз на пол и обнажая чувства, что уже давно просят воздуха. От нарастающего пыла, что мы сейчас чувствовали, снег возле веранды рисковал превратиться в воду. — Прости, — в момент передышки, сбивчиво сказал Фред, — я боялся повторения прошлого раза.       Я расфокусированно глянула на Фреда, не понимая, о чем он. — Когда после поцелуя девчонка смотрит на тебя полными ужаса глазами, будто нечаянно впечаталась губами в тролля, то это нехило может так шарахнуть по самооценке.       Я улыбнулась, прижавшись лбом к щеке Фреда. — А вдруг у девчонки фетиш на троллей, и так она выражает свою заинтересованность? — Вот Мерлин, а я и не подумал. Тогда все обвинения сняты, — Фред снова поцеловал меня.       В голове появился вполне резонный вопрос: может ли человек при определенном уровне счастья стать дурачком? Возможно, беззастенчиво целуя Фреда, я сейчас максимально близка к этому моменту. — Твою мать, мы не могли этого раньше сделать? — Думаю, могли, — призадумалась я, целуя Фреда, — но так у нас есть шанс быстро не надоесть друг другу.       Фред рассмеялся, покачивая головой. — Теперь-то отсчет пошел, мисс Белл.       Все свое осознанное существование я неслась по спирали, пытаясь избежать этого движения. Кусаясь, рыпаясь, цепляясь. Потратила уйму сил на то, чтобы терять и обретать — и так по кругу. Конечно, все говно в моей жизни не выстроится в художественный узор, если я перестану цепляться за плохое. Однако настоящее достойно того, чтобы первым получать внимание. Мама и Джейсон. Элси. Милая Лиана. Теплый осязаемый Фред, который находится так близко, что собственное сердце уже пробежало три круга вокруг земного шара. И я. Я сама. Грызть себя за несбывшееся прошлое и за будущее, погруженное в наивные грезы — путь в никуда.       Каждый достоин того, чтобы дать себе шанс быть счастливее.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.