Ночь

      Вельзевул медленно опускает расправленную ладонь в воду, наблюдая, как та по миллиметру покрывает кожу, ползёт каплями, цепляясь за мельчайшие волоски; потом вынимает руку, стряхивает и начинает по новой. Это гипнотизирует Вельзевул, и она не замечает, что пенные пузырьки давно уже полопались; секунды сливаются в маленькую бесконечность, и влажная жара ванны закрывает веки. Наверное, на какое-то время Вельзевул действительно проваливается в дрёму, пока звук проворачиваемых в замочной скважине ключей не щёлкает в мозгу, пока вопросительный окрик не разносится по квартире.       Пришёл Гавриил. Вельзевул не отвечает, опускаясь в воду по самый нос. Она прекрасно знает его привычку принимать душ после работы; сейчас на улице жара и, вероятнее всего, до ванной комнаты Гавриил дойдёт в одних трусах, скинув одежду в стирку. Вельзевул всё ещё не оставляет надежды развести его на секс. Им слегка за тридцать, они живут вместе уже пару месяцев, а встречаются и того дольше, и отсутствие секса — это не серьёзно. Точнее, попытки Гавриила его избежать, словно они герои ромкома, а у него роль неуверенного в себе неудачника с большим сердцем.       Её попытки, собственно, тоже — совсем не серьёзно.       Только стоит Гавриилу зайти и бросить взгляд на ванну, он захлопывает дверь с обратной стороны, и лукавое приветствие Вельзевул тонет в его сумбурных извинениях. Она тяжело вздыхает, Гавриил приглаживает волосы, пытаясь успокоится.       — Это не смешно, — говорит он из коридора строгим голосом. Вельзевул фыркает:       — Вот именно!       Она садится прямо, зло косится на дверь. Гавриил мягко увиливал от её намёков и более неуклюже от прямых предложений. Вельзевул надоело чувствовать себя нимфоманкой в монастыре, когда она абсолютно точно знает, что с ней всё нормально.       — Иди сюда, Гейб, нам нужно поговорить, — голос звучит немного устало, Вельзевул умывает лицо.       — Поговорим, когда ты выйдешь и оденешься, а я приму душ и тоже оденусь.       — Мы поговорим здесь и сейчас.       Она говорит спокойно и твёрдо, понимая, что поговорить можно и в любом другом месте, от разговора Гавриил не отвертится. Только отступать Вельзевул больше не собирается, будет таранить стену головой до самого конца. Она слышит вздох Гавриила и чуть повышает голос, проговаривая слова по слогам:       — И-ди сю-да.       Он заходит, но выглядит максимально недовольным. Смотрит исподлобья исключительно Вельзевул в глаза, словно её тела не существует. Молчит. Вельзевул знает, что он терпеть не может, когда ему указывают; она это крайней мерой не считает.       — Сядь, пожалуйста. Пожалуйста, — хоть и не привыкла просить. Но Гавриил садится на пол перед ванной, прижимая одной колено к груди, не отрывает взгляд от глаз Вельзевул. Она поворачивается к нему лицом, кладёт мокрые ладони на бортик — руки вдоль тела, пытается быть ближе.       — Я не хочу говорить об этом, — цедит Гавриил спустя десяток секунд молчания.       — Тогда зачем ты здесь сидишь?       Гавриил готов вспыхнуть, но старается оставаться спокойным:       — Потому что ты попросила.       — А ещё я уже несколько месяцев прошу заняться со мной сексом, но этого ты не делаешь.       — Я не хочу.       — Мы вместе больше полугода, Гавриил. Почему ты не хочешь? Я не заставляю тебя: просто объясни почему, чтобы я понимала, и мы не трепали друг другу нервы! — она срывается, повышает голос, и Гавриил дёргается еле заметно. — Ты девственник и боишься? Импотент? Гей? Я тебя не возбуждаю?       Гавриил устало вздыхает, потирает переносицу, на пару секунд прикрывает глаза.       — Ничего из этого.       Он накрывает своей ладонью ладони Вельзевул: видит её напряжённое раздражение, опасается, что она может уйти прямо так, прямо отсюда: мокрая и голая из ванны. Чуть сжимает влажные руки: её разгорячённая кожа и осознание их обоюдной наготы — с его стороны — почти — и отсутствие вожделения успокаивает. Гавриил вздыхает снова глубоко, формулирует разрозненные мысли и воспоминания в слова:       — Я встречался с девушкой. У нас обоих никого до этого не было. Я не считал, что мы готовы, она. И всё случилось не самым лучшим образом: на заднем сидении в машине её отца. Нас застукали, отчитали, — он безбожно преуменьшает ругань человека, готового было бежать за ружьём. — Потом что-то изменилось в отношениях, всё испортилось… — он прерывается. Хочет вывалить на Вельзевул все свои многолетние размышления об этом неудачном опыте, все попытки что-то сохранить, создать новое, поиски проблем и ежедневная борьба с самим собой… Но, кажется, ей это не нужно, не нужно слышать о том, как он провалился и проваливается до сих пор. Поэтому Гавриил просто завершает: — Я не хочу ничего испортить между нами.       Хотя прекрасно понимает, что портит всё прямо сейчас.       Вельзевул думает долго, сосредоточенно, покусывает губу.       — Я похожа на неё? — поднимает взгляд. — На твою девушку: внешностью или характером?       Глаза у Гавриила округляются от неожиданности вопроса. Он напрягается, предчувствуя неладное.       — Ничем. Ты её полная противоположность.       — И ты за все эти годы не изменился?       — Я изменился!..       Гавриил сжимает её руку сильнее, в голосе сквозит плохо скрываемая горечь. Он старался. Он старался стать другим, чтобы не повторить старых ошибок. Он уверен, что старался плохо.       — Тогда какого чёрта ты решил, что всё испортишь?       Вельзевул кладёт вторую руку поверх его. Она злится, не хочет это ощущать, не хочет обижать Гавриила. Не должна обижаться сама. Гавриил тупит взгляд. У него нет аргументов, у него есть только ничем не опровергаемое знание, которого Вельзевул, очевидно не достаточно.       — Иди сюда, — говорит она, поворачивается к Гавриилу боком.       — Я же ска…       — Просто иди сюда! — в её голосе железная строгость. — Сядь в ванну.       Гавриил не может с ней спорить, чувствует, что это не тот момент. Он должен остаться здесь — потому что хочет остаться с Вельзевул до конца жизни, если они смогут; должен поверить ей и поддаться, чтобы она ни придумала. Он снимает трусы под её настойчивым взглядом и садится в ванну позади неё, втягивает ноги так, что она оказывается между них. Это вызывает горячую тяжесть в паху и волну страха. Гавриил сглатывает, облокачивается о ванну, слишком крепко сжимает руками бортики. Так глупо бояться! Он должен что-то предпринять, чтобы Вельзевул не поняла его страха, чтобы не потерять уверенность, но любое действие кажется сейчас в разы не правильнее покорного ожидания. Вельзевул ложится Гавриилу на грудь, берёт его руки в свои, кладёт себе на живот. Запрокидывает голову, словно хочет посмотреть Гавриилу в глаза.       — Удобно?       — Да.       Она улыбается уголками губ, гладит тыльную сторону ладоней большими пальцами. Успокаивает.       — Знаешь, я тоже не могу похвастаться идеальным первым сексом или удачными отношениями с парнем, с которым это случилось. И я не понимаю, как это работает, но понимаю, что после этого отношения как-то меняются. Я доверяю тебе, Гавриил, и готова к этим изменениям с тобой. И буду ждать, когда к ним будешь готов и ты.       Гавриил чувствует себя паршиво. Вероятно, Вельзевул хочет сказать, что всё нормально, но Гавриил не ощущает этого. Он чувствует себя жалким — снова, чего пытался избежать. По крайне мере, его не испепеляют ледяным взглядом и не желают ему долгой смерти. Вельзевул не зовёт его ублюдком и, вроде как, пытается помочь. Гавриил ей благодарен. После этой вдохновенной речи он мог бы поцеловать её в губы, скользнуть рукой ниже, заставляя её вздрогнуть, улыбнуться в поцелуй. Наверняка она ждёт именного этого, ждёт, что он перестанет тревожиться и трахнет её, и это будет очень романтично. Гавриил только прижимается щекой к её макушке, гладит её пальцы, сохраняя нежность и невинность момента. Он побудет трусом ещё немного, пока паника не будет сопровождать его возбуждение, пока мысли о наготе Вельзевул и сексе не перестанут смущать. Он постарается приблизить этот момент.