blood of the father

      Сражения с братом в Аду были своеобразными. Вергилий ожидал, что это будет так же мучительно, как и раньше, даже после того, как дитя, Неро, убедил их больше не биться насмерть. И все же… Вергилий ожидал, что их соперничество рано или поздно возьмет верх и один из них ошибётся и нанесет реальный вред другому. Однако ничего подобного не произошло; вместо этого их отношения продолжали быть дружескими, нежными, такими, что напоминали Вергилию о летних днях в поле за домом из детства, когда вместо мечей были палки, а родители наблюдали за ними и только посмеивались.       Видеть одно из его немногих оставшихся хороших воспоминаний, находясь в мире демонов, действительно странно.       Но смех брата окутывает его теплом, и Вергилий замечает, что улыбается и смеётся в ответ.       Он до сих пор несёт свое ужасное прошлое подобно плащу, но каким-то образом чувство боли и ужаса утратили свою силу. Он помнит, как испытывал все это. Тем не менее отвращение, агония, горе — ничего из этого более не переполняет и даже не достигает его. В какой-то степени он мог сравнить это с тем, как змея сбрасывает старую кожу.       Будучи Ви, он использовал эти тёмные мысли, чтобы создать фамильяров для сражения и достичь другой половины себя. Двойное воспоминание об одновременном пребывании в двух местах, безусловно, являлось интересным ощущением и опытом, но он ожидал, что они вернутся к нему, когда Ви наконец сможет вернуть свою форму.       Человек и демон — это части одного целого.       Без внутренних демонов, кричащих в ненависти и ярости, человек смог расти и процветать… Человеческая половина Вергилия оказалась сильнее той, что сохранилась в воспоминаниях. Он избегал её так долго, думая, что все его связи с человеческим миром — его брат и мать — были навсегда потеряны, так что к тому времени, когда брат снова нашёлся, человеческая часть была ослаблена, а демоническая сущность почти захватила контроль.       Наблюдая за своим братом, он видел, какую силу можно приобрести, если достичь баланса между человеком и демоном. Благодаря своей демонической половине он узнал, что мать умерла, разыскивая его, то, что она заперла Данте в шкафу и оставила там, чтобы найти Вергилия. Возможно, мир не был таким чёрно-белым, как он когда-то думал.       Он не сожалеет об изменениях.       Он смотрит на дразнящий образ брата, сражающегося и убивающего демонов, и облизывает свои губы.       Нет, совершенно точно не сожалеет.       На это уходят недели — недели боев и сражений, но между ними снова начинает появляться дух товарищества. Они разные как люди, действительно очень разные, но Вергилия это мало заботит. Они повзрослели, остепенились и во многих отношениях смягчились (даже учитывая то, что мальчишке пришлось вбить это в них), так что он не удивлён, что после всего этого они снова вместе.       Его непрестанное стремление к силе, подпитываемое отчаянным желанием защитить тех, кого он любит, тех, кого бы он никогда не хотел потерять, не дало желаемого результата — все, что он делал, приносило только больше потерь. До сих пор.       Данте не нуждается в защите, Вергилий это хорошо понимает. Но он все равно продолжит защищать его. В конце концов, когда кто-то присматривает за тобой, это явно неплохо, а надежный союзник ценнее, чем что-либо ещё в Аду.       Вергилий считает, что смех Данте — это настоящее чудо. Он видит морщины, видит, что они состарились раньше, чем следовало бы, и неважно, сколько времени прошло. Он задаётся вопросом: уйдет ли все это, если их клетки начнут регенерировать и повернут вспять процесс старения теперь, когда они снова вместе и больше не срываются друг на друга?       Тем не менее смех брата — это, пожалуй, лучшее, что можно было услышать за десятилетия, и стоит он дороже всего золота мира.       Слыша его, он мечтает целовать Данте, целовать до тех пор, пока его губы не припухнут и не покраснеют, а его улыбка будет нежной до боли. И все же Вергилий обладает самообладанием и железной волей. Он не собирается прогибаться под глупым желанием поцеловать брата только потому, что ему нравится его смех. Это было бы нелепо и глупо.       Пять недель спустя Вергилий не выдерживает.       Брат неожиданно толкает его в плечо, а на лице появляется окровавленная улыбка, когда он начинает громко смеяться из-за повышенного адреналина и поглощенной демонической энергии. Давления плеча Данте и раздающегося смеха достаточно, чтобы самоконтроль Вергилия рассыпался на миллионы кусочков.       Он тянет Данте за отворот куртки для жёсткого, грязного поцелуя с привкусом крови, обвивает руками его талию, жмётся своим пахом к его, кусая за нижнюю губу и проталкивая язык в рот, отчего младший изумлённо выдыхает.       Вергилий ожидает, что Данте оттолкнёт его или ударит, но ничего из этого не происходит. Вместо этого он чувствует, как руки брата цепляются за его шею, а потом одна рука быстро ныряет в его волосы, зарываясь в них.       Вергилий притягивает брата ближе, целует грубее…       Они шепчут друг другу между поцелуями, честнее, чем когда-либо прежде:       — Я скучал по тебе. Я люблю тебя. Я хотел защитить тебя. Никогда не оставляй меня снова.       И потом Вергилий кладёт своего младшего брата на землю прямо там, в окружении исчезающих трупов демонов, которых они только что убили, и трахает его под открытым небом.       И потом делает это снова.       И потом Данте собирается поменяться с ним ролями, но Вергилий не позволяет ему и сам берет верх.       И потом Данте садится верхом на его бедра, доводя его до забвения, и смеётся, смеётся, смеётся.       В последний раз Вергилий входит настолько глубоко, насколько брат может принять, а смех брата так и продолжает звучать в его ушах.       Они натыкаются на темную пещеру, где могут остаться одни, прислонившись друг к другу, ноги дрожат от того, как много они трахались. Данте вновь смеётся, а Вергилий хочет взять его снова, чувствуя, что желание, которое он испытывает к своему брату, никогда больше не сможет пропасть.       Они спят, свернувшись друг вокруг друга, абсолютно нагими, как в день их рождения.       Ни одно существо не смеет приблизиться к ним, они источают достаточно феромонов, чтобы показать даже самым тупым демонам, что нападать на них будет ужасной идеей. Никто не смеет потревожить демонов в брачном безумии (не то чтобы Данте и Вергилий на самом деле спаривались, все же они не низкоуровневые демоны, которые только и могут следовать инстинктам), если только не хотят лишний раз найти себе неприятности.       Вергилий считает, что, даже несмотря на то, что они задремали, демоны все равно должны стараться избегать их, учитывая, насколько они сильнее большинства здешних обитателей. Но, возможно, на более глупых демонов, неспособных понять это, подействует базовый язык инстинктов и феромонов.       В любом случае это не имеет значения. Что бы ни напало на них в этом проклятом месте, они справятся. Даже со спущенными штанами в прямом и переносном смысле.       После этого, по мнению Вергилия, их жизнь становится ещё лучше. Теперь в перерывах между битвами друг с другом, убийствами демонов и сном он и Данте занимаются сексом снова, снова и снова.       Вполне возможно, что теперь это любимое занятие Вергилия.       Если бы вы сказали восемнадцатилетнему ему, что он предпочтет спать с кем-то, а не сражаться, он, вероятно, проткнул бы вашу шею Ямато быстрее, чем вы произнесете предложение полностью. Особенно если учесть, что он тогда только что закончил довольно скучный роман с женщиной, которая, без сомнения, является матерью Неро.       Хм, интересно. Он кое-что не учёл. Что же все-таки случилось с ней? Вергилий смутно помнил о встрече и сексе с женщиной в баре где-то в районе города Фортуна (Данте любезно поведал ему, где он впервые встретил Неро, так что это подходит), но он не очень хорошо её помнит. Единственное, что он знает, это то, что она была блондинкой.       Хорошо, что Неро не спрашивал о своей матери: маловероятно, что сын обрадуется ответу. Не то чтобы Вергилий действительно знал хоть что-нибудь о нём. Но, судя по тому, как он отреагировал на факт, что близнецы снова сражаются насмерть…       Опять же, это довольно разные сценарии.       — Эй, придурок, над чем завис? Ты так громко думаешь, что я не могу спать, — голос Данте звучит приглушенно, но все же вырывает Вергилия из задумчивости.       Он смотрит на затылок Данте и быстро обдумывает, как лучше ответить. Наконец он произносит:       — Ничего важного, — и кусает его за шею.       — Чё-ёрт, ну ты и засранец.       Тогда Данте поворачивает голову, хватает Вергилия за волосы и соединяет их губы воедино.       Между ними довольно неудобный угол, тем не менее их поза открывает перед Вергилием прекрасную возможность прижаться к заднице Данте. Чем дольше продолжается поцелуй, тем сильнее он притирается к нему, пока наконец не теряет терпение и расстёгивает его джинсы.       — Ненасытный, — смеётся Данте. Вергилий игнорирует эту маленькую насмешку и тянет его в очередной поцелуй, уже начиная стягивать джинсы и нижнее белье с брата.       Он вытаскивает свой член и спокойно входит в Данте: без сомнения, тот всё ещё влажный и растянутый с прошлого раза.       — Бля-ять, — Данте стонет и без возражений толкается навстречу сам; вскоре они уже двигаются одновременно. — Хах, тебе нравится это, не так ли? Просто брать и вставлять мне. Держу пари, когда-нибудь я проснусь на твоём члене.       Вергилий был бы лжецом, если бы сказал, что идея ему не понравилась.       — Возможно, — бормочет он, сдерживая громкие стоны, которые хотят вырваться из него. У него достаточно самоконтроля для того, чтобы дольше сдерживаться, в отличие от его брата, который может кончить, не прикасаясь к собственному члену.       — Ненасытный, — сбитое дыхание Данте на губах опьяняет, почти так же хорошо, как настоящий поцелуй. Почти.       Данте — тот, кто всегда кончает первым, и это доставляет Вергилию чувство превосходства. Он держится ещё несколько мгновений, продолжая вбиваться в брата, даже когда тот начинает дрожать, прежде чем позволяет себе кончить с подавляемым рыком.       Даже на пике оргазма Вергилий не собирается позволять своим демоническим инстинктам взять верх над разумом. Он едва ли будет делать что-то настолько глупое, как издавать рык на пике чувств.       — Что ж, это был неплохой ночной забег. А теперь заканчивай так усердно над чем-то думать, у тебя скоро дым из ушей пойдет, и, чёрт возьми, ложись уже спать, Вергилий, — ворчит Данте, натягивая джинсы и застёгивая их обратно.       Вергилий без единого слова следует примеру, но перед этим снова кусает заднюю часть шеи близнеца — в этот раз нежно, предупреждая, а не атакуя.       Они так и засыпают.       Через два дня Данте действительно просыпается на члене Вергилия, и это, пожалуй, лучше, чем он когда-либо мог себе представить.