Fire

      Анна стояла посреди кладовой, отсутствующим взглядом рассматривая банки с солениями. В их прозрачных боках уже второй десяток минут слабо отражалось ее лицо, не выражающее ни единой эмоции. Такое тихое, спокойное, холодное. Сложно было поверить в то, что возможно столько времени бездейственно стоять на месте и ничуть не испытывать скуки, как и в то, что Анна может быть такой.       Вокруг не было ни души, в пустующих коридорах простиралась тишина. Казалось, сейчас она была столь же важна для жизни, как живительная влага, нет — воздух.       Свет начинал слегка краснеть, подводя дело к вечеру. Обычно в это время он заливал всю столовую своим блеском: благо, сегодня было облачно — на полу лишь блекло посвечивались алые полосы. Ужин закончился, оставив время в невесомости. Минуты словно перестали идти, мир навсегда замер и остыл. В доме не осталось ни единой живой силы, способной колыхнуть струны сердца. Все было не важно, все — все равно. Радость растворилась вместе с печалью, а душа стихла и исчезла. Страшно. Пусто. Отголоски этих чувств доносились откуда-то словно извне, но девочка понимала: это состояние куда лучше того, что неизбежно придет ему на смену.       Интересно, когда эта кладовка успела стать таким мирным местом? Единственной, сквозь чьи стены к Анне не просачивалась эта тоска.

***

***        — Анна! Анна! — сквозь заглушающую толщу воды доносились звонкие детские голоса.       Девочка пошатнулась и отвлеклась от созерцания листвы вдалеке, когда с ног чуть не сбили Фил с Алиссией, уже и не обняв, а просто схватив со спины. Вперед неспешно покатился голубой мяч. Фил тут же ринулся ловить беглеца и, выполнив задачу, закричал:        — Давайте в выбивного! — малыш поднял мяч над головой, решительно смотря на девочек.       Мысли Анны на счет предложения в полной мере выражало лицо запыхавшейся Джемимы, которая только успела подбежать к ним, истощенная после очередного раунда игры, и лишь округлила глаза, не в силах вымолвить что-то связное. Алиссия же демонстративно повисла на талии Анны.        — Фил, мы слишком устали, — мягко проговорила она, пытаясь наклониться к мальчику, при этом не уронив ни Алиссию, ни себя. Взгляд быстро пробежался по лугу, вскоре зацепившись за «рыжее солнце», мелькающее за холмом. — Думаю, в этом тебе лучше составит компанию Эмма.       Это было все, что требовалось сказать: спустя мгновение Фила уже не было поблизости. «Оказывается, это так легко — переложить на кого-то свои заботы», — невольно подумала Анна, переводя внимание на девочек. Они в ожидании смотрели на нее своими вечно сияющими глазками. Старшая сестра натянула улыбку, отмечая, как часто она все-таки это делает, и достала из кармана гребешок.       Она опустилась на траву, и обе малышки заметно оживились, однако тут же замерли в нерешительности. Анна не сразу поняла — они решают, кто будет первой. Следующую минуту девочка наблюдала такую картину: Джемиме явно не терпелось, но она осталась в стороне, Алиссия же сначала радостно подалась вперед, а после отступила и повернулась к малышке. В их недлительном обмене взглядами читалась целая история. Алиссия — негласный лидер, но она явно была готова уступить более тихой подруге, той же, в свою очередь, хватило и проявленной заботы, так что Джемима с радостью пропустила Алиссию. Все это за мгновения пронеслось в голове, пока Анна усаживала малышку перед собой.        — Почему бы вам не расчесывать друг друга? — предложила она, начиная распутывать кудри.        — Так Мама не разрешает нам выносить расчески из дома, — жалующимся, но уверенным тоном растянула Алиссия, — мы маленькие, потеряем. Зато ты можешь!       Действительно, а ведь Анна совсем не подумала, что потеряет гребешок, когда брала его с собой на игру. Нет, она-то подумала, только вот… почему-то проигнорировала эту мысль. Да и не так велика была опасность: в салках девочка уже не старалась, как раньше.       Алиссия продолжала рассказывать о прическах, правилах и уже перешла на обсуждение разных сказок. Удивительно, как у такой маленькой девочки на все было свое четкое мнение, которым она не стеснялась делиться с друзьями. Тем временем Джемима слушала объяснения подруги, думая о своем. Нельзя было сказать, соглашается она или нет: скорее всего, что-то среднее. Тихая, добрая, нежная, казалась совсем беспомощной, но на самом деле и у нее была своя сила. Анна давно заметила, каким взглядом девочка наблюдает за остальными, с какой внимательностью следит за происходящим. Джемима не ссорилась, не доказывала, не спорила, а всегда смотрела этими, порой слишком мудрыми для малышки, глазами. Подрастет, станет увереннее и будет прямо как «она»… Прямо как Оливия — вечная спутница Мишель. Да, она всегда была невероятно терпелива и добра.       Девочки были действительно похожи на них.       Анна закончила «венок» Алиссии, и та немедля подскочила, убегая играть к детям внизу холма. Наконец, терпеливо дождавшись своей очереди, Джемима аккуратно уселась поближе к старшей сестре. Невозможно было не почувствовать, каким теплом веяло от девочки. Оно словно стягивало душу. Как неуютно.        — Что хочешь? — монотонно спросила Анна, стараясь абстрагироваться от этого чувства.        — Много косичек! Как ты всегда делаешь, — почти пропела Джемима, поворачиваясь к ней, и схватилась за рукав своими маленькими ладошками.       От ее улыбки защемило сердце.       — Они мне больше всех нравятся! У тебя получаются самые красивые косички, мне больше никто такие не заплетет, — довольно заключила Джемима и в конце даже вздохнула, словно от облегчения, когда выговорилась.       «И ее ты обрекаешь на гибель?» — на секунду эта мысль жалом впилась в сознание. Даже когда Анна отогнала ее, яд продолжал разливаться по телу.       Тихоня, а иногда вдруг такие вещи выдает, и от редкости этого момента становилось только тяжелее.       Анна поймала себя в оцепенении, не знающей, как реагировать. Хотелось холода. Хотелось, чтобы сердце хотя бы замолчало — этого было бы достаточно, — перестало так ноюще болеть от каждой четкой мысли о них: о семье. Хотелось стереть с лица все эмоции и забыть, что они существуют, однако…        — Ах! Ты моя хорошая, — светло улыбнулась Анна, с нежностью заключая малышку в объятия и чувствуя как, чем больше напрягаются мышцы щек, тем сильнее душу жалит совесть.       С последней косичкой прическа была закончена. Джемима повертелась, сияя благодарностью, и убежала вниз к ждущей у холма Алиссии. Обменявшись улыбками, девочки вместе поспешили дальше по полю. Наверное, именно такими были Мишель и Оливия. Картина выглядела такой убедительной, что, казалось, само время сошло с ума, переместив Анну в детство подруг.       От их счастливого вида сдавливало сердце. Этой пекущей болью, которую хотелось не испытывать больше всего на свете, говорила справедливость.       «Это твое наказание», — и девочка не смела от него убегать. Порою казалось, это чувство — последнее, что все еще держит ее здесь, живой, в этом теле. Казалось, стоит ему прекратиться, как краски вмиг испаряться и она погрузится в вечный холод, где уже нет ничего. Это как смерть, только ты все еще ходишь и дышишь. Анна успела лишь чуть-чуть заглянуть за его тонкую завесу, отделяющую ледяную пустошь от мира людей, однако жуткое, но очень уверенное предчувствие твердило, что познать это ей только предстоит.       Перед глазами расплывчато пролетали лес с командой в очередном раунде пряток, луг, снова лес, голубой мяч, тень у дерева и поблескивающий паркет дома.        — Анна! Анна! Анна! — раз за разом, будто эхо, раздавалось с разных сторон.       Девочка никогда не считала себя особо «популярной» среди детей, но сейчас, когда звучание собственного имени их голосами каждый раз нещадно проезжалось по нервам, казалось, что весь мир направил на нее свои слишком внимательные глаза. Любая минута одиночества казалась глотком воздуха. Анна чуть нагнулась, опираясь локтями и лбом о стену коридора, и все пыталась вдохнуть полной грудью, что, несмотря на старания, никак не удавалось. Сжимающая горло асфиксия отступала, но это не приносило желаемого облегчения.       Дело просто нельзя было так оставлять. Если не разобраться с собой, нет сомнений: противоречия разорвут ее на части. С неведомой силой они тянули каждое в свою сторону. Выпуская из легких воздух, девочка проигнорировала стыд и уселась прямо на пол.       «Почему? Неужели все настолько плохо?» — успокаивала она себя. Просто не верилось, что еще день назад и в помине не было того мрака, что сейчас плотно стянул жизнь своим холодным туманом.       «Именно настолько», — отзывалось со дна души.       Верно, Анна ведь предала их — отказалась от единственного шанса спасти семью. Но…       «Рэй ведь задумал все не просто так».       Сознание всеми силами цеплялось за эту мысль. Если он заключил сделку не ради своей жизни, то ради чего? Теперь было ясно, как мало она о нем знает, как мало понимает Рэя. А если так, что если никакой он не предатель? Этот вывод был сделан после одного лишь единственного разговора. Вдруг он ошибочный? Что если у Рэя есть план? У него ведь всегда он есть! И брат любит семью не меньше чем кто-либо другой! Так как Анна может предать его, когда даже не знает, на что идет, что разрушает? Когда Рэй ей поверил, предупредил, скрыл все от взрослых. Вовсе это была не угроза — предупреждение. Он тоже не хотел, чтобы Мама убила ее, и позаботился, чтобы Анна как можно четче осознала то, что должна. Тогда как?! Она могла предать его в ответ?       Она так много не знает… Оставалось только поверить: в то, что Рэй на их стороне, или в то, что он враг. И если выбор был равным, даже нет — если был хоть какой-то шанс, безумно хотелось держаться за первое. Анна хранила эту хрупкую надежду у самого сердца, которое молило об одном — верить. Верить, что Рэй на их стороне.       «Ты готова рискнуть всеми ради этого?» — однако эта мысль разрушала все…       Как бы Анна не уговаривала себя, эта тяжелая правда все так же неизменно нависала над ней. Вера это риск. Рисковать было нельзя. Для безопасности семьи бесспорно лучшее решение — рассказать. И никакие предположения о Рэе не изменят этого факта.       Огромные, отблескивающие латунью, весы выплывали из тьмы в воображении девочки. Две чаши — два ясных варианта, и неизбежная дилемма… Ну, и верно! К чему все увиливания и оправдания? Если она понесет ответственность за это решение, то, по крайней мере, пора быть честной с самой собой!       Хватит отговорок — перед ней четкий выбор! Семье однозначно лучше знать правду, Рэю же на руку молчание. Это будут либо ребята, либо он. Такой неравнозначный, такой очевидный выбор...       Анна прикрыла рот руками, опуская голову. Слезы беззвучно покатились по щекам. Ответ ясен, он всегда был один. Стоило поставить четкий вопрос, и все стало ясно как день. Анна — действительно эгоистка.       Как?       Как она могла обменять жизни всех на одну? И все же иначе она просто не могла! Теперь Анна поняла, почувствовала, что ее глупое несносное сердце не позволит, ни за что не позволит пойти против Рэя!       Коридоры расплывались в слезах, но лишь до тех пор, пока вновь не заполнялись топотом и голосами ребят. Стирая с лица влагу вместе с печалью, Анна смотрела, как мелькают родные улыбки, и не знала, как быть. Она больше не с ними, она оставила надежду и предала семью, стала на сторону зла, потому что слишком хотела стоять с «ним» на одной.       На чаше весов были десятки драгоценных жизней и ее в том числе. Что Анна без семьи? Стирая их, стирает себя. Она не просто умрет — не дождавшись отправки, раствориться, исчезнет. А что же еще? Сама отрезала себя с их общей картины. Должна была, если хотела спасти его. И чья в этом вина? Очевидно.       Как теперь быть с ними? Что ответить на эти тянущиеся ручки и светлые глазки? Джемима остановилась вместе с Роззи, ожидая пока старшая сестра подойдет, чтобы готовить обед всей семьей. На их лицах не было ни намека на горесть осознания — кого они видят этой «старшей сестрой». Имеет ли Анна право улыбаться вместе с ними?       «Да».       Она бодро догнала их, заходя в столовую, где уже бушевали Тома с Лани. От одного взгляда на беспорядок стало ясно: старших снова нет. Мальчики на секунду притормозили, стыдливо глянув на нее, но продолжили сходить с ума.       Набрав в легкие воздуха, Анна собралась с духом и рассмеялась так, как у нее только хватило сил. И каждым смешком, который раздавался все ярче, каждой слезой, становилось все удивительней, как сама она верит в эту ерунду. Дети радостно перевели внимание на сестру, которая, видимо, вовсе не собиралась мешать веселью.        — Ребята, — Анна с хитрым видом подозвала Тому с Лани и, убедившись, что зал заинтересован, начала: — а давайте тоже соберемся в команды. Пока старших нет, главными будете вы. Хотите вести группы?       «Еще бы они не хотели».       В их глазах уже читался вопрос: «Интересно, что дальше?»        — А каким будет соревнование? — почти в один голос заинтригованно воскликнули мальчики.        — Эй! А как же обед? — с легким недовольством в непонимании донеслось со стороны Ивет.       «Как раз в нем соревнование и будет».       И вновь — вновь столовая преображалась. Вновь со светящимися счастьем улыбками дети так старательно, так светло и чисто... жили.       Анна не лишит их этого, не покажет, не позволит волноваться о себе, не позволит нарушиться радости, которую они заслужили. Возможно, это лучшее, что она сможет сделать со своими последними силами. Значит, пусть будет так...       Анна проведет с ними обед и ужин и заплетет вновь косички, и поцелует на ночь, чувствуя, как каждая улыбка жалит сердце. Несмотря на это, Анна будет с ними — с уже не ее, но все еще такими дорогими.       До конца.