Неожиданное утешение

Моя голова… Сколько я выпила вчера вечером? И почему?.. Ох… Начали метаться мысли Эммы в голове, подобно сверчкам, которых она с трудом могла поймать, едва она пробудилась от своего глубокого, но беспокойного сна. Она не открывала глаз, потому что даже такое простое действие причиняло ее гудящей голове слишком много боли. Определенно, это было одно из ее худших похмелий. Что случилось вчера вечером? Все как в тумане.… Так, все по порядку, вчера вечером я была в участке с… Грэмом… О боже, Грэм… Грэм был мертв! Как я могла забыть?! Он умер прямо у нее на руках после их первого же поцелуя. Насколько это было жалко? В ту минуту, когда Эмма позволила себе хоть кому-то открыться, этот человек тут же просто… погибает. И после этого, смутно припоминает Эмма, она вроде как топила свою боль и чувство вины алкоголем. А что было дальше — сплошное размытое пятно. Она даже не помнит, как вышла из закусочной. Или как она добралась до дома. Или как легла в постель. Черт, Мэри Маргарет наверняка уже встала! Хотя было как-то слишком тихо… Обычно, в это время учительница уже начинала греметь посудой, готовя завтрак. Эмма попыталась задвинуть мысли о Грэме как можно дальше и вспомнить наконец, как она добралась до дома. Она широко зевнула и неторопливо потянулась, скользя руками по шелковым простыням. Стоп. Чего?! Какие еще шелковые простыни?! Но прежде чем она окончательно впала в панику, она поняла, что шелковые простыни, кажется, не единственная ее проблема, почувствовав, как рядом с ней кто-то дышит. Вот черт! Сколько же я вчера выпила? И что еще успела натворить? Господи, надеюсь, не то, что я думаю… Но явственно ощутив отсутствие на себе одежды и чье-то присутствие, которое отнюдь не помогало сохранению ее спокойствия, Эмма поняла, как напрасны ее надежды. И, смирившись с неизбежным, стала открывать свои все еще закрытые глаза… «Боже, пусть это будет Арчи! По крайней мере его легко будет заставить молчать…» — но внезапно вспыхнувший в ее голове образ тела, нависшего над ней, определенно не был похож на Арчи. …И наконец открыв их, Эмма все же не осмелилась сразу посмотреть, кто лежит рядом с ней, а обвела взглядом комнату, в которой оказалась. Она была большой и величественной, как комната в каком-нибудь богатом особняке. Легкий тюль трепетал, когда в окно врывался легкий ветерок, а солнечные лучи струились по полу. Кровать, на которой она лежала, была огромной, и возможно именно поэтому она не сразу поняла, что она здесь не одна. Тут раздался тихий скрип кровати, когда человек, лежащий с ней рядом, пошевелился во сне. Поняв, что больше откладывать неизбежное она не может, она повернула голову. О, МОЙ, БОГ! Широко распахнув глаза, Эмма с ужасом смотрела на мужчину, спящего рядом с ней. «ГОЛД! Господи, я переспала с Голдом!» — тихо застонав, подумала Эмма, тут же отвернула голову и как-то обреченно посмотрев в потолок. Но уже через мгновение, она стала медленно подниматься с кровати, чтобы уйти до того, как он проснется. Бесшумно выскользнув из постели, она на цыпочках обошла комнату, собирая с пола свою одежду и надевая ее по мере того, как находила. Она подошла к краю кровати, чтобы взять свои брюки, и на секунду замерла, смотря на лицо ростовщика: во сне его лицо выглядело спокойно и умиротворенно, и Голд абсолютно не был похож на того хитрого мужчину, с которым она познакомилась, приехав в Сторибрук. Тут прядь его русых с проседью волос упала ему на лицо, и вдруг Эмме нестерпимо захотелось ее убрать. «Черт! О чем я вообще думаю? Это же ГОЛД!» — чертыхнувшись, подумала Эмма, и, боясь, что он проснется, она подошла к двери и выскользнула наружу. Она не была точно уверена, почему ведет себя так подло, но ей просто хотелось убраться отсюда до того, как он проснется. Теперь, когда она была в ясном уме, она чувствовала себя жутко паршиво, думая о том, что она сделала с Голдом прошлой ночью. В глубине души она чувствовала, что у нее нет причин так думать. Она горевала, была пьяна, и вообще у нее тоже были свои потребности, и что с того? Парням это всегда сходило с рук, чем она хуже? Но тогда почему же ей так стыдно? «Потому что вчера у тебя на руках умер Грэм, а ты, вместо того, чтобы его оплакивать, напилась до беспамятства и переспала с самым жутким и загадочным мужчиной во всем Сторибруке»,— протянул тихий, противный голосок ее совести. Эмма догадывалась, об еще одной причине, по которой она хотела уйти до того, как он проснется. Она просто не могла представить, как он себя поведет после того, что они сделали. Будет ли он чувствовать себя неловко из-за этого? Она сомневалась в этом, но это было возможно. Может быть, он бы просто сказал одну из своих ехидных колкостей на ситуацию, в которую они попали? Это было вполне вероятно. А вдруг он захотел бы узнать, что же ее так расстроило (если, конечно, в своем пьяном угаре она и так все ему не выложила)? Или, не дай бог, даже поймет и посочувствует ей? Это казалось ей наихудшим вариантом развития событий. Спустившись вниз по лестнице, она подобрала свою куртку, которая валялась недалеко от двери, накинула ее и вышла за дверь. Она прошла по подъездной дорожке к тротуару и, оглядевшись, чтобы ее никто не увидел выходящей из дома Голда, быстрым шагом пошла в сторону квартиры, которую делила с Мэри-Маргарет, решив, что первым делом нужно привести себя в порядок, а потом можно будет пойти в закусочную, перекусить и забрать оттуда свою машину. И забыть это утро (как и ночь), как страшный сон. В конце концов мечтать не вредно…

***

Голд проснулся, услышав глухой стук закрывающейся двери. Он медленно открыл глаза, посмотрел направо и увидел лишь смятые простыни. Он сел и посмотрел через край кровати, убедившись, что одежда, как и Эмма, тоже исчезла. Он быстро, насколько это позволяла его нога, вскочил с кровати и подошел к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как она стремительно уходит от его дома. Он не удивился, что она ушла, не разбудив его. Встретив вчера в закусочной, куда он пришел за очередной арендной платой, очень пьяную Эмму Свон, он вообще не думал, что все закончится таким образом. Так что да, у Голда не было никаких иллюзий относительно того, что значила для них прошлая ночь. Потому что она абсолютно точно ничего не значила. Единственное, что изменится в их отношениях, так это то, что теперь они будут знать, насколько каждый их них хорош в постели. Ничего больше. Когда он отошел от окна, острая боль пронзила его ногу. Эмма ни в коем случае не была тяжелой, но его больная нога плохо воспринимала любые дополнительные нагрузки. Перенеся вес тела на левую ногу, он подумал, что в целом прошлая ночь стоила той боли, которую он испытывал сейчас. «И я сделал бы это снова, если бы она попросила»,— с легким удивлением подумал про себя он и, прихрамывая, отправился в сторону душа, чтобы подготовиться к новому дню.