***
Умывшись и по возможности приведя себя в порядок, Эмма вышла из уборной и вернулась к Генри, который успел заказать себе молочный коктейль, а ей — чашку шоколада. — Спасибо, — сказала она, улыбнувшись ему краем губ. — Пожалуйста, — сказал в ответ Генри, облизывая молочные усы. — Я попросил, чтобы добавили корицы. Бабушка говорит, что нет ничего такого, что не мог бы исправить горячий шоколад с корицей. Эмма тихо засмеялась. — Твоя бабушка дурного не скажет. Но больше двух глотков она сделать не смогла из-за растущего где-то в глубине души беспокойства, и довольно быстро они покинули кафе. Не успели они пройти и пары шагов по тротуару, как на них наткнулся взъерошенный Нил. — Вы уже поговорили? — тут же спросила Эмма. — Да! — рявкнул тот, все еще не придя в себя после встречи с отцом, которого столько не видел, и, немного смягчившись, добавил: — Ты ему больше ничего не должна. — Так быстро? — удивился Генри, который был уверен, что нельзя за пять минут решить проблемы, накопившиеся за столько лет между отцом и сыном. В голове Нила все смешалось, и все из-за неожиданного появления в его жизни Эммы. Он никогда не думал, что снова увидит ее… Особенно вместе с его отцом, да еще и с каким-то парнишкой на буксире. — Ты кто такой? — нахмурившись, спросил он мальчика. — Мой сын, — быстро сказала Эмма, а потом развернула того к себе и, обхватив его щеки, сказала: — Иди найди Голда. «Сын… У Эммы есть сын?!» Нил внимательно посмотрел на мальчика. Тому явно было около десяти лет. Может быть, чуть старше. Каштановые волосы, карие глаза… Это было ужасно близко к тому времени, когда он в последний раз видел Эмму. И это может означать… Мальчик тем временем растерянно кивнул и, бросив на Нила заинтересованный взгляд, уже было прошел мимо того, как он схватил ребенка за плечо и спросил: — Хей, малыш. Сколько тебе лет? Он должен был знать наверняка. — Одиннадцать, — ответил Генри, кинув взгляд на стремительно бледнеющую мать. Камень опустился на дно желудка Нила. Это полностью соответствовало тому времени, когда он был с Эммой. Прошло уже десять лет с тех пор, как они расстались. Десять лет плюс девять месяцев — как раз то время, которое понадобилось бы ребенку, чтобы родиться и вырасти. Примерно в то время Эмма была в тюрьме, и у нее не могло быть никого, кроме… него. А это означало… Нил отпустил мальчика, посмотрел на Эмму и, проведя рукой по волосам, пораженно спросил: — Он мой… мой… — Да, я ваш сын, — закончил Генри. Нил почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу. У него был сын. Сын, которого он, сам того не зная, бросил… Как и его отец бросил его… А его дед — его отца… «Кажется, в нашей семье все обречены быть безотцовщиной…» — обреченно думал Нил, зажав рукой рот и смотря то на бледную Эмму, то на мальчика, его сына. — Как тебя зовут? — убрав руку от рта, хрипло спросил Нил — Генри, — ответил ребенок и, прищурившись, добавил: — Это из-за вас моя мама родила меня в тюрьме? — Генри… — подойдя и положив мальчику на плечо руку, мягко одернула его Эмма и, оглянувшись, добавила: — Давайте не здесь, хорошо? — Я к нему не вернусь, — тут же сказал Нил. Тут уже Эмма не выдержала и рявкнула: — Я тебя и не зову! Давай, беги! У тебя это всегда хорошо получалось! Не выпуская плечо сына, Эмма развернулась, и они пошли в сторону дома, из которого, к ее растущей тревоге и дурному предчувствию, Голд так и не вышел. Подойдя к двери, она дернула за ручку, вошла в фойе и увидела там то, что в ближайшее время будет ей сниться в кошмарах. Первым делом она заметила одетую в кожу спину человека, в котором Эмма с испугом опознала Крюка. Он прижимал к решетке, за которой находилась ведущая к квартирам лестница, Голда, чье лицо было искажено в болезненной гримасе. Она быстро оглянулась, стараясь при этом не поддаваться панике. Увидев на стене огнетушитель, Эмма схватила его и ударила им по голове пирата. Тот рухнул на пол, как марионетка, которой обрезали нитки, и не подавал признаков жизни, но Эмма, если честно, не обратила на это внимания, застыв от ужаса, когда Голд, больше не удерживаемый пиратом, со страдальческим стоном сполз по решетке на пол, прижимая руку к груди, из которой шла кровь. — Румпель… — еле слышно выдохнула она и, бросив огнетушитель, который все еще держала в руках, кинулась к нему. — Эмма… — простонал он. Упав на колени рядом с ним, она потянулась к его рубашке и расстегнула пару пуговиц. Ее взору открылась рана, из которой шла кровь и которая в любой другой день не напугала бы ее, если бы Эмма не увидела, как от раны начали расползаться слабые линии под кожей Голда. — Надо было все-таки его убить… — едва слышно сказал он, откинув голову и крепко обхватив ее предплечье, словно это единственное, что удерживало его в сознании. — Что здесь… — сказал Нил, который все же пошел следом за ней, а услышав шум, почти бегом кинулся внутрь. Увидев упавшего отца, он подбежал к ним, упал с другой стороны от него и с испугом в глазах пробормотал: — Папа… Сколько бы он ни обижался, сколько бы злости не чувствовал по отношению к этому человеку, но все же… все же это был его отец. А когда он увидел его впервые за столько лет, лежащего и истекающего кровью, ему стало просто не до их старых распрей. Он на миг превратился в испуганного мальчика, которым был когда-то, чьей единственной защитой были пусть не такие сильные, но все же любящие руки его папы. — До твоей квартиры далеко? — сквозь его мысли прорвался дрожащий голос Эммы. Встряхнув головой, он ответил: — Н-нет. Тут всего пару шагов. — Хорошо, — сказала бледная Эмма. «Хотя куда уж бледнее…» — подумал Нил. После чего она отвернулась и, к его удивлению, довольно ласково обратилась отцу: — Румпель… Ты сможешь подняться? Тот только едва заметно кивнул и, поморщившись, попытался сесть. Нил обвил спину отца рукой, чтобы помочь ему встать, а когда Эмма попыталась помочь ему с другой стороны, то тот, прижав одну из рук к ране, зашипел на нее: — Я тяжелый, тебе нельзя… Нил нахмурился, не понимая, о чем отец говорит, но решил подумать об этом позднее. Ведь сейчас главное — довести того до квартиры, а там решить, что делать дальше. — Ладно, — не стала спорить Эмма и, посмотрев на Нила, добавила: — Идите, я разберусь с… этим. И махнула на второе тело, что валялось неподалеку. Посмотрев вниз, Нил с изумлением узнал типа, который, вероятно, ранил его отца. — Крюк… — Ты знаешь его? — спросила Эмма, смотря, как перепуганный Генри открывает решетку, чтобы помочь Нилу и Голду войти в основной корпус здания. Нил промолчал.***
Ужас — вот что чувствовала Эмма все то время, пока с помощью Генри, который остался, чтобы помочь ей, затаскивала Крюка в кладовку, где, связав ему руки и ноги, закрыла его. Она так боялась, что пока она здесь, Голд там, наверху, в квартире Нила мог уже… умереть. Но она даже саму мысль изо всех сил старалась гнать из головы, ведь помимо этого ей еще надо думать о Генри, который, пока они поднимались к квартире, номер которой сказал им Нил, не отпускал ее руки, смотря на нее большими испуганными глазищами. Да и ребенку, которого она носит, очередной стресс не сулит ничего хорошего. Поэтому Эмма постаралась успокоиться, открыла дверь, которую Нил специально не запер, и вошла. Это была небольшая квартира без каких-либо личных вещей: ее хозяин явно не собирался тут жить. В общем, она была такой же, как и те съемные квартиры, которые она сама десятками сменила за прошедшие годы. — Я заперла нашего головореза, — сказала она, первым делом глянув на бледного Голда, который, слава богу, был жив. Пока. — При нем была карта. Он прибыл на корабле. Честно говоря, она и сама удивилась, когда поняла это, обыскав Крюка и найдя карту. Эмма подошла к дивану, на котором сидел, или скорее привалился к спинке тяжело дышащий Голд, которому Нил расстегнул пошире рубашку, чтобы самому осмотреть рану. Краем глаза она увидела жавшегося к стене Генри и, кинув еще один взгляд на Голда, подошла к нему, чтобы успокоить. — Не бойся, тот пират больше никого не тронет, — сказала она ему и поцеловала в лоб. — Но мистер Голд, он поправится?.. — смотря то на нее, то на Голда широкими от страха глазами, спросил Генри. «Надеюсь…» — про себя подумала Эмма и просто еще раз поцеловала Генри в лоб. — Аптечка есть? — спросила она Нила. — Да, в ванной, в соседней комнате, — ответил он, махнув головой в нужную сторону, и пошел за чистым полотенцем в небольшую кухоньку. Эмма только кивнула и пошла за аптечкой. — Мистер Голд… — тихо сказал Генри, сделав к нему пару шагов. Он открыл глаза и посмотрел в испуганные карие глаза мальчика. Глаза, так похожие на его собственные… Глаза его сына, и глаза, которые может унаследовать его дочь, ведь в том кратком видении, что посетило его в больнице, он видел лишь то, что это девочка, и то, что у нее была копна золотистых кудряшек, как и у ее матери. — Не бойся, юный Генри… Меня не так-то просто убить… — слегка подняв уголок губ, сказал он мальчику, желая немного успокоить того, хотя сам был в ужасе, но если в панику впадет еще и Генри, то его мать совсем с ума сойдет, а ни ей, ни ребенку это на пользу не пойдет. Тут вернулся Бей и помог ему до конца развязать галстук, который он пытался снять, но его пальцы едва его слушались. Прижав полотенце к его ране, чтобы остановить кровь, сын помог ему лечь и сел рядом на табурет. — Нам нужно вернуться в Сторибрук, — твердо сказала Эмма, вернувшись из ванной с чемоданчиком в руках, быстро скинула пальто и села на край дивана, прижавшись к его бедру. — Рана ведь отравлена, да? Он мог только кивнуть. «Моя умная девочка…» — Я вызову машину, — сказал Бей и начал искать телефон, чтобы вызвать такси. — Нет, — сказал Голд и тут же зашипел от боли, когда Эмма, убрав полотенце, аккуратно начала промакивать рану антисептиком, ведь неизвестно, что помимо яда было на этом чертовом крюке. — Тшшш, — шикнула на него Эмма. Голд против воли слегка улыбнулся, смотря на ее сосредоточенное лицо. — Корабль Крюка, на нем будет быстрее, — сказал он сыну, с трудом оторвав взгляд от Эммы; он вдруг почувствовал, что не может насмотреться на нее, боясь, что едва он закроет глаза, то больше ее не увидит. Эмма подняла бровь. — Вот только тот, кто может им управлять, слегка тебя ненавидит и сидит связанный в кладовке, — с сарказмом сказала она, осторожно касаясь тампоном с антисептиком его груди. — Я могу, — вдруг сказал Нил, как-то странно посмотрев на них. — Бей?.. — вопросительно сказал Румпельштильцхен, недоумевая, откуда его сын узнал, как управлять пиратским кораблем. Тот только покачал головой и, наконец найдя телефон, вышел из квартиры. Как только он скрылся за дверью, Голд схватил руку Эммы, которой она обрабатывала рану, и потянул ее на себя. — Эй! Что ты делаешь? Хочешь навредить себе еще больше? — возмутилась она, но не пыталась при этом вырваться из его хватки и склонилась над ним. — Генри… Он — сын Бея? — внимательно смотря ей в глаза, спросил Голд. Эмма сглотнула, понимая, что он теперь не успокоится, пока не узнает правду. — Да, — выдохнула она. Они с минуту не отрываясь смотрели друг на друга, пока Эмма не выдержала и тихо спросила: — Что теперь с нами будет? Он открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его. Очевидно, он был так же потерян, как и она. Не говоря ни слова, он отпустил ее руку и погладил по щеке, после чего, наконец собравшись с силами, спросил: — Ты жалеешь? О том, что мы сделали? — Убрав руку с ее щеки и положив ее Эмме на бок, он добавил: — Или о?.. — Шшш, — утихомирила она его, после чего подняла правую руку, чтобы откинуть выбившуюся, слегка влажную прядь его волос, и добавила: — Нет, я не жалею, а ты? Эмма не успела даже моргнуть, как он резко обхватил ее затылок рукой, притянул к себе так, что она почти легла на него сверху, и отчаянно впился в ее губы жадным поцелуем. С неохотой оторвавшись от ее губ, он хрипло сказал: — Я тоже нет. Даже ни секунды, ни о нас, ни о нашем ребенке… Эмма с облегчением выдохнула и, целомудренно поцеловав его в губы, еле слышно сказала: — Тогда не смей умирать… А потом наклонилась, поцеловала его в горло, где бешено бился пульс, и добавила: — …и оставлять нас без своего невыносимого, но такого нужного присутствия. Договорились? — Как прикажете, ваше величество, — несмотря на отравленную рану, внезапно охрипшим отнюдь не от боли голосом сказал Голд, смотря на нее почерневшими глазами. Эмма закатила глаза. — Ты вроде ранен, а думаешь все об одном… Голд усмехнулся, несмотря на острую боль, что вдруг пронзила его грудь, и сказал: — Трудно удержаться, когда так близко сидишь… — Дурак!.. — негромко сказала Эмма, легонько шлепнув его по руке, и быстро выпрямилась, услышав, как открывается дверь. — Я позвонил одному другу, он согласился одолжить мне машину. Он как раз неподалеку, сейчас подъедет, — сказал сразу с порога Нил и, бросив обеспокоенный взгляд на отца, уточнил: — Ты сможешь дойти? Голд пристально посмотрел на Эмму. — Дойду, — не отрывая от нее взгляда, твердо сказал он. «Это обещание я сдержу во чтобы мне это ни стало…»