***
Пока все были отвлечены боем с ведьмами, Мэри Маргарет незаметно выскользнула из ломбарда и побежала в сторону кладбища, уверенная в том, что если сердце, где и может быть в этом мире, так это в склепе Реджины. Довольно быстро добравшись до кладбища, несмотря на то, что от бега у нее перехватило дыхание, Мэри Маргарет, отодвинув фальшивый гроб, спустилась в подвал. Разговор с Голдом снова и снова проигрывался в ее голове. И она знала, что его слова были правдой. Если он умрет, и Кора победит, то та без колебаний уничтожит всю ее семью. Да даже если им удастся с ней справится, Голд все равно погибнет, и тогда она все равно потеряет свою семью: ведь если это случится, то ее дочь лишится любимого человека и отца своего ребенка, а уж кому как не ей знать о страданиях от потери возлюбленного… Мэри Маргарет не была уверена в том, что между Эммой и Темным была истинная любовь, но… то что они определенно были небезразличны друг другу было ясно как день, и кто знает?.. Возможно, однажды это перерастет в то, что есть у нее с Дэвидом… Да и сможет ли она себя простить, если лишит свою собственную дочь шанса на обретение истинной любви?.. — «А сможешь ли ты простить себя за убийство?» — зашептала какая-то часть ее сознания, отчего Мэри Маргарет, на секунду затормозив, сглотнула, но почти сразу встряхнулась, твердо решив, что счастье ее дочери важнее, чем ее совесть, и без колебаний стала обыскивать бесчисленные ящики и сундуки в поисках сердца Коры. Она почувствовала, как ее кожу начало покалывать, когда она приблизилась к самому большому чемодану. Она слышала приглушенное биение сердца и поняла, что нашла то, за чем пришла. Она дотронулась до багажника и с ужасом обнаружила, что он не заперт. Она потянула дверцы на себя. На самой верхней полке стояла коробка, с которой она была слишком хорошо знакома, и от нее исходило сильное красное свечение, угасавшее с каждым ударом. Ее руки дрожали, когда она потянулась за ним и осторожно подняла его. Она поставила его на чемодан, подняла защелку и заглянула внутрь. Видеть вырванные сердца одновременно захватывающе и тошно. Серце Коры, в отличии от тех вырванных сердец, что она видела прежде, было не столь пылающее красное, скорее оно было приглушенно бордовое с мелкой россыпью черных точек по всему сердцу. Сердце злой ведьмы… Посмотрев на него долгим взглядом, Мэри-Маргрет почувствовала, что должна закрыть коробку. Все, что ей нужно было сделать, это зажечь свечу и прошептать над ней имя Коры, чтобы проклясть ее. Она закрыла глаза, пытаясь думать по-другому, но только продолжала слышать то, что сказал ей Голд. Она тяжело дышала, зная, что у нее есть только один выход, если она хочет сохранить свою семью. Она откинула крышку шкатулки и сунула руку в карман пальто. Она вытащила свечу и зажигалку. Мэри Маргарет щелкнула кремневым колесом, и пламя ожило. Прости меня, мама… Но сейчас не тот случай, когда я могу следовать твоему последнему завету… После чего она поднесла пламя к фитилю свечи…***
— Как не с тобой? — воскликнула в трубку Эмма Дэвиду, который позвонил, чтобы узнать все ли у них в порядке, и спросил все ли в порядке с Мэри Маргарет, которая, как думала Эмма, была с ним. Этого еще только не хватало! — А куда она могла деться? — спросила она, потирая висок и пытаясь облегчить стремительно набирающую силу мигрень. — Я не знаю, — обеспокоенно ответил Дэвид. — Но я найду ее. Ты ведь сможешь еще немного удержать Кору? — А у меня есть выбор? — устало ответила Эмма. — К тому же, мне кажется, Реджина ушла, поэтому, надеюсь, у меня будет больше шансов… — Хорошо, будь в безопасности, ладно? — сказал Дэвид. — Я постараюсь, пока… И положив трубку, Эмма повернулась в сторону кровати, на которой лежал совершенно белый Голд. Она сердцем чувствовала, что его время на исходе… Какой смысл в этой битве, если я все равно его потеряю?.. — Он становится все слабее, — тихо произнес Нил, стоящий неподалеку. Ей не нужно было этого говорить, Эмма и сама чувствовала, как барьер сотрясается от каждого удара Коры. Эмма вздохнула и посмотрела на Голда, тот, увидев ее взгляд, едва слышно сказал: — Может быть, это и к лучшему. По крайней мере, это проклятие покинет этот мир вместе со мной. Эмма почувствовала, как внутри у нее все сжалось. Она не могла поверить, что потеряет его так скоро после того, как он признался, как сильно любит ее. А я ведь так ему и не сказала этих слов в ответ… — Нет, — сказал Нил и отшвырнул саблю. — Нет. Ты не умрешь. Что бы между ними не произошло, это все еще был его отец. — Но я умираю, — печально глядя на сына, сказал Голд и, кинув осторожный взгляд на Эмму, словно прося у нее за что-то прощения, добавил: — Но я хочу тебя кое о чем попросить… Пока Кора с Реджиной прорывались сквозь первый барьер, у него было пару мгновений, чтобы подумать. Как бы он ни надеялся, что Белоснежка сможет использовать свечу, все же он не мог подавить чувство, что у него почти нет времени, что она не успеет… И если уж ему суждено умереть, то он хотел напоследок убедится, что его дети, все из них, будут в безопасности, по крайней мере, сила Темного умрет с ним, и Кора ее не получит, а с ней самой… Эмма уже сумела однажды победить, и он надеялся, что она сможет сделать это снова. А еще он искренне надеялся, что, несмотря на все обиды, которые его сын имел по отношению к нему, он не бросит на произвол судьбы мать своего ребёнка, как и не будет держать обиду на свою маленькую сестру. — О чем? — стиснув челюсть, спросил Бей, стараясь на него не смотреть. — Я хочу, чтобы вы ушли отсюда, и как можно скорее, — сказал он и поморщился от боли. — Что? Нет! —сказал Нил одновременно с Эммой. — Эмма… — простонал он, желая, чтобы хоть она его послушала, но, как и в большинстве случаев, она с ним не согласилась. — Нет, я сказала! Я не уйду и не проси! — рявкнула Эмма, понимая, что он, кажется, смирился со своей участью. — Какая же ты невыносимая! — рыкнул в ответ он и вновь невольно застонал от пронзившей грудь боли. — На себя плевать, так подумай о ребенке, которого ты носишь и который погибнет вместе с тобой из-за твоего упрямства! — Стой! Стой, — воскликнул Бей, замахав руками и выразительно глянув на Эмму, спросил: — Ты беременна? — Да! — не отрывая пылающего взгляда от Голда, отрезала Эмма. Она, конечно, понимала, что Нил рано или поздно обо всем узнает, но сейчас явно был не тот момент. Вот только у него уже другого может и не быть… Прикрыв на секунду глаза, ощущая, как по барьеру прошла еще одна рябь, Эмма сделала глубокий вдох. — Оу, только не говори, что она задолжала тебе этого ребенка в счет какой-то сделки, — резко сказал Бей. Голд поморщился, вот только в этот раз яд был не причем. Слова сына больно резали его по живому, в очередной раз доказывая, насколько сильно Бей, несмотря на то, что он помог вернутся им в Сторибрук и прибыл сюда сам, ненавидит его. Что в его глазах он все еще остается чудовищем. Одинокая слеза скатилась по его виску. — Прекрати! — крикнула Эмма Нилу, видя, как от хлестких слов сына Голд вздрогнул, а его глаза наполнились такой болью и страданиями, что ей вдруг стало плевать, что подумает о них Нил, узнав правду. — Он не может забрать то, что и так принадлежит ему! После ее слов в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тихими хрипами вырывающимися из груди Голда при каждом вдохе и выдохе, да звуками глухих ударов магии о барьер. Широкими, как блюдца, глазами Нил смотрел то на Эмму, то на отца, кажется, с трудом переваривая свалившуюся на него новость о том, что его бывшая девушка, мать его сына, ждет ребенка от его отца. Он зарылся пальцами в свои растрепанные волосы. — Ты… Вы… Так это с ним ты встречаешься? С моим отцом? — шокировано воскликнул он, махнув в сторону кровати. — Ну вообще-то я не знала, что он твой отец! Я как-то не успела выучить всю твою генеалогию, прежде чем ты меня кинул! — рявкнула Эмма в ответ. — Хватит! — крикнул на них Голд, прежде чем со стоном откинутся обратно на подушки, побелев еще сильнее. — Хватит… Ничего… из этого… уже… неважно. Вы… должны… уйти… Кажется, его вспышка лишила его последних сил, потому что каждое последующее слово ему приходилось буквально выдавливать из себя. Зажмурив глаза, он попытался избавиться от черных мушек перед глазами. Дыхание вдруг стало довольно затруднительной задачей, и, прижав правую руку к груди, а левой сжав до побелевших костяшек плед, он пытался просто вдохнуть. Эмма, напрочь забыв о Ниле, быстро подошла к кровати и, сев рядом с ним, прикоснулась к его щеке. — Румпель… Он тихо застонал и, наконец, протолкнув в легкие драгоценный глоток воздуха, открыл глаза, ощутив теплую ладонь Эммы на щеке. — Эмма… Пожалуйста, иди … — сказал Голд, и с трудом разогнув внезапно задеревеневшие пальцы, обхватил запястье ее руки, которой она прикасалась к его щеке. — Я знаю, что ты герой, спасительница, это, как и магия, у тебя в крови… Но сейчас тот момент, когда ты должна подавить свои порывы и отступить. Если Кора станет Темной, городу — конец. Пусть лучше если это проклятие умрет вместе со мной. А ты… Ты сейчас должна спасать себя и Генри, ведь ты же знаешь, что Реджина не успокоится, пока он не окажется в ее руках… Как и понимаешь, что едва она узнает, что ты беременна, она сделает все, чтобы убить нашу дочь… — Д-дочь? — с нервным смешком сказала Эмма, по щекам которой начали течь слезы, едва он начал говорить, понимая, что он прощается с ней. — Т-ты и Генри, кажется, так твердо в этом уверены, что я боюсь того, что будет, если родится мальчик… — О, нет… — слегла улыбнувшись, протянул Голд и, отпустив ее запястье, дрожащими пальцами вытер слезы, текущие у нее по щекам, а потом положил руку ей на живот. — Поверь тому, кто может видеть будущее… У нас совершенно точно будет девочка … Белокурая, как и ее мама, принцесса… Я просто не хотел портить тебе сюрприз… Зажмурившись, Эмма положила свою ладонь поверх его руки, словно надеясь, что их ребенок… их девочка сможет почувствовать это, почувствовать, что ее отец уже так ее любит. Все это время молчавший Нил, который с изумлением наблюдал за ними, поражаясь, как, как его бывшая, к которой он все еще питал чувства, хоть и старался не признаваться в этом даже себе, умудрилась сойтись с его отцом, который, как бы ему не хотелось этого признавать, с такой нежностью и любовью смотрел на Эмму, из-за которых он чувствовал… да, черт возьми, он даже не знал, что он по этому поводу чувствует! В конце концов, у него будет сводная сестра! От женщины, которая родила ему сына! И все это он узнал буквально в течение пары дней! Черт! Его мозг, казалось, сейчас взорвется… Все так запутано… Но тем не менее глупо было отрицать, что с Эммой его отец был таким… таким человечным, таким, каким он его запомнил до того, как тот стал Темным. Кашлянув, чтобы привлечь их внимание, Нил тихо сказал: — Я тебя таким и не помню. — Любви во мне полно, — мягко усмехнулся Голд, посмотрел на сидящую перед ним Эмму, которая уголком губ улыбнулась ему. Она теперь уже двумя ладонями прижимала его руку к своему уже заметному животу, который он гладил большим пальцем, и со вздохом сказал, обращаясь к сыну: — Я же целую жизнь искал тебя по свету… Лишь для того, чтобы сказать, что люблю… и сожалею. — Кто ж знал, что ты разорвешь наш уговор… — поджав губы, сказал Нил и сел на табурет неподалеку от кровати. — Я ошибся с выбором… — с болью в голосе сказал он. Эмма наблюдавшая за отцом и сыном, чувствовала, как ее сердце сжимается от печали и жалости к этим двум разбитым, но все еще родным душам, к двум мужчина, каждый из которых был ей в то или иной степени дорог, и, опустив глаза вниз, она напоследок погладила руку Голда, после чего отпустила его ладонь. Нахмурившись, он посмотрел на нее, на что Эмма лишь едва заметно кивнула в сторону Нила, который сидел, опустив глаза в пол. В его глазах появилось понимание и благодарность, и, снова повернувшись к сыну, он протянул к нему дрожащую руку и тихо спросил: — Можно? Нил еще сильнее поджал губы, и, не отрывая взгляда от пола, насуплено сказал: — Я все еще злюсь. — Ох, я знаю, — сказал Голд, с надеждой глядя на сына. Нил долго колебался, прежде чем вдруг схватил протянутую ему руку обеими руками и прижался лбом к лбу отца. Сидевшая рядом Эмма отвернулась, желая дать им как можно больше уединения. Они это заслужили… Тут момент примирения был нарушен звуком рухнувшего под натиском Коры барьера.