Неожиданное утешение

Впервые за долгое время Эмма проснулась удивительно отдохнувшей. Скорее всего это все благодаря компании, в которой она уснула и в которой в общем-то и проснулась, судя по ощущению теплой ладони у нее на животе. За вчерашний вечер Генри так больше не проронил и слова. Вернувшийся Дэвид рассказал то немногое, что знал. А точнее, что Генри сбежал от него и Нила, а потом, пробравшись в сейчас пустующие шахты, украл динамит, чтобы взорвать колодец, считая, что тем самым сможет уничтожить магию, виня ее во всех их бедах. Позднее Голд дополнил историю принца, когда они лежали в ее постели, готовясь ко сну. Да, да в ее постели. Эмма видела, как он был истощен, но она не могла уйти из дома, когда половина ее семейства прибывала в депрессии, а другая сходила с ума от беспокойства, но и Голда бросить не могла, а сон в своей кровати, судя по всему, не стремился его навещать, поэтому якобы его проводив, попросила мужчину переместиться в ее комнату ближе к ночи. Вообще-то Эмма не была уверена, что он придет, но когда, уложив внизу на диване грустящего Генри, она поднялась в свою комнату, Голд уже дремал, свернувшись калачиком, в ее кровати. Правда, Эмма его разбудила, войдя в комнату, но они оба были настолько уставшими, что на долгий разговор их уже не хватило, и уже через полчаса они вырубились. И вот теперь она, наконец, выспавшись, нежилась в теплой кровати в объятиях любимого мужчины. Я могу к этому и привыкнуть… Эмма не могла отрицать, что хотела бы просыпаться так каждый день. — Доброе утро, душа моя… — хриплым от сна голосом прошептал ей на ухо Голд. — Мммм… — простонала Эмма, перевернулась на спину и погладила его по щеке. — Не поверишь, но впервые за последнее время я согласна с этим утверждением… — Нда? — игриво протянул Голд и навис над ней. — Как это не странно, я тоже… Его губы прижались к ее губам, сначала поцелуй был нежным и трепетным, а потом стал все более глубоким и страстным. Знакомая искра тут же вспыхнула между ними, зажигая кровь и туманя разум. Руки Эммы обвились вокруг его шеи, притягивая его ближе к себе. Каждая из ее мышц содрогнулась от перевозбуждения, в то время как ее нога обвилась вокруг его поясницы, удерживая его на месте. Голд прервал поцелуй, позволив ей вдохнуть свежий воздух. Его язык жадно прошелся по ее нижней губе, заставляя ее дрожать. Дорожка поцелуев пролегла по ее подбородку, шее, вниз к впадинке на шее, где ее сердце быстро билось под кожей. Его губы прижались к этому месту, отчего Эмма со вздохом откинула голову на подушку. Да, я определенно хочу каждое утро просыпаться именно так… Ее пальцы запутались в его шелковистых волосах, поглаживая их, затем ее пальцы скользнули по его спине, чувствуя, как изгибаются и перекатываются его мышцы. Добравшись до края его рубашки, она просунула руки под нее и приподняла, призывая его расстаться с ней. Он подчинился, на секунду оторвавшись от ее шеи, чтобы выскользнуть из рубашки. Та приземлилась на пол и была совершенно забыта в ту же секунду, как она выпала из рук Эммы. Его руки обхватили ее бедра, прежде чем помочь ей снять майку, в которой она спала. Она тут же присоединилась к его рубашке. Его глаза беззастенчиво рассматривали ее тело, и она откинулась на подушки, позволяя ему смотреть. — Нравится то, что ты видишь? — игриво подразнила его она. Эмма подняла руку и коснулась его обнаженной груди там, где билось его сердце. Оно быстро забарабанило под ее открытой ладонью, как будто боролось за то, чтобы выпрыгнуть и быть преподнесенным ей в качестве подарка. Его рука мягко поймала ее руку, удерживая ее там. — Больше, чем ты можешь себе представить, душа моя… — мягко ответил он, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ее ладони. Потом он наклонился и вновь поцеловал ее в шею, потом в ключицу, прокладывая дорожку нежных поцелуев, от которых пальцы на ногах Эммы поджимались от удовольствия, а с губ против воли срывались тихие стоны. Дойдя до ее живота, он замер, трепетно поцеловал и, прислонившись к нему лбом, тихо прошептал: — И тебе доброе утро, моя принцесса… Но прежде чем он успел опуститься еще ниже, их прервал голос Дэвида, раздавшийся из-за двери: — Эмма? Ты проснулась? Блондинка зажмурилась и, прежде чем ее отец додумался войти в комнату поморщившись ответила: — Да, проснулась. — Хорошо, тогда, как будешь готова, спускайся завтракать, — сказал он, но, судя по отсутствию звуков удаляющихся шагов, Дэвид хотел сказать что-то еще. Эмма выжидательно глянула в сторону двери и, зажав ладонью рот Голда, который начал смеяться, едва заслышав голос принца, сквозь зубы спросила: — Что-то еще? — Да нет… Просто… — замялся за дверью Дэвид, который мог поклясться, что, поднимаясь к комнате дочери, слышал другой голос в ее спальне. — На завтрак-то хоть что? — отняв от рта руку Эммы, спросил Голд с широкой улыбкой на губах. Та возмущенно открыла рот и, резко сев, стукнула его по плечу. — Что? — продолжая улыбаться одними губами, невинно спросил ее он. Тем временем за дверью на секунду возникла тишина, а потом Дэвид со злостью воскликнул: — Эмма! Какого черта, Голд делает в твоей спальне с утра пораньше?! Блондинка, все еще сердито смотря на ухмыляющегося мужчину, который вальяжно развалился на ее кровати, вскочила и, схватив с пола первую попавшуюся вещь, которой, как это не иронично оказалась рубашка Голда, накинула ее и пошла к двери, ручка на которой стала яросто дергаться под натиском ее обезумевшего отца. Прежде чем Дэвид все же сорвал дверь с петель и продолжил возмущаться, она открыла дверь, и прошипела: — Ну, чего ты кричишь? Хочешь, чтобы весь квартал был в курсе? Дэвид только возмущенно открывал и закрывал рот, при этом пытаясь заглянуть в комнату, где, уже не сдерживаясь, вновь засмеялся Румпельштильцхен. Эмма закатила глаза и устало сказала: — Дэвид. Иди вниз, я сейчас… то есть мы сейчас спустимся. — Эмма!.. — наконец, смог выдавить из себя ее отец, махнув рукой куда-то ей за спину. Голд, тем временем встал с кровати, подошел сзади к Эмме, приобнял ее и, обращаясь к принцу, ехидно спросил: — Ты что оглох на старости лет, пастух? Твоя дочь же тебе сказала, что мы сейчас спустимся. И захлопнул дверь перед носом красного Дэвида. Эмма на мгновение прикрыла глаза, после чего обернулась и, ткнув ему пальцем в грудь, сердито спросила: — Ну и какого черта? Что тебе не молчалось, злобный ты колдунишка? — Так теперь я злобный? — с фальшивой обидой спросил он и прижал ее своим телом к двери, положив руки по обе стороны от ее головы, хрипловато добавил: — А пару секунд назад, ты очень даже была не против моей злобной компании… Эмма, смотря на него потемневшими от похоти глазами, дерзко сказала: — Так я все еще не против… Голд ухмыльнулся и наклонился к ее губам. Она позволила ему приблизиться к своему рту, в то время как ее руки, которые она положила ему на лопатки, стали двигаться вдоль изгиба его спины все ниже и ниже… Он невольно застонал, когда ее руки сжали его задницу и, прикусив напоследок ее губу, оторвался от уст. После чего, прищурившись, и смотря в зеленые глаза с шаловливым блеском, с ухмылкой сказал: — Ах, ты плохая девчонка… Эмма только улыбнулась и, обвив руками его за шею, прикусила мочку его уха. Он вновь застонал и покрепче прижал ее к себе. Тихий смешок коснулся его уха, когда он стал беспомощен перед капризами этой жестокой женщины. — Кажется, у нас есть всего пару минут… — соблазнительно прошептала она ему на ухо и, зарывшись пальцами в его волосы, вызывающе добавила: — Управишься? Эта женщина могла поставить его на колени одним лишь словом… — Уж постараюсь… — возбужденно ответил Голд и потянул ее в сторону кровати.

***

В конце концов, они все же спустились вниз. К тому моменту Дэвид сидящий за стойкой, стал напоминать светофор. Цвет его лица то и дело менялся с синего на красный, с красного на фиолетовый и так далее. Судя по тому, с каким интересом за ним наблюдал Генри, сидящий неподалеку, это происходило уже как минимум минут пять. — Доброе утро, — не отвлекаясь от наблюдений за дедом, сказал Генри, кажется, совсем не удивленный, что его другой дед только что спустился из комнаты его матери. Голд удивленно глянул на внука, а потом с усмешкой ответил: — И тебе, юноша… — Яичница с беконом, блины или тосты с кофе? — спросила Мэри Маргарет, которая, наконец, собралась силами и поняла, что вечно хандрить она не может, ведь Голд и впрямь в чем-то прав, встала с кровати и под удивленным и радостным взглядом Дэвида, стала готовить завтрак для своего стремительно растущего семейства. То, что Голд ночевал в их квартире, она узнала еще ночью, когда мучаясь бессонницей поднималась наверх, чтобы проверить дочь, которую и обнаружила уютно устроившуюся в объятиях Темного. Правда, Дэвиду она забыла об этом сказать, когда послала его наверх, откуда тот спустился, чуть ли не испуская дым из ушей. Лично она думала, что ее муж немного перебарщивает. Их девочка уже выросла и нашла свою любовь, пусть и в лице Румпельштильцхена, но ведь только идиот не мог видеть, какими глазами тот смотрел на Эмму. «Ну, мой муж, и вправду, порой бывает идиотом, поэтому и неудивительно, что он так реагирует…» — довольно философски думала Мэри Маргарет, смотря, как счастливая парочка, садится за стол. О том, чем они занимали буквально пару минут, она старалась не думать, в этот момент прекрасно понимая чувства Эммы, которая не так давно застала ее с Дэвидом в постели. — Просто кофе будет достаточно, дорогуша, — сказал Голд, глянув на спокойно воспринимающую его присутствие Белоснежку. Та лишь кивнула и пошла к кофейнику, по пути стукнув полотенцем сверлящего в Темном дырки, красного, как маков цвет, Дэвида. Принц даже не среагировал. Неудивительно, что она всегда мне больше нравилась… В этой парочке именно у нее были все мозги. Эмма, все это время наблюдавшая за этим со стороны, только покачала головой, после чего принялась за блинчики. Она все-таки ест за двоих, да и их недавние упражнения возбудили в ней просто зверский аппетит. Накладывая на тарелку блинчики, Эмма глянула на сына. Тот уже не выглядел таким печальным, как вчера. Как и Мэри Маргарет, которая, слава богу, наконец вышла из своей прострации. Вот только Дэвид похоже, наоборот, впал в транс, все еще продолжая сверлить злым взглядом Голда, не обращавшего ни на что своего внимания. Точнее делавшего вид, что не обращает… Так как она сидела рядом с ним, Эмма прекрасно могла видеть, как уголки его губ то и дело дергались, стремясь расплыться в усмешке, а глаза блестели озорным блеском. Ему явно доставляло удовольствие мучить принца. Вот же… Озорной бесенок… Заметив ее прищуренный взгляд, он невинно поднял бровь и сделал глоток кофе, который перед ним поставила Мэри Маргарет. Эмма только закатила глаза на его выходки и продолжила завтрак. Удивительно, но дальнейшая трапеза вышла вполне по-семейному уютной, если не считать застывшего за стойкой Дэвида. Голд в тайне получал удовольствие, находясь в этой домашней обстановке. Он и не помнил, когда вот так спокойно завтракал в компании других людей, которые его не бесили, ну не считая принца. Здесь была Эмма, его любимая женщина, которая носила под сердцем его драгоценную дочь, здесь был юный Генри, его новообретенный внук, и даже Белоснежка, одна из немногих людей, которая его не раздражала еще со времен их жизни в Заколдованном лесу. Не хватало лишь Бея, но, даже несмотря на физическое отсутствие сына здесь, знание, что он жив, здоров и находится в пределах одного города с ним, согревало его сердце. В общем и целом, он впервые за многие столетия, чувствовал себя по-настоящему… счастливым. Да, наверное, даже за всю жизнь ему ни разу еще не было так хорошо. Небывалое умиротворение и покой снизошли на него, и он ничего так не хотел, как остановить время на этом моменте. Тут уютную тишину квартиры прервал звонок. Сидящий ближе всех к телефону Дэвид, наконец оттаял и, схватив трубку, рявкнул: — Да!.. Слушаю! Судя по всему, человек на том конце провода опешил от столь радостного приветствия и не сразу нашел, что сказать, но через пару секунд там все же ответили, а с учетом того, как отреагировал Дэвид, звонивший ему не нравился примерно, также сильно, как и Голд. — Тебя еще только не хватало! — Дэвид! — укоризненно воскликнула Мэри Маргарет, наконец, не выдержав такого поведения своего мужа и со стуком поставив свою кружку на стол, требовательно вытянула руку и добавила: — А ну, отдай мне трубку и прекрати уже вести себя, как ребенок! Тот поджал губы, но все же отдал трубку жене и, развернувшись, пошел к кофейнику, решив-таки преступить к завтраку. После чего подошел к столу и, демонстративно сев напротив Голда, вновь стал прожигать в нем дыры. Мэри Маргарет тем временем встала изо стола и отошла, приложив трубку к уху. — А вам не пора ли домой? — прорычал Дэвид, обращаясь к Темному. — А тебе не пора ли последовать совету своей супруги и прекратить вести себя, как дитя малое? — с сарказмом в ответ сказал Голд и продолжил спокойно попивать кофе. Генри, все это время наблюдавший за взаимодействием своих дедушек, зашелся фальшивым кашлем, пытаясь так замаскировать свой смех, но Голд сразу понял причину кашля своего внука и игриво ему подмигнул. — Это тебя, — сказала подошедшая Мэри Маргарет, которая, услышав разговор мужа с Голдом лишь, закатила глаза и передала трубку Эмме. Эмма подняла бровь и, проглотив блинчик, ответила: — Алло? — Привет, Эм, — ответил на том конце Нил. Блондинка вздохнула и потерла лоб. Вот уж с кем она хотела говорить в последнюю очередь, так это с Нилом. С неохотой встав изо стола, Эмма под подозрительным взглядом Голда отошла. — Привет. Ну и чего тебе надо? — прошипела в трубку она. — Ого, и тебе привет, — с сарказмом сказал Нил. — У вас там что, все сегодня встали не с той ноги? — Не твое дело. И вообще… Чему ты удивлен? Или ты забыл, что вчера, и полчаса не проведя с Генри, ты умудрился его потерять? — тихо возмутилась Эмма, спиной чувствуя взгляд Голда. — Послушай, Эм, я его не потерял… — начал Нил, но она его прервала. — Да что ты говоришь? — Я же не знал, что он сбежит! — распалившись, рявкнул в трубку мужчина. — Ты идиот? Он же твой сын, — закатив глаза, сказала Эмма. — Генри, как и ты, скользкий, как угорь. Уж ты-то должен был распознать признаки вот-вот решившего смотаться от тебя ребенка! Нил замолчал, после чего тихо вздохнул и более миролюбивым голосом сказал: — Ладно, может ты и права. Но я все же хочу провести с ним время, вообще-то поэтому я и звоню… Обещаю, в этот раз я с него глаз не спущу! Эмма вздохнула и, повернувшись, посмотрела на сына. Как бы ей не хотелось запретить Генри общаться с Нилом, это был выбор ее сына, и если он захочет общаться с отцом, то кто она такая, чтобы запретить? — Ладно, но если ты его потеряешь… — Да-да, ты меня убьешь, — с улыбкой в голосе закончил Нил. Эмма опять закатила глаза и добавила: — Я у него спрошу, и если он захочет, то я его приведу в гостиницу. — Хорошо, я подожду. Эмма подошла к столу и позвала сына. — Генри? — Мммм? — подняв голову от тарелки, промычал с полным ртом блинов Генри. — Прожуй сначала, юноша, — рефлекторно сказал Голд, наконец, оторвав взгляд от Эммы, на которую все это время, не отрываясь, смотрел, и взглянул на внука. Тот под укоризненным взглядом деда быстро все прожевал и уже нормально спросил у матери: — Что? Эмма, кинув благодарный взгляд на Голда, махнула трубкой, которую держала в руках, и ответила мальчику: — Нил звонит, хочет провести с тобой время. Как ты на это смотришь? Генри поджал губы и почему-то глянул на дедушку, в чьих темных глазах заблестела тоска. Голд, поняв, что звонит его сын, только печально вздохнул. С ним Бей еще нескоро по доброй воле решит заговорить, зато хоть с собственным сыном тот пытается наладить общение… — Хорошо. Но только пусть дедушка меня отведет, — сказал Генри и, состроив жалобную моську, посмотрел на поднявшего брови Голда. — Пожалуйста… «Вот лиса… — с некоторой долей восхищения подумал Голд, глядя на внука. —  Бей, в его возрасте таким не был…» Он хотел отказаться. Голд сразу раскусил замысел внука, и как бы ему не льстило, что Генри пытается таким незамысловатым способом свести его с сыном, но… Черт! Господи, ну и как отказать этим глазищам?.. Это у него точно от матери. Он вздохнул и обреченно сказал: — Хорошо, только мне надо будет ненадолго отлучиться домой, а потом я тебя отведу к отцу. — Класс! — не удержавшись, воскликнул Генри, победоносно вскинул кулак вверх и побежал собираться. Эмма, тоже поняв идею сына, сказала Нилу, что тот согласен встретиться, но не стала упоминать, кто его привезет, и повесила трубку. После чего указав ею на Голда, который как раз повернулся к ней и, сам того не осознавая, копировал жалобное выражение лица собственного внука, злорадно сказала: — Весь в тебя. Мэри Маргарет, все это время наблюдавшая за ними, не удержалась и в первый за пару этих черных дней в ее жизни искренне рассмеялась, с нежностью подумав: «Обожаю нашу семейку!..» Окончательно при этом поняла и приняла что Голд теперь тоже член этого дурдома, и как не крути — семья. А это всегда было самое дорогое и главное в жизни Белоснежки, и именно ради этого надо жить дальше.