Послесловие

      Когда Сэм случайно встречает его, сидящего на краю утёса, с наушниками, которые сейчас можно было бы посчитать за раритет, смотрящего на новый рассвет, загорающийся за горизонтом, он напрягается, уже думая о планах отступления. Пытается анализировать то, как этот человек вообще смог выжить и выбраться с берега, сам, кажется, без чужой помощи.       Сэм смотрит на него внимательно, почему-то обращая внимание на то, как покачивается в такт неслышимой ему музыке голова, с грязными потемневшими волосами, отмечая про себя, что на нём нет ни маски, ни балаклавы и одежда выглядит так потрёпанно и убито, будто бы человек предстал перед ним сразу после их сражения, хотя прошло уже пару месяцев, как минимум.       Только через мгновение голова Хиггса Монагана все же поворачивается в сторону Портера и улыбка закрадывается на его лицо, уже не настолько зловещая, как раньше, но всё равно отдающая странным холодом по коже.       — Ну привет, Сэм. Давно не виделись, но ты почти не изменился. — Смех срывается с тонких губ, правда видно, как мужчину передёргивает после собственных же слов. Воспоминания буквально просачиваются сквозь его кожу, отражаясь на лице в микроспазмах, и можно понять, что воспоминания явно о чём-то не совсем уж приятном, Бриджес даже может представить, о чём. Сэм смотрит на него всё так же внимательно и, наверное, даже пристально, будто бы пытается осознать, что же ему нужно. Он же его точно ждал, знал, каким маршрутом тот пойдёт, мужчина был в этом слишком уверен. После найденного жилища Монагана и даже после исчезновения оного, он всё время был уверен, что каждый его шаг был узнан заранее.       — Ты меня поджидал.       — Я? Нет, конечно. Я что, похож на сталкера?       Теперь Сэм точно мог сказать, что это нихера не галлюцинация. Раздражение, поднимающееся из груди, было слишком знакомым, даже почти родным, потрясающим внутренние органы как в предвкушении удара прямо в челюсть, жаль только, его оппонент был слишком далеко для этого.       Хотя этот самый оппонент встаёт со своего насиженного места, смешно, потому что раньше он бы наверняка пафосно переместился к нему через берег, но сейчас подходит на своих двоих и, кажется, для него самого — это очень странное ощущение. Связь с берегом Амелии оборвалась, дум способности Хиггса вернулись в свою норму, теперь он был таким же, как Сэм.       Может, лишь чуть-чуть сильнее, что не играло большой роли.       Хиггс смотрит на него неожиданно неуверенно — видно по бегающему взгляду и странной уязвлённости, скрытой на самой глубине глаз. Выдыхает почти что обречённо:       — Мне некуда идти.       Удар. Он выходит достаточно сильным, чтобы лицо человека рядом резко дёрнулось в сторону и чтобы потом на этом месте расплылся синяк, а Лу в слиме залепетала довольно и забрыкалась, пока Сэм отряхивает руку от искр боли.       — Можешь остаться у меня. Но если что, я сдам тебя Фреджайл.       — Договорились.       Жить вместе с прошлым врагом, наверное, немного странно, но постепенно можно привыкнуть, особенно когда враг ведёт себя не так, как вёл до всего произошедшего. Не то чтобы Хиггс изменился слишком сильно. Он всё так же вызывал желание набить ему морду, не пристрелить, не убить, а именно хорошенько расквасить нос, превратить это лицо в кровавую баню, чтобы зубы выплёвывал и кровью харкал, но убить не хотелось.       Странное было чувство. Что неожиданно, он даже нравился Лу, хотя каждый раз она норовила укусить его за пальцы своими режущимися зубками да и Сэм не очень-то доверял ребёнка этому человеку.       Наверное, ощущать Хиггса было легче, потому что он постоянно пытался находиться за пределами оккупированного ими убежища. Они поселились в достаточно тёплом, но отдалённом месте и поэтому чаще всего Монагана можно было найти у входа, всё с теми же наушниками и, кажется, плеером, на котором было много скачанных мелодий прошлых ушедших эпох.       Однажды Сэм увидел, как он курит. Это было странным ощущением дежавю, потому что один призрак его несостоявшегося прошлого тоже курил и пытался убить его, как было странно, что второй его "враг", тоже был склонен к этой привычке.       — Сигареты тяжело достать.       — Я знаю. Поэтому это первая за долгое время.       Сэм выдыхает и думает, что Хиггс невыносим, что его вздёрнутый нос, острый язык и выбитые татуировки — это чёртов крик, крик о том, что Сэм понимал, но не хотел слышать.       Хотя всё же моменты недоразумения в жизни с несостоявшимся Фараоном были. Например, Портер обнаружил, что он встаёт намного раньше Сэма и выводит стрелки припрятанным видимо ещё очень давно карандашом у зеркала, нависая мрачной фигурой в свете маленькой лампочки, чтобы не разбудить Лу. Однажды Сэм подошёл сзади и напугал его, и тот, чертыхнувшись, чуть не кольнул себе в глаз, ругаясь на Портера, что он невыносим!       Кто бы говорил.       На вопросы, зачем ему это, учитывая, что они живут одни, тот лишь отмахивался, говоря, что так он чувствует себя комфортнее. Спорить Портер не стал.       Хиггс вообще вызвал ощущение подростка-переростка, как по характеру он был немного ребёнок, которого явно недолюбили в детстве и процессе становления, так и внешне, со своей поджаростью, которую легко можно было спутать с худобой, ростом, который превосходил рост Сэма, и странной нескладностью на первый взгляд. Его длинные пальцы и нервозные ужимки, его чуть подрагивающие руки.       Ещё Сэм узнал, как Хиггс смеётся. Звучит забавно, он вроде бы тот ещё шутник, но почти никогда не смеялся по-настоящему. Так, как должен смеяться человек.       Хиггс спит очень нервно и при этом глубоко. Его затягивает в воды чёрных смол, вызывая дрожь и панику, но проснуться он уже не может, дёргаясь на и так небольшой постели. Обычно это похоже на припадок, когда конечности выкручивает, а сам человек пытается съёжиться до незначительных размеров в попытках спрятаться от надвигающихся щупальцев безумия.       Выход нашёлся неожиданно просто: однажды во время таких судорог Хиггс обнял Сэма и затих, сжимая пальцами ткань чужой одежды и сопя куда-то в макушку.       Шок является вполне закономерной реакцией, так же как и неприятие, а после осознание, что он тут теперь маленькая ложка, понятие старое как мир и почему-то ему запомнившееся. Портер явно был к этому не готов, но прислушавшись к мирному дыханию, разумно решил, что так, наверное, будет лучше. По крайней мере, Монаган не пытается скинуть его с кровати.       Теперь каждый раз перед сном Хиггс неловко обнимал его сзади, думая, что всё это до одури сюрреалистично, но также до безобразия приятно, потому что касания живых людей ему всегда нравились намного больше касаний мертвецов.       Все эти маленькие заметки в мозгу Сэма Портера Бриджеса вырисовывались сами собой, откладывались в подкорку, почему-то запоминались слишком хорошо.       В этот вечер Хиггс обнимал его слишком сильно, утыкаясь куда-то в плечо, а Сэма мучила бессонница. Как назло, в голове была барабанная дробь и что-то свербело в затылке, пока человек за ним скрёбся по его майке, будто бы пытаясь откуда-то выбраться, оставляя Сэма со своими мыслями наедине. Сейчас остаться с собой один на один стало достаточно сложно, ведь лицо человека, которого он должен был ненавидеть, мелькало рядом постоянно и именно что противное слово "должен" впивалось в мозг сломанным когтями и это забавно, сколь многим людям он почему-то был должен, даже самому себе.       Ты должен спасти мир, Сэм, должен создать Америку по новой, Сэм, ты должен различать чёрное и белое, только вот как гласит правило, созданное ещё до развала всего, чёрное и белое всегда смешиваются в серое, растекаясь небом и песком.       Серое лежало сейчас за его спиной, потираясь и пуская слюни, прямо как малышка Лу, лежащая в импровизированный кроватке.       Сэму не спалось, его одолевали мысли, впервые, правда, не о прошлом, а почему-то о будущем.       Выбраться из стальных объятий тяжело, но он делает это, подменяя себя подушкой и аккуратно выходит в ночную пустоту, смотря по сторонам, стоя босыми ногами на бетоне. Небо чистое. Редкое зрелище, когда можно увидеть звёзды так близко и так ярко.       Сэм не уверен, как долго стоит вот так, запрокинув голову наверх и пересчитывая звёзды, думая о том, что даже со всем этим круговоротом смертей и воскрешений они так и не знают, что находится за берегом. И может то, во что верили предки, про то, что все уходят к звёздам — не такой уж и бред.       Так легче жить, на самом деле. Легче представлять, что тех, кого потерял, не терзают твари. Может они и правда смотрят откуда-то сверху? Какой-то бред, бред человека, который давно должен был сойти с ума.       Шарканье ног в тапочках и скрип двери, зевок недовольный и что-то опускается на его плечи, а рядом вспыхивает огонёк зажигалки и заспанное лицо озаряет цвет. Именно цвет, всполохи золотого от огня опаляют лицо, очерчивая татуировки и заспанные глаза, напоминая о прошлом, выжигая будущее.       — А я-то думал, только меня кошмары мучают. — фыркая вздыхает человек рядом, затягиваясь и пытаясь уложить в последнее время особенно непослушные волосы, превращая их в ещё больший бардак, чем прежде.       — Просто не спалось, — пожимает плечами Сэм, но куртку, которую принес Хиггс с плеч не скидывает, он и сам не заметил, как на коже образовалась роса и холод медленно проник в каждую клеточку тела, заставляя излучать дрожь откуда-то изнутри. Сэм лишь надеется, что эта дрожь не видна так явно, как кажется с перспективы Бриджеса.       Хиггс лишь ухмыляется, щурясь и тоже поднимая взгляд к небу, очерчивая взглядом звёзды, которые уже достаточно скоро должны были уйти и замениться рассветом.       Монаган любил рассвет. Алые всполохи в переливах восходящего солнца.       Он достает из кармана плеер, что-то щёлкает, настраивает и бесцеремонно подходит ближе, вставляя один наушник в ухо Сэма, а второй — в своё и включая песню.       — Нашёл его в одном заброшенном бункере. Мне нравится музыка. Если честно, до этой штуки я её никогда не слышал. Мне кажется, в музыке есть нечто более сильное, чем нам кажется. Музыка будто бы подталкивает тебя к чему-то совершенно безумному. А когда ты и так безумен, то ощущается она ещё более остро. — Хиггс ухмыляется, губы вновь накрывает кривая усмешка и Сэм может увидеть в ней частички страха, смешанного с животной настороженностью.       Ему нужна секунда, чтобы понять, почему именно такая гамма застывает на лице Монагана, в следующий момент пред его лицом появляется чужое, его губы чувствуют другие и по ощущениям они неровные, обветренные и искусанные в хлам — вот, что он может почувствовать за то мгновение, что Хиггс жмётся к нему, наплевав на неприязнь Сэма к прикосновению. Хотя этот человек спал с ним на одной кровати, о чём речь.       Мелодия не даёт оттолкнуть, если честно, и понять до конца не даёт, что случилось, потому что в таком плане его уж точно давно никто не трогал и не пытался.       Он смотрит на мужчину удивленно, выдавая невероятно глупое:       — Я думал, Фреджайл больше в твоем вкусе.       — А ты знаешь значение слова "бисексуальность"? — язвительно звучит ответ и новая затяжка, и можно заметить, как движение срывается в нервы, а мужчина напряжён. Сэм же только сейчас чувствует на губах вкус сигарет и молча вновь смотрит на небо, постепенно теряющее свою черноту.       — Да и со спины, если не присматриваться... — слышен смех и Хиггсу прилетает прямо в бок, от чего он закашливается, но не перестаёт смеяться.       По-настоящему. То, как Сэм не привык видеть. И кроме улыбки ничего на ум и не приходит.       — Лу скоро проснется, — звучит чуть приглушённо и мужчина, развернувшись, уходит внутрь, оставляя Хиггса, с повисшим вдоль тела вторым наушником, докуривать, вдыхая не только облачка дыма, но и холода из тёплых губ, сохранивших ощущение того, что его не оттолкнули, третий раз.       — И это называется плеер, — звучит откуда-то из темноты помещения.       Третий раз и ради этого стоит хотя бы пытаться жить.