Послесловие

      В первый раз, всё было сумбурно и смутно. Наверное, как и у большинства.       В какой-то степени сказалась неопытность с обеих сторон, как бы Хиггс не пытался показать себя развязным и не знающим, что такое личное пространство. Как бы не пытался строить из себя осведомлённого даже в таких тонкостях, как интимная жизнь. Сэм спросил у него прямо, спал ли тот с кем-то до него.       Желательно, конечно, узнать, спал ли он с мужчинами. Или может, хотя бы с Фрэджайл?       Тихое "нет" было ответом и Сэм был почти удивлён, потому что что-то внутри говорило ему об обратном. Наверное, чужая маска всё же была неплохо сформирована в подсознании, пусть разум просчитывал наперёд и утверждал: со всей заварушкой по уничтожению мира у мужчины под ним просто не было бы времени. Монаган же после вопроса попытался резко подобраться и нервно попытаться вылезти из-под тела Портера, хотя устроились они вроде как неплохо.       — Тише ты. Много дёргаешься. — Дыхание, совсем близко к уху, Хиггс, который жмурит глаза — это у него какая-то совершенно дурацкая привычка. Если закрыть глаза, оно исчезнет. Только вот Сэм не хотел исчезать. Никогда причём не хотел, и в тот первый раз тем более. Слишком напористый для человека, только переборовшего гаптафобию, но не настолько, чтобы быть пугающе близким.       Хиггса это неожиданно устраивало, пусть и пару мгновений после. То, как Сэм утягивает его к себе на колени, как позволяет на них устроиться, как придерживает за бёдра и смотрит внимательно, потому что они вроде как сексом собрались заниматься, но почему-то это кажется немного большим, чем секс.       Потому что Сэм никогда не страдал огромным либидо, а Хиггс, несмотря на желание касаться, всегда боялся коснуться больше. Они бы могли спокойно жить дальше. Ведь так?       Поглаживания сквозь мешковатые штаны, трение ткани о кожу, Хиггс пытается сосредоточиться на том, что его никто и никуда не гонит, а руки всё равно немного холодеют. Ну как немного, очень сильно, и когда они касаются чужой кожи, Сэм вздрагивает:       — Ты что, их в холодильнике держал?       Монаган лишь отводит взгляд. Ему и так неловко. Неловко до такой степени, что он пытается отвлечься от Сэма как личности и перейти к Сэму как к телу, которого нужно касаться. Шеи, мягко ведя большим пальцем по адамову яблоку, ниже, к груди, скользя по ней с особым упоением, потому что даже сквозь ткань, прилегающую к коже, он чувствует мышцы. Раньше он никогда так пристально не обращал внимание на то, насколько Портер сильный. И оно понятно, побегай так по всему континенту, без быстрых скачков через берег. И Хиггса это восхищает. Восхищает до одури каждое микродвижение под пальцами, и он хочет ещё. Поэтому, наверное, так быстро и заставляет Сэма отцепиться от него, поднять руки и стянуть ненужную вещь, чтобы уставиться на больше открытого пространства.       Сэм ему неожиданно не мешает. Ему самому странно, он позволяет так просто себя трогать, давно такого не было, но пока его не бесит, пока ему не стало не по себе, он даёт Хиггсу это право. Да и сам не то чтобы против.       Хиггс его касается вновь. Теперь без ткани, ведя по груди и коротким волосам, царапая легко кожу, переходя на покатые плечи и сжимая ладони на напряжённых мышцах рук. Он бы сейчас конкретно начал пускать слюни, если бы не сглотнул нервно и не наклонился ближе, ведя языком по доступной шее Портера, которому приходится немного откинуть голову, давая наглецу больше места. Вот тебе и звериная натура, что даёт о себе знать, — Хиггс постепенно всё больше распускает руки, отправляя их ниже, отправляя их на талию, на пресс, впиваясь губами в губы Сэма.       Что не остаётся в стороне и вновь возвращает руки на чужие бёдра, а после на задницу, сжимая в руках, собирая в складки штаны, прижимая к себе ближе.       Под пальцами жарко, кожа такая горячая, Хиггс касается шрама креста на животе Сэма, вызывая у того реакцию странную, хмурую, и ему до одури хочется провести по нему языком. Это желание не проходит, пульсирует в голове, Монаган смелеет, наглеет и глаза лихорадочно поблёскивают в тусклом свете комнаты, Сэм специально её приглушил, чтобы не смущать, но кажется, смущение постепенно сходит на нет.       Хиггс похож на любопытного зверька, который по началу пугался, а после пытается узнать всё, всё, до чего может достать, и когда его пальцы замирают над пахом Сэма, тот останавливает это наглое покушение, возвращаясь к позе сверху, потому что Хиггс и так слишком много получил.       Тот руками взмахивает, издаёт непонятный звук и смотрит снизу вверх, что для него и его роста обычно непривычно.       Смотрит на Сэма, над ним нависающего, на волосы, спадающие вниз, и рука сама тянется, сгребая их в кулак, сжимая, вызывая у того тихий вздох и притягивая к себе ближе. Кажется, Бриджесу наконец-то нравится и он не строит из себя стену.       Зрелище поистине завораживающее, когда Сэм проявляет инициативу — это всегда странно и почти пугающе, когда он раздевает тебя и касается губами под ключицей, нужно, наверное, и вовсе впадать в панику, но не выходит. Паника заменяется лёгким ощущением, бегущим вниз по спине, отдающим где-то в паху пока что лишь лёгким покалыванием, хотя он успел словить приток крови, когда трогал Сэма.       Портер спускается ниже.       Он изучает Хиггса так же внимательно, как он изучал его, и его ладони касаются шрамов постаревших участков кожи и следов прошлого. Монаган понимает, что медленно умирает. Его трогают, его касаются, его хотят искренне, от этого сердце пропускает удар за ударом, сжимаясь до состояния невидимого и разбираясь так широко, что в груди болит до одури.       Сэм думает, что Хиггс для когда-то лидера деменсов слишком худой. Хотя тогда его никогда нельзя было нормально разглядеть из-за объёмной одежды и прошло уже много времени, чтобы он сбросил вес, но всё равно.       Жилистый, гибкий — было видно сразу — даже когда он пытался извернуться, всё равно с проступающими мышцами, но уж со слишком торчащими костями, по которым он проводит ладонями, например по тазобедренным, вызывая снизу вздох.       Хиггс видел порно и как любой, наверное, думал, что всё конечно не так, как на этих немного зажёванных и кое-где стёртых записях, но что-то похожее. Когда ты не думаешь, когда всё выходит за грань, почти немного мерзко.       Всё выходит не так.       Всё выходит более спокойно?       Всё выходит почти что медленно и неторопливо и возбуждение не подскакивает резко, как оно накапливается в каждой отдельной части тела, особенно сильно, где касается Сэм, и разрастается подобно заразе, пуская импульсы в мозг, а мозг постепенно теряет кровь, направляя её вниз и заставляя неловко ёрзать и держать рот приоткрытым, чтобы выпускать стоны, накапливающиеся где-то под солнечным сплетением будто.       Никакой ярости, никакого насилия, но и нет нежности, потому что у Сэма руки грубые и сжимают они иногда слишком сильно.       Штаны спускаются ниже, Портер наглеет даже сильнее Хиггса, а тот не выглядит против, всё ещё сжимая пальцами чужие волосы, перебирая их нервно, оттягивая иногда чуть сильнее, чем нужно.       Он, конечно же, совсем немного боится и мысли о том, что он недостаточно красивый, бьют в голову сильнее обычного и впервые дело не касается лица.       Но мужчина, кажется, не выглядит разочарованным. По нему вообще сложно понять точные эмоции, но, наверное, пристальный взгляд можно считать за интерес.       Спал ли Сэм Портер с мужчинами до того, как их жизнь превратилась в пепелище? Было дело. Всего пару раз, из чистого интереса, а потом он встретил Люси и не чувствовал, что ему нужен кто-то другой.       Так вот базовые знания были в подкорке, а ладони скользили ниже, между бёдер, касаясь внутренней стороны, тревожа нервные окончания и не касаясь уже вставшего члена, от чего Хиггс почти требовательно ёрзал под ним, напрашивался на касания и удовлетворение собственных потребностей.       Но Сэм не спешил. Касаясь почти у края мошонки, хмыкая на то, как страдальчески изгибаются татуировки вместо бровей, как глаза Хиггса постепенно наполняются ещё большим блеском и лёгкой поволокой, как медленно тот теряет осознанность и хмурится, потому что хочет его касаний.       Сэм не любил издеваться над людьми, это не было его фишкой, но смотреть на то, как обычно изворотливого, как змея, Монагана придавливает возбуждение… Было занятно.       И почему-то тепло. Видеть его открытым настолько, что кажется, дальше уже некуда и это хотелось скрыть от всех остальных. Чтобы никто никогда не видел. Сэм никогда не чувствовал в себе собственника.       Хиггс же наоборот этим отличался. Смотря на Портера чуть туманно, отстранившегося и смотрящего на него, как на добычу, которую давно хотел поймать, он ощущает веселье в глубине живота и немного холод, потому что Сэм явно задумался, поглаживая только внутреннюю часть бёдер, которая, кажется, вот-вот раскалится до предела.       Горячо.       Хиггс тихо просит его коснуться. Потому что, чёрт, ну так же нельзя. Нечестно. Он цепляется за него, скользит ногтями по голой коже, рядом с отпечатком чьей-то руки, и почти стонет, когда ладонь прикасается к нему уже осознанно.       Движения, жарко, смазка пачкается пальцы, Хиггс твёрдый, Хиггс кусает губы и кажется, кожа горит огнём, как на щеках, так и по всему телу.       Сэм хмыкает, понимая, что для смазки у них не так уж много вариантов, и приходится напрячь память, чтобы вспомнить о масле в одном из грузов, которые он так и не доставил. Вещи они решили оставить себе, человек отменил заказ и какая приятная неожиданность, что оно пригодилось.       Монагана приходится оставить, тот вздыхает почти недовольно, разлепляя глаза, и карандаш на них размазался, и попал на ресницы, делая их чернее, заметнее.       Хиггс смотрит на то, как Портер слезает с кровати и смотрит на чужие штаны, даже мешковатость не скрывает выпуклость на них и от этого становится ещё более стыдно и, в то же время, до одури хочется ещё.       Когда Сэм возвращается, он уже сидит на кровати и ловит его бёдра неожиданно, не позволяя двинуться с места, приспуская их и касаясь вставшего члена языком. Он же любит облизывать вещи.       И у самого в паху тянет, потому что чёрт! Осознание накручивает не хуже прикосновений.       Он касается губами креста.       Сэм запускает пальцы ему в волосы и отстраняет, наблюдая за тянущейся слюной, и думает, что наверное, это грань.       Грань, за которую они уже не вернутся.       Смена положений, Хиггс вновь под ним и его уже немного заебало ждать, потому что не смотря на медленно уезжающий рассудок, страх никуда не испаряется. Он сидит в подкорке и пульсирует вместе с возбуждением, создавая адскую смесь, текущую по венам. Сэм целует его.       Потому что это лучший способ отвлечь сейчас настолько испуганного и тактильно нуждающегося Хиггса, который с удовольствием льнёт ближе и со страхом задерживает дыхание, ощущая пальцы, скользящие по краю, а после — внутрь, и мышцы расступаются нехотя как раз из-за напряжения, прокатывающего по телу Монагана.       Сэму приходится глупо его успокаивать. Не словами, словами он, скорее всего, лишь больше бы его напугал, он целует напористее и второй ладонью обхватывает член, отдрачивая медленно, заставляя расслабиться, потеряться в микроощущениях, растягивая тёплое нутро и отстраняясь, видя только поволоку потерянного взгляда светлых глаз и хриплые постанывания.       Теперь добавить ещё палец легко, так же, как и третий, растягивая, перехватывая у основания, на давая шагнуть за грань, так же, как не давая почувствовать боль, и Хиггсу хочется в какой-то момент убивать, но это желание испаряется с исчезновением пальцев и заменой их на самого Сэма.       Тяжелое дыхание, медленное проникновение, ногти, цепляющиеся за спину, и так чертовски тесно. Нос к носу, смешивая дыхания, Хиггс узкий, Сэм распирает изнутри, Монагану кажется, что он теряет рассудок, всего на мгновение. А после мгновение растягивается на вечность, движения, толчки, сильные, жёсткие, быстрые, Хиггс стонет, мычит, царапает, Сэм впервые совершенно не думает. Ему неожиданно хватает понимания того, что тело под ним не вызывает ни капли отвращения, что внутри этого тела очень даже приятно и что телу тоже приятно, и оно стонет, почти захлебываясь от переполняющих эмоций первых впечатлений, немного смазанных, вначале болезненных, заканчивающихся на прикосновении губ, трущегося члена между телами.       Монаган оказывается чертовски громким, хотя и пытается кусать губы, жмуря глаза, в какой-то момент Сэм останавливается, вбиваясь в мужчину сильно, до основания, и замечает, как из чужого уголка глаз скатывается чёрная слезинка, впитываясь в белую наволочку подушки.       Хиггс кончает первым. Выдержки, оказывается, у него не было даже в этом. Начиная поскуливать и умолять, чтобы ему помогли, а Сэму тяжело отказать сейчас, когда в голове пульсирует так же, как между ног. Движение руки, спина, вытянутая дугой, тихий стон — даже почти не похоже на Хиггса — и тепло, разливающееся на ладони.       Капли горячие, густые, Монаган роняет ещё несколько слёз от накрывшего перевозбуждения, пока Сэм переживает бурю и пульсирующие мышцы, не дающие двигаться и сосредоточиться.       Несколько последних движений и выйти на краю, помогая рукой самому себе, ещё сильнее пачкая ладонь и чужой живот.       Смазанный поцелуй, смазанный секс, Хиггс ещё долго и лениво стоит под теплыми струями воды, прижимаясь грудью к спине Портера и внутренне переваривая произошедшее. Он уже знает, что скоро войдёт во вкус, так же, как знает об этом Сэм, и кажется никто из них не против.