***
Через несколько часов к домику родителей Лексы подъехал Маркус Кейн со следователем, который с особой щепетильностью разглядывал смертоносные увечия, нанесенные Эмерсону Лексой. Кларк не ожидала, что Кейн привлечет кого-то постороннего, потому что ей не хотелось, чтобы на Лексу завели уголовное дело. Но Маркус быстро успокоил девушку, обещая, что кроме условного срока Лексе ничего не грозит. Хотя само слово «срок» совсем не ласкало ей слух, а очень даже резало. — Уэллс, ты ведь понимаешь, что это была самооборона, — следователь нахмурил брови, недоверительно смотря на запачканную кровью Лексу, которая стояла в углу гостиной, внимательно прислушиваясь к тому, о чем разговаривают Кейн с его коллегой. — Мы не можем забрать ее, пока не проведена доследственная проверка. — Можем. У нас есть труп, есть преступник, совершивший убийство. Каким бы гадом не был умерший, это не избавляет Александрию от ответственности за убийство. Это убийство и тут ничего не попишешь. — Но ведь ты обещал, что Лексу не арестуют! — негодовала Кларк, загораживая собой Лексу, словно ее вот-вот у нее заберут. — Это всего лишь официальная процедура, Кларк. Даже при самообороне заводится уголовное дело. Обещаю, что мы наймем ей лучшего адвоката... — Не говори о ней так, словно Лексы здесь нет, — сделала замечание Маркусу Кларк, а потом развернулась к любимой. — Они тебя не отнимут у меня. — Кларк, не надо. Я все прекрасно осознаю и не собираюсь избегать ответственности за совершенное преступление. Даже несмотря на то, что Эмерсон причастен к гибели всех моих близких и хотел изнасиловать меня... — Что?! Изнасиловать? Ты мне не говорила, что он... — Был близок. Я как раз впервые ударила его по голове. А затем... Я словно провалилась в прострацию, я не понимала, что делаю. Я лишь била, била, била... и не могла остановиться. Я никогда прежде не чувствовала себя настолько гневной. Следователь краем уха подслушивал диалог девушек и бесцеремонно встрял в него, став перегородкой между Лексой и Кларк. — Насколько я понял, Вы убивали его в состоянии аффекта? У Вас были родственники, перенесшие биполярное расстройство или какие-то психические отклонения? Вопрос возмутил больше всего Кларк и она с нападками принялась обвинять следователя в некомпетентности. Маркус успокаивал Кларк как только мог. — Он обвинил Лексу в психической неуравновешенности! — Постой, Кларк. Выслушай меня. Если мы сделаем так, что у Лексы выявится психическое расстройство, ее не смогут обвинить и просто признают невменяемой... — Но ты забываешь, что обычно делают с психами! Их упекают в психушку и там становятся жалкими овощами. Я не позволю забрать свою жену в психиатрическую клинику! — Между прочим, Александрии там обеспечат куда более должный уход, нежели в тюрьме, — похрустывая фалангами, следователь Уэллс Джаха с интересом посматривал на Кларк, прижавшуюся к своей любимой. — Я больше ничего не желаю слышать ни о заключении, ни о психушке, с меня хватит! — Кларк схватила Лексу за руку и поспешила покинуть дом, но следователь преградил им путь, несмотря на уверения Маркуса в адекватности Лексы. — Дружище, ты сам понимаешь, что мы не должны отпускать с места преступления подозреваемого. Как бы вам всем того не хотелось, но есть труп, от которого мы не можем избавиться, просто выбросив на свалку или в реку, и есть убийца... «Убийца...Убийца...Убийца» — слова врезаются глубоко в мозг, как опухолью сжирая все хорошее, что было у Лексы. Джаха прав, она — убийца. Убийца убийцы. «Убийца...Убийца...Убийца» — дробью в ушах отзывается это единственное, но такое остро-воспаленное слово. Лекса находится где-то далеко от реальности, а просьбы Кларк о том, чтобы ее не заковывали в наручники игнорируются. Девушка едет на заднем сидении полицейской машины со скованными наручниками запястьями. Последнее, что помнила Лекса, это как лоб Кларк прислонился к мокрому от дождя окну машины и голубые глаза были полны слез. Слипшиеся от дождевой воды светлые волосы прядками прилипали к щекам Кларк, а ее лоб по-прежнему вбивался в скользкое стекло. Лекса отвела в сторону глаза, не желая показывать своих слез. Все должно было закончиться не так. Но даже Маркус Кейн, казалось, не был сейчас на ее стороне. Весь мир был против нее. Кроме одного единственного человека, которому Лекса по-прежнему доверяла.***
В камеру Лексы зашел Маркус Кейн и защелкнул на ее запястьях металлические браслеты. Девушку привели в серую тесную комнату, где кроме стола, двух стульев и настольной лампы не было больше ничего. — Постарайся расслабиться и рассказать все, что помнишь о том дне, когда ты забила до смерти Карла Эмерсона, — приятный с виду, холеный адвокат уселся напротив Лексы и с любопытством разглядывал свою клиентку. Лексу держали в камере уже вторую неделю, потому что найти хорошего адвоката быстро не так просто в Лос-Анджелесе. Девушка осунулась лицом, а оранжевая форма лишь подчеркивала ее худобу. Ей не позволяли даже видеться с Кларк. За все это время им позволили поговорить лишь пару раз, и те по минут десять, не больше, а этого было слишком мало. — Ваш случай весьма... незаурядный, я бы так сказал. Но выход из столь затруднительного положения имеется, и даже несколько. Вас признают невменяемой и помещают на год в реабилитационный центр, либо же признаете свою вину, что смягчит приговор и сделает его условным, если судья признает жестокость совершенных Вами действий аффективной. Как будет предпочтительнее для Вас? Врать для этого Вам и не придется, поскольку, насколько я правильно понял, все так и было. Обговорив с адвокатом условия для своего возможного освобождения, Лекса вернулась в камеру, сопровождаемая Маркусом, который теперь добровольно выходил на дежурства в изоляторе временного содержания, чтобы приглядывать за своей подопечной.***
Лекса предпочла условный срок, но суд присяжных признал ее невменяемой и общим решением было принято заключить Лексу на год в реабилитационный центр. Такой исход дела не обрадовал никого. Собранная сумка в углу комнаты напоминала Кларк, что завтра утром ей предстоит отвезти в клинику для душевнобольных свою любимую, которая пока что мирно сопела на соседней подушке. Кларк провела подушечками пальцев по горячей скуле, а пухлые губы улыбнулись ей сквозь пелену сна. В уголках голубых глаз скопились слезы и Кларк громко сглотнула, пытаясь сбить таким образом новую волну эмоций. — Не волнуйся, любимая. Главное, что мы вместе через это все пройдем, и я счастлива, что в своей беде я не одна, — говорила Лекса с закрытыми глазами, сжимая руку Кларк в своих пальцах. — В конце концов, это не тюрьма, а уж за содеянное мной я ее заслуживаю, ты это понимаешь... — веки Лексы поднялись и она теперь наблюдала за тихой Кларк, которой было сейчас больнее, чем ей. Утро слишком быстро наступило, и Кларк не успела насладиться последней в этом году их совместной с Лексой ночи. Целых 365 дней им предстояло провести друг от друга порознь, что будут не способны компенсировать даже ежедневные посещения клиники. Кларк сжимала руль до побеления костяшек, а Лекса кособочилась на нее, боясь сделать что-то не так. Складывалось ощущение, что в психиатрической клинике предстояло провести целый год не Лексе, а Кларк. Блондинка нарочно ехала на минимально дозволенной скорости, периодически посматривая на любимую, с которой ей до боли в груди не хотелось расставаться. Но как бы не тянула Кларк время, она уже парковалась на стоянке клиники, а Лекса медленными движениями отстегивала свой ремень безопасности. Теперь время шло для Кларк как в замедленной съемке. Она слышала биение собственного сердца, эхом отдающимся в ушах, и не слышала, что ей говорила Лекса перед тем, как она облачилась в белую больничную рубашку (хорошо, что не смирительная, так утешала себя Кларк). — Не переживайте. Ваша жена выйдет отсюда совершенно новым человеком, — успокаивал лечащий врач Лексы безутешное состояние Кларк. — О том и речь. Я не хочу новую Лексу. Я хочу ее прежнюю, — тихо произнесла Кларк с глубокой горечью. — Боюсь, что первые недели Вам не имеет смысла сюда мотаться, — продолжал говорить врач, пока глаза Кларк расширялись до размера блюдец. — Первые недели?! Вы с ума сошли? — Кларк позже поняла, что ее возмущение прозвучало как каламбур (сойти с ума в клинике для душевнобольных — та еще дикость, и то правда). Речь шла о первых нескольких сутках, но не о неделях. Я не могу не видеть ее целых несколько дней. И сколько это НЕСКОЛЬКО, док? Две, три?.. — Полтора месяца... — врач потупил взгляд, избегая встречаться с рассерженным и расстроенным взглядом Гриффин. — Твою мать! Полтора месяца? Да если бы мне это сказали сразу, я ни за что бы не согласилась на такие условия! — Согласились бы. Это лучше, чем десять лет условного срока. А тут год —и отстрелялся. Тем более тут ничего не нужно делать. Считайте, что Александрия попала на курорт. — Юморист из Вас паршивый, надо заметить, — оскалилась Кларк._________________________________________
Кларк вошла на прощание в палату, куда определили Лексу. Ее соседкой была странновая рыжая девушка, которая вот уже час пялилась в одну точку, лежа на койке. Кларк то и дело подозрительно озиралась на эту сумасшедшую особу и ей было до щемящей боли в сердце обидно за Лексу. За то, что ее, абсолютно адекватную, поместили в психиатрическую клинику, а лечащий врач еще вдобавок с черным юморком и вовсе раздражал Кларк. Присев в кресло рядом с Лексой, блондинка смотрела на нее так, будто они виделись последний раз. Полтора месяца не видеть друг друга казалось целой вечностью для девушек. — Я наверное лучше буду пропадать целыми днями на работе, займусь исследованиями, которые подзабросила, нежели буду больше времени проводить в нашем доме, где мне просто невыносимо без тебя, — Кларк взяла ладонь Лексы в свою и посмотрела на безымянный палец благоверной. Кольцо пришлось забрать домой, поскольку здесь даже украшение может стать причиной чьей-нибудь смерти. — Я не забуду, что мы женаты, милая, — уголки губ Лексы напряженно растянулись в подобии улыбки. Кларк хныкала, как ребенок, прижимаясь к груди своей жены, не желая ее оставлять. — Мне невыносима сама мысль, что я вернусь домой без тебя. — Но все это — вынужденная необходимость, от которой мне и самой скверно на душе. — Я стараюсь думать, что тебя здесь действительно подлатают, а не будут пичкать транквилизаторами, — Лексе хотелось засмеяться, но выражение лица Кларк не терпело юмора, она не шутила. — Я понимаю, что ты много перенесла, что оставило неизгладимый отпечаток на твоей жизни, и это несмотря на то, что часть воспоминаний безвозвратно утеряна... — О самом плохом мне рассказал Эмерсон. — Он мог тебе солгать... — Мог, но когда я разбивала его череп арматурой, то поверила в возможность того, что действительно могла убить... их всех. — Но родителей убила не ты. Лекса замолчала и опустила взгляд, когда в палату вошел лечащий врач и с наигранно-сочувственной улыбочкой начал спроваживать Кларк из палаты. Уговоры уже были бесполезны, Гриффин пришлось смириться с тем, что теперь она увидит Лексу лишь через полтора месяца. Она не понимала, почему ее визиты будут под запретом, ведь присутствие близких людей при лечении оказывает лишь положительный эффект и ускоряет выздоровление. Хотя Кларк не признавала, что Лекса нуждалась в психиатрической помощи и в реабилитации. А пережить последние ужасные события они бы смогли вдвоем, устраивая себе спа-процедуры, совершая утренние пробежки, а вечерами посещать центральный парк, наслаждаясь свежим воздухом. Кларк ехала домой в подавленных чувствах. Такие она могла бы испытать, если бы Лекса неожиданно сообщила ей, что должна улететь на другой конец света и не взять Кларк с собой. Такие эмоции испытывает человек, провожающий любимого в аэропорту, не отрывая взгляда от его спины, которая растворяется в потоке из моря пассажиров, так и норовящих пихнуть тебя в бок, наступить на ногу или же проехаться чемоданом по твоим начищенным туфлям. Весь спектр подобных эмоций Кларк испытывала сейчас разом, а сердце тамтамами шумело в запертой грудной клетке. Провернув ключ в дверном замке, Кларк шагнула в тишину их с Лексой обители, где они до недавнего времени провели почти два счастливых года, после того как поженились. Чтобы окончательно не зарыться в своей тоске и нахлынувшей ко всему апатии, Кларк набрала Рэйвен, которая моментально среагировала на призыв подруги о помощи и очень скоро уже сидела в ее гостиной, распивая вино. Рэйвен Рейес — тот единственный человек, с которым Кларк может поделиться абсолютно всем, что ее угнетает и что радует, и который никогда не осудит ее, если только в шутку, в которой может оказаться доля истины. — Жаль твоего кроличка, Кларк. Ну поверь, год пролетит как неделя, очень тягомотная нудная неделя, но игра стоит свеч. Реабилитационный центр — это не психушка, так что, прошу не нагнетай ситуацию. Лексе здесь, по-моему, хуже всего, но она молодчина и справится. По крайней мере, никто из ее врагов прошлого больше не побеспокоит ее. Эмерсон долго выжидал, но все равно его план по перехвату Лексы провалился. Наша девочка — не промах. — Я все понимаю и верю, что все будет хорошо рано или поздно. Но мне ее уже не хватает. — Не но-о-ой, Гриффин, я тебя прошу. Любовь-морковь-страсти-мордасти и так далее, но... Черт! Лекса не умерла, ау! Она в целости и сохранности, и скоро вернется домой. А полтора месяца мы уж с тобой придумаем как провести. Кстати, у тебя когда отпуск? Рейес теперь агитировала Кларк уехать на Шри-Ланку, чтобы получить одухотворение, духовно просвятиться и очиститься от негатива. Подруга уже юзала на сайте бронирования отелей и отметала неподходящие варианты, остановившись в итоге на отеле типа бунгало, с многочисленными пляжными домиками и большим оснащенным по последнему пику спа-центром. Кларк закатила глаза, когда Рэйвен, игнорируя ее нежелание куда-либо уезжать, нажала кнопку «Забронировать», и хлопнув в ладоши, с улыбкой мартовского кота, сказала лишь «Дело в шляпе!». Рассказав Эбигейл о предстоящей поездке на Шри-Ланку, Кларк не ожидала от матери столь радостной реакции. Она начала расхваливать культуру этой республики во всех подробностях, потому что всерьез увлеклась ей после медового месяца. Неизгладимое впечатление отложило на Эбигейл посещение этого азиатского государства. После интенсивного пиара Шри-Ланки, Эбигейл чуть ли не сама начала собирать чемодан за Кларк, душой желая вновь повторить свой медовый месяц с Маркусом. Кларк вовремя остановила мать, пышущую энтузиазмом, и выхватила у нее из рук свой чемодан, начиная постепенно собираться к предстоящему путешествию. У нее будет целых три недели на то, чтобы расслабиться и на время отпустить мысли о вынужденной разлуке с Лексой. Кларк не одинока, ведь у нее есть лучшая подруга в лице Рэйвен Рейес. Как жаль, что она не может забрать с собой Лексу. Она будет единственной, кого будет не хватать Кларк.***
В самолете Кларк пытается сконцентрироваться и прочитать журнал, который ей всучила Рейес, которая выглядела уже достаточно одухотворенной. Что же с ней будет после отдыха в Шри-Ланке? Кларк ухмыльнулась, задумавшись над этим вопросом, таким образом, сама того не заметив, отвлекла себя от печальных мыслей. Приземлившись в Бандаранаике (прим. авт.: международный аэропорт Шри-Ланка), Кларк удивилась, насколько аэропорт оказался переполнен туристами, которых сюда притянуло со всех концов света, сделав Бандаранаик каким-то эпицентром сгустка людей разных национальностей и одетых кто во что горазд. Особо предприимчивые (по-видимому завсегдатаи этой азиатской страны) уже были в национальной одежде Шри-Ланки, что заставило брови Кларк приподняться в легком изумлении. Ее поражала пестрота собравшихся здесь туристов и раздражала чрезмерная суета аэропортов. Последнее — одна из причин, почему Кларк, в принципе, не относится к любителям путешествий. С трудом успев добежать до такси, обогнав несколько парочек, Рэйвен уже торговалась с водителем, пытаясь договориться о максимально выгодной поездке до отеля. Местный водитель оказался весьма гибким в своих тарифах, сославшись на то, что давно в их страну не прилетали такие красотки (хотя Кларк понимала откровенную лесть, поскольку, буквально одна из тех парочек, которая чуть опоздала в погоне за этим такси, были весьма красивы). — Ух ты! А здесь весьма уютно, — Кларк бросила чемодан в углу бунгало и принялась рассматривать их с Рейес апартаменты, где им предстоит провести три недели, посвящая себя святому духу и насыщая свой организм в достижении дзена. — Мне нравится. — А то! Я ведь ерунды не предложу. Расслабимся с тобой, подружка, оторвемся как следует от обыденности, предадимся наивысшему наслаждению под названием «отпуск».