Летние мальчики

— Беременность первая, патологическая, роды первые срочные. История родов… Апгар… так себе… Голос врача убаюкивал отдыхавшую после родов Петунью. Смысл слов ускользал от ее измученного сознания. Зря она не согласилась на кесарево, более половины суток родового процесса — это не каждый выдержит. Но орущий сверток — это ли не награда? Вернон забрал её из роддома на третьи сутки, обращаясь с ней, как с хрустальной вазой. Он захотел посмотреть на наследника, но Петунья не давала развернуть ребенка под предлогом опасности застудить малыша. Аккуратно маневрируя, Петунья постоянно уходила от темы… она боялась. Страх был очень велик, потому что малыш родился без ножек. Их почти не было — правая нога с коленом, но без ступни, до середины икры, а левая «обрублена» выше колена… — «Не развились, — сказали в больнице. — Мутация, — говорили доктора, — бывает». Может быть, и бывает, но Вернон… Не зная, как муж отреагирует, Петунья тянула время, пока однажды не случилось то, что должно: тайное стало явным. — Что это?! — дикий крик мужа проник сквозь стены и разбудил прилегшую на минутку уставшую маму двухнедельного малыша. Подхватившись, она быстро побежала в детскую и увидела то, чего боялась. Её муж рассматривал малыша, брезгливо держа его на вытянутой руке. Малыш заревел одновременно с появлением мамы. — Вернон, он такой родился… мне сказали, что такое бывает… что ничего не поделаешь… — пыталась объяснить Петунья, но Вернон слушать не захотел. — Бывает?! У всех не бывает, а у нас это? Это все твоя порченая кровь… — он еще долго кричал на сжавшуюся Петунью, защищающую собой малыша. Он кричал о её ненормальной сестре, о том, что мутанта надо немедленно выкинуть, что она родила «это» для того, чтобы отнять у него деньги… Петунья не верила, что это происходит с ней. Это было невозможно, нереально… Но вот разъяренный Вернон нанес первый удар, потом еще и еще... Петунья, сжавшись на полу и оберегая голову руками, умоляла остановиться, пока в комнате вдруг не возник, будто сам собой, сосед, работавший в саду своего дома и прибежавший на крики. Не задумываясь, он схватил Вернона, вытолкал из комнаты в открытую дверь и практически спустил с лестницы, а потом кинулся успокаивать женщину. — Ты не плачь, мы все тебе поможем! — твердо говорил он, вызывая полицию и врача. Судебный процесс совершился с космической скоростью: один взгляд на ребёнка, и судья чуть не плюнул в толстую усатую рожу «истца». Как же, морально пострадавший! Да в гробу я их… И судья, кипя праведным гневом на нерадивого папашу, отсудил у него дом и машину в пользу матери, а Вернона лишил родительских прав. Что интересно, адвокаты тоже плевались от Вернона Дурсля. Сама Петунья быстро нашла объяснение случившемуся — их с Лили отец, Гарри Эванс, был облучен в конце сороковых годов на службе Её Величества, когда проводились морские ядерные испытания то ли США, то ли Великобританией. Отсюда и ранняя смерть отца, и патологическая аномалия у его внука… Побежало время, в дальнейшем развитии Дадли были зафиксированы проблемы с сердцем. Как обычно бывает при асимметрии, они должны были быть, потому что давление в сосудах разное из-за разной длины ног. При этом были ещё аортальные проблемы, типа коарктации, и что-то из варианта Фалло. В последнем Петунья даже не пыталась разобраться, слишком уж пугающим был букет болячек у её ребенка… Как ей объяснили врачи: перимембранозный дефект межжелудочковой перегородки и открытый артериальный проток, в общем, Дадлик родился мало того что без ножек, так ещё и с пороками сердца. Впору расплакаться, но нельзя рыдать и опускать руки, малыша надо было растить, кормить и поить, купать, пеленать, развивать… Соседи по улице Тисовой помогали по мере своих сил и кошельков. Дарили одежду своих подросших малышей, отдавали игрушки, сидели с Дадликом, пока мать бегает по делам. И многое-многое другое. Это был очень трудный год для несчастной матери, но постепенно все наладилось. Дадли развивался чуть медленнее обычного, хорошо ел, хоть и быстро утомлялся во время еды, много спал и капризничал, как и всякий нормальный ребёнок: отказывался от каши, если она ему не нравилась, просил понравившуюся игрушку, как и положено малышам — требовательным ревом. И даже ухитрялся передвигаться: отталкивался попой от пола и ползал на одном колене. Петунья прошла специальные курсы и знала, как оказать помощь ребенку, если что. Государство позаботилось о молодой маме, и дома стоял внушительный ящик монитора сердца, к которому надо было подключать малыша хотя бы на ночь. Доктора не верили, что он выживет, все-таки достаточно редкий случай сочетанной патологии, но малыш жил, несмотря ни на что. Изменились и взгляды Петуньи на жизнь: ребенок дышит и двигается — счастье; циферки на мониторе, который нужно хоть раз в день подключать, зелененькие — значит, все хорошо; какой-то приезжий богатый филантроп подарил специальную коляску — жизнь прекрасна. *** Авада не оставляет следов, она обычно милосердна, просто без боли останавливает сердце. Таково предназначение данного заклятия. Она честно остановила сердце Джима, потом долго горела на кончике палочки, дожидаясь, когда хозяин договорится с женщиной, которая, раскинув руки перед детской кроваткой, отчаянно кричала: — Только не Гарри! Прошу, только не Гарри! Убей лучше меня, меня… А хозяин рычал: — Отойди! Уйди прочь, глупая девчонка!.. — и не выдержал, взвизгнул: — А-а-авада Кедавра! Сорвавшись с кончика палочки, она послушно остановила и это сердце. Сердце матери. Расколотая часть души застыла на палочке, готовая создать новый крестраж Лорда. О котором тот не подозревал. И снова прозвучал приказ: — Авада Кедавра! Она устремилась в лицо мальчика, в высокий крутой лобик. И отразилась обратно, так и не создав крестраж… У неё был выбор — убить младенца или сущность, застывшую на кончике палочки. И честная Авада выбрала сущность, потому что та была эфирная, как и она сама. И этому способствовала жертва матери, которая искренне предложила себя вместо малыша. И если Лорд это не учел, то учла его волшебная палочка, она соблюла правила магии и отразилась от Зеркала Жертвы, тем самым процарапав кожу на лбу младенца. А так как её траектория была известна, то Авада влетела в грудь собственного хозяина. Гарри хныкнул, вопросительно глядя сквозь прутья кроватки на распростертое на полу тело матери и на неопрятную кучу черных тряпок на пороге. Никто не встал, и ребёнок захныкал громче, но снова без результата. Хныканье перешло в отчаянный рев, ребёнку было страшно… На его плач вскоре отозвалась Мелодия, их серая кошка, которую Гарри то и дело по-детски мучил — таскал за хвост, кусал за уши и даже дергал за усы, но кошка почему-то кротко сносила все его издевательства. Вот и сейчас Мелодия грациозно запрыгнула в кроватку, и Гарри с каким-то облегчением обнял её, зарывшись мокрым и перепачканным личиком в короткую шерсть. Успокаивающе помурчав, голубая британка принялась заботливо вылизывать лицо малыша, её шершавый язычок действовал как жесткая губка, стирая слезы и кровь. Далее происходило нечто вроде спектакля для одного зрителя. Снаружи донесся хлопок трансгрессии, затем быстрые шаги по лестнице, и в комнату ввалился незнакомый дядя, весь в черном. Переступил через тряпки, упал на колени рядом с мамой, приподнял её и, прижав к своей груди, тихо зарыдал. Гарри, увидев слезы, присоединил свой рев. Какое-то время они рыдали в унисон. Потом снаружи послышался рокот мотора, и носатый мужчина, положив маму на пол, поспешно ушел. Снова быстрые шаги по лестнице, и в детскую влетел другой дядя, тоже весь в черном, только в облипочку и смутно знакомый. Гарри его узнал и с надеждой потянулся к нему, но лохматый мужик, не обращая на него внимания, лихорадочно метался по комнате, бормоча сквозь зубы: — Ну, крыса! Ну, предатель!.. И убежал, даже не глянув на Гарри. Мальчик озадаченно посмотрел в оранжевые глаза Мелодии, кошка в ответ утешающе муркнула. Некоторое время было тихо. Потом вдали что-то тихо бумкнуло, дрогнул пол и задрожали стены. В комнату вошел третий дядя, совсем-совсем старый, с длинными серыми волосами и бородой, на носу перед глазами у него сверкали стеклышки, как у папы, только не круглые, а половинками. Старик осмотрел черные тряпки на пороге, подошел к кроватке и нагнулся над ребёнком. Кошка зашипела, а Гарри на всякий случай заплакал. Дедок пробормотал: — Надо же… живой. Кто бы мог подумать? Ну тихо-тихо, Гарри, не плачь. И по свежей ране пальцем провел. От боли что-то вспыхнуло в глазах, и Гарри прямо зашелся плачем, Мелодия рассвирепела и, взвыв, со всей кошачьей дурью вцепилась зубами в палец, а когтями в руку. Дед, взмахнув руками, отбросил кошку в угол, Гарри увидел, как кошачье тельце ударилось о шкаф и упало на пол. От ужаса перестал плакать. Дальнейшие события прошли как в тумане. Целые сутки Гарри где-то спал и что-то ел, сидел раздетый, чтоб не стирать его испачканную одежку, стало быть… Потом он снова оказался в своей комнате, одетый и полусонный. Ничего не понимая, тупо смотрел, как его забирает огромный бородач и куда-то увозит на мотоцикле. Наверное, это ему приснилось, ведь мотоцикл летел по небу… Потом Гарри проснулся от того, что кто-то взял его на руки. С трудом разлепив слипшиеся глаза, он увидел женщину, которая что-то растерянно говорила, качала и растирала его промерзшее тело. Сначала он не чувствовал ни рук, ни ног, а вот потом… мириады иголочек вонзились в конечности, и стало очень-очень горячо. Гарри заплакал, ему было плохо, было жарко и холодно, болел лобик, болел животик, болели отмороженные ручки и ножки. Пневмония и ларингит… затем к ним с какого-то боку прицепился менингит, это вообще был полный кошмар. Петунья уже и не знала, что делать и за что хвататься, инфекция захватила мозг малыша и должна была вылиться в глухоту. А ведь у ребёнка и документов-то нет! Только идиотское письмо, написанное на желтом пергаменте и зелеными чернилами, со странным содержанием… ну и кому его показывать? И Петунья ходила по комнате, качала по очереди больных малышей — оба температурили, Гарри понятно по какой причине, а у Дадлика резался зубик. Полицейский, обследуя развалины, обнаружил кошку, на её ошейнике был жетончик с кличкой «Мелодия» и фамилия владельцев — «Поттер». Доставив кошку в клинику Баттерси, он попросил пробить серийный номер жетона. Пробили. Кошка оказалась зарегистрирована на имя Лили Эванс Поттер. Поттеров отбрасываем и танцуем от Эвансов. Итак, кто там дальше? Гарри Эванс, отец двух дочерей, Лили и Петуньи. Ну, Лили Поттер сейчас на кладбище, значит, остается Петунья. Ищем Петунью, кошка-то породистая, такими не разбрасываются… Петунья Дурсль, разведена чуть более года назад, после развода вернула себе девичью фамилию. Так, так-так… оператор сосредоточенно щелкает по клавиатуре новейшей модели ЭВМ, скрупулезно шерстит базу данных жителей Великобритании в поисках кошачьего наследника. Кто-то же должен у кошки остаться? О-о-оп-па, есть адрес! Литтл Уингинг, Тисовая, 4. Так-с, теперь телефон… Снимается тяжелая трубка с красного агрегата, тонкий палец вертит диск, тот стрекочет, как вертолетный винт, губы оператора задевают черный микрофон, а голос сипит от волнения: — Мисс Петунья Эванс? — Да? — усталый женский голос. — Простите, вас Лондонская ветеринарная клиника Баттерси беспокоит. У нас находится кошка вашей сестры, голубая британка по кличке Мелодия. Вы её заберете? Голос вежлив и настойчив, Петунья зачарованно слушает наконец-то настоящие новости — кошка найдена в разрушенном доме, где, судя по всему, произошел мощный взрыв газа, владельцы дома, Лили и Джеймс Поттеры, обнаружены мертвыми, при осмотре дома найдена кошка, документы на неё, а также детские бумаги на Гарри Поттера, возрастом год и два месяца. Ребёнка в доме нет. Петунья почувствовала приток счастья — а вот и документы на Гарри — и, задыхаясь от волнения, заверила служащего, что её племянник уцелел просто чудом, потому что находился у неё в гостях. Фух… и полиции ничего не надо теперь объяснять! Что? А, да-да, конечно, и кошку она заберет! Спасибо, что позвонили. А когда можно приехать за документами и кошкой?