obsession

      Педаль газа вдавливаю по максимуму, пульс отдает в висках, страшно, но вместе с тем где-то в груди появляется четко-различимое чувство эйфории — его по телу разносит вместе с адреналином.       Страсть к быстрым машинам у меня, наверное, еще сильнее, чем к красивым мужчинам, поэтому не сразу обращаю внимания на то, как внимательно смотришь на меня, пока я плавно веду авто. Мы перестраиваемся из ряда в ряд, уходя от погони. Стрелка на спидометре давно перевалила за 150 — удивительно, что машину не заносит.       Я вопросов не задаю, краем глаза замечая, какая увесистая сумка, набитая чем-то явно краденным стоит у тебя в ногах. С этой работой знаю, что мое дело везти тебя, а о прочем переживать не стоит. Меньше знаю — безопаснее для меня.       В твоих руках щелкает пистолет.       — Мы успеем оторваться, — стараюсь немного вернуть тебя в реальность, где даже подобного масштаба проблемы можно решать без лишней и ненужной жестокости.       Усмехаешься. Но пистолет все же убираешь, откидываясь на спинку своего сидения.       — Вези, шумахер, — все еще смеешься надо мной. Меня твой комментарий немного задевает и на следующем повороте я немного резче поворачиваю руль, так что ты заваливаешься в сторону окна, а на моих губах непроизвольная невинная усмешка.       — Не отвлекай, Чонин, — напоминаю, продолжая смотреть впереди себя.       Машина за нами начинает нас нагонять, и самое опасное в подобной ситуации, если у них получится выстроиться на параллельную полосу, потому что тогда они с легкостью нас остановят.       Громкий хлопок о стекло заставляет нас обоих сгорбиться, прижимая головы настольно низко, насколько возможно.       — Вижу, ты подготовилась, — тебя, кажется, мало чем можно напугать, потому что ты опять выпрямляешься, достаешь пистолет. Я же могу думать только о том, что не зря забронировала стекла автомобиля, на котором вожу тебя по «делам» — в ситуациях, подобных этой, очень пригодилось. — С вашего позволения, мисс, — лукаво мне улыбаешься, отстегивая ремень безопасности и передвигаясь назад. Я жду твоего сигнала, чтобы приоткрыть окно заднего вида.       Становится немного страшно, но я тут же отгоняю от себя все плохие мысли.       Выстрел. Один. Второй. Пуля попадает в переднее стекло, застревая в нем. Я на секунду кидаю на тебя злобный взгляд, а ты пожимаешь плечи со своим «прости, сладкая».       Понимаю, что мы подъезжаем к кольцу, и кровь буквально закипает, потому что вот он — наш шанс окончательно вырваться. Я знаю, что там уже ждут другие машины, подобной той, что едет за нами.       — Держись, — закрываю окно и вжимаю педаль газа еще сильнее, проскакивая на кольце, и после слышу треск метала позади нас.       — Оторвались, — выдыхаешь спокойно, возвращаясь на переднее сидение, перелезая на него. Ты выглядишь так, будто мы едем домой после похода в кино, где не заплатили за парковку, а у меня сердце вот-вот из груди выпрыгнет. Лухан всегда говорил, что я слишком эмоциональная, чтобы работать с вами.       Мы едем какое-то время в тишине. Адрес известен обоим, и какие-то дальнейшие детали обсуждать не нужно. Ты занимаешься чем-то на своем ноутбуке и звонишь ребятам, говоря, что часть денег у тебя. Кажется, по телефону тебе отвечает Чунмен: он доволен успешным завершением операции, и просит нас залечь на время, чтобы не высовываться.       Дом в самой гуще леса, чуть ли не спрятаный в зелени и разных кустарниках, встречает нас сухим теплым воздухом, приятный контраст после ледянящего кожу ветра, что начинал бушевать за окном. Лениво потягиваюсь, заваливаясь на диван. Ты располагаешься в кресле напротив, наливая себе немного припасенного виски.       — Последний раз была здесь после того дела в Атланте, — признаюсь, усмехаясь самой себе.       — Не напоминай Атланту, — смеешься, откидыаясь на спинку кресла и кругообразными движениями кисти перемешивая свой напиток в стакане.       — Ты же не пьешь на заданиях, — подмечаю, но не в укор тебе, возвращаясь обратно в сидячее положение. Возможно, мы слишком давно не выходили на дело, чтобы я помнила все твои привычки после успешного завершения операции.       — Ты просто не замечала, мы редко остаемся наедине, — твои слова звучат для меня с сожалением, и мне не совсем понятно, какие эмоции во мне вызывает подобный факт.       Мне не стоит обманывать ни тебя, ни саму себя, отрицая притяжение, которое я чувствую. Не стоит отрицать, что ты — самый сексуальный мужчина, которого я когда-либо видела в своей жизни. Конечно, твое амплуа опасного преступника обязывали быть женским угодником, но на наши отношения твои замашки дон Жуана не распространялись.       И уж не знаю, к счастью или несчастью.       Мне не нужны твои признания, нежный взгляд или твоя любовь. Достаточно простого осознания, что твои редкие рандеву ничего не значат, и твое сердце не сможет заполнить ни одна из тех девушек.       Другое дело я. Никак тебя не ублажаю, вот только именно благодаря мне ты все еще дышишь. В этом деле мне равных точно не было.       За мыслями об извечном, исследую небольшой зал, совмещенный с кухней. К своему удивлению натыкаюсь взглядом на радио. Щелчок кнопки «старт», и комнату заполняет тихая музыка, и единственный недостаток, пожалуй, в том, что станцию не поменять.       Меланхоличная мелодия о любви мужчины и женщины подталкивает меня к потаенному вопросу, который пока что я могу задать лишь сама себе, мысленно, без страха, что ты услышишь.       — Думаю, останемся здесь до субботы, — говоришь уверенно, отпивая немного своего напитка. А мои мысли концентрируются лишь на том, какими же наверное должны быть опьяняюще-сладкими твои губы сейчас, после бурбона.       — Потанцуем? — без смущения сверкаю глазами в твою сторону. Улыбаешься, видимо соревнуясь со мной в гляделках, пока играет тихая музыка.       Вольяжно прохаживаешься по комнате, оставляя свой напиток на столе, и, приглашая меня на танец осторожным жестом руки, ведешь в центр комнаты, как это было принято раньше, пару столетий назад где-то в европейских домах на балах. Испанская музыка всегда подходила для танго, но я слишком поглощена тобой и твоей дикой энергией, чтобы обратить внимание на то, что песня играет на английском, или чтобы хотя бы разобрать какие-то слова. Только мелодия. Только твои глаза. И твоя дьявольская улыбка.       Я навечно проклята и благословлена появлением тобой в своей жизни, но признаться вслух вряд ли когда-нибудь решусь.       — Не знала, что ты так хорошо танцуешь, — срывается с губ.       — Ты еще многого обо мне не знаешь, — отвечаешь фразой из фильма, и я теряюсь где-то в шоколаде твоих глаз. Мысленно все еще спрашиваю саму себя, что же ты делаешь со мной. Лукавлю, ведь ответ известен. Сердце пропускает удар, когда ты слегка наклоняешься ко мне.       Кружишь меня, на время становясь моим солнцем, моей планетой, спутником которой я и являюсь, а в следующую секунду тянешь на себя, заставляя удивленно выставить ладонь вперед, которая теперь удобно устроилась на твоей груди. Биение твоего сердца под подушечками пальцев, твои губы в сантиметрах десяти.       Ходишь по краю, Чонин, и меня за собой ведешь.       Мы продолжаем танец, и он постепенно превращается в настоящую битву. Битва между чувствами и рассудком. Война, нескончаемая и опасная, и не понять, кто защищает кого на поле боя. Осталось ли у меня за что бороться, если даже мое сердце беспрекословно и так безрассудно сдалось тебе в плен?       Молчишь и все так же сладко улыбаешься. Сладко настолько, что у меня кажется первый приступ от передоза сахаром. С тахикардией шутки плохи, Чонин. Пожалей мое здоровье.       — Хочу тебя, — шепчешь и успеваешь вместе с этим прервать мой рваный выдох своим убийственно-сладким поцелуем. Проклинаю, но вместе понимаю, что готова отдаться, до последней капли крови, до последнего вздоха, потому что из-за захлыстнувшей страсти вообще только тобой дышу. Если падать, то вместе, так, получается?       Прижимаешь меня к стене, начиная в перерывах на передышку раздеваться, избавляя от одежды и меня, и себя. Адреналин в крови заменяет нечто более сладкое, тягучее, горячее, и мне хочется поскорее зарыться пальцами в твои волосы и ощутить на губах твои.       Твои поцелуи как нектар. Сладкий. Опьяняющий. Запретный и желанный. Будь мы в Эдеме, я бы тоже не сдержалась…       Отстраняешься, внимательно смотря меня. Исследуя каждый миллиметр лица, как будто следующего шага ждешь от меня, как будто надеешься, что я оттолкну, сбегу, остановлю это помешательство.       Кажется, окончательно потерялась, потому что прыгаю с закрытыми глазами в бездну, нажимая на выключатель и погружая нас в темноту, а после прижимаясь к твоему разгоряченному телу. Кто знает, быть может, кровь в висках бьет вовсе не из-за страсти, и это отголоски испытанного страха за собственную жизнь?       Различать чувства бессмысленно, когда все настолько перемешалось. Моя жизнь рядом с тобой это всегда что-то за гранью, гранью привычного и спокойного, и если не животная страсть к жизни, то животный страх смерти.       Толкаешь на кровать, а сам нависаешь сверху. Опять останавливаешься, как будто давая очередной призрачный шанс на побег.       Все никак не поймешь, что если бы хотела сбежать, вообще бы сегодня никуда не поехала.       Стон заглушаешь поцелуем. А затем еще одним, потому что целуешься ты так, словно от этого зависит чья-то жизнь. Явно не моя, потому что для меня подобный поцелуи как доза морфия. С каждой секундой потребности в тебе становится все сложнее противостоять.       Жарко. Влажно. Страстно.       В беспамятстве отдаюсь тебе с каждым рваным толчком, ладони находят твою спину, и в порыве собственничества так и хочется оставить царапины ногтями. Мой ведь. Пусть только на этот вечер, но мой, без остатка.       Рычишь, покусываю шею, терзая нежную кожу — еще один запретный прием. Грязно играешь, Ким Чонин.       Доводишь до пика, и уже после на примере показываешь мне значение понятия «ненасытный». Можно было бы и словами описать, но, соглашусь, так куда интереснее.       Заваливаешься рядом, по-хозяйски прижимая к себе и зарываясь носом в мои волосы. Вдыхаешь, так же блаженно выдыхая секундой позже.       — Сбежишь со мной? От всего этого подальше… Поедем в Сан-Паулу.       Не спешу с ответом — у нас впереди целая ночь. И, возможно, еще пара дней, прежде, чем нам придется опять переехать на другое место, скрываясь. Напрашивается параллель с Бонни и Клайдом.       Но, признаться честно, с тобой… хоть на край света.