Obscene

Пальцы ритмично отбивали по поверхности стола какую-то знакомую мелодию, название которой Джеймс бы в жизни вот так с ходу не вспомнил бы. Он не разделял вкус Старка, касаемый музыкальных предпочтений — старый добрый рок прошёл мимо него, а если ты с детства не проникся хрипящими волосатыми парнями, то вероятность пребывания их в твоём плейлисте в дальнейшем круто снижается. Судя по замедлению повторяющихся ударов, третий трек в исполнении Тони подходил к концу. Никто из сидящих за столом не смел нарушить повисшее молчание. Джеймс стойко не отводил взгляда от буравящего его Старка, но краем глаза начинал замечать, как присутствующие опускают головы, стараясь подавить смех. В ситуации не было ничего веселого, но столь долгое ожидание реакции Железного человека на её обрисовку придавало комичный оттенок. Тони, естественно, обо всём узнал до прилёта в Нью-Йорк. Разлетевшиеся вмиг кривые снимки развернувшейся потасовки на крыше Озкорп Индастриз и пестрые заголовки таблоидов об аресте Озборна-старшего нельзя было не заметить, будь он трижды выдохшимся после миссии, которая пошла совсем не по плану. И они точно требовали объяснения. Которое члены команды как раз изложили, сидя в конференц-зале, сразу по прибытии Тони и Стива в башню. Исход расклада был весьма удачным. Фримен пойман и находился во временной тюрьме ЩИТа, где агенты до сих пор изводили его допросами. Хотя именно этим словом данный процесс назвать язык не повернётся, так как тот довольно охотно выложил всё о подпольной работе Озкорпа и его связи с Гидрой. Желание спасти свою шкуру — хорошая мотивация для сотрудничества. За три дня агенты собрали достаточное количество подтверждений его словам, которых хватило, чтобы предъявить Норману обвинение, и он не вышел под залог. Стоило просто знать, где искать. Как ЩИТ ни старался оборвать утечку информации, скандал такого масштаба замять не удалось. Обвал акций, рухнувших в одночасье с первыми заголовками, вызвал бурный шквал недовольств по всей Америке. Но причастность компании к террористической организации даже, можно сказать, преувеличивалась — практически все научные сотрудники были не осведомлены о конечных целях исследований. Да и сам владелец не проронил ни слова, ожидая, пока коллегия адвокатов рыщет в поисках спасительной стратегии защиты. Почему же Старк уже больше десяти минут, выслушав всю цепочку событий, молчал и смотрел на Джеймса? Потому что в данном деле никак не получится опустить такое звено, как его сын, имя которого чётко фигурирует в деле об обвинении. Сыворотка, разработанная Ричардом Паркером. Её воздействие на геном человека. Подставная авария, унёсшая жизни ученого и его жены. И приведение сыворотки в действие на уцелевшем ребёнке. Вот те улики, с которых начнётся судебный процесс, и Тони очень надеялся, что ЩИТ всё-таки добьётся того, чтобы он был закрытым. Не хватало ещё прямых трансляций по миру. Когда они вернулись, Питера застать не удалось. Наташа воодушевлённо сообщила, что он вышел подышать воздухом, так как два дня тупо проспал, выходя иногда из спальни для перекусов. Состояние у него было в норме, всем говорил, что просто истощился и организм требует сна. «Вежливо» добавил Уилсон, раскачивая головой в знак невозможности этого факта. Да, стоило уехать на неделю, и Барнс установил новый мировой порядок. Все знали всё. Все, кто был непосредственно причастен к инциденту, конечно. — Я сама обо всём догадалась, — сразу подняла ладони Романофф, когда зашла речь о методе Джеймса возвращения человечности Питеру и его силах. — А я стал случайным очевидцем, — повторил жест Уилсон, обороняясь от колкого взгляда Старка. — Нас с Виженом Баки попросил поучаствовать, — Ванда даже не попыталась прикрыть товарища. Не то, чтобы он рассчитывал сохранить статус-кво в доме, где о Питере знало только их трио, но столь быстрая смена положения вещей не успела ещё уложиться в голове. Он старался максимально фильтровать информацию по данному вопросу. Стив несколько раз связывался с Барнсом, пока они были в Перу, и он просил передавать ему всё кратко и обобщённо, что в итоге сводилось к фразе «видны улучшения». Факт сближения Барнса с сыном и так был не очень-то приятным моментом, а подробности могли нанести вред его нежным отцовским чувствам. Но он никак не мог предположить, что всё выльется в это. — А что оставалось? Позволить ему уйти с Аяксом? Действовать нужно было незамедлительно. — Тони, самое главное, что он теперь в полном порядке. — Стив уже чувствовал себя привычно, находясь между двух огней. — Я ещё в этом сам не убедился. Решение провести Питеру шоковую терапию путём имитирования убийства его подруги звучало как самый необдуманный вздор. Но… сработало же, да? Старк корил себя за слепоту с того момента, как Барнс ткнул в неё носом. Притом зачастую он осознанно закрывал глаза на поведение сына, не погружался в детали. Он вспоминал, каким он сам был в его возрасте — там тоже творилось достаточно непотребства, и считал, что всё пройдет. Даже Стив видел больше его, возмущаясь и пытаясь обратить внимание Тони на происходящее. Возможно, если бы он хоть раз не отмахнулся, а послушал его, всё бы не довелось до апогея. И вот Старк смотрел на Барнса, понимая, что одолевающая его злость на самом деле обращена на себя самого. Джеймс сделал всё возможное для Питера в критических обстоятельствах. И было видно, что он сам не рад тому, как всё обернулось. Такое знакомое недовольство своими решениями в синих глазах. И что-то ещё, если углубиться. Что-то обособленное, но Джеймс будто сам позволил ему это увидеть. Тоска. — Я всё думаю… — наконец-то спокойно начал Тони, — мне переписать на тебя компанию в качестве благодарности или прострелить башку из репульсоров? Всё больше прихожу к выводу, что одно другому не мешает. Уловив нотки иронии в долгожданной реплике, почти все облегчённо выдохнули и позволили себе улыбнуться. Напряжение развеялось. — Мне простое «спасибо» с собой, — устало буркнул Джеймс, но ему и доброе слово сейчас не помогло бы, — и я бы сделал перерыв на обед. Почему мы вообще сидим здесь, а не в гостиной? Сэм, подхватив идею, поддакнул и с нетерпеливым скрежетом отодвинулся на стуле. Наташа и Ванда последовали его примеру. За окном уже опускались сумерки, и у всех кроме Вижена начинало урчать в животах, да и собрание оказалось довольно выматывающим и высосало приличное количество энергии. Старк, поняв, что сам исчерпал на сегодня все физические ресурсы, скрыл парящие голограммы. — Потому что башня уже давно превратилась в проходной двор. — На ворчание Тони никто и внимания не обратил, а Стив лишь сжал его руку и поднялся, утягивая за собой. Известный факт, Старк может бухтеть сколько угодно на непрекращающуюся суету в доме, но ему поистине нравился этот поток жизни, не дающий покрыться плесенью ни на день. — Сюда, по крайней мере, никто не ворвётся. И только эта фраза прозвучала, как ручка двери ушла из-под руки Барнса, и семь пар глаз устремились на грозную двухметровую фигуру. — О, народ, вот вы где! — Осветил всё вокруг своей улыбкой гость. — Думал, все вымерли. Наверху настоящий Хельхейм. Джеймс мимолётно поприветствовал Тора, которого увидел лично впервые, и ускользнул раньше, чем его вовлекут в бурное обсуждение. Ещё успеют познакомиться — сейчас для этого не было подходящего настроения. Как и для любых других вещей в принципе. Три дня прошли в бесконечной череде допросов, совещаний и переговоров. За три дня он провёл в ЩИТе почти двое суток в чистом остатке. Фьюри вцепился в него своими клешнями, уже во всю расписывая план налётов на оставшиеся базы Гидры, которые им сдал Аякс. Благо ему удалось донести до того мысль, что с этим могут справиться агенты ЩИТа и без его помощи, но от функции консультанта отвертеться не вышло. За три дня мысли о Питере извели его до такой степени, что в короткие промежутки на отдых или сон он неминуемо возвращался на крышу Озкорпа. И дело было совсем не в чувстве вины за то испытание, которое он устроил парню. Бесспорно, это было жестоко, но в конечном итоге главное, что тот пришёл в себя. Когда ему всё же удалось разогнуть сложившегося вдвое и раскачивающегося Питера, он не помнил, что именно бесконтрольно слетало с его губ — какие-то слова о концентрации, утешении, облегчении. Парень захлёбывался в слезах и эмоциях, и это зрелище сбивало Джеймса с ног, будто в него запустили танкером. Свалив битву с Аяксом на плечи Ванды и Вижена, он мог только прижимать Питера к себе и нашёптывать что-то на ухо, дожидаясь пока дрожь наконец-то утихнет. И она ушла, а затем хрупкое тело окончательно обмякло. Словно история повторялась, Джеймс доставил Питера в башню и лично передал его бессознательного доктору Чо, однако в этот раз он остался с ним, наблюдая через стекло. Ожидание перед больничным блоком склонило его в сон, и, когда он открыл глаза, Питера уже не было. Ему передали, что все показатели стабилизировались, и он пошёл к себе, но затем на стук в дверь никак не отреагировал. Хотя Джеймс слышал до этого шлепки ног по полу и то, что парень задержал дыхание. Он не хотел, чтобы его беспокоили. Возвращаться в свою спальню было не вариантом. Прислушиваться к каждому движению за стенкой — занятие не из самых приятных. Да и отсутствие дверной ручки и сломанная кровать никак не способствуют комфортному проживанию. Пришлось переехать в гостевой комплекс этажом ниже, который был гораздо просторнее прошлой комнаты и тошнотворно тихий. В этой тишине мозг спускал все тормоза, разгоняясь до предельной скорости по шоссе самобичевания. За три дня он видел Питера один раз. Он постучал, специально еле касаясь костяшками двери и как бы говоря «если не хочешь, не открывай». Была уже глубокая ночь, прошло больше суток, и Джеймс был уверен, что парень знал, кто стоит снаружи, и давал ему возможность проигнорировать себя. Но всё же он не мог перестать кусать губы и унять волнение, гуляющее внутри, словно сквозняк. Один из способов успокоиться — досчитать от десяти до одного. Десять. Девять. Восемь. Какая-то ересь. Семь. Мысленно он уже решил, что по истечении отсчета если и не успокоится, то точно оставит эту затею. На сегодня. Шесть. Тебе почти век, а ты нервничаешь из-за встречи с двадцатилетним парнем. Пять. Он ещё раз оглянулся, провёл по волосам, оттягивая их назад. Грёбанная неизвестность за этой дверью, вот что его пугало. Четыре. Хрень полная. В другой раз. И стоило повернуться боком, щёлкнул замок. Питер выглядел, как… Питер. Тот же парень, с которым он провёл ничтожно мало времени, но достаточно, чтобы успеть запасть в душу. Боже, как я скучаю по тебе… Достаточно времени, чтобы не переставать думать о нём. Чтобы сейчас безмолвно стоять, понимая, что в голове полный вакуум, просто протянуть принесённую папку и увидеть, как парень вздрогнул от одного её вида. Тупой олень. — Думаю, она должна быть у тебя. — Во рту и горле пересохло настолько, что даже слюна не образовывалась, чтобы смочить его. А папка будто увеличивалась в весе под пригвоздившимся к ней взглядом. И когда рука уже готова была опустить предлог для прихода, Питер всё-таки потянулся к ней и ухватил за край, а Джеймс не отпустил. Хоть такое косвенное прикосновение через то, что являлось своеобразным символом произошедшего и конкретно в данный момент проводником электрических разрядов. — Привет. — Привет. — Настоящий парад неловкости. Не хватает сверчков на фоне. — Спасибо? Парень нахмурился, наверное, сам не разобрав, почему у него вышла вопросительная интонация. — Как ты? — Джеймс надеялся, что это прозвучало как можно более буднично. Надо же с чего-то начинать. — Лучше. Наверное… — дополнение было сказано будто самому себе, и стало ясно, что на сегодня всё. Диалог окончен. И Питер мог даже не продолжать говорить, отступая на шаг и прикрывая дверь, ручку которой он так и не отпустил. — Мне там нужно… — Конечно. Джеймс не стал дожидаться, пока просвет в комнату исчезнет. Он пришёл отдать папку — он это сделал. Хотел увидеть Питера — увидел. Убедился, что тот жив, цел. Что ещё сейчас можно от него требовать? Как ни странно, тот Питер был прав — после всего, он ничего Барнсу не должен. — Джеймс! — Глаза прикрылись от окатившего облегчения вперемешку с наслаждением от своего имени, произнесённого этим голосом. Казалось, что он стал даже более мелодичным и звонким. Чистым. Питер в два счета оказался позади него. Как он так быстро преодолел расстояние? Вообще сейчас пофиг. И хоть тот и одёрнул руку, тут же положив её на локоть другой, но факт того, что он хотел дотронуться до Барнса, не остался незамеченным. — Дай мне время. Пожалуйста. — Я дам тебе всё, что ты попросишь. — Хорошо? Джеймс бы потянул с ответом, чтобы ещё немного продлить этот момент, но он видел, как парню тяжело вот так стоять перед ним. И после кивка — конечно же, он согласился на это условие — Питер вернулся обратно. Коридор снова погрузился в мягкий мрак. Он сможет подождать, пока ситуация уляжется, пока Питер разберётся в себе. Сможет, несмотря на невыносимость этого подвешенного состояния, которое будто изнашивало его с каждой новой минутой. Он не сомневался, что мстители с навестившим Землю богом засели в гостиной и устроили тихую (или нет) посиделку. Поэтому меньшим из зол сейчас было прогуляться. И совсем не с целью, чтобы пересечься с Питером. Нет. Он пообещал себе, что не будет его выслеживать. Ему нужно предоставить личное пространство, будет готов — сам придёт. Это было правильно. Это было разумно. И это, однозначно, сводило его с ума. — Ты не присоединишься? — Роджерс нагнал его почти у выхода. От голоса человека, которого он уже поистине считал родным, выдержка моментально пошатнулась. И Кэп, знающий своего друга как себя самого, просто подошёл и сцепил его в крепкое объятие, похлопав по спине. Джеймсу его так не хватало, а он этого и не замечал. Даже отвечать не нужно было, чтобы тот всё понял. К тому времени, когда они дошли до Бэттери-парка, перекусив по дороге, город уже зажегся разноцветными огоньками. Из-за проливного дождя, закончившегося меньше часа назад, газоны с обычно нежащимися на траве парочками опустели, а влажные дорожки блестели в свете фонарей. По закону жанра после шторма наступил штиль, и тихая водная гладь сейчас напоминала тёмный агат. Укромный парк на юге Манхэттена был неким оазисом посреди городской пустыни. Шум мегаполиса мельтешил где-то на заднем фоне, но при желании от него можно было полностью отгородиться. Там же, позади, остались отвлеченные разговоры ни о чем. Теперь в сокровенном уединении свежая прохлада будто проникала через нос в черепную коробку, подхватывая осевшие в ней мысли, и Джеймс почувствовал, как слова сами рвутся наружу, ищут поддержки, понимания. — Прекрати притворяться героем. — Покатав их на языке, Баки как-то совсем обреченно усмехнулся. Он знал, что Стив будет ждать пояснения столько, сколько потребуется. — Фримен сказал мне это на крыше, а я повторил эти же слова Питеру. На эмоциях… Он смотрел сквозь отражение Статуи Свободы, проваливаясь в пучину. Стив был единственным, на кого он мог сбросить грузящее так давно откровение, в котором было стыдно признаться самому себе. Он посвятил жизнь другим людям, которым не было до него никакого дела. Пока они приходили домой с работы к семьям, поступали и заканчивали университеты, праздновали дни рождения и Рождество, он беспрерывно мотался по поручениям ЩИТа. И теперь Джеймсу просто хотелось позволить себе каплю здорового, как ему казалось, эгоизма. — Я не притворяюсь героем, Стив, но… блять, я так устал им быть. Я устал от вечной погони за тенью. Устал заглаживать своё прошлое. Я вроде и перестал быть машиной, а на мне как ездили, так и продолжают ездить… Стив облокотился на периллу небольшого, но широкого моста, смотря в том же направлении, только не на отражение, а на саму достопримечательность. — Пока будет существовать добро, злу всегда будет, что ему противопоставить. — Несвойственная премудрость, как и ожидалось, заставила Баки дёрнуться и оторвать взгляд от водной глади. — Любимое замечание Вижена. — Не стал присваивать себе цитату Роджерс, с удовольствием отметив чуть расслабившееся лицо друга. — Сколько бы мы ни боролись, оно будет выползать на поверхность. Мы имеем право на передышку, Бак. Никто тебя не осудит, у всех есть что-то помимо работы. Джеймс, не до конца веря в услышанное, мотнул головой. — Ты бы видел лицо Фьюри, когда я высказался против участия в операциях! — Просто нужно было присыпать скептицизма, чтобы окончательно не разныться. Всё-таки из них двоих с детства роль нуждающегося в утешении принадлежала Стиву. — К черту Ника. Вот уж кто бы к превеликому удовольствию загнал бы нас в стойла, как лошадей. Ты точно заслужил взять отставку настолько, насколько посчитаешь нужным. Рука весьма ощутимо приложилась о плечо Джеймса, а затем потянула на себя. Хлебом не корми, дай пообниматься. Баки нарочито поёрзал в этом крепком объятии. Нужно было брать себя в руки, пока он совсем не превратился в кисель. Но, несмотря на желание перенаправить разговор в более непринужденное русло, нельзя было игнорировать ещё одну деталь. — Что с Рамлоу? — Джеймсу не нужен был ответ. Поникший вид Стива с самого возвращения говорил об исходе достаточно красноречиво. Он спросил на тот случай, если Стиву нужно было выговориться. — Мёртв. Подорвал себя. Тони успел накрыть его пластинами. «Веронике» пришёл конец, зато никто не пострадал. Можно было бы дать подзатыльник, сказать, что он — не Фьюри, что не просил отчет о миссии. Но разлады со Старком друг предпочитал запечатывать за дверьми их отношений. По сути, так и должно быть. Да и догадаться обо всём самому было не сложно. Видимо, не заметив на лице Стива особой радости от смерти врага, Тони стал рвать и метать. Брок был для него не меньшим химическим реактивом, чем сам Баки в далёкие годы. Через полчаса они уже стояли напротив друг друга в поднимающейся кабине лифта. — Уверен, что не хочешь выпить? Тор — свой парень, без звёздных болезней. — В другой раз. — Ты справился, Бак. — Добавил Стив, когда прозвучал отрывистый сигнал, и двери начали раздвигаться. И разрываясь между манерами и любопытством, он всё-таки тихо спросил, искоса наблюдая за реакцией. — Но он ведь стал не просто миссией? Джеймс покачал головой и, отсалютовав Кэпу, нажал на кнопку верхнего этажа, быстро покинув кабину. Почему-то накатил болезненный горький смех, который не отпускал до того момента, пока он не упал лицом в подушку. Забавно… Забавно, что меня в какой-то степени устраивало то, каким он был. А теперь я не знаю, что творится у него в голове.

***

— Добрый день! — Раздался голос, не успел уняться звон колокольчика. Парень с убранными в пучок дредами учтиво кивнул новому посетителю и продолжил обслуживать выбирающую пирожные девушку, консультируя в вопросе минимального вреда для фигуры того и иного изделия. — Добрый… — раздосадовано ответил Питер, остановившись у двери. Он никак не ожидал увидеть за стойкой кого-то другого. Его жизнь перевернулась с ног на голову, и в новых условиях, казалось, оставалась одна неизменная вещь. Но и она умудрилась ускользнуть. Три дня добровольного заточения в своей комнате прошли как в тумане. Окружённый непроглядной белой дымкой, он боялся пошевелиться, ведь стоило сделать малейший шаг в сторону, как туман рассеивался, открывая предельно ясные воспоминания за прошедшие десять лет. Невыносимые картины, главным участником которых был он сам. И вроде бы всё так просто. Даже преступников не сажают в тюрьму, если в момент совершения преступления они находились в невменяемом состоянии. Это снимает с них всякую ответственность за содеянное. И Питер явно был не в себе. Только вот звучит такое оправдание, как детский лепет. Может, для других оно работает, но лично для него — ни капли. — Вы что-то будете? — Парень с бейджиком «Джейсон», расправившись с посетительницей, теперь опёрся на стойку, вжав голову в плечи, и ждал от него, очевидно, каких-то действий. Этот же взгляд он наблюдал у всех, кто окружал его дома, как только выходил из комнаты. Все от него ждали либо каких-то решений, либо что он, как чахлая средневековая барышня, грохнется в обморок. — Ему двойной американо! — Питер резко обернулся к столику в углу, за которым вальяжно сидела давняя подруга. — Прости, придётся пить не пережаренный, Джей не разделяет мои принципы. Сказать, что стало легче дышать из-за сошедшего с груди валуна, это ничего не сказать. В глазах ЭмДжей не читалось презрения или, наоборот, трепета. Она просто самодовольно улыбнулась своей же издёвке и кивнула головой на стул напротив. — Только не говори, что он ещё и в кофе не плюёт. А почему ты… — Я же не торчу здесь двадцать четыре на семь, Питер, — она сразу поняла его растерянный взгляд на нового баристу, — просто вселенная приводила тебя сюда именно в мою смену. Такое очевидное объяснение. Вместо него ему в голову сразу пришла мысль, что последние события подтолкнули девушку собрать чемоданы и сбежать из проклятого города. Но ЭмДжей и в детстве была ещё тем бойцом, видимо, с возрастом ситуация усугубилась, и теперь её ничем не проймешь. Но всё же ему просто необходимо было начать исправлять ошибки прошлого. — Мишель, прости меня. — Пришлось опустить взгляд в стол. Раньше он смотрел на неё свысока, теперь же чувствовал себя недостойным её прощения. — За всё. Я теперь даже не знаю, что мне нужно сделать, чтобы загладить своё поведение… — Забей. Ты, конечно, был тем ещё мудаком, но я уже поняла, что это был не совсем ты. Мозг уже собирался продолжать искать доводы, почему она не должна так легко спустить ему на нет все выходки, но красноречивое цоканье языком наотрез приказало успокоиться и обратить внимание на идущего к ним Джея с кружкой американо. Когда он вернул внимание на ЭмДжей, та зачем-то истязала шариковой ручкой бордовую салфетку. — Как ты вообще согласилась? — Спросил Питер после глотка кофе и последующего удивления от букета вкуса. Девушка не шутила про свои манипуляции с его заказами до недавнего времени. — Когда тебя ловит после работы бывший киллер и говорит: нет времени объяснять, я должен сбросить тебя с небоскрёба — это немного интригует. И, к тому же, в детстве я мечтала стать актрисой. — Да, я помню. У тебя неплохо получилось. Перед ним снова ожила тихо плачущая ЭмДжей. Её страх в глазах был неподдельным, как и дрожь в теле, сотрясаемом движениями Джеймса. …я дам тебе повод почувствовать. …тебе никто не нужен, никто не важен? Докажи это! Почувствовал. И что теперь? — И что теперь? — Вопрос точно не по адресу. — Я… без понятия. — Создавалось впечатление, что он разговаривает сам с собой. Мишель была поглощена процессом сбора пенки с помощью широкой трубочки со стенок картонного стакана и с виду совсем не слушала ответ на собственный вопрос. И это было самое лучшее, что она могла сделать — не нянчиться. — Всё так странно, с одной стороны, я будто вчера должен был отправиться в поход с родителями. Будто этих десяти лет и не было. А с другой — они были, но я не понимаю, почему делал те или иные вещи. Помню свои мысли… действия… и не могу их объяснить. — Я, конечно, не эксперт, но с патлатым ты вёл себя весьма однозначно. — ЭмДжей отвлеклась от своего занятия, чтобы запечатлеть озадаченную физиономию напротив. — Видела я вас перед кофейней — ты краснел и мялся, как девчонка. Я даже тогда усомнилась в твоем безусловном кретинизме, потому что на мгновение увидела что-то настоящее. Но только на секунду, потом, слава богу, отпустило. — Питер лишь ошеломленно хлопал глазами, не находя слов от такой беспринципной прямолинейности. Мысли под заголовком «Джеймс Бьюкенен Барнс» были специально поставлены в самый конец очереди из пунктов, которые следовало обдумать. По одной причине. От воспоминаний о нём сводило живот, и голова становилась абсолютно пустой. А сейчас ему точно пригодился бы трезвый рассудок, ведь сначала нужно было понять, кто он теперь, каким хочет быть человеком. Вопросы требовали ответов, пара дел — завершения. И он должен был разобраться с ними сам, прежде чем встретиться с Джеймсом. Хотя бы нащупать начало пути. — М-да, вижу тут без бутылки не разберешься. — Опустошённый стакан полетел через плечо точно в стоящее в углу мусорное ведро. — Это не предложение. У меня своих дел навалом, а на улице дождь начинается. — Она провела рукой по столу к Питеру, и, когда убрала её, на светлом деревке осталась бордовая салфетка с криво нацарапанным номером телефона. — Но мы можем договориться о встрече, если захочешь. Девушка, как заведённый волчок, пронеслась по кофейне, по привычке придав лоску приборам на столиках, и Питер уже не был уверен, услышала ли она его согласие. Но перед самым выходом она остановилась. — И Питер, — сведённые брови в знак высшей степени серьёзности. — ЭмДжей. Не Мишель. Сразу после кивка парня она вылетела из кофейни, а Питер так и остался сидеть с идиотской улыбкой на лице, которую машинально подавил, поймав пристальный строгий взгляд баристы. Нет, ну в этой кофейне с подбором персонала явно что-то не так! О том, что он не придал значения брошенной фразе про ливень, Питер пожалел буквально через десять минут. Вызванный на автопилоте лимузин, припаркованный напротив, был абсолютно бесполезен, так как, пока он подъезжал, дождь набрал такую силу, что казалось, если сейчас выйти наружу, тебя расплющит об асфальт толщей воды. Решив просто переждать, он заказал горячий шоколад — давно забытый вкус — и бездумно уставился на непроглядную серую муть за окном. Если судить по сообщению, дома его уже ожидал отец, аккуратно интересующийся его состоянием. Когда Тони и Стив прилетели, Питер ещё мог вернуться домой — он едва ушёл на пару кварталов от башни, но сообщение осталось без внимания. Питер уже забил на проверки уведомлений, которые сотрясали девайс каждую секунду. Вас отметили там. Вас отметили здесь. За-дол-ба-ло. И нет, его имя не задевалось ни в одном посте по сокрушению империи Озкорп. Но где Мстители, там Старк Индастриз. Где Старк Индастриз, там Тони Старк. И, соответственно, за компанию «присобачивали» и Питера. Это одна цепочка. Вторая же шла от известной дружбы золотых детишек двух теперь противоборствующих корпораций. Питера хватило всего на парочку подобных инста-расследований, состоящих из взятых из воздуха догадок и абсурднейших предположений. Но, во-первых, от псевдостатей глаза наливались кровью, а, во-вторых, каждый новый заголовок был гвоздём, вбивающимся в голову. А их в ней и так было нашпиговано немало. Поэтому Питер увидел сообщение от отца, только будучи запертым погодными условиями в кофейне. И выйдя из персонального окна, он уставился на следующий по списку чат. Если открыть его и провести большим пальцем сверху вниз, а потом ещё раз и ещё, можно будет увидеть диалоговые выноски только с правой стороны. И напротив каждой горели двойные галочки. Гарри просто ему не отвечал. Питер понимал, что эгоистично с его стороны рассчитывать на внимание друга, когда в жизни того всё катится под откос. Но такой обрыв связи медленно и упорно грыз совесть. Сколько новых ощущений-то! Ему нужно было убедиться, что Гарри не винит его в случившемся. Однако всё указывало на то, что по-другому и быть не может. Является чувство вины её доказательством? На этот вопрос он не хотел отвечать. Фактически он сам был жертвой. Вернее, совершенно точно он ею и являлся. Норман чужими руками убил его маму и папу, сделал из него подопытного. Заставил пройти его через столько пыток. В каждом неправильном решении Питера виноват отец Гарри. Но будет ли до этого дело человеку, который в данный момент теряет единственного родителя. Питер был более чем уверен, что нет. И он не мог представить себе, как об этом рассказать Гарри. И стоит ли? Да, десять лет назад он остался сиротой, но сейчас у него есть семья. Которую он, к сожалению, не ценил, но теперь чувствует тёплое облегчение от одной мысли о доме. А у Гарри не останется никого. И только это имеет значение. И он знал своего друга, его привычки справляться со стрессом. Ему хотелось быть с ним в это тяжелое время, но, очевидно, для Гарри он был причиной этих тягот. И, наверное, лучше бы Питер не сыпал соль на рану и не направлялся прямиком к Озборну после окончания ливня, но, видимо, одной из его новых черт было лезть со своей помощью наперекор здравому смыслу. — Питер? — Слава богу, здесь Нейт. — Слушай, найти момент неудачнее надо ещё постараться, — Арчибальд, вытягивая шею, обернулся внутрь пентхауса и, как бы извиняясь, склонил голову в знак того, что не может его впустить. — Кого там принесло?! — Ещё один знакомый голос. Басс. Ну, по крайней мере, Гарри не один. — Соседи просят быть потише! — Ответная реплика, не отличавшаяся терпением и цензурностью, растворилась в безразличии. — Пит, тебе не стоило приходить. Гарри не хочет тебя видеть. — Полагаю, это ещё мягко сказано… — ответом ему послужили поджатые губы. — Как он? — Если я в скором времени не вернусь, то общество наедине с Чаком обернётся передозом. — Это могло бы испугать, если бы Питер не знал, кто перед ним стоит. Нейт понимающе похлопал его по плечу, протянув руку через порог. — Всё херово, но под контролем. — Гарри говорил что-нибудь конкретн… Вопрос повис в воздухе. — Нейт, все соседи сейчас либо на Бали, либо… Пит? — Гарри уверенной походкой практически сшиб Нейта и, вцепившись в него, замер с выпученными глазами, направленными на гостя. Его лицо в данный момент являлось бы неоспоримым доказательством кровного родства с отцом, если кто-то бы в этом усомнился. — Ты в край охуел приходить сюда?! Озборн, сдерживаемый блондином, ринулся к Питеру, и тот был бы сейчас даже готов получить по морде, если другу от этого станет легче. — Да в норме я, Арчибальд! Убери руки. — Голос Гарри был абсолютно трезвым и холодным. Он выпрямился, стараясь казаться как можно выше. — Оставь нас. Дверь захлопнулась, отгораживая тепло квартиры от прохладной лестничной площадки, расслабляющие звуки хауса от пронизывающей тишины. И внезапно Питер осознал, что он не будет извиняться или оправдываться. Не потому, что ему противно от этих действий, как раньше, или это не в его принципах. Просто ему не за что. Он хочет поддержать друга, помочь пройти через навалившееся, но если тот не захочет принимать помощь, то он ничего не сможет сделать. Но злость, с которой смотрел на него Озборн, вводила в заблуждение. Он, конечно, предполагал, что Гарри винит его, но условно. За косвенную причастность к мстителям. А эта ярость была направленная, будто он собственным пальцем ткнул на Нормана и на всю страну вещал обвинения. — Ты был там. — Брови сами дернулись от удивления. — Ох, не надо стоить из себя невинность, на мне твои фокусы не прокатят. Ты был в ту ночь в Озкорп, Гвен видела тебя поднимающегося на крышу. Ничего не хочешь мне рассказать? Белки глаз покраснели, и в них был такой упрёк. Гарри был раздавлен, ему нужен был козёл отпущения, тот, на кого можно сбросить всё своё горе. И Старк был готов выступить в этой роли, если от этого друг сможет жить дальше, если, чтобы помочь ему, Питер должен отойти подальше, то пусть так и будет. — Нет. — Почему? Я не заслуживаю объяснения, что ты делал там с мстителями? Почему мой отец за решёткой в ожидании суда? Ты меня вообще ни во что не ставишь, как всех остальных? — Ты даже не представляешь, насколько это не так. — Тогда объясни! Пусть так. Пусть злость хоть немного выльется из него. Может, тогда она не сожрёт его заживо. — Не могу. От меня ты этого не услышишь. Смех Гарри отразился от стен, распространившись на несколько этажей ниже. — На что я, блять, рассчитывал, связываясь с таким эгоистом? Тебе вообще плевать на всех кроме себя. — Слова-пули. Некоторые вылетали насквозь. Некоторые застревали в грудине. — Бывай, Старк. Чтобы с твоей семьёй поступили так же. Возможно, Гарри пожалеет об этом. Через несколько месяцев. Будет вспоминать последние слова, сказанные бывшему другу, просматривая копию судебного дела, которое ему удалось заполучить, несмотря на гриф «совершенно секретно». Может быть, после долгих лет ремиссии у него начнётся приступ астмы, когда он прочтёт строки о виновности отца в смерти Ричарда и Мэри Паркер. Об экспериментах над маленьким мальчиком, в котором без сомнений распознается парень, с которым они провели бок о бок четыре года. И скорее всего он будет задыхаться, а на языке будет жечь горькая соль слёз от ни с чем не сравнимой боли и сожаления. Но этого мы не увидим. А сейчас Питер шёл домой к своей семье по мокрому тротуару, наслаждаясь приятной свежестью после шторма и полупустыми улицами. Он чувствовал себя живым. В груди покалывало от обиды, но сейчас верным решением было пожертвовать нуждой доказать собственную правоту. В ущерб гордыне, которая точно не привыкла к подобному. Но он сможет это пережить. Ему никогда так не хотелось домой. Увидеть отца, Стива. Сказать им спасибо за всё. Даже Соколу хотелось пожать руку и впервые выслушать, как у того дела на лётном фронте. А потом просто подойти к Джеймсу и вцепиться в него со всей своей нечеловеческой силой. Они всё обсудят, и что-то подсказывало, что у них будет много времени.